Я была Евой, Эзабель и Мессалиной, я была матерью всех блудниц, я была женщиной. Все мужчины в мире не смогли бы утолить в ту ночь моих желаний... – Селеста сжала руку Джона Хайса. – Я даже не услышала, что Дон поднимается по лестнице. Он вошел в комнату и увидел нас – меня и Пабло. В ящике туалетного столика лежал револьвер. Мне показалось, что Дон собирается убить нас обоих. Но когда он повернулся, чтобы подойти к столику и взять револьвер, Пабло выхватил нож из кармана и всадил в Дональда.
Селеста теперь не плакала. Она говорила ровным голосом, лишенным красок, голосом, который бывает у человека в несчастье или при полном безразличии к происходящему.
– Потом Пабло бросил нож на стол и, шатаясь, уставился в одну точку. Когда я осознала, что случилось, то схватила нож и ударила им Пабло. Все мое возбуждение мгновенно прошло, шум в ушах прекратился. Я осталась одна с двумя мертвыми мужчинами, одного из которых я любила. Я неподвижно сидела на кровати. Так проходили часы, а я не знала, что мне делать. Потом я оделась, села в машину Пабло и поехала к Тамаре. Я надеялась, что она убьет меня. Вместо этого Тамара вернулась со мной в коттедж и плюнула в лицо мертвому Пабло. Потом она, помня, что у меня растет Элеана, решила, что я привезу тело Пабло к ней домой, а она уедет. Но она не захотела помочь мне, и пришлось мне самой одевать Пабло и волочить его до машины. Возле Дона валялся его бумажник. Там лежали деньги. Я хотела дать денег Тамаре, но она чуть не ударила меня. Потом она устроила весь этот беспорядок у себя в доме и уехала на машине. Больше я никогда не видела ее, – Селеста посмотрела на Коннорса. – Кто-то описал, что представляла собой их квартира, не так ли? Это одна из причин, по которой вы догадались...
Будучи не в силах произнести хотя бы слово, Коннорс утвердительно кивнул головой.
– Потом я вернулась домой, – продолжала Селеста. – Тогда ты плакала, Элеана, и хотела пить. Я напоила тебя и вернулась в комнату, где лежал Дон. Я еще плохо осознавала случившееся, и у меня мелькнула безумная мысль, что если я зарою Дона в саду, то навсегда сохраню его для себя. Так я и сделала. Но Мак и еще кое-кто заметили Дона на вокзале. Таким образом, когда на следующее утро Джон обнаружил тело Пабло и выяснилось, что Тамара исчезла, все дурные языки в городе решили, что Дон и Тамара сбежали, и все стали жалеть меня. Джон, ведь вы никогда ничего не знали и не подозревали меня, правда?
– Нет, все эти годы ничего не подозревал, – покачал головой Хайс. – Было у меня легкое сомнение – эти посылаемые пятьдесят долларов так не похожи на деяние Дона. Если бы он преуспевал в Мексике, то посылал бы Элеане гораздо больше, а если бы ему приходилось туго, то он не посылал бы совсем ничего. И потом это письмо мне и деньги... Оно пришло как раз тогда, когда я собирался ехать в Мексику искать Дона. Потом случалось, что время от времени вы, Селеста, странно смотрели на меня, и я пытался поверить, что вы любите, но отказываетесь от меня, потому что между нами существует нечто вроде стены, что-то, о чем вы не хотите или не можете мне рассказать.
Селеста обратилась к Хайсу.
– Джон, я уже давно люблю тебя. И я любила тебя, когда выходила замуж за Дона. Просто его я любила сильнее, вот и все. Но если я могла обмануть его живого, то мертвого – никогда. За исключением двух раз – с Сезаром Санчесом, – добавила она дрожащим голосом. – Первый раз – когда просила его отправлять деньги, а второй – в Урапане, когда я убила адвоката. Я не могла просто протянуть тебе деньги, не объяснив, откуда они и что произошло. А когда я уже сторговалась с этим Санчесом, стало поздно отступать назад.
– А как вы вошли в сделку с Санчесом? – спросил Коннорс.
Селеста пожала плечами.
– Это произошло в то время, когда я продавала женское белье и косметику. Одна из поездок привела меня в Лоредо. Там и пришла мне эта мысль. Так что когда я приехала в Мексику, то попросила одного служащего порекомендовать мне мексиканского адвоката, говорящего по-английски или по-французски. Он направил меня к Санчесу, сказав, что это опытный адвокат. И он действительно оказался таковым. Он выдрал у меня правду и отлично пожил все эти годы на деньги Дона. Ничто бы не раскрылось, если бы Элеане не вздумалось ехать в Мексику за свидетельством о браке. А ведь его я похоронила вместе с Доном. Я должна была все предусмотреть. Но однажды семена мака, лежащие в кармане Дона, взошли. И выросли цветы. Это Дон сообщал мне, что прощает, что пытается утешить...
Селеста встала, прошлась по комнате и снова вернулась в кресло.
Коннорс захотел кое-что уточнить.
– А медальон, который я и Элеана видели в руке Санчеса? Это вы его туда вложили?
– Нет, – покачала головой Селеста, – наоборот, я пыталась отобрать его у Санчеса. Дон не надел его, когда поехал в Калифорнию, а взял новый, который я ему подарила. Старый медальон лежал у меня в сумочке, когда я в первый раз поехала в Мексику. Санчес отобрал его у меня и носил все время, говоря, что это память о его маленькой индюшке-американке. – Селеста повернулась к Хайсу. – Ну, что ж, Джон, было бы лучше, если бы вы пригласили шерифа Томсона.
Хайс все еще стоял на коленях возле кресла Селесты. При этих словах он встал и внимательно посмотрел на нее. Она спустила с плеча платье и показала огромный синяк.
– Вот доказательство, что именно я убила Макмиллана. И я признаюсь в том, что подожгла коттедж и пыталась убить мистера Коннорса! О, я очень ловко взялась за это дело. Поехала в кинотеатр, вошла через парадный вход, а вышла через запасной. В машине я сняла всю свою одежду, чтобы на ней случайно не осталось пятен крови или каких-то других следов. Когда убиваешь в третий раз, делаешься осторожным. Когда же лампа выпала из рук мистера Коннорса и вспыхнул пожар, я испугалась и убежала, не доведя дело до конца, как в прошлый раз. – Селеста прижалась к плечу Хайса и зарыдала. – Ну? Почему вы не зовете шерифа? Я же призналась во всем. Я стала причиной смерти Дона и убила Пабло, Санчеса и Макмиллана. Я отвратительная женщина и должна понести наказание.
Хайс нежно гладил плечи рыдающей женщины, прильнувшей к нему, и смотрел поверх ее головы на Коннорса. Его лицо выражало покой. У него вызрел какой-то план.
– Согласны ли вы дать нам сорок восемь часов свободы? – спросил он у Эда.
Коннорс покачал головой.
– Вы сошли с ума? Хайс, вы не сможете вытащить ее из этой истории!
– Я хочу попробовать. В Сан-Луисе есть международный аэропорт. За двое суток мы будем уже далеко.
– Возможно, но в Мексике по-прежнему меня ждет тюрьма...
– Вам не нужна Селеста. У вас есть могила Дона и Элеана, чтобы подтвердить всю историю.
Элеана не хотела смотреть на мать.
– Когда меня спросят, я скажу всю правду.
Селеста подняла голову.
– Ну, разумеется, Элеана! Ничего другого я и не прошу у тебя. – Она протянула руку, чтобы дотронуться до дочери, но затем передумала. – Ты очень любишь мистера Коннорса?
– Да, очень, – ответила Элеана, не глядя на нее.
– Я очень рада.
– Ну, так что ж? – спросил Коннорса Хайс.
Коннорс решил попытаться разубедить Хайса и отговорить его от этого плана.
– Это бессмысленно, Хайс, вас найдут. У вас никогда не будет больше недели или, в крайнем случае, месяца покоя!
– Это уже много. Я люблю Селесту вот уже двадцать четыре года. Может, мне удастся подыскать для нее безопасное место.
А если мы останемся здесь, она угодит на электрический стул или ее приговорят к пожизненному заключению.
– Она убила трех человек.
– По ошибке только одного.
– А как отнесется к этому Блу-Монд?
– Тем хуже для Блу-Монда, – ответил Хайс. – Я властвовал в Блу-Монде почти столько же времени, сколько люблю Селесту. Теперь пусть кто-нибудь другой играет здесь роль Господа Бога. И почему бы эту роль не сыграть вам, если вы дадите мне эти сорок восемь часов?
Коннорс вопросительно посмотрел на Элеану.
– Решать должен ты, Эд, – ответила она на его немой вопрос.
– Но Селеста – твоя мать.
– Она пыталась убить тебя. Я ее ненавижу.
– Нет, Джон, оставим это, – вмешалась Селеста. – Мне совершенно безразлично, что со мной произойдет.
– Но мне не безразлично, – возразил Джон Хайс. – У меня теперь есть на что тратить деньги, которые я честно заработал и держал здесь, в доме. Мы вылетим из Сан-Луиса на Майами, из Майами сможем добраться до Боготы или, может, сразу до Кито. От Кито...
– Так-так! – оборвал его Коннорс и повернулся к нему спиной. – Вам незачем рассказывать мне все это, я не хочу ничего слышать!
– Значит, вы даете нам сорок восемь часов?
– Да, я даю вам сорок восемь часов. Но вы не сможете вытащить ее из этой истории.
– Я пойду на риск. И я не забуду этого, Коннорс!
Потом за спиной Эда разгорелся жаркий спор. Хайс настаивал, а Селеста отказывалась. Затем Селеста громко проговорила:
– Хорошо, Джон, я согласна, но только потому, что ты хочешь этого. Пойду соберу немного вещей. Один чемодан.
Селеста поднялась по лестнице и вскоре вернулась со своим багажом. Хайс помог ей надеть плащ и открыл дверь. Селеста устремилась в темноту, потом остановилась, повернулась и проговорила:
– Благодарю вас, мистер Коннорс! Прощай, Элеана!
– Прощай, мама! – прижавшись лицом к груди Коннорса, откликнулась Элеана.
Дверь закрылась, и они остались вдвоем.
Коннорс подождал, пока шум отъехавшей машины Хайса затих вдали, сел в кресло и посадил Элеану к себе на колени. Она вытерла свои слезы его галстуком.
– Ты веришь, что дяде Джону удастся вытащить ее из этой истории?
Коннорс еще сильнее прижал ее к себе и поудобнее устроил на своих коленях.
– Этого я не знаю. Во всяком случае, с деньгами Хайса у них есть кое-какие шансы. Гораздо больше шансов, чем у нас с тобой.
Элеана потерлась носом о щеку Коннорса.
– Ты посмотри, что с нами произошло!
Коннорс прикурил сигарету и предложил первую затяжку Элеане.
– Да, ты тоже посмотри, что с нами случилось!
Прежде чем вернуть сигарету, Элеана сильно затянулась.
– Одна сигарета – один человек! – сказала она и протянула ему губы для поцелуя.
Коннорс бросил взгляд на входную дверь.
– А Лаутенбах? Он все еще не вернулся?
Элеана сморщила нос.
– А, ты о нем!
"Довольно забавно быть Господом Богом!" – подумал Коннорс.
Потом наступило молчание, нарушаемое только дождем, барабанившим по крыше. Они были одни на всем свете, во всей Вселенной...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24