Глава 15
Удушающая жара стояла слишком долго, и все ждали дождя. Но он начался внезапно. Выйдя из цветочного магазина, расположенного рядом с отелем, Коннорс выехал на машине из города и двинулся по дороге, ведущей к дому Джона Хайса. Было немногим больше девяти часов вечера, когда Эд остановил машину метрах в пятидесяти от магистрали и пешком через поле направился к дому. Не прошел он и десяти метров, как промок до нитки. Дождь барабанил по полям его шляпы и стекал по лицу и рукам. Но ему это нравилось. Было свежо, бодро и чисто.
Перед домом стояли четыре машины – "линкольн" Джона Хайса, "ягуар" Аллана Лаутенбаха, новый "бьюик" Элеаны и "плимут" модели тысяча девятьсот тридцать девятого года. Из-за дождя окна в доме были прикрыты. Прижавшись к дереву, Коннорс наблюдал за семейным обедом. Сцена была такая же, как и накануне. Лаутенбах говорил один. Селеста делала вид, что слушает, а Элеана скучала и выглядела чем-то озабоченной. Она терла себе губы, щеки, проводила рукой по волосам. Казалось, Хайс тоже нервничает. Он делил свое внимание между Селестой и прикрытыми окнами. Один раз он даже встал и совсем закрыл одно из них. С левой стороны его пиджака все еще оттопыривался внутренний карман.
Покинув свой наблюдательный пост, Коннорс пересек лужайку и встал под окном, прижавшись к стене. Отсюда он ничего не видел, но мог слышать, о чем разговаривали в столовой.
– Грязная дыра это старомодное Монте-Карло, – вещал Лаутенбах. – В особенности это стало заметно после войны. О, конечно, мы туда заедем, но люди, главным образом, едут в Беарриц. Я имею в виду тех людей, с которыми нам предстоит путешествовать.
– Аллан, а что вы делали во время войны? – Голос Элеаны наводил на мысль, что она чем-то обеспокоена.
– Ну, что... Я, разумеется, работал вместе с отцом. – Лаутенбах казался удивленным таким вопросом. – И потом мы организовывали приемные дни в Вашингтоне. У нас были контракты с армией и флотом. Дело касалось питания людей.
– А!.. – сухо протянула Элеана.
"Тише, малышка, – подумал Коннорс, – не забивай свою красивую головку подобными мыслями. Ты ведь собираешься замуж за этого парня, не забывай это!"
Селеста нарушила неловкое молчание возбужденным возгласом.
– О, новый фильм Уолта Диснея идет в "Плей Хаусе", цветной. Элеана, не хочешь посмотреть?
– Нет, мама, – ответила Элеана. Послышался звук отодвигаемого стула. – Извините меня, Аллан, но я хочу пройти к себе. Мне что-то не по себе. То ли из-за купания, дождя или коктейля, или вообще неизвестно отчего у меня разболелась голова. Вас не очень огорчит, если сегодня мы не поедем в "Гранд"?
По паркету прошуршал следующий стул.
– Ну, конечно, нет, Элеана! Идите отдыхайте, – рассмеялся Лаутенбах. – И не беспокойтесь обо мне. Я один попозже поеду в "Гранд" и там немного поиграю. – Потом он обратился, вероятно, к Джону Хайсу. – Нам вчера повезло. Элеана проиграла несколько долларов, зато я выиграл почти две тысячи...
– Мне нужно будет поговорить с Мики, – впервые с того момента, как Коннорс занял свой наблюдательный пост, заговорил Джон Хайс. – Если вы снова станете выигрывать, он не будет вам мешать. Он захочет войти к вам в доверие, чтобы потом получше ощипать вас. Мики всегда был самым ловким в карточных делах, я неоднократно испытывал это на себе.
– В конце концов, речь ведь идет лишь о деньгах! – засмеялся Лаутенбах.
Элеана пожелала спокойной ночи матери, дяде и Аллану. Между каждым пожеланием спокойной ночи возникала пауза, и Коннорс представил себе, как Элеана по очереди целовала всех. Когда очередь дошла до Лаутенбаха, Коннорс почувствовал холодок в желудке – он сам подвергал себя испытаниям.
– А вы, Джон? – спросила Селеста, когда Элеана покинула комнату. – Вы ничего не имеете против кино?
– Нет, не сегодня. – Хайс казался утомленным. – Я должен поехать в город, чтобы заняться неотложным делом, и с удовольствием отвезу вас на своей машине.
– В этом нет необходимости, – заявила Селеста, и ее французский акцент в этот вечер был очень заметен. – Когда Аллан с Элеаной заехали за мной в коттедж сегодня вечером, я попросила их остановиться у мастерской, чтобы узнать, готова ли моя машина. Оказывается, ее уже отремонтировали. Все, что следовало заменить, какие-то детали, они заменили. Вот поэтому она и расходовала столько масла, – добавила она с недоумением в голосе. – А теперь посмотрим.
– Вы очаровательны, миссис Хайс! – снова рассмеялся Лаутенбах. – Если бы я не был влюблен в вашу дочь, я обязательно влюбился бы в вас!
– Может быть, пройдем в гостиную? – сухо вымолвил Хайс.
Коннорс под дождем вернулся к своему автомобилю. Он узнал все, что хотел узнать – где обитатели дома Хайса проведут последующие часы или, по крайней мере, собираются это сделать. Проезжая мимо Блу-Монда, он увидел свет в конторе шерифа Томсона и разглядел силуэт самого шерифа. Видимо, Томсон все еще ждал ответа на свою телеграмму, перехваченную Джоном Хайсом.
Все окна коттеджа оказались закрыты, за исключением одного, в котором виднелась щель в два пальца толщиной. Ставни плотно прикрыли, но между ними все равно пробивался свет, который не мог быть ничем иным, как светом от керосиновой лампы.
Свет заинтересовал Коннорса. Ему показалось, что он понял, что к чему. Проблема, стоящая перед ним, должна была разрешиться сегодня или никогда. Шериф Томсон, не получив телеграммы, не выполнил приказ, и прокуратура Нью-Йорка могла забеспокоиться и послать в Блу-Монд специального агента. Коннорс отъехал от коттеджа на добрую четверть километра, потом оставил машину на обочине и под дождем вернулся к дому. Не было никакой необходимости идти тихо – дождь заглушал все шорохи.
Приблизившись к коттеджу, он остановился в тени террасы, чтобы немного освоиться и стряхнуть с полей шляпы воду, прежде чем попытаться войти в переднюю дверь. Она оказалась запертой на ключ, и под ковриком его не оказалось.
"Еще одна приманка, – подумал Эд. – Нужно создать препятствие мухе, стремящейся в дом паука. Муха не должна надеяться, что для нее будет открыта дверь в дом человека, подозреваемого в тройном убийстве!"
Коннорс обошел вокруг дома и обнаружил кухонное окно, не закрытое ставнем. Он открыл его и влез на подоконник, на котором постоял некоторое время, пока его глаза не привыкли к темноте, более плотной, чем снаружи. В кухне царил запах застоявшегося, нежилого помещения. Под окном находился стол. Коннорс сел на него и снял свои мокрые ботинки, прежде чем ступить на пол. Ведь вполне возможно, что он ошибся и Дональд Хайс ждет его в комнате с лампой.
Внутри шум дождя был даже сильнее, чем на дворе. Дождь сердито стучал по крыше, бил по окнам и ставням. Коннорс попытался зажечь спичку, но его руки были мокрыми, а коробка отсырела. Он бросил спички и взялся за револьвер, лежащий в кармане. Кухня выходила в маленькую столовую, а столовая – в не менее маленькую гостиную. Желтый свет лампы давал достаточно света, чтобы Коннорс мог различить убранство гостиной. Мебель оказалась хорошей, со вкусом подобранной. Кресла выглядели вполне комфортабельно. Там лежали журналы, а плюшевый потрепанный медвежонок, вероятно принадлежавший Элеане, вместе с куклой сидел в маленьком кресле. Горло Коннорса сжалось – Селеста сохранила эту комнату такой же, какой она была двадцать лет назад.
Эд дошел до лестницы и прислушался. За исключением шума дождя на крыше со второго этажа до него не доносилось никаких звуков. Он шагнул на первую ступеньку. Лестницу когда-то крепко сколотили и она не скрипела. Может, было бы лучше, если бы плотник оказался менее добросовестным. Эд поднялся по ступенькам и достиг лестничной площадки, которая, расширяясь, переходила в нечто, напоминающее маленькую прихожую. Оттуда вели две двери. Сейчас они были открыты. В одной комнате, выходящей на задний фасад дома, стояла маленькая кровать и кресло, похожее на то, которое находилось в гостиной. В другой комнате на столе, как раз позади двери, стояла лампа. Была там и двуспальная кровать, придвинутая к стене. Перед окном находился ночной столик с подсвечником и Библией. Кровать была застелена, но покрывало носило следы лежавшего тела и было разорвано у изголовья.
Коннорс осмотрел окурки, лежащие в пепельнице. Половина их была испачкана губной помадой. Сквозь открытые занавески гардеробной Коннорс увидел много мужской одежды. Дональд Хайс, как и Тамара, не имел возможности уложить чемоданы. Эд сел на кровать и взял Библию. Она оказалась старой и потрепанной, и сама раскрылась на странице, которую, видимо, часто читали. Эта страница со стихами восемь, девять и десять оказалась чуть-чуть испачканной; читающий, видимо, водил пальцем по строчкам. Коннорс положил револьвер на кровать и принялся за чтение.
8. И задал Каин вопрос брату своему, Авелю, но потом бросился на него и убил его.
9. Сказали родители Каину: – Где брат твой Авель?
Он ответил: – Разве я сторож брату моему?
10. И сказал Бог: – Что ты сделал? Кровь брата твоего взывает ко мне с земли!
Коннорс положил Библию и взял револьвер, потом, слишком взволнованный, принялся расхаживать по маленькой комнатке, время от времени бросая взгляд в прихожую, чтобы убедиться, что никто не поднимается по лестнице. В ящике туалетного столика, стоящего в углу, он обнаружил пачку писем. Они были перевязаны красной лентой, и это напомнило ему черновики, которые хранила Элеана. "Скажем, это на память. Я перевяжу их красной лентой".
Коннорс снова сел на кровать и снял красную ленту. Первое письмо было от Дональда, которое тот написал вскоре после свадьбы с Селестой, Почерк оказался твердым, мужским и походил на тот, которым было написано письмо, показанное ему в банке Джоном. Коннорс положил его на кровать и принялся читать другое. Оно было написано на следующий день после рождения Элеаны. В нем Дональд Хайс писал о своей любви к жене и радости по случаю рождения дочери. Как и первое письмо, оно носило следы слез.
Эд положил второе письмо на кровать и хотел было взяться за третье, как вдруг ему показалось, что какая-то дверь открылась и тут же захлопнулась. Схватив револьвер, он вышел на лестничную площадку и спустился по лестнице. У него создалось впечатление, что струя чистого воздуха смягчила затхлую атмосферу гостиной. Но входная дверь все так же была заперта на ключ. В гостиной Эд никого не обнаружил.
Весь в холодном поту, Коннорс обследовал столовую и кухню, но никого не нашел. Видимо, шум, который ему послышался, явился результатом расшалившихся нервов. Совершенно измученный, как после тяжкого труда, Коннорс снова поднялся по лестнице и вернулся в комнату.
Два следующих письма не заинтересовали Эда – в них не было ничего такого, чего бы он не знал. В одиннадцатом, предпоследнем письме Дон усиленно молил Селесту о прощении за то, что ударил ее. Это письмо Дон написал в отеле "Оклахома-Сити", но так как на конверте не было ни почтового штампа, ни погашенной марки, Коннорс предположил, что Дональд Хайс сунул его под дверь своей жене или подбросил на туалетный столик в цирке, пока Селеста переодевалась. Как и другие письма, это тоже было залито слезами. Коннорс положил его на уже прочитанные письма и принялся за последнее. Бумага была с маркой отеля в Балтиморе, а на конверте стоял почтовый штамп от 16 февраля 1931 года. Письмо начиналось в радостном тоне:
"Моя дорогая!
Похоже, дело в шляпе. Сегодня я завтракал с Мак Гиври в "Голливуд Браун Дерби" и мне показалось, что он вполне удовлетворен теми гарантиями, которые мы можем предложить и..."
Письмо продолжалось в деловом тоне – о заинтересованности его и Джона в сроках платежей. Потом Дональд Хайс переходил к общим впечатлениям. Он впервые попал в Калифорнию, некоторые вещи его ошеломили, и он детально описывал их Селесте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24