— спросила Джина.
— Конечно нет. Эти слухи стала распространять мать Рени. И уж поверьте мне, она отлично знала, что делает! Вспомните: на пистолете были отпечатки пальцев Рени. Мы с мамой всегда считали, что это именно она стреляла в ту ночь. А что касается Кэрри... Знаете, костлявые пальцы пианистки могут обладать недюжинной силой! Я бы не удивилась, узнав, что она сама ударила бедную малышку...
Глава 20
Потягивая светлое пиво, Сэм бесцельно разглядывал толпу в теннисном клубе Палм-Спрингс. Он повернул голову и, поймав взгляд дочери, улыбнулся. Карен унаследовала масть матери: темный загар только подчеркивал белокурый цвет ее волос. Ее ладонь покоилась на руке мужа.
Томас Велтон Сноу-младший очень приятный парень, подумал Сэм. Правда, семья его, на взгляд Сэма, была чересчур уж светской и скучноватой, но он искренне радовался удачному замужеству дочери.
За время пребывания в Калифорнии Сэма успели представить нескольким необычайно привлекательным дамам средних лет — вдовам, соломенным вдовам и просто одиноким женщинам, делающим карьеру. Любая из них была бы не прочь избрать себе спутника жизни, но эти знакомства вызывали у Сэма лишь растущее нетерпение. В глубине души усиливалось ноющее болезненное ощущение неуместности своего присутствия здесь.
Но где, ради всего святого, теперь его место?
В Вашингтоне — вот где. Он был рад возможности побыть с Карен, но ему быстро опостылели новые знакомства, все эти люди, которых она считала такими славными.
«Моей дочери двадцать четыре года, — думал Сэм. — Она замужем и счастлива. Она ждет ребенка. А мне совсем ни к чему знакомиться со всеми сорокалетними дамами Палм-Спрингс, мечтающими о замужестве».
— Папочка, ты не мог бы перестать хмуриться?
Карен привстала, наклонилась через стол, поцеловала его и снова уселась рядом с мужем, который тут же обнял ее за плечи. Сэм окинул взглядом их сияющие лица. Через день-другой они пресытятся его обществом.
— Родная, — доверительно обратился он к Карен. — Помнишь, ты спрашивала, не думаю ли я, что президент назначит заместителем Абигайль Дженнингс, а я ответил: «Не знаю». Наверное, я слукавил. Думаю, она самый вероятный кандидат.
После этих слов все присутствующие буквально впились в него глазами.
— Завтра вечером сенатор устраивает рождественский ужин у себя дома; там, конечно, будут корреспонденты. Думаю, в телепрограмме про Абигайль Дженнингс вы увидите фрагменты этого приема. Она просила меня приехать. Если ты не возражаешь, я приму ее приглашение.
Его выслушали с пониманием, и свекор Карен тут же попросил прислугу принести расписание авиарейсов. Если Сэм завтра вылетит из Лос-Анджелеса восьмичасовым утренним рейсом, то будет в национальном аэропорту в половине пятого по времени восточного побережья. Как интересно получить приглашение на ужин, который снимают для телевидения! Все они будут с нетерпением ждать выхода программы в эфир.
Только Карен сидела молча. Потом она рассмеялась и сказала:
— Брось трепаться, папочка. До меня дошел слушок, что сенатор Дженнингс положила на тебя глаз.
Глава 21
В девять минут десятого Пэт и миссис Тэтчер ушли с приема. Они молча брели по улице, и только у самого дома миссис Тэтчер тихо произнесла:
— Не могу выразить, как я сожалею, Пэт...
— Что в словах этой женщины правда, а что — досужие домыслы? Я должна знать. — В ушах Пэт все еще звучали обрывки фраз: «... истеричка... костлявые руки... бабник... мы думаем, она сама ударила бедную малышку...» — Мне просто необходимо выяснить, как это произошло. — Твердо сказала она.
— Пэт, эта женщина — злобная сплетница. Она отлично понимала, что делает, когда затеяла разговор о прошлом в присутствии журналистки из «Вашингтон трибюн».
— Она, конечно, ошибается, — произнесла Пэт без всякого выражения — монотонно и вяло.
— Ошибается?
Они стояли у калитки Лайлы. Пэт посмотрела через улицу на свой дом. Несмотря на свет, горевший на нижнем этаже, дом казался мрачным и пустым.
— Видите ли, я кое-что вспомнила. Теперь я абсолютно уверена, что, когда в ту ночь вбежала в гостиную, я споткнулась о тело матери. — Пэт повернулась к Лайле. — Многообещающая наследственность, правда? С одной стороны, истеричка-мать, которая, очевидно, считала меня обузой, с другой — спятивший отец, который пытался меня убить. Просто сердце радуется...
Лайла промолчала. Дурное предчувствие вновь напомнило о себе. Она вздохнула:
— Ох, Кэрри, как бы я хотела вам помочь!
Пэт сжала ее руку.
— Вы и так помогаете мне, Лайла.
* * *
В библиотеке призывно мигал индикатор автоответчика. Пэт перемотала пленку и прослушала сообщение: «Говорит Пелхэм. Сейчас семь двадцать. У нас кризис. Как только попадете домой, невзирая на время, позвоните сенатору Дженнингс, 703-555-0143. Встретимся там. Это приказ».
У Пэт внезапно пересохло горло. Она набрала номер. Занято. После трех попыток она наконец прорвалась. Трубку снял Тоби.
— Тоби, это Пэт Треймор. Что случилось?
— Многое. Где вы?
Дома.
— Хорошо. Мистер Пелхэм пришлет за вами машину. Минут через десять.
— Тоби, что произошло?
— Мисс Треймор, возможно, вам придется кое-что объяснить сенатору. — Он положил трубку.
Через полчаса служебная машина Пелхэма, доставившая Пэт, остановилась перед домом Абигайль Дженнингс. По дороге девушка терялась в догадках, но все они сводились к одному неутешительному выводу: произошло нечто такое, что еще больше расстроило Абигайль или поставило ее в неловкое положение, и это нечто вменят в вину ей, Пэт.
Мрачный как туча Тоби, открыл дверь и провел Пэт в библиотеку. Собравшиеся молча сидели за круглым столом, словно на военном совете. В тягостную, гнетущую атмосферу совершенно не вписывались веточки омелы, украшавшие камин.
Миссис Дженнингс, напоминавшая в эту минуту мраморного сфинкса, смотрела куда-то сквозь Пэт. Справа от сенатора расположился Бакли; длинные жидкие пряди его волос были в беспорядке и больше не скрывали аккуратную плешь на макушке.
Щеки Лютера Пелхэма покрывали багровые пятна. Он явно был на грани апоплексического удара.
«Это даже не суд, — подумала Пэт. — Это инквизиция. Моя вина кажется им доказанной. Но в чем я провинилась?»
Не предложив Пэт сесть, Тоби опустил свою тяжелую тушу на последний свободный стул.
— Сенатор, — начала Пэт, — очевидно, случилось что-то ужасное, и столь же очевидно, что это как-то связывают со мной. Не угодно ли кому-нибудь объяснить мне, в чем дело?
В центре стола лежала газета. Бакли схватил ее и сунул чуть ли не в лицо Пэт.
— Где вы раздобыли эту фотографию? — процедил он.
Пэт посмотрела на первую полосу: «Нэшнл миррор». Броский заголовок кричал: «СТАНЕТ ЛИ „МИСС ЭЙПЛ-ДЖАНКШЕН“ ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНОЙ ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТОМ?» На огромной фотографии красовалась Абигайль в короне «Мисс Эйпл-Джанкшен» в обнимку со своей матерью.
Увеличенный снимок с безжалостной четкостью являл миру непомерные габариты Фрэнси Форстер. Необъятное тело распирает цветастый ситец дешевого платья; рука, обхватившая Абигайль, — в складках жира; гордая улыбка приковывает внимание к двойному подбородку.
— Вы уже видели эту фотографию! — рявкнул Филипп.
— Да. — Пэт вспомнила угрюмое замечание Абигайль о том, что она потратила больше тридцати лет, пытаясь вытравить Эйпл-Джанкшен из своей жизни. Как, должно быть, ужасает ее случившееся! Забыв про остальных членов судилища, Пэт обратилась к сенатору.
— Не считаете же вы в самом деле, что я имею какое-то отношение к появлению этой фотографии в «Миррор»?
— Послушайте, мисс Треймор, — вмешался Тоби, — не пытайтесь лгать. Я выяснил, что вы шныряли по Эйпл-Джанкшену и среди прочего откопали старые номера местной газетенки. Я был рядом с вами, когда вам звонил Сондерс. — От добродушия Тоби не осталось и следа.
— Я сообщил сенатору, что вы отправились в Эйпл-Джанкшен вопреки моему приказу, — прогремел Пелхэм.
Пэт поняла предупреждение — не следует говорить, что Лютер санкционировал ее поездку в Эйпл-Джанкшен. Но какое это теперь имеет значение! Сейчас самое важное — Абигайль.
— Сенатор, — снова начала Пэт, — я понимаю, что вы сейчас должны чувствовать...
Ее слова произвели эффект взрыва. Абигайль вскочила:
— Да неужели?! Мне казалось, я выразилась достаточно ясно, но придется повторить еще раз: я ненавижу каждую секунду своей жизни в этом вонючем городишке! Лютер и Тоби наконец-то соизволили посвятить меня в вашу бурную деятельность в этой дыре, так что теперь я знаю — вы виделись в Джереми Сондерсом. Что он вам наболтал, этот ничтожный паразит? Что его мать указывала мне на черный ход? Что моя мать была кухаркой? Держу пари — уж он-то распустил свой поганый язык!..
Да, я считаю, что фотографию обнародовали вы, Пэт Треймор. И знаю почему. Вас стесняют рамки, в которые вас поставили, и вы полны решимости переписать мою биографию на свой лад. Вам нравятся сказки о Золушках — я же помню, вы намекали на это в своем письме. А когда я, как последняя дура, позволила себя уговорить, вы решили сделать все по-своему. Вы хотели, чтобы все наперебой стали говорить о неповторимом, трогательном, пикантном шедевре Патриции Треймор. И плевать вам, что ваше безрассудное своеволие может стоить мне всего, чего я добилась в жизни.
— Неужели вы полагаете, что появление этой фотографии в прессе может способствовать успеху моей карьеры? — Пэт переводила взгляд с одного лица на другое. — Лютер, сенатор видела сценарий?
— Да.
— А альтернативный сценарий?
— Забудьте о нем.
— Что еще за альтернативный сценарий? — вскинулся Бакли.
— Версия, согласиться с которой я уговаривала Лютера. Уверяю вас, там нет ни единого упоминания ни о конкурсе красоты, ни об этой фотографии. Сенатор, в каком-то смысле вы правы: я действительно хочу сделать эту передачу по-своему, но из самых лучших побуждений. Я всегда безмерно восхищалась вами. Когда я вам писала, то не имела ни малейшего понятия о том, что вас могут назначить вице-президентом. Но я пыталась заглянуть в будущее и предполагала, что вы станете ведущим кандидатом на следующих президентских выборах.
Пэт сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и снова ринулась в бой:
— Я была бы очень признательна, если бы вы перечитали мое первое письмо. Я и сейчас готова подписаться под каждым своим словом. Ваша единственная проблема состоит в том, что простые американцы считают вас холодной и далекой от их реальной жизни. Эта фотография — хороший тому пример. Вы явно стыдитесь ее. Но посмотрите на выражение лица вашей матери — она так гордится вами! Да, она чересчур полная — это вас беспокоит? Миллионы американцев страдают от лишнего веса, а среди людей, принадлежавших к поколению вашей матери, их было еще больше. Будь я на вашем месте, я говорила бы любому, кто меня спросит, что приняла участие в этом конкурсе ради мамы. Что хотела порадовать ее своей победой. В мире не найдется матери, которую такие слова оставят равнодушной. Лютер покажет вам и другие предложения по программе. И вот что еще я скажу вам: если вас не назначат вице-президентом, то вовсе не из-за этой фотографии, а из-за вашей реакции на нее — из-за того, что вы стыдитесь своего прошлого!
А теперь я попрошу шофера отвезти меня домой, — объявила Пэт и, сверкнув глазами, повернулась к Пелхэму: — Можете позвонить мне утром и сообщить, нуждаетесь ли по-прежнему в моих услугах. Доброй ночи, сенатор.
Она направилась к двери, но ее остановил возглас Лютера:
— Тоби, оторви свой зад от стула и приготовь кофе. Садитесь, Пэт, и давайте начнем расхлебывать эту кашу.
* * *
Домой Пэт добралась только в половине второго. Она переоделась в ночную рубашку и халат, приготовила чай, принесла его в гостиную и примостилась на диване.
Глядя в пространство, она перебирала в уме события дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Конечно нет. Эти слухи стала распространять мать Рени. И уж поверьте мне, она отлично знала, что делает! Вспомните: на пистолете были отпечатки пальцев Рени. Мы с мамой всегда считали, что это именно она стреляла в ту ночь. А что касается Кэрри... Знаете, костлявые пальцы пианистки могут обладать недюжинной силой! Я бы не удивилась, узнав, что она сама ударила бедную малышку...
Глава 20
Потягивая светлое пиво, Сэм бесцельно разглядывал толпу в теннисном клубе Палм-Спрингс. Он повернул голову и, поймав взгляд дочери, улыбнулся. Карен унаследовала масть матери: темный загар только подчеркивал белокурый цвет ее волос. Ее ладонь покоилась на руке мужа.
Томас Велтон Сноу-младший очень приятный парень, подумал Сэм. Правда, семья его, на взгляд Сэма, была чересчур уж светской и скучноватой, но он искренне радовался удачному замужеству дочери.
За время пребывания в Калифорнии Сэма успели представить нескольким необычайно привлекательным дамам средних лет — вдовам, соломенным вдовам и просто одиноким женщинам, делающим карьеру. Любая из них была бы не прочь избрать себе спутника жизни, но эти знакомства вызывали у Сэма лишь растущее нетерпение. В глубине души усиливалось ноющее болезненное ощущение неуместности своего присутствия здесь.
Но где, ради всего святого, теперь его место?
В Вашингтоне — вот где. Он был рад возможности побыть с Карен, но ему быстро опостылели новые знакомства, все эти люди, которых она считала такими славными.
«Моей дочери двадцать четыре года, — думал Сэм. — Она замужем и счастлива. Она ждет ребенка. А мне совсем ни к чему знакомиться со всеми сорокалетними дамами Палм-Спрингс, мечтающими о замужестве».
— Папочка, ты не мог бы перестать хмуриться?
Карен привстала, наклонилась через стол, поцеловала его и снова уселась рядом с мужем, который тут же обнял ее за плечи. Сэм окинул взглядом их сияющие лица. Через день-другой они пресытятся его обществом.
— Родная, — доверительно обратился он к Карен. — Помнишь, ты спрашивала, не думаю ли я, что президент назначит заместителем Абигайль Дженнингс, а я ответил: «Не знаю». Наверное, я слукавил. Думаю, она самый вероятный кандидат.
После этих слов все присутствующие буквально впились в него глазами.
— Завтра вечером сенатор устраивает рождественский ужин у себя дома; там, конечно, будут корреспонденты. Думаю, в телепрограмме про Абигайль Дженнингс вы увидите фрагменты этого приема. Она просила меня приехать. Если ты не возражаешь, я приму ее приглашение.
Его выслушали с пониманием, и свекор Карен тут же попросил прислугу принести расписание авиарейсов. Если Сэм завтра вылетит из Лос-Анджелеса восьмичасовым утренним рейсом, то будет в национальном аэропорту в половине пятого по времени восточного побережья. Как интересно получить приглашение на ужин, который снимают для телевидения! Все они будут с нетерпением ждать выхода программы в эфир.
Только Карен сидела молча. Потом она рассмеялась и сказала:
— Брось трепаться, папочка. До меня дошел слушок, что сенатор Дженнингс положила на тебя глаз.
Глава 21
В девять минут десятого Пэт и миссис Тэтчер ушли с приема. Они молча брели по улице, и только у самого дома миссис Тэтчер тихо произнесла:
— Не могу выразить, как я сожалею, Пэт...
— Что в словах этой женщины правда, а что — досужие домыслы? Я должна знать. — В ушах Пэт все еще звучали обрывки фраз: «... истеричка... костлявые руки... бабник... мы думаем, она сама ударила бедную малышку...» — Мне просто необходимо выяснить, как это произошло. — Твердо сказала она.
— Пэт, эта женщина — злобная сплетница. Она отлично понимала, что делает, когда затеяла разговор о прошлом в присутствии журналистки из «Вашингтон трибюн».
— Она, конечно, ошибается, — произнесла Пэт без всякого выражения — монотонно и вяло.
— Ошибается?
Они стояли у калитки Лайлы. Пэт посмотрела через улицу на свой дом. Несмотря на свет, горевший на нижнем этаже, дом казался мрачным и пустым.
— Видите ли, я кое-что вспомнила. Теперь я абсолютно уверена, что, когда в ту ночь вбежала в гостиную, я споткнулась о тело матери. — Пэт повернулась к Лайле. — Многообещающая наследственность, правда? С одной стороны, истеричка-мать, которая, очевидно, считала меня обузой, с другой — спятивший отец, который пытался меня убить. Просто сердце радуется...
Лайла промолчала. Дурное предчувствие вновь напомнило о себе. Она вздохнула:
— Ох, Кэрри, как бы я хотела вам помочь!
Пэт сжала ее руку.
— Вы и так помогаете мне, Лайла.
* * *
В библиотеке призывно мигал индикатор автоответчика. Пэт перемотала пленку и прослушала сообщение: «Говорит Пелхэм. Сейчас семь двадцать. У нас кризис. Как только попадете домой, невзирая на время, позвоните сенатору Дженнингс, 703-555-0143. Встретимся там. Это приказ».
У Пэт внезапно пересохло горло. Она набрала номер. Занято. После трех попыток она наконец прорвалась. Трубку снял Тоби.
— Тоби, это Пэт Треймор. Что случилось?
— Многое. Где вы?
Дома.
— Хорошо. Мистер Пелхэм пришлет за вами машину. Минут через десять.
— Тоби, что произошло?
— Мисс Треймор, возможно, вам придется кое-что объяснить сенатору. — Он положил трубку.
Через полчаса служебная машина Пелхэма, доставившая Пэт, остановилась перед домом Абигайль Дженнингс. По дороге девушка терялась в догадках, но все они сводились к одному неутешительному выводу: произошло нечто такое, что еще больше расстроило Абигайль или поставило ее в неловкое положение, и это нечто вменят в вину ей, Пэт.
Мрачный как туча Тоби, открыл дверь и провел Пэт в библиотеку. Собравшиеся молча сидели за круглым столом, словно на военном совете. В тягостную, гнетущую атмосферу совершенно не вписывались веточки омелы, украшавшие камин.
Миссис Дженнингс, напоминавшая в эту минуту мраморного сфинкса, смотрела куда-то сквозь Пэт. Справа от сенатора расположился Бакли; длинные жидкие пряди его волос были в беспорядке и больше не скрывали аккуратную плешь на макушке.
Щеки Лютера Пелхэма покрывали багровые пятна. Он явно был на грани апоплексического удара.
«Это даже не суд, — подумала Пэт. — Это инквизиция. Моя вина кажется им доказанной. Но в чем я провинилась?»
Не предложив Пэт сесть, Тоби опустил свою тяжелую тушу на последний свободный стул.
— Сенатор, — начала Пэт, — очевидно, случилось что-то ужасное, и столь же очевидно, что это как-то связывают со мной. Не угодно ли кому-нибудь объяснить мне, в чем дело?
В центре стола лежала газета. Бакли схватил ее и сунул чуть ли не в лицо Пэт.
— Где вы раздобыли эту фотографию? — процедил он.
Пэт посмотрела на первую полосу: «Нэшнл миррор». Броский заголовок кричал: «СТАНЕТ ЛИ „МИСС ЭЙПЛ-ДЖАНКШЕН“ ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНОЙ ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТОМ?» На огромной фотографии красовалась Абигайль в короне «Мисс Эйпл-Джанкшен» в обнимку со своей матерью.
Увеличенный снимок с безжалостной четкостью являл миру непомерные габариты Фрэнси Форстер. Необъятное тело распирает цветастый ситец дешевого платья; рука, обхватившая Абигайль, — в складках жира; гордая улыбка приковывает внимание к двойному подбородку.
— Вы уже видели эту фотографию! — рявкнул Филипп.
— Да. — Пэт вспомнила угрюмое замечание Абигайль о том, что она потратила больше тридцати лет, пытаясь вытравить Эйпл-Джанкшен из своей жизни. Как, должно быть, ужасает ее случившееся! Забыв про остальных членов судилища, Пэт обратилась к сенатору.
— Не считаете же вы в самом деле, что я имею какое-то отношение к появлению этой фотографии в «Миррор»?
— Послушайте, мисс Треймор, — вмешался Тоби, — не пытайтесь лгать. Я выяснил, что вы шныряли по Эйпл-Джанкшену и среди прочего откопали старые номера местной газетенки. Я был рядом с вами, когда вам звонил Сондерс. — От добродушия Тоби не осталось и следа.
— Я сообщил сенатору, что вы отправились в Эйпл-Джанкшен вопреки моему приказу, — прогремел Пелхэм.
Пэт поняла предупреждение — не следует говорить, что Лютер санкционировал ее поездку в Эйпл-Джанкшен. Но какое это теперь имеет значение! Сейчас самое важное — Абигайль.
— Сенатор, — снова начала Пэт, — я понимаю, что вы сейчас должны чувствовать...
Ее слова произвели эффект взрыва. Абигайль вскочила:
— Да неужели?! Мне казалось, я выразилась достаточно ясно, но придется повторить еще раз: я ненавижу каждую секунду своей жизни в этом вонючем городишке! Лютер и Тоби наконец-то соизволили посвятить меня в вашу бурную деятельность в этой дыре, так что теперь я знаю — вы виделись в Джереми Сондерсом. Что он вам наболтал, этот ничтожный паразит? Что его мать указывала мне на черный ход? Что моя мать была кухаркой? Держу пари — уж он-то распустил свой поганый язык!..
Да, я считаю, что фотографию обнародовали вы, Пэт Треймор. И знаю почему. Вас стесняют рамки, в которые вас поставили, и вы полны решимости переписать мою биографию на свой лад. Вам нравятся сказки о Золушках — я же помню, вы намекали на это в своем письме. А когда я, как последняя дура, позволила себя уговорить, вы решили сделать все по-своему. Вы хотели, чтобы все наперебой стали говорить о неповторимом, трогательном, пикантном шедевре Патриции Треймор. И плевать вам, что ваше безрассудное своеволие может стоить мне всего, чего я добилась в жизни.
— Неужели вы полагаете, что появление этой фотографии в прессе может способствовать успеху моей карьеры? — Пэт переводила взгляд с одного лица на другое. — Лютер, сенатор видела сценарий?
— Да.
— А альтернативный сценарий?
— Забудьте о нем.
— Что еще за альтернативный сценарий? — вскинулся Бакли.
— Версия, согласиться с которой я уговаривала Лютера. Уверяю вас, там нет ни единого упоминания ни о конкурсе красоты, ни об этой фотографии. Сенатор, в каком-то смысле вы правы: я действительно хочу сделать эту передачу по-своему, но из самых лучших побуждений. Я всегда безмерно восхищалась вами. Когда я вам писала, то не имела ни малейшего понятия о том, что вас могут назначить вице-президентом. Но я пыталась заглянуть в будущее и предполагала, что вы станете ведущим кандидатом на следующих президентских выборах.
Пэт сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и снова ринулась в бой:
— Я была бы очень признательна, если бы вы перечитали мое первое письмо. Я и сейчас готова подписаться под каждым своим словом. Ваша единственная проблема состоит в том, что простые американцы считают вас холодной и далекой от их реальной жизни. Эта фотография — хороший тому пример. Вы явно стыдитесь ее. Но посмотрите на выражение лица вашей матери — она так гордится вами! Да, она чересчур полная — это вас беспокоит? Миллионы американцев страдают от лишнего веса, а среди людей, принадлежавших к поколению вашей матери, их было еще больше. Будь я на вашем месте, я говорила бы любому, кто меня спросит, что приняла участие в этом конкурсе ради мамы. Что хотела порадовать ее своей победой. В мире не найдется матери, которую такие слова оставят равнодушной. Лютер покажет вам и другие предложения по программе. И вот что еще я скажу вам: если вас не назначат вице-президентом, то вовсе не из-за этой фотографии, а из-за вашей реакции на нее — из-за того, что вы стыдитесь своего прошлого!
А теперь я попрошу шофера отвезти меня домой, — объявила Пэт и, сверкнув глазами, повернулась к Пелхэму: — Можете позвонить мне утром и сообщить, нуждаетесь ли по-прежнему в моих услугах. Доброй ночи, сенатор.
Она направилась к двери, но ее остановил возглас Лютера:
— Тоби, оторви свой зад от стула и приготовь кофе. Садитесь, Пэт, и давайте начнем расхлебывать эту кашу.
* * *
Домой Пэт добралась только в половине второго. Она переоделась в ночную рубашку и халат, приготовила чай, принесла его в гостиную и примостилась на диване.
Глядя в пространство, она перебирала в уме события дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44