Когда Кэролин позвонила в понедельник на студию, она обещала прийти ко мне в приемную, принести кольцо с бирюзой и фотографию человека, подарившего ей это кольцо. Теперь мы уже знаем, что она изменила свое намерение и, по-видимому, решила выслать эти вещи по почте. Я надеюсь, что у нее сохранились другие сувениры из того круиза, которые помогли бы нам найти загадочного незнакомца, предлагавшего ей сойти с корабля и съездить с ним в Алжир. Вспомните: когда она попыталась связаться с ним в отеле, где он якобы должен был остановиться, ей ответили, что такой у них не значится.
— Как вы понимаете, мы с Кэролин не обсуждали ту поездку, — сухо пояснил Джастин. — Это был тяжелый период, и мы оба хотели как можно скорее оставить нашу размолвку позади.
— В том-то все и дело, Джастин, — заметила Памела. — Кэролин не стала рассказывать тебе о кольце с бирюзой и уж тем более показывать фотографию другого мужчины. Доктор Чандлер как раз на то и надеется, что у нее сохранились сувениры, о которых ты не знаешь.
Лицо Уэллса побагровело.
— Доктор, — сказал он, — как я уже говорил вам по телефону, можете искать здесь все, что вам угодно, лишь бы это помогло найти человека, который чуть не убил Кэролин.
Сьюзен отметила про себя затаенную угрозу, прозвучавшую в его голосе. «Дон Ричардс прав, — подумала она. — Джастин Уэллс убьет любого, кто причинит вред его жене».
— Давайте начнем, — предложила она.
* * *
Кэролин Уэллс оборудовала для себя рабочий кабинет на дому — большую комнату с просторным письменным столом, кушеткой, чертежной доской и конторским шкафом.
— У нее есть кабинет на работе, — объяснил Джастин Уэллс, — но, по правде говоря, свои творческие проекты она предпочитает разрабатывать здесь и всю свою личную почту тоже держит здесь.
Сьюзен уловила напряженность в его голосе.
— Письменный стол заперт? — спросила она.
— Не знаю. Я никогда к нему не прикасался.
Джастин Уэллс отвернулся, словно ему невыносимо было видеть стол, за которым еще недавно работала его жена.
Памела Гастингс положила руку ему на рукав.
— Джастин, подожди нас в гостиной, — предложила она. — Тебе здесь нечего делать.
— Ты права, мне нечего здесь делать. — Уже дойдя до двери, он обернулся. — Но я настаиваю на одном: я имею право знать, что вы здесь нашли, если найдете, что бы это ни было, плохое или хорошее, лишь бы оказалось полезным. Я могу считать, что вы дали мне слово? — спросил он грозно.
Обе женщины кивнули. Когда он вышел за дверь, Сьюзен повернулась к Памеле Гастингс:
— Давайте начнем.
Сьюзен осматривала стол, Памела взяла на себя шкаф с картотекой. «Что бы я чувствовала, если бы это случилось со мной? — спросила себя Сьюзен. — Дела моих пациентов можно не считать, они защищены по закону о врачебной тайне. Но что-то личное... Что бы я сама захотела скрыть от посторонних глаз, от обсуждения?»
Она тут же нашла готовый ответ: письмо, которое написал ей Джек, когда признался, что полюбил Ди. Кое-что из этого письма она помнила до сих пор: «Мне очень горько, что я причинил тебе боль. Я никогда не сделал бы этого умышленно».
«Давно пора сжечь это письмо», — решила Сьюзен.
Она чувствовала себя омерзительно, роясь в чужих вещах, словно подглядывала за женщиной, с которой так и не познакомилась. Она отметила, что Кэролин Уэллс присуща некоторая сентиментальность. В нижнем ящике лежали папки с делами, помеченные «Мама», «Джастин», «Пам».
Сьюзен просмотрела их и убедилась, что в них лежат поздравительные открытки, личные письма и фотографии. В папке, озаглавленной «Мама», она нашла свидетельство о смерти трехлетней давности. Из него явствовало, что Кэролин была единственным ребенком, а ее отец умер десятью годами раньше матери.
«Всего год спустя после смерти матери она рассталась с мужем и отправилась в круиз, — подумала Сьюзен. — Можно не сомневаться, что она была выбита из колеи, эмоционально уязвима и совершенно беззащитна перед любым, кто проявил бы к ней хотя бы видимость участия».
Сьюзен попыталась в точности припомнить, что рассказывала ее собственная мать о случайной встрече с Региной Клаузен на собрании акционеров. Что-то насчет того, как взволнована была Регина предстоящей поездкой и как она рассказала о своем отце, который умер, когда ему было всего лишь за сорок, а перед смертью признался дочери, что жалеет о так и не состоявшихся каникулах.
«Две уязвимые женщины, — подумала Сьюзен, закрывая панку. — Это уже не вызывает сомнений. Но здесь ничего полезного для нас нет». Она подняла голову и увидела, что Памела Гастингс уже почти закончила осмотр картотечного шкафчика с тремя ящиками.
— Как дела? — спросила Сьюзен. Памела покачала головой:
— Никак. Насколько я понимаю, Кэролин держала здесь мини-картотеку с текущими делами. Здесь есть личные заметки и пожелания клиентов, эскизы и фотографии законченных комнат, все в таком роде. — Тут она вдруг замолчала, нахмурилась и сказала: — Минуточку... похоже, вот то, что мы ищем. — В руках у нее была папка с названием «Сигодива». — Это теплоход, на котором Кэролин ездила в круиз.
Она перенесла папку на стол и подтянула себе стул.
— Будем надеяться, — отозвалась Сьюзен, и они обе склонились над скоросшивателем.
Но папка, казалось, не содержала никакой ценной информации. В ней лежали только такие вещи, которые люди хранят на память о круизах: рекламный проспект с маршрутом, ежедневные информационные бюллетени с корабля, программки ежедневных мероприятий, сведения о ближайших портах.
— Бомбей, — сказала Памела. — Там Кэролин села на теплоход. — Оман, Хайфа, Александрия, Афины, Танжер, Лиссабон — вот пункты причаливания теплохода.
— Кэролин чуть было не сошла с теплохода в Афинах, чтобы перелететь в Алжир с загадочным незнакомцем, — напомнила Сьюзен. — Взгляните на дату. Теплоход должен был пристать в Танжере 15 октября. На следующей неделе исполнится ровно два года с того дня.
— Она вернулась домой 20-го, — пояснила Памела Гастингс. — Я точно помню, потому что это день рождения моего мужа.
Сьюзен проглядела бюллетени, в которых описывались предлагаемые экскурсии. Последний был озаглавлен: «СХОДИ НА ВОСТОЧНЫЙ БАЗАР В СТАРОМ АЛЖИРЕ».
"Это строчка из песни «Ты мне принадлежишь», — вспомнила Сьюзен. Потом она заметила надпись карандашом на последней странице. Она наклонилась, чтобы разглядеть еле заметные буквы: «Уэн, „Палас-отель“, 555-0634».
Она показала запись Памеле.
— Думаю, мы можем не сомневаться, что Уэн — это тот самый мужчина, с которым у нее была назначена встреча, — тихо сказала она.
— О боже! Значит, это его она сейчас зовет?
— Я не знаю. Вот если бы фотография, которую она обещала мне показать, была сейчас здесь! — воскликнула Сьюзен. — Наверняка она ее здесь и держала.
Она осмотрела стол, словно ожидая, что снимок вот-вот материализуется по ее воле. Потом взгляд упал на обрезок ярко-голубого картона рядом с парой маникюрных ножниц.
— У Кэролин есть прислуга? — спросила она.
— Да, она приходит утром по понедельникам и пятницам. С восьми до одиннадцати, насколько мне помнится. А что?
— Кэролин позвонила мне на студию незадолго до полудня. Давайте молиться, чтобы...
Не закончив фразы, Сьюзен потянулась под стол за мусорной корзинкой и со вздохом сожаления вывернула ее на ковер. Обрезки голубого картона разлетелись в разные стороны. Среди них она обнаружила фотографию с неровно отрезанным краем.
Сьюзен подняла ее и осмотрела.
— Это ведь Кэролин снята с капитаном судна?
— Да, это она, — подтвердила Памела. — Но зачем она ее разрезала?
— Могу предположить, что Кэролин хотела послать только часть фотографии — тот край, где был случайно запечатлен мужчина, подаривший ей бирюзовое кольцо. Она не хотела быть замешанной. Не хотела, чтобы ее опознали.
— А теперь фотография пропала, — вздохнула Памела.
— Может быть, она и пропала, — возразила Сьюзен, складывая вместе обрезки картона, — но взгляните вот на это. Название лондонской фирмы, обслуживающей круизы, напечатано на обратной стороне, и если у них хранятся негативы, я получу негатив с этой фотографии. Я получу его, Памела! — возбужденно воскликнула она. — Вы хоть понимаете, что мы, возможно, на пути к опознанию серийного убийцы?
71
Нэт Смолл даже слегка удивился тому, насколько велика его тоска по другу, соседу и коллеге Абдулу Парки. Всего три дня назад, в понедельник утром, увидев, как Парки подметает тротуар у своего магазинчика, он в шутку пригласил его перейти с метлой через улицу и прибраться заодно возле «Темных радостей».
Парки улыбнулся своей кроткой, застенчивой улыбкой и ответил:
— Нэт, ты же знаешь, я бы с радостью сделал для тебя все, что угодно, но где уж мне с моей метлой разгребать твою грязь!
И оба они душевно посмеялись. Во вторник утром Нэт опять увидел Парки с метлой возле магазинчика: на этот раз он подбирал с тротуара рассыпанный каким-то сопляком попкорн. И на этом все кончилось: больше он не видел Парки живым. Нэт почувствовал себя задетым, убедившись, что полиция и пресса уделяют слишком мало внимания смерти Парки. Да, конечно, об убийстве упомянули в городских теленовостях, даже на секунду промелькнуло на экране изображение его лавчонки, но, так уж случилось, что в тот же самый день был арестован крупный мафиозный авторитет: вот ему и досталась вся шумиха. А смерть Парки никого не взволновала — они назвали это «преступлением, предположительно связанным с наркотиками», на том и успокоились.
За прошедшие с тех пор два дня магазин «Сокровища Хайяма» приобрел заброшенный вид. «Можно подумать, он простоял закрытым много лет, — с горечью заметил Нэт. — Даже табличку „Сдается“ уже успели повесить. Еще, не дай бог, кто-нибудь из конкурентов сюда въедет. Только этого мне и не хватало».
В четверг вечером Нэт закрыл магазин в девять, но перед уходом поменял кое-что в витрине. Выглянув через стекло на улицу, он вспомнил, как во вторник около часа дня тот разряженный хлюст смотрел на эту самую витрину, а потом пересек улицу и вошел в магазинчик Парки. «Может, все-таки стоило рассказать о нем полиции, — подумал Нэт, но тут же одернул себя: — Нет, это была бы пустая трата времени. Тот тип небось заскочил и выскочил из лавочки Парки, как чертик из табакерки». Нэт по опыту знал, что такой пижон скорее будет рыться в тех товарах, что предлагают в «Темных радостях», а не в «Сокровищах Хайяма». Товар Парки предназначался исключительно для туристов, а тот хлюст ну уж никак не походил на туриста.
Нэт улыбнулся, вспомнив забавный сувенир, врученный ему Абдулом в прошлом году: толстого маленького человечка с головой слоника, сидящего на троне.
— Ты хороший друг, Нэт, — сказал Парки со своим странным певучим акцентом. — Я сделал это специально для тебя. Это Ганеш, бог с головой слона. Есть легенда. Его отец, бог Шива, случайно отрубил Ганешу голову, когда ему было пять лет, а когда его мать потребовала, чтобы он приставил ее обратно, Шива по ошибке дал ребенку голову слона. Когда мать начала жаловаться, что теперь ее сын станет изгоем из-за своего безобразия, отец сказал: «Я сделаю его богом мудрости, процветания и счастья. Вот увидишь, его будут любить».
Нэт знал, что Парки вложил много старания в эту маленькую фигурку. Как и все, что он делал своими руками, фигурка была инкрустирована бирюзой.
Нэт Смолл редко поддавался сентиментальным порывам, но теперь он вернулся в кладовую, вытащил бога-слона и поместил его в витрину в память о своем убитом друге, развернув таким образом, чтобы хобот слона указывал на магазинчик Парки. «Оставлю его там, пока кто-нибудь не возьмет в аренду магазинчик Парки, — решил он. — Это будет что-то вроде памятника славному маленькому человеку».
Гордый собой за благородный поступок, Нэт Смолл запер магазин и ушел домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Как вы понимаете, мы с Кэролин не обсуждали ту поездку, — сухо пояснил Джастин. — Это был тяжелый период, и мы оба хотели как можно скорее оставить нашу размолвку позади.
— В том-то все и дело, Джастин, — заметила Памела. — Кэролин не стала рассказывать тебе о кольце с бирюзой и уж тем более показывать фотографию другого мужчины. Доктор Чандлер как раз на то и надеется, что у нее сохранились сувениры, о которых ты не знаешь.
Лицо Уэллса побагровело.
— Доктор, — сказал он, — как я уже говорил вам по телефону, можете искать здесь все, что вам угодно, лишь бы это помогло найти человека, который чуть не убил Кэролин.
Сьюзен отметила про себя затаенную угрозу, прозвучавшую в его голосе. «Дон Ричардс прав, — подумала она. — Джастин Уэллс убьет любого, кто причинит вред его жене».
— Давайте начнем, — предложила она.
* * *
Кэролин Уэллс оборудовала для себя рабочий кабинет на дому — большую комнату с просторным письменным столом, кушеткой, чертежной доской и конторским шкафом.
— У нее есть кабинет на работе, — объяснил Джастин Уэллс, — но, по правде говоря, свои творческие проекты она предпочитает разрабатывать здесь и всю свою личную почту тоже держит здесь.
Сьюзен уловила напряженность в его голосе.
— Письменный стол заперт? — спросила она.
— Не знаю. Я никогда к нему не прикасался.
Джастин Уэллс отвернулся, словно ему невыносимо было видеть стол, за которым еще недавно работала его жена.
Памела Гастингс положила руку ему на рукав.
— Джастин, подожди нас в гостиной, — предложила она. — Тебе здесь нечего делать.
— Ты права, мне нечего здесь делать. — Уже дойдя до двери, он обернулся. — Но я настаиваю на одном: я имею право знать, что вы здесь нашли, если найдете, что бы это ни было, плохое или хорошее, лишь бы оказалось полезным. Я могу считать, что вы дали мне слово? — спросил он грозно.
Обе женщины кивнули. Когда он вышел за дверь, Сьюзен повернулась к Памеле Гастингс:
— Давайте начнем.
Сьюзен осматривала стол, Памела взяла на себя шкаф с картотекой. «Что бы я чувствовала, если бы это случилось со мной? — спросила себя Сьюзен. — Дела моих пациентов можно не считать, они защищены по закону о врачебной тайне. Но что-то личное... Что бы я сама захотела скрыть от посторонних глаз, от обсуждения?»
Она тут же нашла готовый ответ: письмо, которое написал ей Джек, когда признался, что полюбил Ди. Кое-что из этого письма она помнила до сих пор: «Мне очень горько, что я причинил тебе боль. Я никогда не сделал бы этого умышленно».
«Давно пора сжечь это письмо», — решила Сьюзен.
Она чувствовала себя омерзительно, роясь в чужих вещах, словно подглядывала за женщиной, с которой так и не познакомилась. Она отметила, что Кэролин Уэллс присуща некоторая сентиментальность. В нижнем ящике лежали папки с делами, помеченные «Мама», «Джастин», «Пам».
Сьюзен просмотрела их и убедилась, что в них лежат поздравительные открытки, личные письма и фотографии. В папке, озаглавленной «Мама», она нашла свидетельство о смерти трехлетней давности. Из него явствовало, что Кэролин была единственным ребенком, а ее отец умер десятью годами раньше матери.
«Всего год спустя после смерти матери она рассталась с мужем и отправилась в круиз, — подумала Сьюзен. — Можно не сомневаться, что она была выбита из колеи, эмоционально уязвима и совершенно беззащитна перед любым, кто проявил бы к ней хотя бы видимость участия».
Сьюзен попыталась в точности припомнить, что рассказывала ее собственная мать о случайной встрече с Региной Клаузен на собрании акционеров. Что-то насчет того, как взволнована была Регина предстоящей поездкой и как она рассказала о своем отце, который умер, когда ему было всего лишь за сорок, а перед смертью признался дочери, что жалеет о так и не состоявшихся каникулах.
«Две уязвимые женщины, — подумала Сьюзен, закрывая панку. — Это уже не вызывает сомнений. Но здесь ничего полезного для нас нет». Она подняла голову и увидела, что Памела Гастингс уже почти закончила осмотр картотечного шкафчика с тремя ящиками.
— Как дела? — спросила Сьюзен. Памела покачала головой:
— Никак. Насколько я понимаю, Кэролин держала здесь мини-картотеку с текущими делами. Здесь есть личные заметки и пожелания клиентов, эскизы и фотографии законченных комнат, все в таком роде. — Тут она вдруг замолчала, нахмурилась и сказала: — Минуточку... похоже, вот то, что мы ищем. — В руках у нее была папка с названием «Сигодива». — Это теплоход, на котором Кэролин ездила в круиз.
Она перенесла папку на стол и подтянула себе стул.
— Будем надеяться, — отозвалась Сьюзен, и они обе склонились над скоросшивателем.
Но папка, казалось, не содержала никакой ценной информации. В ней лежали только такие вещи, которые люди хранят на память о круизах: рекламный проспект с маршрутом, ежедневные информационные бюллетени с корабля, программки ежедневных мероприятий, сведения о ближайших портах.
— Бомбей, — сказала Памела. — Там Кэролин села на теплоход. — Оман, Хайфа, Александрия, Афины, Танжер, Лиссабон — вот пункты причаливания теплохода.
— Кэролин чуть было не сошла с теплохода в Афинах, чтобы перелететь в Алжир с загадочным незнакомцем, — напомнила Сьюзен. — Взгляните на дату. Теплоход должен был пристать в Танжере 15 октября. На следующей неделе исполнится ровно два года с того дня.
— Она вернулась домой 20-го, — пояснила Памела Гастингс. — Я точно помню, потому что это день рождения моего мужа.
Сьюзен проглядела бюллетени, в которых описывались предлагаемые экскурсии. Последний был озаглавлен: «СХОДИ НА ВОСТОЧНЫЙ БАЗАР В СТАРОМ АЛЖИРЕ».
"Это строчка из песни «Ты мне принадлежишь», — вспомнила Сьюзен. Потом она заметила надпись карандашом на последней странице. Она наклонилась, чтобы разглядеть еле заметные буквы: «Уэн, „Палас-отель“, 555-0634».
Она показала запись Памеле.
— Думаю, мы можем не сомневаться, что Уэн — это тот самый мужчина, с которым у нее была назначена встреча, — тихо сказала она.
— О боже! Значит, это его она сейчас зовет?
— Я не знаю. Вот если бы фотография, которую она обещала мне показать, была сейчас здесь! — воскликнула Сьюзен. — Наверняка она ее здесь и держала.
Она осмотрела стол, словно ожидая, что снимок вот-вот материализуется по ее воле. Потом взгляд упал на обрезок ярко-голубого картона рядом с парой маникюрных ножниц.
— У Кэролин есть прислуга? — спросила она.
— Да, она приходит утром по понедельникам и пятницам. С восьми до одиннадцати, насколько мне помнится. А что?
— Кэролин позвонила мне на студию незадолго до полудня. Давайте молиться, чтобы...
Не закончив фразы, Сьюзен потянулась под стол за мусорной корзинкой и со вздохом сожаления вывернула ее на ковер. Обрезки голубого картона разлетелись в разные стороны. Среди них она обнаружила фотографию с неровно отрезанным краем.
Сьюзен подняла ее и осмотрела.
— Это ведь Кэролин снята с капитаном судна?
— Да, это она, — подтвердила Памела. — Но зачем она ее разрезала?
— Могу предположить, что Кэролин хотела послать только часть фотографии — тот край, где был случайно запечатлен мужчина, подаривший ей бирюзовое кольцо. Она не хотела быть замешанной. Не хотела, чтобы ее опознали.
— А теперь фотография пропала, — вздохнула Памела.
— Может быть, она и пропала, — возразила Сьюзен, складывая вместе обрезки картона, — но взгляните вот на это. Название лондонской фирмы, обслуживающей круизы, напечатано на обратной стороне, и если у них хранятся негативы, я получу негатив с этой фотографии. Я получу его, Памела! — возбужденно воскликнула она. — Вы хоть понимаете, что мы, возможно, на пути к опознанию серийного убийцы?
71
Нэт Смолл даже слегка удивился тому, насколько велика его тоска по другу, соседу и коллеге Абдулу Парки. Всего три дня назад, в понедельник утром, увидев, как Парки подметает тротуар у своего магазинчика, он в шутку пригласил его перейти с метлой через улицу и прибраться заодно возле «Темных радостей».
Парки улыбнулся своей кроткой, застенчивой улыбкой и ответил:
— Нэт, ты же знаешь, я бы с радостью сделал для тебя все, что угодно, но где уж мне с моей метлой разгребать твою грязь!
И оба они душевно посмеялись. Во вторник утром Нэт опять увидел Парки с метлой возле магазинчика: на этот раз он подбирал с тротуара рассыпанный каким-то сопляком попкорн. И на этом все кончилось: больше он не видел Парки живым. Нэт почувствовал себя задетым, убедившись, что полиция и пресса уделяют слишком мало внимания смерти Парки. Да, конечно, об убийстве упомянули в городских теленовостях, даже на секунду промелькнуло на экране изображение его лавчонки, но, так уж случилось, что в тот же самый день был арестован крупный мафиозный авторитет: вот ему и досталась вся шумиха. А смерть Парки никого не взволновала — они назвали это «преступлением, предположительно связанным с наркотиками», на том и успокоились.
За прошедшие с тех пор два дня магазин «Сокровища Хайяма» приобрел заброшенный вид. «Можно подумать, он простоял закрытым много лет, — с горечью заметил Нэт. — Даже табличку „Сдается“ уже успели повесить. Еще, не дай бог, кто-нибудь из конкурентов сюда въедет. Только этого мне и не хватало».
В четверг вечером Нэт закрыл магазин в девять, но перед уходом поменял кое-что в витрине. Выглянув через стекло на улицу, он вспомнил, как во вторник около часа дня тот разряженный хлюст смотрел на эту самую витрину, а потом пересек улицу и вошел в магазинчик Парки. «Может, все-таки стоило рассказать о нем полиции, — подумал Нэт, но тут же одернул себя: — Нет, это была бы пустая трата времени. Тот тип небось заскочил и выскочил из лавочки Парки, как чертик из табакерки». Нэт по опыту знал, что такой пижон скорее будет рыться в тех товарах, что предлагают в «Темных радостях», а не в «Сокровищах Хайяма». Товар Парки предназначался исключительно для туристов, а тот хлюст ну уж никак не походил на туриста.
Нэт улыбнулся, вспомнив забавный сувенир, врученный ему Абдулом в прошлом году: толстого маленького человечка с головой слоника, сидящего на троне.
— Ты хороший друг, Нэт, — сказал Парки со своим странным певучим акцентом. — Я сделал это специально для тебя. Это Ганеш, бог с головой слона. Есть легенда. Его отец, бог Шива, случайно отрубил Ганешу голову, когда ему было пять лет, а когда его мать потребовала, чтобы он приставил ее обратно, Шива по ошибке дал ребенку голову слона. Когда мать начала жаловаться, что теперь ее сын станет изгоем из-за своего безобразия, отец сказал: «Я сделаю его богом мудрости, процветания и счастья. Вот увидишь, его будут любить».
Нэт знал, что Парки вложил много старания в эту маленькую фигурку. Как и все, что он делал своими руками, фигурка была инкрустирована бирюзой.
Нэт Смолл редко поддавался сентиментальным порывам, но теперь он вернулся в кладовую, вытащил бога-слона и поместил его в витрину в память о своем убитом друге, развернув таким образом, чтобы хобот слона указывал на магазинчик Парки. «Оставлю его там, пока кто-нибудь не возьмет в аренду магазинчик Парки, — решил он. — Это будет что-то вроде памятника славному маленькому человеку».
Гордый собой за благородный поступок, Нэт Смолл запер магазин и ушел домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50