Следовательно: если в Тронхейме что-либо не заладится, Аллах с ним. Тронхейм, видишь ли, по преимуществу отвлекающий маневр. Углядят наши эволюции - пускай погадают, куда клонится дело... Но Торботтен важен исключительно.
Я рассматривал расстеленную на столе карту.
- Холодновато под этакими широтами донышко морское сверлить, сэр. Да и воровать зябко.
- Ошибаешься. Там течет Гольфстрим, и воды сравнительно теплы. То есть, можно и задницу отморозить ненароком, но по крайности, ледокола не требуется. Торботтен годится всецело. Небольшие глубины; залежи составляют безраздельную собственность Норвегии, а разрабатывает их одна-единственная компания, "Петролен Инкорпорейтед" - наверняка слыхал о такой, - возглавляемая джентльменом, которому свойственны высокие моральные принципы хорька... Воровать примемся под эгидой американского правительства, негласной, конечно. Ибо норвежцы обнаглели, начали заламывать за свою нефть бешеные цены и ставить малоприемлемые условия. Так со слезами на глазах поведал мой осведомитель.
- Осведомителя вашего, часом, не в честь Президента Линкольна окрестили?
- Не будьте наивны, Хелм, - недовольно заметил Хэнк. - Никто не встречает Линкольна Александра Котко лицом к лицу. Он связывается с нужными субъектами через посредников, а сам обретается отшельником где-нибудь в швейцарском шале или французском замке, созерцая пейзажи, подставляя голову солнышку и следя, чтобы лысина загорала равномерно. Правда, говорят, Котко не лысый, а бритый миллионер, втемяшил себе в башку, будто женщины считают лысых неотразимыми... Имеющиеся косвенные свидетельства по внешности подтверждают сию школу мысли; но подозреваю: женщины считают по-настоящему неотразимыми не всех лысых, а лишь обладателей круглого счета в банке... Хотя не думаю, что сыщется охотник намекнуть об этом самому Котко.
Прист перевел дух и отхлебнул пива.
- Если безволосому олуху и впрямь нужно то, что я намерен предложить, он выберется из укрытия, объявится на люди. Я не собираюсь подставлять заслуженные мужские и красивые женские головы под пистолетные рукояти и крупнокалиберные пули, дабы в итоге вручить приобретенное оборудование и чертежи мелкому хлыщу вроде Поля Денисона...
Откинувшись, Хэнк допил кружку залпом - точно викинг, предварительно осушивший чашу сыченого столетнего меда и промывающий горло пивом.
- Теперь, сынок, пора тебе двигаться. Если что упустил - Диана пополнит рассказ. Я не стану впредь особо высовываться: к северу от бергенского порта чересчур уж многие способны признать состарившегося Зигмунда. Но в урочное время возникну, а до того связь поддерживать будем через посыльных.
- Как опознать их? Прист нахмурился.
- Ох и давненько игрывал я в сыщиков-разбойников!.. Ты говоришь по-шведски; стало быть, норвежское произношение знаешь. Коли человек выговорит слово poise безукоризненно - это мой человек, и прими его. А если скажет "пельсэй" либо "поулсю" - пристрели... Диане привет передай. Как вы поладили, молодежь?
Хэнк неукоснительно держался избранной во Флориде роли. Я был не столь уж молод, сам он - отнюдь не настолько стар, но бывшему капитану и конгрессмену определенно нравилось обращаться к младшим по-отечески.
- Без особого труда, - уведомил я.
И сказал, по сути, чистую правду.
Изрек едва ли не первую и единственную достоверную фразу, прозвучавшую во время беседы в укромном кабинете.
Глава 10
Стоя бок-о-бок с Дианой у самых корабельных поручней, я следил, как живописный, маленький, облитый солнцем Олесунн постепенно удаляется. Корабль продвигался по фьорду, готовясь миновать волнолом и выйти в открытое море.
- Шкипера незаметно, - сказала девушка. - Должно быть, и впрямь вознамерился держаться подальше.
Я скормил ей отредактированный и сокращенный текст совещания в ресторане, покуда спутница с воодушевлением уписывала поданный услужливым судовым официантом завтрак.
- Вашингтонские мудрецы, - заметил я, - возможно и прикрывают наш международный разбой, однако случись неладное - навряд ли захотят, чтобы главаря шайки справедливо сочли старшим флотским офицером, пускай даже отставным. А на побережье, особенно ближе к северу, пропасть народа помнит бравого Зигмунда, распоряжавшегося половиной скандинавского Сопротивления.
- Да, Хэнка считают героем, - подтвердила Диана. Поколебалась, неуверенно поглядела на меня: - Только не понимаю... Тебе, Мэтт, не кажется весьма странным, как легко сумел он уговорить норвежцев, склонить их к сотрудничеству? Учитывая конечную нашу цель?..
Я осклабился:
- Милая, прими поздравления и благодарность - совершенно искреннюю. Ибо секунду назад моя давно рассыпавшаяся прахом вера в разум так называемой слабой половины человеческого рода воскресла и воспряла. "Странным", значит? Слабо сказано, Диана. Можем безошибочно предположить: чем бы ни занимался в Норвегии капитан Прист, мы и грана правды не поведали, невзирая на тщательно продуманную ложь, подкрепленную статистикой и географическими картами.
Озабоченно хмурясь, Диана спросила:
- Но что же... делать будем? Вдруг он затеял нечто ужасное?
Я вздохнул с невыразимой печалью.
- Девица вознесла меня превыспрь, и тот же час низвергает в бездну.
- Что?!
- Рассуждала весьма здраво, а теперь молотишь глупости... Получается, ты отринула паскудную, ханжескую, мещанскую мораль и явилась в Европу только чтобы наставить Хэнка Приста на пути праведные? Так ли сама говорила накануне?
- Э-э-э...
- Я думал, ты взбунтовалась против постылого обывательского существования: безопасного, достойного, непроходимо скучного и глупого. Прекратила беспокоиться о бурых пеликанах и белых слонах! Начхала на предрассудки.
Диана прыснула и немедля оборвала смех.
- То есть, предлагаешь способствовать Присту, даже если... если он лжет?
- Отчего же "если"? Шкипер врет как сивый мерин, видать невооруженным глазом. И, между прочим, уведомил об этом словесно, в открытую... Ну и что? Приказом не предусмотрено докапываться до истины. Прист вполне может затевать куда более противозаконную и страшную вещь, несли вульгарная кража нефти у скандинавских бедолаг. Будем исходить из этого, и не ошалеем от неожиданности, когда правда выплывет наружу. Мой начальник отозвался о Хэнке Присте как изобретательном и умелом агенте, а начальник не раздает подобные комплименты на манер визитных карточек. Дозволим старому флибустьеру невозбранно плести свою паутину. А наше дело - забрать почту по дороге на север и не совать носов куда не след. Ого!.. Гляди, кто близится...
Эльфенбейны, pere et fille (прошу прощения за мой чудовищный французский выговор), объявились на палубе, дабы обозреть величественную панораму. Чуток опоздали, конечно, ибо надвигались облака, и береговое разноцветье заметно меркло. Я посмотрел на Диану.
- Встретимся у тебя в каюте, минут через пять. По дороге наведайся ко мне, вытащи из чемодана полевую аптечку и прихвати. Повторяю: через пять минут. Не удивляйся, если приду не один.
Диана поежилась и скосила взор на родителя и дщерь, остановившихся неподалеку. В глазах моей спутницы мелькнула искорка:
- Пособить?
- Ваша кровожадность, - шепнул я, - проваливайте. Что за хищная молодая особа!
Если речь идет о способности уберечься и выжить на истребительно-шпионском поприще - а доктор Эльфенбейн, безусловно возделывал поле, непосредственно примыкавшее к нашей собственной ниве, - человеку прямо противопоказано дорываться до успеха и власти. Субъект поневоле забывает, каковы обычаи джунглей, из которых ему посчастливилось воспарить в поднебесье. Он ширяет сизым орлом, гордо клекочет и ощущает себя недосягаемым. Там, внизу, жалкие, обреченные пресмыкаться твари могут по-прежнему язвить и пожирать Друг друга; но в горных просторах - покой и раздолье, больше незачем опасаться пуль - тем паче, когтей и зубов; здесь упомянутый субъект наслаждается полубожественным чувством вседозволенности...
И становится поистине бесстрашен.
И совершенно зря.
Слоун-Бивенс вопросительно уставился на меня, возникшего рядом. Со всевозможной учтивостью я назвал себя:
- Мэттью Хелм к вашим услугам, сударь. Не пора ли потолковать, а?
Голубые глаза Эльфенбейна отразили удивление, розовая пасторская физиономия слегка скривилась, но доктор быстро обуздал мимику.
- Вы убили Бьерна, - проронил он ледяным голосом. - Правда, олух не представлял особой ценности, простой наемник из местных... И все-таки не вижу смысла и резона беседовать с вами.
- Коли счеты сводить, сударь, - возразил я, - то вы первый отрядили Бьерна расправиться с Мадлен Барт. А я не люблю, когда покушаются на людей, вверенных моему попечению. И предупредил второго красавчика, Эрлана Торстенсена, тоже участвовавшего в нападении, что самое время бежать как гепарду, и прятаться как мыши, покуда не раздавили как таракана.
Девица Эльфенбейн вздрогнула:
- Вот оно что!.. Эрлан прислал непонятное, бессвязное донесение. Теперь ясно...
- Теперь ясно, - повторил я, сообразив: радиотелефоном корабль не располагал. Если сообщение действительно получили, кто-то исправно доставил его прямо на борт. И, возможно, задержался... Всего безопаснее в нашем деле строить предположения наихудшие. Тогда разочаровываешься только приятным образом...
- По моим сведениям, красавчик Эрлан прыгнул в спортивный автомобиль и помчался во весь опор подальше от Олесунна. Кажется, я произвел на него неизгладимое впечатление... Теперь, когда норвежские убийцы-неумехи убрались, - продолжил я, снова адресуясь к Адольфу Эльфенбейну, - разумнее будет пожать друг другу руки и поговорить, как приличествует людям цивилизованным. Думаю, сумеем отыскать общий язык и предотвратить недоразумения досадного свойства. Согласны, милостивый государь?
Я вежливо протянул доктору ладонь.
Упоминать цивилизованность не вредно: чем более дикарские замашки у данного субъекта, тем более цивилизованным этот субъект себя мнит. А при словах "милостивый государь" почти все дутые - да и подлинные - величины пыжатся и тают. Как правило.
Нынешние подростки скорей удавятся, чем скажут старшему "сударь" или "сударыня". Считают сие обращение унизительным, недостаточно вызывающим... Болваны. Знали бы, сколь могучего психологического оружия лишаются...
Маленькая седовласая личность раздулась от гордости, подобно голубю, вознамерившемуся покрыть приглянувшуюся горлицу, и удостоила меня рукопожатием.
Девица оказалась разумней отца. Ее глаза внезапно сузились, рот приоткрылся, дабы испустить предупреждающий вопль, но Грета все же запоздала.
Я успел рвануть Эльфенбейна к себе и без малейших церемоний двинуть коленом куда следовало. Схватил докторский затылок, прижал докторскую рожицу к своему плечу, заглушил болезненный вскрик. Заботливо придержал, дабы, шлепнувшись на палубу, Слоун-Бивенс не привлек ненужного любопытства гулявших поодаль пассажиров.
На белый свет явилась трофейная "Лама". Заслонив ее от посторонних двумя телами - Эльфенбейновским и собственным, я направил дуло на Грету.
- Батюшке вашему дурно сделалось, - уведомил я. - И следует предотвратить фатальный исход приступа, верно?
Глаза Греты стали очень круглыми и отменно возмущенными.
- Вы... Просто спятили! Вам не улиз...
- Не улизнуть? - перебил я жизнерадостно. - Разумеется, нет, мисс Эльфенбейн. Совершенно исключено, сударыня. Куда улизнешь на столь небольшом суденышке? Сразу изловят. Потом четвертуют, или сожгут живьем, или размыкают лошадьми, какой там у норвежцев принят национальный способ казни? Только следствие затянется на долгие месяцы...
Дуло уперлось в ребра Слоун-Бивенсу.
- ...И все эти месяцы ваш батюшка будет невозбранно разлагаться в удобном гробу, тщательно изрешеченный девятимиллиметровыми пулями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34