А на самом деле доктору Эльфенбейну и/или/ его прихвостням следовало появиться гораздо раньше. Выбора у геологического светила не замечалось, если только Слоун-Бивенс не превзошел меня по всем и всяческим статьям, не опередил в быстроте соображения полностью, не предугадал чего-либо мною не предугаданного...
Но Эльфенбейн вряд ли был сверхчеловечески разумен - это изрядно утешало и подбадривало...
Явились они в машине с потушенными фарами - длинная черная тень скользнула по ночному шоссе. Бесшумно замерла у развилки. Исторгла из непроглядного чрева две темные фигуры, чуть различимые с большого расстояния. Прекрасно. Денисон говорил о троих "гориллах".
Втроем и явились, включая водителя. Не думалось, что Слоун-Бивенс отправится руководить войсками лично: даже великолепный и неустрашимый Карл Двенадцатый не смог распоряжаться под Полтавой, будучи болезненно ранен в пятку. Изнеженный кабинетный червяк тем паче не появится на поле брани.
Автомобиль укатил. Двое наемников остались у обочины. Видимо, держали военный совет.
Затем один из новоприбывших направился к скалистой возвышенности, которую я отверг в качестве наблюдательного пункта именно из-за очевидного и несомненного, бросающегося в глаза, удобства. Другой растаял где-то возле стоянки.
Скрадывать подобную дичь несложно. Я не ручаюсь, что Эльфенбейн подобрал их в оживленной столице, но думаю, не слишком удаляюсь от истины. Субъекты были городскими выкормышами до мозга костей.
Первого я обнаружил по запаху табачного дыма. Парень устраивался в засаде - и курил сигарету, на открытой местности с потрохами выдающую за четверть мили! Отыскав добычу верхним чутьем, я двинулся прямиком к нею.
Наемник ворочался и копошился меж валунами. Должно быть, глаз не спускал со стоянки - решил, что главное действие там и развернется. Так и вышло. Я неслышно подкрался, перекинул свернутый петлей брючный ремень, через голову парню, свел сжатые кулаки вместе, напряг предплечья, преодолел короткое и отчаянное сопротивление, ослабил хватку, отпустил.
Как и рассчитывалось, бандюга успел и умудрился издать звук - промежуточный между кваканьем зверски удушаемой жабы и воплем злодейски истязаемого ишака, - чрезвычайно впечатляюще и кстати прозвучавший во мраке. Я торопливо ткнул парня в шею шприцем, выдаваемым любому из нас именно про подобный случай; на четыре часа погрузил неумеху в здоровый, освежающий сон.
Бывают, если помните, средства, после коих просыпаются уже в лучшем (или худшем - зависит исключительно от земных деяний уколотого) мире. Таковые тоже наличествовали, однако нужды осквернять норвежские пейзажи, разбрасывая трупы, словно консервные банки, покуда не отмечалось.
Второй громила поспешил на крик, точно мартовский кот на призывное и немелодичное мяуканье. У каменистой подошвы холма он чуток помедлил.
- Карлсен? - прошипел он вопросительно. Сами разумеете, ответа не донеслось.
- Эй, Карлсен! Что творится? Ты жив?
За буквальную точность перевода не ручаюсь, ибо эльфенбейновский молодец изъяснялся ублюдочным жаргоном столичных подонков, трудно передаваемым на бумаге. Смысл, однако, был именно таков.
Парень вскарабкался по откосу, не без лихости перемахнул расселину и безо всякого изящества шлепнулся, получив своевременную подножку. Немедленно встать после пинка в голову тоже не смог. А после укола сделался бесчувствен, аки скот зарезанный и, следовательно, безопасен, аки агнец невинный. Опять же, на четыре ближайших часа.
Я определил противника в ту самую - весьма неглубокую - щель, которую он одолел по воздуху. Присел на камень, отдышался и занял убежище, выбранное Номером Первым, ибо оно и впрямь было весьма удачно, а желающих обосноваться в этом же месте еще не замечалось...
Эгей, напомнил я себе, смири гордыню! Могут пожаловать гости, не склонные курить на посту, или опрометью мчаться к источнику непонятных воплей. Мнить собственную персону средоточием профессиональной мудрости вредно для здоровья. Зачастую небезопасно для жизни.
Разминка разогнала кровь по моим жилам, согрела, взбодрила. Остаток ночи миновал куда быстрей и сносней.
Мало-помалу восток прояснился и местность начала обрисовываться. По шоссе промелькнули несколько машин, ведомых либо ранними пташками, либо несчастными служаками. Дождь перестал. Но в арктическом и субарктическом климате одежда не склонна высыхать во мгновение ока. Я чувствовал себя не лучшим, хотя уже и не жалким, образом.
Пять тридцать.
В далекой гостинице уже поднялась и одевается Диана Лоуренс, оживленно болтающая с отсутствующим супругом... Считается очень предосудительным болтать о любви? Кем, любопытно, полагала нас милейшая Мадлен Барт номер два? Парочкой воркующих студентов, отправившихся отдыхать на вермонтском лыжном курорте? О любви... Боги бессмертные!
Еще получасом позже я услыхал приближающийся рокот автомобильного мотора. Машина повернула на стоянку, тучами подняла брызги из оставленных дождем глубоких и пространных луж. Невысокая девушка вышла и захлопнула водительскую дверцу.
Конечно, это была не Диана. Диана приехала бы на такси.
Пожалуй, в глубине души я и не рассчитывал, что бедняга сумеет добраться к аэродрому благополучно. Можете наставлять новичка до хрипоты, покуда от натуги не побагровеете, но любитель просто не примет всерьез объясняемых на английском - да и всяком ином языке, - прописных истин.
Хорошо, что я не профессиональный агент! О да, очень хорошо, да только не для меня, и уж тем паче, не для нее самой, где бы ни было неразумное это дитя сейчас.
Я делал скидки на Дианину любительскую неопытность. Вот и поплатились. Оба.
Грета Эльфенбейн спокойно поднялась по лестнице, ведшей на гребень ската. Извлекла из небрежно переброшенного через плечо, болтавшегося на кожаном ремне футляра лейтцевский бинокль.
Поднесла к лицу и начала созерцать заснеженные, скалистые дали, наслаждаться видами Лофотенских островов.
Глава 17
Норвежцу следовало отдать должное. Он тоже, по-видимому, битую ночь просидел на взгорье, во всяком случае, прибыл задолго до меня самого: иначе я заметил бы его приближение.
И не выдал себя ни движением, ни звуком, покуда я исследовал окрестности, подыскивая укромное местечко! И не шелохнулся, когда прибыл автомобиль, груженный брыкливыми ослами из Осло. И созерцал от начала и до конца, насколько расстояние и темнота позволили, Великую Свольверскую Битву.
Терпеливо, с охотничьей сноровкой, ждал в засаде. И бестрепетно объявился, когда Грета Эльфенбейн принялась размахивать и потрясать "Лейтцом" - хотя прекрасно сознавал: никуда я не делся, сшиваюсь неподалеку.
Робкий забулдыга... Недурно!
Приличествовало быстрое раздумье под совершенно переменившимся углом зрения; да только размышлять было уже недосуг.
Изобретатель возник меж кустов и каменьев, вдали, по правую руку от меня, изрядно смахивая на серого плюшевого мишку в своей тяжелой, ветрозащитной, капюшоном снабженной парке... Увы, я дрожал и трясся, как осиновый лист, а люди поумней и позапасливей чувствовали себя превосходно (разве что взопрели чуток). Норвежец приблизился и на время пропал из виду, притаившись в какой-то ложбине.
Из нее вынырнуло уже совсем иное существо.
Маленький пожилой субъект, облаченный темным костюмом и увенчанный спортивным кепи. На спине изобретателя красовался дорожный мешок - объемистый, наверняка битком набитый парками, варежками, шерстяными носками и тому подобными атрибутами выживания в холодное время года. Человек, сгибающийся под весом огромного ryggsekk - рюкзака, по-нашему - выглядит на севере Норвегии ничуть не более странно, чем женщина, шествующая по нью-йоркской улице с ридикюлем в руке.
И внимания привлекает ничуть не больше.
Норвежец прошел немного пониже места, где притаился я, и я сумел хорошенько разглядеть его. Озлобленный, спившийся гений, описанный Шкипером... Физиономия была вполне заурядной, даже туповатой - хотя научные и литературные светила зачастую не выглядят сообразно своим талантам и славе.
Касаемо злобы, с пятидесяти ярдов ее нелегко выявить, но уж в отношении пьянства - смею заверить: хронического, безнадежного пропойцу определю и со ста пятидесяти. Сам одно время несправедливо числился таковым. Рыбак рыбака, знаете ли...
Что ж, в этой затее много вещей не соответствовали ни полученным описаниям, ни поспешно сделанным выводам.
Норвежец остановился, повел плечами, скинул рюкзак наземь, определил за тощим кустом. Двигаясь небрежно и беззаботно, подошел к машине, доставившей Грету. Машина смахивала на миниатюрный пикап, да и была им, в сущности. Норвежец заглянул внутрь, удовлетворенно кивнул. Я мысленно поблагодарил изобретателя за то, что избавил меня от нужды учинять инспекцию самолично.
Где бы ни прятался третий наемник Эльфенбейна, в пикапе его не замечалось. Норвежец начал подыматься по лестнице, на вершину, где томилась, топталась и попусту водила биноклем поджидавшая Грета.
Мой ход.
Я выскользнул из укрытия и медленно, точно старая неловкая гадюка, пополз к машине. Обнаружил поблизости от пикапа удобную выбоину, забрался в нее. Норвегия изумительно приспособлена для нашей работы, чудесная страна, дикая, пересеченная: куда ни плюнешь - повсюду попадешь в удобное для засады местечко.
Я непроизвольно погадал: а сколько еще вооруженных субъектов разделяли сию школу мысли в течение минувших веков и разбредались по окрестным буеракам, карауля грядущую жертву?
Окончательно устроившись в новом кратковременном обиталище, я убедился, что изобретатель и Грета уже свели доброе знакомство, болтают непринужденно и от души любуются великолепным биноклем. Норвежцу дозволили поглядеть сквозь окуляры этой драгоценности. Он восхитился еще пуще; предложил продать. Грета сказала: не уступлю даже за всю прибыль от арабской нефти. Во всяком разе, произвела весьма отрицательный жест.
Изобретатель удрученно развел руками, пособил хорошенькой незнакомке возвратить "Лейтц" восвояси - в футляр, сиречь. Вежливо приподнял кепи, откланялся, устремился вниз, к засунутому за кусты рюкзаку. И убыл в сторону Свольвера.
Если, по уверениям Шкипера, норвежец прикладывался к бутылке ночь напролет, я еще не встречал пьяницы, способного держаться столь непринужденно и твердо.
Наступил и Грете черед спускаться.
Она по-прежнему носила красно-белые клетчатые брючки, знакомые мне с незабываемых корабельных дней. Странная и кокетливая фигурка, полускрытая желтым кокетливым дождевиком и зюйдвесткой, вернее, шляпищей, напоминавшей те, что из клеенки выделывались, а еще прежде - из промасленной кожи, дабы защищать моряцкие головы от волн и ветра. У персонажей Марриэтта и Жюля Верна подобные уборы считались последним криком моды. Любопытно, как именуют зюйдвестки нынешние модницы?
Я дождался, покуда Грета вплотную подошла к автомобилю. Отсутствовавший субъект номер три повергал меня в известное беспокойство. Следовало настичь девицу елико возможно позднее: авось да успеет обнаружиться голубчик, вынырнет на поверхность?
Но больше медлить было немыслимо. Я поднялся, держа испанский пистолет наизготовку.
- Сделайте одолжение, мисс Эльфенбейн, замрите не шевелясь.
Она послушно застыла, держа дверцу открытой до половины. И отчаянно принялась шнырять взглядом по диким прибрежным пустошам и холмам, ожидая обещанной отцом подмоги. Я приблизился.
- Ваши люди спят, сударыня. Почиют. Неудивительно. Приехать из такого далека - папеньке вашему пособлять... Вымотались, бедолаги.
Девушка облизнула губы.
- Вы убили их? Как убили Бьерна?
- Зачем же? Просто усыпил на ограниченное время. Где Мадлен Барт?
Вскинув лицо, Грета уставилась на меня с обновленной отвагой и надеждой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Но Эльфенбейн вряд ли был сверхчеловечески разумен - это изрядно утешало и подбадривало...
Явились они в машине с потушенными фарами - длинная черная тень скользнула по ночному шоссе. Бесшумно замерла у развилки. Исторгла из непроглядного чрева две темные фигуры, чуть различимые с большого расстояния. Прекрасно. Денисон говорил о троих "гориллах".
Втроем и явились, включая водителя. Не думалось, что Слоун-Бивенс отправится руководить войсками лично: даже великолепный и неустрашимый Карл Двенадцатый не смог распоряжаться под Полтавой, будучи болезненно ранен в пятку. Изнеженный кабинетный червяк тем паче не появится на поле брани.
Автомобиль укатил. Двое наемников остались у обочины. Видимо, держали военный совет.
Затем один из новоприбывших направился к скалистой возвышенности, которую я отверг в качестве наблюдательного пункта именно из-за очевидного и несомненного, бросающегося в глаза, удобства. Другой растаял где-то возле стоянки.
Скрадывать подобную дичь несложно. Я не ручаюсь, что Эльфенбейн подобрал их в оживленной столице, но думаю, не слишком удаляюсь от истины. Субъекты были городскими выкормышами до мозга костей.
Первого я обнаружил по запаху табачного дыма. Парень устраивался в засаде - и курил сигарету, на открытой местности с потрохами выдающую за четверть мили! Отыскав добычу верхним чутьем, я двинулся прямиком к нею.
Наемник ворочался и копошился меж валунами. Должно быть, глаз не спускал со стоянки - решил, что главное действие там и развернется. Так и вышло. Я неслышно подкрался, перекинул свернутый петлей брючный ремень, через голову парню, свел сжатые кулаки вместе, напряг предплечья, преодолел короткое и отчаянное сопротивление, ослабил хватку, отпустил.
Как и рассчитывалось, бандюга успел и умудрился издать звук - промежуточный между кваканьем зверски удушаемой жабы и воплем злодейски истязаемого ишака, - чрезвычайно впечатляюще и кстати прозвучавший во мраке. Я торопливо ткнул парня в шею шприцем, выдаваемым любому из нас именно про подобный случай; на четыре часа погрузил неумеху в здоровый, освежающий сон.
Бывают, если помните, средства, после коих просыпаются уже в лучшем (или худшем - зависит исключительно от земных деяний уколотого) мире. Таковые тоже наличествовали, однако нужды осквернять норвежские пейзажи, разбрасывая трупы, словно консервные банки, покуда не отмечалось.
Второй громила поспешил на крик, точно мартовский кот на призывное и немелодичное мяуканье. У каменистой подошвы холма он чуток помедлил.
- Карлсен? - прошипел он вопросительно. Сами разумеете, ответа не донеслось.
- Эй, Карлсен! Что творится? Ты жив?
За буквальную точность перевода не ручаюсь, ибо эльфенбейновский молодец изъяснялся ублюдочным жаргоном столичных подонков, трудно передаваемым на бумаге. Смысл, однако, был именно таков.
Парень вскарабкался по откосу, не без лихости перемахнул расселину и безо всякого изящества шлепнулся, получив своевременную подножку. Немедленно встать после пинка в голову тоже не смог. А после укола сделался бесчувствен, аки скот зарезанный и, следовательно, безопасен, аки агнец невинный. Опять же, на четыре ближайших часа.
Я определил противника в ту самую - весьма неглубокую - щель, которую он одолел по воздуху. Присел на камень, отдышался и занял убежище, выбранное Номером Первым, ибо оно и впрямь было весьма удачно, а желающих обосноваться в этом же месте еще не замечалось...
Эгей, напомнил я себе, смири гордыню! Могут пожаловать гости, не склонные курить на посту, или опрометью мчаться к источнику непонятных воплей. Мнить собственную персону средоточием профессиональной мудрости вредно для здоровья. Зачастую небезопасно для жизни.
Разминка разогнала кровь по моим жилам, согрела, взбодрила. Остаток ночи миновал куда быстрей и сносней.
Мало-помалу восток прояснился и местность начала обрисовываться. По шоссе промелькнули несколько машин, ведомых либо ранними пташками, либо несчастными служаками. Дождь перестал. Но в арктическом и субарктическом климате одежда не склонна высыхать во мгновение ока. Я чувствовал себя не лучшим, хотя уже и не жалким, образом.
Пять тридцать.
В далекой гостинице уже поднялась и одевается Диана Лоуренс, оживленно болтающая с отсутствующим супругом... Считается очень предосудительным болтать о любви? Кем, любопытно, полагала нас милейшая Мадлен Барт номер два? Парочкой воркующих студентов, отправившихся отдыхать на вермонтском лыжном курорте? О любви... Боги бессмертные!
Еще получасом позже я услыхал приближающийся рокот автомобильного мотора. Машина повернула на стоянку, тучами подняла брызги из оставленных дождем глубоких и пространных луж. Невысокая девушка вышла и захлопнула водительскую дверцу.
Конечно, это была не Диана. Диана приехала бы на такси.
Пожалуй, в глубине души я и не рассчитывал, что бедняга сумеет добраться к аэродрому благополучно. Можете наставлять новичка до хрипоты, покуда от натуги не побагровеете, но любитель просто не примет всерьез объясняемых на английском - да и всяком ином языке, - прописных истин.
Хорошо, что я не профессиональный агент! О да, очень хорошо, да только не для меня, и уж тем паче, не для нее самой, где бы ни было неразумное это дитя сейчас.
Я делал скидки на Дианину любительскую неопытность. Вот и поплатились. Оба.
Грета Эльфенбейн спокойно поднялась по лестнице, ведшей на гребень ската. Извлекла из небрежно переброшенного через плечо, болтавшегося на кожаном ремне футляра лейтцевский бинокль.
Поднесла к лицу и начала созерцать заснеженные, скалистые дали, наслаждаться видами Лофотенских островов.
Глава 17
Норвежцу следовало отдать должное. Он тоже, по-видимому, битую ночь просидел на взгорье, во всяком случае, прибыл задолго до меня самого: иначе я заметил бы его приближение.
И не выдал себя ни движением, ни звуком, покуда я исследовал окрестности, подыскивая укромное местечко! И не шелохнулся, когда прибыл автомобиль, груженный брыкливыми ослами из Осло. И созерцал от начала и до конца, насколько расстояние и темнота позволили, Великую Свольверскую Битву.
Терпеливо, с охотничьей сноровкой, ждал в засаде. И бестрепетно объявился, когда Грета Эльфенбейн принялась размахивать и потрясать "Лейтцом" - хотя прекрасно сознавал: никуда я не делся, сшиваюсь неподалеку.
Робкий забулдыга... Недурно!
Приличествовало быстрое раздумье под совершенно переменившимся углом зрения; да только размышлять было уже недосуг.
Изобретатель возник меж кустов и каменьев, вдали, по правую руку от меня, изрядно смахивая на серого плюшевого мишку в своей тяжелой, ветрозащитной, капюшоном снабженной парке... Увы, я дрожал и трясся, как осиновый лист, а люди поумней и позапасливей чувствовали себя превосходно (разве что взопрели чуток). Норвежец приблизился и на время пропал из виду, притаившись в какой-то ложбине.
Из нее вынырнуло уже совсем иное существо.
Маленький пожилой субъект, облаченный темным костюмом и увенчанный спортивным кепи. На спине изобретателя красовался дорожный мешок - объемистый, наверняка битком набитый парками, варежками, шерстяными носками и тому подобными атрибутами выживания в холодное время года. Человек, сгибающийся под весом огромного ryggsekk - рюкзака, по-нашему - выглядит на севере Норвегии ничуть не более странно, чем женщина, шествующая по нью-йоркской улице с ридикюлем в руке.
И внимания привлекает ничуть не больше.
Норвежец прошел немного пониже места, где притаился я, и я сумел хорошенько разглядеть его. Озлобленный, спившийся гений, описанный Шкипером... Физиономия была вполне заурядной, даже туповатой - хотя научные и литературные светила зачастую не выглядят сообразно своим талантам и славе.
Касаемо злобы, с пятидесяти ярдов ее нелегко выявить, но уж в отношении пьянства - смею заверить: хронического, безнадежного пропойцу определю и со ста пятидесяти. Сам одно время несправедливо числился таковым. Рыбак рыбака, знаете ли...
Что ж, в этой затее много вещей не соответствовали ни полученным описаниям, ни поспешно сделанным выводам.
Норвежец остановился, повел плечами, скинул рюкзак наземь, определил за тощим кустом. Двигаясь небрежно и беззаботно, подошел к машине, доставившей Грету. Машина смахивала на миниатюрный пикап, да и была им, в сущности. Норвежец заглянул внутрь, удовлетворенно кивнул. Я мысленно поблагодарил изобретателя за то, что избавил меня от нужды учинять инспекцию самолично.
Где бы ни прятался третий наемник Эльфенбейна, в пикапе его не замечалось. Норвежец начал подыматься по лестнице, на вершину, где томилась, топталась и попусту водила биноклем поджидавшая Грета.
Мой ход.
Я выскользнул из укрытия и медленно, точно старая неловкая гадюка, пополз к машине. Обнаружил поблизости от пикапа удобную выбоину, забрался в нее. Норвегия изумительно приспособлена для нашей работы, чудесная страна, дикая, пересеченная: куда ни плюнешь - повсюду попадешь в удобное для засады местечко.
Я непроизвольно погадал: а сколько еще вооруженных субъектов разделяли сию школу мысли в течение минувших веков и разбредались по окрестным буеракам, карауля грядущую жертву?
Окончательно устроившись в новом кратковременном обиталище, я убедился, что изобретатель и Грета уже свели доброе знакомство, болтают непринужденно и от души любуются великолепным биноклем. Норвежцу дозволили поглядеть сквозь окуляры этой драгоценности. Он восхитился еще пуще; предложил продать. Грета сказала: не уступлю даже за всю прибыль от арабской нефти. Во всяком разе, произвела весьма отрицательный жест.
Изобретатель удрученно развел руками, пособил хорошенькой незнакомке возвратить "Лейтц" восвояси - в футляр, сиречь. Вежливо приподнял кепи, откланялся, устремился вниз, к засунутому за кусты рюкзаку. И убыл в сторону Свольвера.
Если, по уверениям Шкипера, норвежец прикладывался к бутылке ночь напролет, я еще не встречал пьяницы, способного держаться столь непринужденно и твердо.
Наступил и Грете черед спускаться.
Она по-прежнему носила красно-белые клетчатые брючки, знакомые мне с незабываемых корабельных дней. Странная и кокетливая фигурка, полускрытая желтым кокетливым дождевиком и зюйдвесткой, вернее, шляпищей, напоминавшей те, что из клеенки выделывались, а еще прежде - из промасленной кожи, дабы защищать моряцкие головы от волн и ветра. У персонажей Марриэтта и Жюля Верна подобные уборы считались последним криком моды. Любопытно, как именуют зюйдвестки нынешние модницы?
Я дождался, покуда Грета вплотную подошла к автомобилю. Отсутствовавший субъект номер три повергал меня в известное беспокойство. Следовало настичь девицу елико возможно позднее: авось да успеет обнаружиться голубчик, вынырнет на поверхность?
Но больше медлить было немыслимо. Я поднялся, держа испанский пистолет наизготовку.
- Сделайте одолжение, мисс Эльфенбейн, замрите не шевелясь.
Она послушно застыла, держа дверцу открытой до половины. И отчаянно принялась шнырять взглядом по диким прибрежным пустошам и холмам, ожидая обещанной отцом подмоги. Я приблизился.
- Ваши люди спят, сударыня. Почиют. Неудивительно. Приехать из такого далека - папеньке вашему пособлять... Вымотались, бедолаги.
Девушка облизнула губы.
- Вы убили их? Как убили Бьерна?
- Зачем же? Просто усыпил на ограниченное время. Где Мадлен Барт?
Вскинув лицо, Грета уставилась на меня с обновленной отвагой и надеждой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34