С его точки зрения, я был непоправимо и беспросветно стар... Тем хуже для меня - и тем лучше.
Подонки остаются подонками - по какую сторону Атлантики ни родились бы. Числились подонками со времен доисторических, и отнюдь не улучшились в продолжение столетий... Пожалуй, проиграли предкам в бесшабашности и размахе - всего лишь. У пещерного костра, или на улицах цивилизованного Санта-Фе - повсюду наткнетесь на представителей одного и того же удалого племени...
Тем хуже для них, задиристых. Я распахнул дверь настежь. Столкнулся с весьма недружелюбным порывом встречного ветра. С пеной, несомой навстречу тем же ветром. Неприятное ощущение, осмелюсь доложить - хотите верьте, хотите нет.
Попытайтесь и попробуйте испытать сами... На палубе не замечалось ни души.
Я сбросил рюкзак. Путаться в лямках, когда настанет решающая минута, не годилось. А владелец вещевого мешка должен был вылететь наружу весьма и весьма разгневанным.
Так и вышло.
Хотя, признаю: парень изрядно призадумался, и даже остолбенел - если правильное слово употребляю. Наверное, не сумел примириться с мыслью, что окаянный супостат орудует столь небрежно. Следовало ждать подвоха - где-то, как-то, по неведомым соображениям. Напоминаю: парень казался хлыщом, но вовсе не глупым.
В его самозащищающей системе наверняка наличествовал предохранитель - и пылал сейчас, родимый, ярким электрическим пламенем, вопя: стерегись! берегись! подожди!
Парень окликнул меня от выходной двери, повел взором; опять окликнул.
Я обернулся и вознаградил его наизлобнейшим взглядом; и перебросил похищенный рюкзак через поручни.
Прямо в море.
Соленое.
Холодное.
Бездонное...
Парень возмутился до глубин души.
Позабыв простейшие меры предосторожности, он двинулся вперед - оскорбленный, непререкаемо яростный, мстительный: истинный потомок викингов. Как и я, между прочим...
Удивления достойно: у субъекта оказались очень длинные, развевающиеся по ветру волосы. Развевающиеся, конечно, лишь после надлежащего освобождения из плена, учиненного шпильками, заколками, кружевами - чем бишь, скрепляют нынче мужские прически? В правой руке обретался револьвер - прекрасная и весьма полезная для знающего человека вещь.
Парень, по всей вероятности, злился, припоминая женщину, которой полагалось утонуть, но которая нарушила и спутала хитрые планы, выплыв и уцелев. Но, убейте меня, вовек не пойму, зачем неподражаемые рукопашные бойцы - викинги - отращивали столь длинные кудри, за которые так удобно хвататься в ближней схватке. Уже не принимаю во внимание крупного бисерного ожерелья на закаленной шее. Возьми да удави... Если нитка выдержит. Глупость. Чистейшая.
Парень явно хотел не просто убить, а и перепугать намеченную жертву перед гибелью до полусмерти. Обычно так и приключается, если ты не удосужился вселить в неприятеля страх Божий. И на подобное зазнайство можно рассчитывать почти всегда.
Я, без похвальбы скажу, угадал мгновение, отводившееся выстрелу. Особо и гадать не приходилось - подожди, покуда палуба выпрямится после очередного раскачивания, вот и все. Остальное следовало определить по глазам и стойке противника - наука нехитрая.
Револьвер вознесся. Я, точно старая добрая жаба, метнулся влево, распластался в воздухе, шлепнулся. Выбросил вперед правую руку. Заранее снятый и смотанный ремень, оснащенный хитроумной Маковской пряжкой - большой, тяжелой, отточенной по краям до бритвенной остроты, - прянул, обвился вокруг правой, опорной щиколотки норвежца прежде, несли тот сообразил, в чем дело и отпрыгнул...
Парень был вовсе не столь умел и грозен, сколь предполагал сам. Не дрыгать ногою следовало, а гашетку нажимать. Ремень - весьма неприятное оружие в рукопашной стычке, но какой прок от ремня, зажатого рукой покойника? Стрелять надлежало - и только.
Пытаясь освободиться от нежданной помехи, норвежец действовал сообразно природным инстинктам, которые, разумеется, полезны и хороши - но не всегда. Мы, к примеру, стараемся обуздать определенные природные стремления, и тратим на это долгие часы психологической подготовки. Например, не провожай взором застреленного тобою человека - не следи, куда шлепнется. Не спеши смаргивать, если прямо в физиономию несется вражеский кулак - замах может оказаться ложным, и получишь аккурат под ложечку в тот неуловимо быстрый миг, покуда веки остаются прикрытыми... Да мало ли естественных побуждений подавлять приходится в нашем деле?
Пытаясь освободиться от ремня, супостат неразумно упустил отличную возможность продырявить мне башку. На это я и рассчитывал, увидав, как вызывающе держится белобрысый, насколько высокого мнения он о своей боеспособной и всесокрушающей персоне. Когда-то я уже говорил: профессиональные силачи почти не поддаются дрессировке в огнестрельном смысле. Тем хуже для них.
Я рванул за ремень и выдернул из-под неприятеля обе ноги - точнее, правую вышиб, а левая вылетела независимо и самостоятельно. Бедолага приземлился прямиком на копчик: падение болезненное и не всегда полезное для здоровья.
Револьвер отлетел и заскользил по выдраенным доскам.
Норвежец непроизвольно дернулся ему вослед - новая ошибка. Лучше было плюнуть на оружие, высвободиться и кинуться на меня с голыми руками. Крупный, мускулистый, парень преотлично мог бы удавить или изувечить знакомую вам стоеросовую жердь безо всякой пороховой подмоги.
Но, повторяю: неприятель рванулся к ускользающему револьверу. Подсознательное движение. Оставалось только рвануть вторично, снова распластать норвежца на палубе и бросить раскрутившийся, более не способный служить затяжной петлей ремень. Отнюдь не ставлю этой сообразительности себе в достоинство. Так учили.
Я взвился, оказался на ногах и заботливо пнул пытавшегося проделать то же самое норвежца в висок. Полуоглушенный парень закрылся руками, ожидая удара в лицо. Третья ошибка.
Развернувшись, я проворно сгреб его за лодыжки и поволок поближе к поручням. Ухватил за пояс, приподнял, перекинул через борт. Мгновение-другое парень - полагается отдать ему должное, действительно силен оказался - висел, намертво вцепившись в металлическую сетку, натянутую меж перилами и палубными досками. Ребром ладони я ударил по одной руке, ребром подошвы раскровавил другую и от души понадеялся, что поблизости нет никого, способного услыхать вопль обрушившегося в хляби норвежца. Вопль неожиданно жалобный, почти плаксивый.
Рассчитывать на полное уединение было, конечно же, чистой наивностью. Тяжело дыша, опираясь на округлый поручень, я поймал краем глаза быстрое движение. Маленькая фигурка склонялась к оброненному стволу. Всецело сосредоточившись на верзиле, я временно и непростительно прекратил следить за окружающим.
Девица почти преуспела в самоотверженном своем начинании - только я прыгнул из последних силенок и водрузил подметку на револьвер прежде, чем Грета успела подобрать его.
Девица распрямилась. Поглядела в упор. Так и есть: нейлоново-чулочная особа, не без оснований принятая мною за Грету Эльфенбейн. Маленькая, проворная, темноволосая, темноглазая. Довольно хорошенькая... Но, право слово, ночка для красивых девиц выдалась неблагоприятная. Опираюсь отнюдь не на астрологические таблицы, а на простой здравый смысл.
Завывавший над палубой ветер трепал и терзал Гретино платье - весьма изысканное и дорогое. Непоправимо разметывал хитрую, замысловатую прическу, тоже стоившую немалых денег. Хотя в последних парикмахерских вывертах я не понимаю ни аза, но отличить волосы, уложенные в модном салоне, от волос, приводившихся в порядок собственными дамскими силами, еще способен.
- Вы... - еле слышно сказала Грета, - вы убили его!
Голос прозвучал обвинительно. Хм!.. Английское произношение было исключительно внятным, если не придираться к явному акценту.
- Швырнули человека на верную смерть! Прямо в штормовые волны!
Как и много лет назад, при несколько схожих обстоятельствах, я раздраженно ответил:
- Что же было делать, поцеловать его? Мисс Эльфенбейн отмолчалась.
- Не посылайте своих приятелей по душу Мадлен Барт. Разве что у вас имеются лишние приятели.
Я выдержал паузу, дожидаясь ответа. Девица Эльфенбейн хотела, вероятно, изречь тираду яростную и угрожающую. В то же время - презрительную и полную достоинства. Несовместимые вещи - особенно, если вы стоите на шаткой палубе и вовсю пытаетесь не шлепнуться, да при этом обеими руками удерживаете срываемую ветром блузку. Драматические монологи следует на сцене читать...
Я безмолвствовал. Ветер принялся за юбку Греты, явил моему бесстыжему взору препикантнейшие резинки нейлоновых чулков и тем окончательно испортил впечатление от начатой речи. Повернувшись, девица ринулась наутек и заперлась в каюте.
Придется бедняге немножко привести себя в порядок - ив прямом смысле, и в переносном... Не желая завязывать новых стычек (на один вечер и так доставало приключений), я возвратил ремень в брючные петли, подобрал трофейный револьвер - выяснилось, пистолет! С ума я спятил, или старею понемногу? - исследовал его при неярком свете палубных фонарей.
Изящная заморская игрушка. "ЛАМА. Габилондо и Тетушка Виктория. Испания. Калибр: .380".
Умопомрачительно: пистолет был уменьшенной копией сорокапятикалиберного автоматического кольта. И открытый боек имелся, и предохранитель на рукояти наличествовал. Не истолкуйте неверно, я никакой злобы не таю против армейского кольта - прыгает в руке, словно бешеный, зато стреляет исправно и мощно. Великолепная, заслуженная пушка. Но зачем же прилежно копировать весьма громоздкий и неуклюжий полевой пистолет, если хочешь производить удобное карманное приспособление для самообороны, предназначающееся законопослушным гражданам? С неменьшим успехом возможно создавать маленькую действующую модель противотанкового орудия, чтобы охотиться на оленей...
Задержавшись на достаточно долгое время - так я надеялся, - пора было и убираться. Я спрятал пистолет и возвратился в кают-компанию. Седовласого мужчины - самого Эльфенбейна - тоже не было ни слуху, ни духу. Пожалуй, отец и дочь отправились восвояси, дабы учинить летучий военный совет. Я надеялся, решение примут разумное. Дай-то Бог. Судя по рассказам, доктор Адольф Эльфенбейн достаточно долго процветал вопреки закону, чтобы колотиться головой о потолок и жаждать мести, лишившись малозначащего, легко заменяемого подручного.
Постучавшись в дверь, которая обреталась двумя палубами ниже, я услыхал решительное "войдите". Диана Лоуренс по-прежнему восседала на койке, при полном освещении, держа револьвер наизготовку, дабы отразить любых и всяческих пиратов-абордажников. Я втайне думал застать ее спящей как сурок - или, по крайности, выбравшейся из мокрого, не по росту шитого костюма. Ничуть не бывало. Только сбросила жакет и слегка расчесалась. Умная девочка, не желала нарваться на возможную неприятность, оставшись в неглиже...
Похвальное рвение к служебному долгу. И револьвер держит уверенно; рука не дрожит. Надлежало признать: для особы, принадлежавшей к сборищу профанов, не способных сыскать впечатляющего чучела в собственной среде, Лоуренс обнаружила незаурядные задатки по части пистолетно-револьверной. Говорю задатки, ибо предыдущего опыта не отмечалось: я вынужденно пояснил ей разницу меж гашеткой и курком. Но Диана изрядно отличалась от прочих молодых дам, которые берут оружие с таким видом, словно принимают на попечение гремучую змею, обожравшуюся гремучей ртути.
- Все в порядке? - осведомилась моя напарница. - Тебя долгонько не было.
- Наверху - в порядке. А здесь?
- Ни души, никто не беспокоил... - Диана помолчала и прибавила: - Я догадалась обо всём. И знаю, чем ты занимался.
- Умница, - ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34