А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Давай не будем сходить с ума, — произнес он, откидываясь на подушку. — Не хватало нам еще открыть здесь стрельбу. Спрячь свой дурацкий пистолет.
Я, облегченно вздохнув, тоже сел в кресло, но к пистолету, словно он мог взорваться от малейшего прикосновения, не притронулся.
— Я тебя внимательно слушал? — спросил
Леша.
— Да. Теперь ты, кажется, хочешь мне что-то сказать?
— Естественно! — И он впервые с начала нашего тяжелого разговора улыбнулся.
— Я ничего не имел против того, чтобы ты мне возражал, — сказал я, понимая, что был излишне категоричен, не желая даже выслушать объяснения Леши. — Но ты молчал. А молчание, как известно, знак согласия.
— Нет, никакого согласия тут не могло быть Просто я так воспитан: если кому-то очень хочется высказаться, я не порчу обедню.
Нет, все-таки нравится мне этот сукин сын!
— Что ж мы в таком случае чуть не начистили друг другу рожи?
Леша посмотрел по сторонам, словно потерял что-то очень важное, и сказал мне то, о чем я давно подсознательно мечтал:
— Может быть, нам для начала выпить по стаканчику?
— С удовольствием. Горло начисто пересохло! — признался я.
Мы энергично, словно только что обменялись любезностями, встали из-за стола. Леша протер тряпкой стол, смахивая с него шелуху от креветок. При этом он задел тряпкой пистолет, но с таким видом, словно это была пепельница.
Я взял его и сунул в карман комбеза, при этом неестественно откашливаясь.
Мы вышли во двор. Леша запер флигель на ржавый висячий замок и пошел вперед, показывая, что доверяет мне и не опасается быть ко мне спиной. Но я не захотел исполнять роль конвоира и, мы вышли на улицу, поравнялся с ним.
38
Ближайшее к нам кафе «Встреча» располагало всего тремя круглыми столиками, но в это время там редко когда было много народу. На этот раз оно вообще пустовало. Леша застрял у запотевшей витрины, разглядывая пирожные и напитки в бутылках, а я, раз он взял инициативу в свои руки, сел за ближайший к выхода столик. Отсюда, из полусумрачного помещения, дверной проем казался охваченным пламенем; из него тянуло доменным жаром, и смотреть в ту сторону, не щурясь, было невозможно.
Я не думал над тем, что готовится сказать мне Леша, потому как не ждал никакой сенсации. Трудно было даже предположить нечто такое, что кардинально изменило бы всю составленную мной схему преступления. Скорее всего сейчас Леша пытается выдумать себе какое-нибудь алиби. Именно для этой цели он тянет время, неторопливо стоит у витрины, делая вид, что рассматривает ценники, а сам же — я голову даю на отсечение, что это именно так, — напряженно думает, как бы выкрутиться.
Черная худая кошка, пошатываясь, зашла на порог кафе. Ее маленький розовый язычок по-собачьи торчал между зубов, будто кошка доедала и никак не могла доесть ломтик ветчины. «Родиться в черной шерсти на Южном, берегу Крыма — страшное невезение», — подумал я. Две молодые женщины в шортах и широкополых соломенных шляпках, лузгая семечки шли от остановки автобуса в сторону кафе. Сейчас сядут рядом с нами, закажут по чашке кофе и будут трепаться не меньше часа. При таком со седстве особенно не поговоришь. Придется держать себя в руках и на резкие ноты не скатываться.
На миг опережая пылевое облако, рядом с кафе остановился новосветский автобус. Через передние двери по одному стали выходить пассажиры, расплачиваясь с водителем. «Сейчас перетекут сюда», — подумал я, глядя на бронзовеликих людей.
И тут произошло событие, которого я даже предположить не мог. Леша как-то боком наехал на столик, опрокидывая его вместе со мной на пат, а затем молниеносно выскочил на улицу, сбивая по пути женщин. Те одновременно вскрикнули, повалились друг на дружку и не сразу разразились ругательствами. Пока я выбирался из-под стола, Леша в несколько прыжков достиг автобуса и за мгновение до того, как закрылись дверцы, нырнул внутрь. Автобус будто только этого и ждал, он резко сорвался с места и погнал в Новый Свет.
На пороге я споткнулся и, с трудом удержавшись на ногах, вывалился на улицу; тяжело дыша, постоял посреди дороги, провожая взглядом пылевое облако, потом сплюнул и выматерился.
— Ну ладно, — произнес я сквозь зубы, задыхаясь от бешенства. — Я тебя достану… Я выслушаю тебя в сизо! Я посмотрю, как ты еще будешь со мной шутить…
Сотрясать словами воздух — самое глупое занятие, особенно в моем положении, после того как я по собственной вине упустит Лешу.
Не снижая темпа, я дошел до барбакана. Мои шаги отзывались гулким эхом в проеме ворот, где царствовала прохлада и тянуло легким сквозняком. Билетерша не остановила меня — она знала в лицо всех местных, которым можно было посещать крепость бесплатно. Ветеран, черт возьми! Заслужил право проходить через ворота, а не перелезать через забор, как делали почти все курортники.
На привратной площади, где аляповато, как инородное тело, громоздилась сколоченная по случаю фестиваля итальянской культуры сцена, я наконец остановился. Пологий склон, покрытый выжженной на солнце травой, когда-то держал на себе дома, склады и казармы древней Сугдеи. Сейчас он больше напоминал пастбище, и одинокие туристы бродили по нему в самом Деле как измученные жарой и однообразной пищей овцы. За годы жизни в Судаке я поднимался по тропам и гладким, отшлифованным ступеням, вырубленным в камне, до Девичьей башки десятки раз; все здесь было мне привычно и знакомо, как во дворе собственной дачи. Но сейчас я смотрел на гигантскую пирамиду с любопытством и даже восторгом. В лучах заходящего солнца корона Девичьей башни казалась кроваво-красной, будто наклеенной на неправдоподобно синее полотно неба, в него врезалась изумительно четкая гребенка стены второго яруса; отсюда, из ворот, крепостная гора выглядела совершенно неприступной и напоминала плечистого Атланта, стоящего спи-пой к морю и спокойно созерцающего человеческую суету.
Мое настроение стремительно улучшалось. Давно на душе не было так светло и чисто, как сейчас. Мне хотелось петь, но Бог не наделил меня музыкальным слухом, и я попросту заорал во всю силу. Оглушая, под сводом арки заметалось эхо. Билетерша, подбоченившись, тотчас появилась в поле моего зрения.
— Ты чего разорался? — спросила она.
— Эхо проверяю, — ответил я и пошел вдоль стены к траншеям и котлованам археологов — там как-то я видел двух симпатичных девчонок с огромными лопатами, которые, как шахтеры, ковырялись в земле на глубине двух десятков метров. Любопытнейшее зрелище!
Себя не обманешь. Я был счастлив, что мне не пришлось защелкивать на запястьях Леши наручники и смотреть ему в глаза, после того как между нами навсегда опустится решетка. Я искатель, я археолог, я следопыт, но не конвоир и не палач.
* * *
Я думал, что этот сумасшедший день закончится вполне миролюбиво и мне не придется больше хвататься за пистолет или стакан, а две в меру навязчивые любительницы выкапывать тайны истории сгладят дурные впечатления. Но мне пришлось еще раз убедиться в том, что моя жизнь полна неожиданных сюрпризов. Девчонки, раскрутив меня на три бутылки шампанского, проводили меня до самого дома, а когда им стало ясно, что продолжения банкета не будет, что я уже едва держусь на ногах от усталости и счастья, пообещали прийти завтра вечером, после того как выполнят норму и углубят котлован на три метра. Если бы я пригласил их к себе, то события, возможно, не разворачивались бы столь стремительно. И, кто знает, может быть, вообще повернулись иной стороной. Чувство естественного любопытства у меня приупилось настолько, что я не обратил внимания на темную иномарку, стоящую рядом с моим домом. Но как только я вошел в подъезд, за моей спиной хлопнула автомобильная дверца.
Лампочек на лестнице, естественно, не было, и я не рискнул сразу идти в темноту, остановился у почтовых ящиков, будто хотел достать почту, хотя, кроме районки, газет я не выписывал и писем не получал уже года три и по этой причине редко заглядывал в ящик. Высокий человек в светлой рубашке остановился на входе, как мне показалось, тоже не решаясь зайти в темный подъезд. Он кашлянул и спросил:
— Простите, что беспокою. Вы случайно не Кирилл Андреевич Вацура?
Ненавижу подобные вопросы! Почему Кириллом Вацурой я должен быть случайно? Очень даже закономерно! К тому же зачем спрашивать, если этот человек прекрасно знает, кто я такой.
Незнакомец не дождался ответа:
— Что-то я не расслышал…
— А я вам, собственно, ничего и не говорил, — ответил я, пытаясь открыть ящик ключом от квартиры.
— Но почему же?
— Потому что задаете ненужные вопросы.
— Почему вы так считаете?
Я выпрямился. Незнакомец уже не вызывал у меня опасений. Если бы он хотел что-нибудь сотворить со мной, то сделал бы это без лишних разговоров.
— Кто вы такой? — спросил я его. — Я никак не могу вас узнать.
— В этом нет ничего странного — здесь совершенно темно, — усмехнулся незнакомец. —
Кроме того, мы ни разу не встречались, хотя… Хотя однажды говорили по телефону.
— Секундочку! — сказал я, бесцеремонно взял незнакомца под локоть и вывел на улицу, чтобы увидеть его лицо в свете фонарей. — Так и есть! Вам повезло, я вас узнал. Ведь вы Виктор Резоевич Гурули? Так сказать, генеральный директор АО «Доброе сердце», или как там — «Сердечная забота»?
Гурули не мог не уловить крепкий запах спиртного, который струился от меня, как выхлоп из автомобиля, и не понять, что я издеваюсь над ним, но ответил очень даже доброжелательно:
— Почему вы говорите «как будто»? Я действительно генеральный директор акционерного общества. Только называется оно «Милосердие». Странно, однако, то, что вы меня узнали. Где вы могли меня видеть?
— На похоронах вашей чрезмерно умной предшественницы.
— Как? И вы там были?
— А чему вы так удивляетесь? Ведь я был страстным поклонником ее коммерческого таланта, одним из ее лучших клиентов. Разве вам надо об этом напоминать?
— Да— Да, — кивнул Гурули, кинул взгляд на автомобиль, затем поднял руку и щелкнул пальцами. — Именно потому я и разыскивал вас сегодня весь день. Я должен…
Молодой человек, вышедший из автомобиля, подошел к нам и протянул Гурули кейс.
— Так вот, — продолжил коммерческий директор, — я должен принести вам свои извинения… — Я чуть было не уточнил: «За то, что вы чуть не ухлопали меня у памятника морскому десанту?» — Может быть, поднимемся к вам?
— Может быть, — ответил я тоном, которым посылают ко всем чертям, и пошел по лестнице вверх. Я сейчас был не в форме, не в том настроении, чтобы заниматься Гурули и решать те ребусы, которые он намеревался мне подкинуть.
Гурули шел за мной совершенно бесшумно.
Любопытные у него были ботиночки — каблуки не стучали по бетонной лестнице, по которой, кажется, стучат даже лапы кошек. Что у него в кейсе? Для чего его «шестерка» передал чемоданчик столь демонстративно?
У своей квартиры я несколько помедлил, затем протянул руку к соседней двери и позвонил. Из Славика, конечно, свидетель тух получится, но выбора не было. Сосед долго не открывал, зато невнятно прокричал из-за двери: «Щас! Не ломись, как жаба в колодец, иду уже!» Появился он на пороге в своем обычном виде: рваная тельняшка, спортивное трико с отвислыми коленями, недельная небритость, глаза ушли в глубь черепа, словно улитка в свою валторну, волосы на голове склеились в многочисленные рожки. Все ясно: человек серьезно посвятил себя любимому занятию. Утром его можно будет пытать, но он не вспомнит, что накануне вечером я потревожил его и что рядом со мной стоял высокий мужчина с тонкой ниточкой усов и серебристым налетом седины на длинных бакенбардах. К счастью, Гурули не был осведомлен о свойствах памяти Славика.
— Это ты звонил мне сегодня утром? — спросил я первое, что пришло мне в голову.
— Я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70