Гуров решил помочь ему с выбором. Оторвал от тарелки голову Лошманова и запрокинул ее.
— Скажи ему.
Лошманов закашлялся. Кровь из носа заливалась ему в рот.
— Скажи ему! — повторил Гуров и усилил давление ствола на затылок жертвы. — Ну! Говори!
— Брось пушку, Сережа, — выдавил из себя Роман Анатольевич, борясь с новым приступом кашля.
— Ты слышал, Сережа? — поддержал инициативу Лошманова Крячко. — Бросай.
Телохранитель опустил руку, затем разжал пальцы, и пистолет брякнулся к его ногам.
— Отлично, — Гуров по-прежнему держал Лошманова за волосы, а дуло его «штайра» упиралось Роману Анатольевичу в затылок. — Теперь вопросы, которые я хотел задать. Не возникло желание ответить на них?
— Вы за это ответите…
Лошманов сплюнул кровь, но из-за того, что полковник держал его голову в запрокинутом положении, сгусток крови попал владельцу гей-клуба на воротник белоснежной рубашки.
— Может быть, — уклончиво ответил Гуров. — Но сейчас речь не о нас, а о тебе. Каждый вопрос буду задавать всего один раз. Нет ответа — снова мордой в тарелку, есть ответ — катимся дальше. Усвоил?
Лошманов ничего не ответил. Выждав секунд пять, Гуров слегка дернул его за волосы назад, а затем резко опустил голову вниз. В повисшей тишине ресторана было слышно, как зубы Романа Анатольевича стукнулись о фарфор. Он взвыл. Разоруженный телохранитель дернулся, но, вспомнив предупреждение Гурова, так и остался стоять на месте. Крячко слез со своего пленника, подошел вплотную к первому телохранителю и, чуть отпихнув его в сторону, поднял с пола оружие. Сунул его к себе в задний карман брюк. Охрана «Райского синдрома» и официантки продолжали в нерешительности топтаться чуть поодаль.
Гуров вновь запрокинул голову Лошманова.
— Усвоил? — повторил он.
— Усвоил. — Тот опять сплюнул кровь себе на воротник.
— Ты видел Равца в день убийства?
— Видел. Я приходил в театр. Мы немного посидели, выпили коньячку и… — кадык Лошманова нервно дернулся. — Потом ушли.
— Куда поехали?
— Кто куда. Я отправился к себе в клуб, а Юра… Не знаю. Он сначала хотел поехать со мной, но потом передумал. И отправился куда-то по своим делам… Ему позвонили…
— Позвонили? Кто?
— Не знаю. Он не сказал. Сказал только, что у него дела… И уехал. На своем новеньком «мерсе»…
— Я слышал, Равец должен был тебе денег, — продолжил допрос Гуров. — Это так?
— Да… То есть… Постойте! — Лошманов предпринял попытку скосить глаза в сторону стоящего справа от него Гурова, но из этого ничего не вышло. — Вы что, меня, что ли, подозреваете? Думаете, я его грохнул?
— А это не так?
— Нет! Конечно, нет! — голос Лошманова сорвался на фальцет. — Вы с ума сошли? У меня и в мыслях не было убивать Юру. Да, он должен был мне деньги. Этого я не отрицаю… И деньги, кстати, немалые. Но какой мне был смысл убивать его? Юра обещал мне вернуть деньги. В самом скором времени…
— И ты ему поверил?
— А почему я должен был ему не верить? Какие для этого основания? Если Юра сказал, что отдаст, значит, отдаст… То есть я хочу сказать… Он отдал бы, если бы остался жив…
— Ты знал о том, что Равец был убит?
— Да, знал, — Лошманов поморщился от боли. — Но это не я! Клянусь вам! Где логика?..
— От кого ты узнал об убийстве? — прервал его Гуров.
— Я не помню. Кто-то сказал мне в клубе. Весть разлетелась очень быстро… В наших кругах… Вам ведь уже известно, что Юра был гомосексуалистом?
— Да, известно.
— Вот, я об этом и говорю. Кто-то из клиентов моего клуба принес эту весть, и я…
— Ладно, — вновь оборвал словесный поток допрашиваемого полковник. — Вернемся к твоим делам с покойным Равцом. На что ты ему дал денег?
Лошманов замялся, но едва Гуров угрожающе потянул его за волосы, как он снова заговорил:
— Юра планировал в театре новую постановку. На основе каких-то лазерных шоу. Честно говоря, я не очень хорошо разбираюсь в этом деле. Но по его словам, выходило, что это должно быть нечто грандиозное. А я… Я был, ну как бы это сказать?.. Я был спонсором театра. Мы практиковали подобное и раньше. Мне это спонсорство помогало уйти от налогов… К чему дарить бабки государству? Да и вообще, деньги у меня есть, так почему бы не дать их на благое дело? Так вот… Юра составил смету…
— А разве министерство не финансировало подобные проекты? — поинтересовался Гуров.
— О чем вы говорите, полковник? То, что давало министерство, — сущие гроши. Знаете, сколько у нас в стране идет денег на культуру? Хрен целых, ноль десятых…
— Ну, хорошо, — сдался сыщик. — Что было дальше?
— А что дальше? — торопливо заговорил Лошманов. Чувствовалось, что ему хотелось как можно скорее высвободить свои волосы из рук полковника. — Я дал денег. Это было полгода назад. А постановки этой до сих пор нет. Я спросил Юру напрямик, и он сказал мне, что затея провалилась. Проект накрылся пыльным мешком. Последовал резонный вопрос: а где деньги? И тут он говорит: «Нету». Естественно, я взбесился, мы с Юрой поругались, но через пару недель после этого происшествия он позвонил мне сам. Сказал, что деньги ушли на какие-то театральные нужды, и в скором времени обещал мне все вернуть по частям в течение трех месяцов. Я согласился. А что мне оставалось делать? Пусть хоть так… И кстати, во время нашей с ним последней встречи, перед тем как… его убили, мы даже не говорили на эту тему.
— Откуда у Равца могли взяться деньги, чтобы отдать тебе долг?
— Не знаю. Ну, он все-таки имел деньгу с театра, с других спонсоров… — Лошманов презрительно скривился. — И с загрантуров ему в последнее время солидно капало. Дело-то разрасталось.
Гуров насторожился.
— Что это за загрантуры?
Лошманов опять нервно сглотнул.
— Я толком не знаю, — пробормотал он. — У Юры был какой-то налаженный бизнес с западными странами. Молоденькие актрисы вроде катались туда для каких-то шоу. Этот проект финансировало Министерство культуры. Юра как-то рассказывал мне. Но он говорил сумбурно, а я, признаться, не очень-то его и слушал. Мне, правда, показалось, что дело тут какое-то нечистое…
— Почему?
— Юра сказал, что ответственный за это финансирование в министерстве Олег Меньшинский, а я немного знаю этого типа. Скользкий товарищ.
— Гомосексуалист?
— Нет! Какой там. Натурал, — последнее слово Лошманов бросил с особым презрением. — Но скользкий он не поэтому. Просто… Как бы это объяснить?.. Я бы не стал иметь с ним общих дел. А Юра имел. Но что это за дела были на самом деле…
Гуров и Крячко обменялись многозначительными взглядами.
— Я правда больше ничего не знаю, — взмолился Лошманов. — И я не убивал Юру! Клянусь вам!
— Ладно, я тебе верю, — Гуров наконец отпустил свою жертву, и Роман Анатольевич едва сам не упал лицом в тарелку. — Если что, еще пообщаемся. Так что не прощаюсь.
Сыщик подал знак напарнику, и они оба под пристальными взглядами клиентов и служащих ресторана направились к выходу, лавируя между столиками. Шагов через десять Гуров остановился и, повернувшись к Лошманову, наставительно произнес:
— И еще, Роман Анатольевич, никогда не хамите людям, предварительно не разобравшись, что они собой представляют.
Лошманов промолчал.
Глава 6
За последние полтора часа Лиза уже трижды приближалась к телефонному аппарату, но так и не решилась набрать нужный номер. В последний раз она даже отважилась снять трубку и мысленно прикинула, что и как скажет сыщикам, допрашивавшим ее в театре, а затем оставившим ей на всякий случай номера своих телефонов. А что она, собственно, может им сказать? Что она видела, как в ночь убийства Равца Виктор Максимович выходил из его кабинета? А если она обозналась? Хотя это маловероятно… Михайлова с его походкой и манерами можно было узнать издалека. Первого замдиректора театра ни с кем не спутаешь. Так почему же она сразу не сказала об этом сыщикам? Испугалась? Сомневалась? Скорее всего, первое…
Лиза положила трубку обратно на аппарат и отошла от журнального столика на безопасное расстояние. Не стоит себя искушать. Все равно у нее так или иначе не хватит смелости сказать правду. В дела сильных мира сего лучше не вмешиваться. Себе дороже, как говорится.
В том, что она видела, может, и нет ничего криминального. Мало ли что могло понадобиться Виктору Максимовичу в директорском кабинете. Возможно, то, что он там был, никак не связано с убийством, а доноса на него Михайлов ей уже не простит. Терять работу Лизе не хотелось. В последнее время она и так едва-едва сводила концы с концами. Будь у нее хоть какой— нибудь еще источник дохода, тогда куда ни шло, а так…
Лиза и сама не заметила, что она последние несколько минут нервно расхаживает по комнате. Неожиданно возникшая у нее мысль заставила девушку остановиться как вкопанную.
А что, если поговорить на эту тему с самим Михайловым? Позвонить ему прямо сейчас, назначить встречу в театре и все выяснить. Напрямик. Если все виденное ею не более чем нелепое совпадение и Михайлову нечего скрывать, вопрос разрешится сам собой. И не придется больше им мучиться. А если у него рыло в пушку?.. Наверняка Виктор Максимович не захочет, чтобы подобная информация достигла ушей следователей. И при таком раскладе с ним можно будет договориться полюбовно. Ведь Лиза не побежала доносить на него. Значит, ей можно доверять. Глядишь, Михайлов подсуетится и поднимет ей зарплату. А может, и так деньжат подкинет. За молчание.
Лиза мечтательно прикрыла глаза. Кто знает, насколько щедр может оказаться Михайлов? Насколько для него желательно сохранить происшедшее в тайне? Может, ей повезет, и она наконец сможет осуществить свою давнюю мечту, связанную с покупкой полушубка из козьего меха? Подобный поворот мысли пришелся Лизе по душе. Наскоро взвесив все «за» и «против», она решительно качнула головой, словно отбрасывая ненужные сомнения, и вновь вернулась к журнальному столику. Опустилась в плюшевое кресло и придвинула к себе телефонный аппарат. Порывисто сняла трубку. Номер Михайлова Лиза помнила наизусть.
Вызываемый абонент ответил после четвертого гудка.
— Алле! — Как обычно, Михайлов был настроен на игривый тон с собеседником.
— Виктор Максимович. — Девушка немного стушевалась. — Это Лиза.
— Какая Лиза? — Игривость из голоса исчезла.
— Пеленева Елизавета. Я работаю у вас в театре. Уборщицей.
— А-а! — протянул Михайлов. — Очень приятно. И чего же вы хотите Пеленева Елизавета. Что-то случилось?
— Да… То есть нет. — Лиза почувствовала, как у нее дрожит рука, сжимающая трубу телефона. — Я хотела бы с вами встретиться и поговорить. В театре. Скажем, через час. Сможете, Виктор Максимович?
— А зачем? — Предложение девушки особого энтузиазма у Михайлова не вызвало. — О чем нам с вами разговаривать, деточка? Если это как-то связано с работой, то вам лучше обратиться в кадры. Или в бухгалтерию, например. У вас есть их номера телефонов…
— Телефоны у меня есть. — Лиза перевела дух и уже с большим напором продолжила: — Мне нужны лично вы, Виктор Максимович.
— Я очень занятой человек, Елизавета…
— Но то, что я хочу сказать, касается лично вас, — перебила она незримого собеседника. — И ночи, когда был убит Юрий Юрьевич… Я как раз дежурила в театре…
Она замолчала. Михайлов некоторое время тоже хранил молчание. Затем сухо откашлялся.
— Вы где, Елизавета? — спросил он наконец.
— Сейчас я дома. — Девушка испытала явное облегчение после того, как ею был взят первый невидимый барьер. Отступать теперь было некуда. Слово — не воробей. — Но мне хотелось бы встретиться с вами в театре. Через час.
Михайлов снова помолчал.
— Хорошо. Я буду. — Теперь он будто бы выплевывал из себя каждое слово. — Приходите через час. Ко мне в кабинет. Жду вас.
Короткие гудки отбоя известили Лизу о том, что разговор закончен. Она осторожно опустила трубку на аппарат и поднялась с кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Скажи ему.
Лошманов закашлялся. Кровь из носа заливалась ему в рот.
— Скажи ему! — повторил Гуров и усилил давление ствола на затылок жертвы. — Ну! Говори!
— Брось пушку, Сережа, — выдавил из себя Роман Анатольевич, борясь с новым приступом кашля.
— Ты слышал, Сережа? — поддержал инициативу Лошманова Крячко. — Бросай.
Телохранитель опустил руку, затем разжал пальцы, и пистолет брякнулся к его ногам.
— Отлично, — Гуров по-прежнему держал Лошманова за волосы, а дуло его «штайра» упиралось Роману Анатольевичу в затылок. — Теперь вопросы, которые я хотел задать. Не возникло желание ответить на них?
— Вы за это ответите…
Лошманов сплюнул кровь, но из-за того, что полковник держал его голову в запрокинутом положении, сгусток крови попал владельцу гей-клуба на воротник белоснежной рубашки.
— Может быть, — уклончиво ответил Гуров. — Но сейчас речь не о нас, а о тебе. Каждый вопрос буду задавать всего один раз. Нет ответа — снова мордой в тарелку, есть ответ — катимся дальше. Усвоил?
Лошманов ничего не ответил. Выждав секунд пять, Гуров слегка дернул его за волосы назад, а затем резко опустил голову вниз. В повисшей тишине ресторана было слышно, как зубы Романа Анатольевича стукнулись о фарфор. Он взвыл. Разоруженный телохранитель дернулся, но, вспомнив предупреждение Гурова, так и остался стоять на месте. Крячко слез со своего пленника, подошел вплотную к первому телохранителю и, чуть отпихнув его в сторону, поднял с пола оружие. Сунул его к себе в задний карман брюк. Охрана «Райского синдрома» и официантки продолжали в нерешительности топтаться чуть поодаль.
Гуров вновь запрокинул голову Лошманова.
— Усвоил? — повторил он.
— Усвоил. — Тот опять сплюнул кровь себе на воротник.
— Ты видел Равца в день убийства?
— Видел. Я приходил в театр. Мы немного посидели, выпили коньячку и… — кадык Лошманова нервно дернулся. — Потом ушли.
— Куда поехали?
— Кто куда. Я отправился к себе в клуб, а Юра… Не знаю. Он сначала хотел поехать со мной, но потом передумал. И отправился куда-то по своим делам… Ему позвонили…
— Позвонили? Кто?
— Не знаю. Он не сказал. Сказал только, что у него дела… И уехал. На своем новеньком «мерсе»…
— Я слышал, Равец должен был тебе денег, — продолжил допрос Гуров. — Это так?
— Да… То есть… Постойте! — Лошманов предпринял попытку скосить глаза в сторону стоящего справа от него Гурова, но из этого ничего не вышло. — Вы что, меня, что ли, подозреваете? Думаете, я его грохнул?
— А это не так?
— Нет! Конечно, нет! — голос Лошманова сорвался на фальцет. — Вы с ума сошли? У меня и в мыслях не было убивать Юру. Да, он должен был мне деньги. Этого я не отрицаю… И деньги, кстати, немалые. Но какой мне был смысл убивать его? Юра обещал мне вернуть деньги. В самом скором времени…
— И ты ему поверил?
— А почему я должен был ему не верить? Какие для этого основания? Если Юра сказал, что отдаст, значит, отдаст… То есть я хочу сказать… Он отдал бы, если бы остался жив…
— Ты знал о том, что Равец был убит?
— Да, знал, — Лошманов поморщился от боли. — Но это не я! Клянусь вам! Где логика?..
— От кого ты узнал об убийстве? — прервал его Гуров.
— Я не помню. Кто-то сказал мне в клубе. Весть разлетелась очень быстро… В наших кругах… Вам ведь уже известно, что Юра был гомосексуалистом?
— Да, известно.
— Вот, я об этом и говорю. Кто-то из клиентов моего клуба принес эту весть, и я…
— Ладно, — вновь оборвал словесный поток допрашиваемого полковник. — Вернемся к твоим делам с покойным Равцом. На что ты ему дал денег?
Лошманов замялся, но едва Гуров угрожающе потянул его за волосы, как он снова заговорил:
— Юра планировал в театре новую постановку. На основе каких-то лазерных шоу. Честно говоря, я не очень хорошо разбираюсь в этом деле. Но по его словам, выходило, что это должно быть нечто грандиозное. А я… Я был, ну как бы это сказать?.. Я был спонсором театра. Мы практиковали подобное и раньше. Мне это спонсорство помогало уйти от налогов… К чему дарить бабки государству? Да и вообще, деньги у меня есть, так почему бы не дать их на благое дело? Так вот… Юра составил смету…
— А разве министерство не финансировало подобные проекты? — поинтересовался Гуров.
— О чем вы говорите, полковник? То, что давало министерство, — сущие гроши. Знаете, сколько у нас в стране идет денег на культуру? Хрен целых, ноль десятых…
— Ну, хорошо, — сдался сыщик. — Что было дальше?
— А что дальше? — торопливо заговорил Лошманов. Чувствовалось, что ему хотелось как можно скорее высвободить свои волосы из рук полковника. — Я дал денег. Это было полгода назад. А постановки этой до сих пор нет. Я спросил Юру напрямик, и он сказал мне, что затея провалилась. Проект накрылся пыльным мешком. Последовал резонный вопрос: а где деньги? И тут он говорит: «Нету». Естественно, я взбесился, мы с Юрой поругались, но через пару недель после этого происшествия он позвонил мне сам. Сказал, что деньги ушли на какие-то театральные нужды, и в скором времени обещал мне все вернуть по частям в течение трех месяцов. Я согласился. А что мне оставалось делать? Пусть хоть так… И кстати, во время нашей с ним последней встречи, перед тем как… его убили, мы даже не говорили на эту тему.
— Откуда у Равца могли взяться деньги, чтобы отдать тебе долг?
— Не знаю. Ну, он все-таки имел деньгу с театра, с других спонсоров… — Лошманов презрительно скривился. — И с загрантуров ему в последнее время солидно капало. Дело-то разрасталось.
Гуров насторожился.
— Что это за загрантуры?
Лошманов опять нервно сглотнул.
— Я толком не знаю, — пробормотал он. — У Юры был какой-то налаженный бизнес с западными странами. Молоденькие актрисы вроде катались туда для каких-то шоу. Этот проект финансировало Министерство культуры. Юра как-то рассказывал мне. Но он говорил сумбурно, а я, признаться, не очень-то его и слушал. Мне, правда, показалось, что дело тут какое-то нечистое…
— Почему?
— Юра сказал, что ответственный за это финансирование в министерстве Олег Меньшинский, а я немного знаю этого типа. Скользкий товарищ.
— Гомосексуалист?
— Нет! Какой там. Натурал, — последнее слово Лошманов бросил с особым презрением. — Но скользкий он не поэтому. Просто… Как бы это объяснить?.. Я бы не стал иметь с ним общих дел. А Юра имел. Но что это за дела были на самом деле…
Гуров и Крячко обменялись многозначительными взглядами.
— Я правда больше ничего не знаю, — взмолился Лошманов. — И я не убивал Юру! Клянусь вам!
— Ладно, я тебе верю, — Гуров наконец отпустил свою жертву, и Роман Анатольевич едва сам не упал лицом в тарелку. — Если что, еще пообщаемся. Так что не прощаюсь.
Сыщик подал знак напарнику, и они оба под пристальными взглядами клиентов и служащих ресторана направились к выходу, лавируя между столиками. Шагов через десять Гуров остановился и, повернувшись к Лошманову, наставительно произнес:
— И еще, Роман Анатольевич, никогда не хамите людям, предварительно не разобравшись, что они собой представляют.
Лошманов промолчал.
Глава 6
За последние полтора часа Лиза уже трижды приближалась к телефонному аппарату, но так и не решилась набрать нужный номер. В последний раз она даже отважилась снять трубку и мысленно прикинула, что и как скажет сыщикам, допрашивавшим ее в театре, а затем оставившим ей на всякий случай номера своих телефонов. А что она, собственно, может им сказать? Что она видела, как в ночь убийства Равца Виктор Максимович выходил из его кабинета? А если она обозналась? Хотя это маловероятно… Михайлова с его походкой и манерами можно было узнать издалека. Первого замдиректора театра ни с кем не спутаешь. Так почему же она сразу не сказала об этом сыщикам? Испугалась? Сомневалась? Скорее всего, первое…
Лиза положила трубку обратно на аппарат и отошла от журнального столика на безопасное расстояние. Не стоит себя искушать. Все равно у нее так или иначе не хватит смелости сказать правду. В дела сильных мира сего лучше не вмешиваться. Себе дороже, как говорится.
В том, что она видела, может, и нет ничего криминального. Мало ли что могло понадобиться Виктору Максимовичу в директорском кабинете. Возможно, то, что он там был, никак не связано с убийством, а доноса на него Михайлов ей уже не простит. Терять работу Лизе не хотелось. В последнее время она и так едва-едва сводила концы с концами. Будь у нее хоть какой— нибудь еще источник дохода, тогда куда ни шло, а так…
Лиза и сама не заметила, что она последние несколько минут нервно расхаживает по комнате. Неожиданно возникшая у нее мысль заставила девушку остановиться как вкопанную.
А что, если поговорить на эту тему с самим Михайловым? Позвонить ему прямо сейчас, назначить встречу в театре и все выяснить. Напрямик. Если все виденное ею не более чем нелепое совпадение и Михайлову нечего скрывать, вопрос разрешится сам собой. И не придется больше им мучиться. А если у него рыло в пушку?.. Наверняка Виктор Максимович не захочет, чтобы подобная информация достигла ушей следователей. И при таком раскладе с ним можно будет договориться полюбовно. Ведь Лиза не побежала доносить на него. Значит, ей можно доверять. Глядишь, Михайлов подсуетится и поднимет ей зарплату. А может, и так деньжат подкинет. За молчание.
Лиза мечтательно прикрыла глаза. Кто знает, насколько щедр может оказаться Михайлов? Насколько для него желательно сохранить происшедшее в тайне? Может, ей повезет, и она наконец сможет осуществить свою давнюю мечту, связанную с покупкой полушубка из козьего меха? Подобный поворот мысли пришелся Лизе по душе. Наскоро взвесив все «за» и «против», она решительно качнула головой, словно отбрасывая ненужные сомнения, и вновь вернулась к журнальному столику. Опустилась в плюшевое кресло и придвинула к себе телефонный аппарат. Порывисто сняла трубку. Номер Михайлова Лиза помнила наизусть.
Вызываемый абонент ответил после четвертого гудка.
— Алле! — Как обычно, Михайлов был настроен на игривый тон с собеседником.
— Виктор Максимович. — Девушка немного стушевалась. — Это Лиза.
— Какая Лиза? — Игривость из голоса исчезла.
— Пеленева Елизавета. Я работаю у вас в театре. Уборщицей.
— А-а! — протянул Михайлов. — Очень приятно. И чего же вы хотите Пеленева Елизавета. Что-то случилось?
— Да… То есть нет. — Лиза почувствовала, как у нее дрожит рука, сжимающая трубу телефона. — Я хотела бы с вами встретиться и поговорить. В театре. Скажем, через час. Сможете, Виктор Максимович?
— А зачем? — Предложение девушки особого энтузиазма у Михайлова не вызвало. — О чем нам с вами разговаривать, деточка? Если это как-то связано с работой, то вам лучше обратиться в кадры. Или в бухгалтерию, например. У вас есть их номера телефонов…
— Телефоны у меня есть. — Лиза перевела дух и уже с большим напором продолжила: — Мне нужны лично вы, Виктор Максимович.
— Я очень занятой человек, Елизавета…
— Но то, что я хочу сказать, касается лично вас, — перебила она незримого собеседника. — И ночи, когда был убит Юрий Юрьевич… Я как раз дежурила в театре…
Она замолчала. Михайлов некоторое время тоже хранил молчание. Затем сухо откашлялся.
— Вы где, Елизавета? — спросил он наконец.
— Сейчас я дома. — Девушка испытала явное облегчение после того, как ею был взят первый невидимый барьер. Отступать теперь было некуда. Слово — не воробей. — Но мне хотелось бы встретиться с вами в театре. Через час.
Михайлов снова помолчал.
— Хорошо. Я буду. — Теперь он будто бы выплевывал из себя каждое слово. — Приходите через час. Ко мне в кабинет. Жду вас.
Короткие гудки отбоя известили Лизу о том, что разговор закончен. Она осторожно опустила трубку на аппарат и поднялась с кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31