...Голубев, полупьяный и расстроенный, уселся за руль своего "опеля" и, ни с кем не прощаясь, уехал домой один. Сложившееся состояние дел ему не нравилось, он не понимал, куда все катится и то ощущал в себе какую-то вину, то злился на самое близкое свое окружение. Дома его ждало письмо из Америки с требованием денег - жена перевела дочь в более престижный колледж. Он решил, что даст телеграмму с текстом, в котором должна прозвучать по мужски решительная мысль: "Приезжай и все будет: деньги, счастье, семейная жизнь. В России колледжи ничуть не хуже. А не приедешь иди к черту" Но тут он понял, что вовсе и не ждет приезда жены, а достаточно было бы повидать только дочь. Так что решительная телеграмма отменялась (да и не было в его характере мужской решительности) а вот деньги следовало наскрести и - послать.
...Всю четверку девушек отвез на своем роскошном лимузине Тигр - жена его по дряхлости лет напряжения бала не выдержала и сбежала домой чуть за полночь. Тигр так и не переодевался, плевать ему было на условности, а быть Тигром - нравилось. Он довез девушек до общежития, но никаких своих услуг не предлагал, всяких скользких и многообещающих разговоров не вел, поскольку придерживался жесткого правила - с подругами близких партнеров по бизнесу и друзьями ничего общего не иметь, иначе затрещит твой собственный бизнес. Он подарил на прощанье каждой из девушек по флакону французских духов (всегда держал запас в барадачке лимузина) расцеловал им ручки и поехал вершить свои дела.
...Полковник Скрастин уехал неизвестно когда и непримеченный при отьезде никем - у него с утра было какое-то дежурство .
...Все разъезжались и разбредались по домам, как всегда в таких случаях усталые и душевно опустошенные, так что и не могли даже оценить получили ли удовольствие, было ли весело, или пришлось отработать тяжкую трудовую смену в забое угольной шахты.
...Целенаправленно и бодро вернулась в свой крысиный подвал только Ольга - она выполнила поставленную задачу, о чем тотчас следовало доложить, не смотря на поздний час. Она нашла таксофон, набрала номер. Лешка Толбуев поднял трубку почти сразу, словно бы и не спал. Информация о том, что девчонка со СПИДом, укрывшая стрихнин - пасется при Клубе "Тайм-брэк", его весьма воодушевила.
- Молодец! - похвалил он. - Хорошо сработала!
- Да. Ты знаешь еще, эта стерва, кажется зарядила стрихнин этим мужикам в Клубе.
- Ты подсмотрела?!
- Да. Мне так кажется.
- Вот и хорошо. Можешь ехать домой, в Питер, будь здорова.
Ольга застыла с трубкой в руках. Ни о какой оплате её трудов - Лешка Толбуев не сказал, даже не намекнул.
Она поняла, что Лешка Толбуев её обманет и никаких денег она уже не получит. А потому не сумеет вырваться в Америку, к тому самому врачу, который её вылечит.
Разом ослабев до того, что затряслись ноги, она вернулась в свой подвал, и упала на топчан. Ей показалось, что слабость - это первый сигнал болезни, резко взявшей старт. Теперь она начнет хиреть, гнить и не поможет уже никто - даже в Америке. Лешка Толбуев отнял последнюю надежду.
Она с трудом поднялась, нашла в сумке записную книжку и нашла номер телефона того самого дяди Лешки, которого племянник собирался прикончить.
Потом она снова вышла из подвала и добралась до телефона. С третьего гудка трубку подняли и сонный голос спросил.
- Кто там в такую рань?
- Это Ольга, - жестко сказала она. - Вы меня помнимте, Максим Петрович? Нас знакомил Леша.
- Помню, Оля. Но звонить так рано...
- Подождите. - оборвала она. - Сколько вы мне заплатите, если я скажу, что вас хотят убить?
В трубке повисло молчание, потом Максим Петрович спросил сдавленно.
- Лешка, племянник, надо понимать? Фирму решил присвоить? Ты врешь.
Ольга с опозданием сообразила, что вымогателство начала неправильно, новой тактики изобрести не было времени и она бросилась вперед, очертя голову.
- Я больна СПИДом. Он хотел вас заразить через меня и убить. Вы понимаете?
- И эти труды твои... Собирался оплатить? - мрачно прозвучало в трубке.
- Да.
- Ну, так с него и получай деньги, сволочь!
Связь оборвалась и Ольга поняла, что повторный выход на разговор ничего не даст. Максим Петрович был крутым человеком и решения принимал мгновенные, это Ольга знала. И ясно было, что никаких денег от него она не получит.
Но меры своей безопасности - Максим Петрович непременно примет. И Леше Толбуеву наверняка не поздоровится.
Хотя бы такая расплата, равнодушно подумала Ольга, каждый мерзавец доложен получить свое.
С тем же безразличием она вспомнила, что в подвале не осталось стрихнина, но это было делом поправимым. Умирать в муках и уродстве она не собиралась.
...У Вадима не доставало даже сил подняться в кабинет, где он обычно спал, когда не добирался до дому. Он застрял в домике, где дежурила охрана кортов, и сказал Мелентьеву.
- Петр, обойди всю территорию, все закрой и вали домой. Я сам посторожу.
Он повалился на жесткий топчан, уже теряя реальную оценку окружающей обстановки и писк мобильного телефона под рукой выдернул его в сознание лишь на половину. Он прижал аппарат к уху и с трудом произнес.
- "Тайм-брэк"... Малкин.
Незнакомый молодой голос произнес напористо.
- Вадим Васильевич, нам нужно срочно поговорить.
- Кто вы такой?
- Это не имеет значения, я...
- Тогда пошел к черту! - решительно сказал Вадим.
- Вадим Васильевич, вам грозит серьезная опасность. Вас и ваших друзей хотят отравить!
- Ты что, плохо меня понял? Или тебя подальше послать? - заорал Вадим решительно ничего не понимая из сказанного.
- Во всяком случае не пейте больше ничего! Ни из одной бутылки! Вас хотят отравить, я позвоню завтра!
- Только попробуй! - рявкнул Вадим и выронил аппарат на топчан, абсолютно не понимая, о чем шла речь Охранник топтался перед ним, прикидывая, что из такого состояния своего шефа можно бы извлечь и личную пользу.
- Вадим Васильевич, а вы меня тоже уволите?
- Да, Петр, не обижайся. - Вадим натягивал на себя бараний полушубок. - Из всей охраны оставляем только вашего семейного... Дотяни как-нибудь до весны, а там посмотрим.
- Так я бы тоже мог жить здесь с семьей....
Вадим с трудом оценивал обстановку - в голове гремел отбойный молоток и все тело не подчинялось никаким командам, он распластался на топчане и даже фигуру своего охранника различить уже не мог.
- Ты, Петр - убил Валерку Сенчукова... Ты - его не уберег. .. Нам такая охрана не нужна. Иди.
Не нужна так не нужна, без особой обиды решил Мелентьев и пошагал осматривать территорию. Но через минуту он пришел к выводу, что эти обязанности ему теперь ни к чему, что ему и вообще плевать на этот Клуб, на эти корты, потому что надо думать о будущей жизни. А от этой - поиметь хоть какой-то прок, то есть последнее заключение представляло из себя возникшую традиционную идею русского человека : "А чтобы здесь можно было украсть на прощанье?" В принципе охранник мог бы, конечно, обогатится весьма солидно, если б даже только на себе поволок краденное - видеомагнитофоны, телевизоры, телефоны и прочее барахлишко, а уж если б подогнал грузовичок, то обеспечил бы себя по гроб жизни. Но настоящим вором он не был, к настоящему воровству испытывал презрительную брезгливость, а потому ограничивался опять же русской целью воровства: попятим бутылку водки и нам достаточно И вообще, стибрить бутылку водки, с русской точки зрения это вовсе и не воровство.
Все что надо было запереть, Мелентьев все же запер, все что надо было выключить - выключил, врубил сигнализацию и поднялся в кабинет шефов.
Все полки бара оказались пусты - гости вылакали все подряд. Но Мелентьев, как и девочки "курятника", как вся обслуга Клуба прекрасно знал, где хранится запас спиртное личного потребления содержателей Клуба. Он встал на диван, отодвинул в сторонку фотографию великого русского теннисиста, открыл дверцу, взял первую попавшуюся бутылку, восстановил порядок и через четверть часа уже шагал домой, прижимая к груди бутыль джина "Бифетер".
Наличие выпивки радовало, однако создавало и серьезные проблемы. Возвращатся в мрачный туман времен хронического алкоголизма Мелентьев никак не хотел. Почти год трезвой жизни ему понравился. Жаль было и жену, жаль хворого ребенка - наверняка сгибнут, если он опять запьет по черному. Однако и выпить с горя было необходимо. Мелентьев нашел выход из положения. Улицы были пусты (он жил в семи минутах хода от кортов) и Мелентьев встал на колени прямо между трамвайных рельс, воздел руки к небу и закричал.
- Господи, услышь мою клятву! Я сегодня выпью! Но если я выпью больше ста грамм, то продам душу дьяволу и пусть умрут моя жена и сын!
На этом он успокоился и заспешил домой, несколько не обращая внимания на любопытное обстоятельство своего поступка - он был наглухо неверующим, ни разу в жизни не был в церкви, не знал с какого плеча на какое крестятся и разницы, скажем, между Евангелием, Кораном или еврейской Торой не ведал никакой. Так что клятва его была весьма условной, как, между нами говоря, и все клятвы - на Евангелии, на Крови, на Могиле Родителей, всем клятвам грош цены и свершают их только с единственной целью - оправдать свои прошлые и грядущие безобразия.
В такие рассуждения Мелентьев, естественно, не вдавался, а явился домой заставши свою супругу в нескрываемой тревоге - она знала о состоянии дел мужа, знала про бал и очень боялась, что Петр соскочит с катушек, напьется и тогда всей жизни конец.
Появление на пороге трезвого супруга было для неё сравни явлению Христа для верующего.
- Покушаешь, Петя? Покушаешь и приспнешь! - засуетилась она. - А мальчонка наш сегодня уже не кашляет, все хорошо, Петя.
- Не очень. - сказал Мелентьев. - Работы у меня больше нет.
- Это ничего, ничего, я к Малкину сама схожу, или к Голубеву, ну зачем им было тебя из пьянки вытаскивать, чтоб теперь погубить? Ты, конечно, виноват был тогда, если все правильно сделал, то Сенчукова бы не убили, но я их уговорю, не может быть, чтоб такие приличные люди дали тебе сгибнуть.
В глубине души Мелентьев тоже был уверен, что шефы не покинут его на произвол судьбы, а просто сейчас свели маленькие счеты за его промашки, но жене сказал решительно.
- И без них проживем, Анастасия. Найду я где на кусок хлеба заработать.
После этого заверения он прошел в туалет, прихватив на кухне стакан. Заперся в темном совмещенном сортире, вытащил из-за пазухи бутыль, с некоторым недоумением обнаружил, что напиток ему не знаком, отвинтил пробку, отмерил дозу в обещанные Господу сто грамм и выпил их, не пытаясь определить тонкости и сложности вкусового букета. Оставшийся в достаточном количестве напиток в бутылке он собрался было вылить в унитаз - но дрогнула рука бывшего пьяницы. Не мог позволить себе такого святотатства, завинтил пробку и упрятал бутыль под ванну. Правда снова повторил свои клятвы Всевышнему и пошел на кухню кушать горячий борщ, уже подогретый женой Алкоголь начал действовать на него через восемь минут, а стрихнин ещё не работал. Через одиннадцать минут Анастасия со страхом пришла к выводу, что, кажется, ошибалась, посчитав поначалу мужа за трезвого. Чего-то он все же глотнул. Еще через какое-то непродолжительное время Мелентьев посмотрел на лампу, висевшую над столом и сказал.
- Чего - то сегодня так тускло свет горит? Напряжение что ли маленькое?
- Нормальный свет, Петя... Скажи честно, ты немного принял сегодня на грудь?
- М-м, - замычал Мелентьев зная, что у жены острый глаз, а наглое отрицание её только разозлить и убедит, что он врет - С собой ещё принес?
- Нет. - твердо ответил Меленьев, поскольку клятве изменять не собирался.
- Ну, допей компот и иди спать.
Судороги у Мелентьева начались ещё до того, как он успел заснуть. А потом его тут же вырвало.
Да, не собираюсь оскорблять тонких чувств верующих, но согласитесь, что не Господу Богу надо было молится Мелентьеву за то, что остался жив, а своей многострадальной жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43