Выругавшись, Шейн бросился вперед, успев подхватить ее. Потом поднес рюмку к ее губам. Она покорно сделала глоток, и по лицу Шейна проскользнула легкая усмешка. Наклонив рюмку, он не отрывал ее от губ Филлис до тех пор, пока в ней не осталось ни капли. Когда он отводил девушку к креслу, она с покрасневшим лицом захлебывалась от кашля.
— Первая пинта всегда самая трудная, — с иронией в голосе заметил он. — Сейчас я принесу воды.
Допив коньяк, Шейн поставил обе пустые рюмки на стол и, пройдя в кухню, налил воды в небольшой графин, бросив в него кубики льда. Когда он возвратился в гостиную, Филлис по-прежнему боролась с кашлем. Протянув ей бокал холодной воды, он придвинул кресло и сел.
— Итак, расскажи обо всем.
— Что вам рассказать? — По ее телу пробежала дрожь. — Я пришла сюда послушать вас.
Закурив сигарету, Шейн сказал, тщательно подбирая слова:
— Подумай, что могу не знать я из того, что известно тебе? Поставив бокал на стол, она ухватилась за ручку кресла.
— Скажите мне, что я... не убивала маму. — В ее затуманенных глазах вновь засверкали безумные искорки.
Глянув на потолок, Шейн вздохнул.
— Я встречал странных людей, но ты далеко превосходишь всех.
Трясущимися руками Филлис взяла стакан воды.
— Вы разве не видите, что доводите меня до безумия?
— Тебя до безумия? — Шейн глянул на нее с раздражением.
— Да. — Она снова закашлялась, набрав в рот слишком много воды.
— Ты лучше сочини какую-нибудь правдоподобную историю, если хочешь, чтобы фараоны не упрятали тебя за решетку.
— Я не желаю ничего сочинять! — яростно воскликнула она. — Я хочу знать правду. Я не знаю, что произошло сегодня вечером. Если маму убила я, я покончу с собой. — Ее тело дрожало, как туго натянутая проволока на ветру. Некоторое время она безуспешно пыталась открыть свою сумочку, потом выхватила из нее автоматический пистолет 25-го калибра. Рукоятка оружия была инкрустирована перламутром.
— Ну, а это, — спокойно заметил Шейн, — будет достойным завершением всей истории. Начинай! — Наклоном головы он указал на пистолет.
Согнувшись, она внезапно начала рыдать. Протянув руку, Шейн взял у нее крохотный пистолет, потом пригладил копну своих непослушных рыжих волос.
— Черт возьми! — раздраженно воскликнул он. — Давай разберемся во всем по порядку. Прежде всего установим, что мне разрешено и что не разрешено знать.
— Неужели... я убила свою мать? — вновь произнесла она трясущимися губами.
— Ты меня спрашиваешь об этом уже в третий раз. Может, ты будешь со мной откровенна? Что говорит полиция?
— Не знаю. — Неожиданно она начала заламывать руки, с мольбой глядя на Шейна из-под опущенных ресниц. — Они задали мне тысячу вопросов, потом велели не выходить из комнаты.
— После чего ты тайком выбралась из дома и прибежала сюда в поисках утешения. — Шейн снова наполнил рюмку коньяком и передал ее в дрожащие руки девушки.
— Задержи дыхание и выпей коньяк, потом запей водой. Она осушила рюмку одним глотком. Новая доза смешалась с прежней, и глаза девушки ярко заблестели. Шейн потягивал коньяк маленькими глотками.
— Начни заново. С самого начала, — попросил он. — С того момента, как приехала твоя мать.
Глубоко вздохнув и не глядя на Шейна, Филлис начала свой рассказ.
— Они не разрешили мне встретить ее на вокзале. Я видела маму всего несколько минут перед обедом и затем за столом. Мама была расстроена из-за мистера Брайтона: он так плохо себя чувствовал, что даже не повидался с ней. Сразу после обеда она прошла к себе в комнату и легла отдыхать. Я сама чувствовала себя неважно и тоже прилегла. Заснула и проснулась только тогда, когда вы рассказали, что произошло. — Она подняла свое несчастное лицо и посмотрела на Шейна. Тот невозмутимо разглядывал коньяк в своей рюмке.
— Эту версию ты изложила полиции. В общем, она неплохая. Придерживайся ее и дальше. Но мне расскажи правду, как все было в действительности. Иначе я не смогу помочь тебе.
— Но это правда! — с отчаянием в голосе воскликнула она. — Абсолютная! Если только... если только... — Ее тело вновь начали сотрясать рыдания.
Шейн спросил:
— Если что?..
— Вы там были, — сказала она. — Может быть, вам известно больше? Я... иногда совершаю поступки, о которых потом ничего не помню.
— Я слышал и раньше, — отозвался Шейн, разглядывая рюмку, — о потерях памяти, которые происходят всегда в нужный момент. Однако о таких удивительных совпадениях, как у тебя, слышу впервые.
— Вы мне не верите? — исступленно закричала Филлис. Она стремительно поднялась с кресла. — Если не верите, тогда к чему наши разговоры? — Ее рука рванулась за пистолетом.
Ухватив девушку за руку, Шейн заставил ее сесть,
— Не знаешь, право, чему и верить, — медленно произнес он. — На странные события в вашем доме можно смотреть с различных точек зрения. — Постепенно его голос становился все тише, и он в раздумье посмотрел на собеседницу.
Допив коньяк, он со стуком поставил рюмку на стол.
— Ты и я должны говорить на одном языке. — Достав из кармана платок, он вытер пот с лица. Его голос был откровенно
скептическим. — Значит, ты ничего не помнишь с того момента, как отправилась спать, до того времени, когда все мы ввалились в твою комнату?
— Нет! — воскликнула она, глядя на него горящими глазами. — Вы должны верить мне!
— О чем же тебе тогда беспокоиться? Разве ты не сказала им, что кто-то запер тебя снаружи?
— Сказала. — По ее телу пробежала дрожь. — Но они говорят, здесь что-то нечисто.
— А сама ты что об этом думаешь? — требовательным голосом спросил Шейн.
— Не знаю. Не знаю, что и думать.
Он продолжал глядеть на нее из-под насупленных бровей.
— Хорошо, — произнес он наконец, — попробуем в качестве отправного пункта взять твою абсурдную историю. Давно у тебя провалы в памяти?
— Значит, вы мне все же верите? — От радости она захлопала в ладоши. Ее лицо выражало теперь облегчение, почти счастье.
— В своем деле я давно уже научился не верить никому и ничему — даже тому, что вижу собственными глазами. Так что временно оставим в покое вопрос, верю я тебе или нет. Но мы должны с чего-то начать. Я спросил тебя, отвечай.
— Это продолжается уже несколько месяцев, — сказала она. Ее дыхание было прерывистым и быстрым. — Потеря памяти — один из симптомов болезни, от которой меня пытается излечить доктор Педикью. А самое ужасное, что я путаю свои действительные поступки с воображаемыми.
— Повтори еще раз, Филлис. Мне не все понятно.
— Мне трудно объяснить словами, что со мной происходит. — В ее голосе сквозила неуверенность. — Когда я просыпаюсь, у меня остаются какие-то смутные воспоминания о том, что я делала. Потом я проверяю, так ли это. Оказывается, что некоторые вещи происходили в действительности, а остальные — лишь плод моего воображения.
Взгляд Шейна был жестким и холодным, но голос звучал мягко.
— Возможно, у тебя сохранились какие-то смутные воспоминания об этом вечере, которыми ты со мной не поделилась?
Она резко подалась назад, будто уклоняясь от удара.
— Все так перепуталось... Мне трудно сказать, что было в действительности, а что мне только мерещится.
— Именно этого, — невесело заметил Шейн, — я и боялся.
— Вы что-нибудь от меня скрываете?
Медленно кивнув, Шейн потер ладонями подбородок.
— Кое-какие вещи не согласуются друг с другом — пока что. Внезапно глаза Филлис снова заблестели.
- Да, у меня сохранились воспоминания — о вас. Не знаю, правда это или мне только кажется.
В комнате стояла напряженная тишина. Снаружи доносился неясный гул автомобилей. Шейн задумчиво крутил в пальцах пустую рюмку, не поднимая на Филлис глаз. Наконец, по-прежнему глядя в пол, обратился к ней:
— Да?
Было слышно, как учащенно задышала девушка:
— Вы были у меня до того, как появились в комнате вместе с другими?
— Почему ты спрашиваешь? — Он посмотрел на нее.
Она стояла нахмурившись, глядя себе под ноги. Сейчас она выглядела старше, чем несколько часов назад. «Наверное, ей лет двадцать», — подумал он. Еще он подумал, что редко встречал девушек красивее.
— Потому что я помню, а может быть, мне только кажется, что вы разговаривали со мной. Вы положили руку на мое плечо, заставили раздеться в вашем присутствии...
Шейн был не в силах выдержать ее измученный взгляд. Он знал, какую загадку она пыталась сейчас решить для себя, — загадку запертой двери. Дверь стояла между ней и ее убеждением, что она совершила убийство матери. Если он забрал у нее ключ...
Он покачал головой:
— Пусть тебе не лезет в голову всякая фрейдистская чепуха, бредовые мысли. Думаешь, я из тех типов, что спокойно наблюдают за раздевающейся красоткой и не предпринимают дальнейших действий? Из списка своих реальных воспоминаний ты можешь меня вычеркнуть.
— Мне казалось... — Она снова вздрогнула и, судорожно проглотив слюну, посмотрела в сторону. — Некоторым мужчинам женщины в таком виде не кажутся привлекательными.
— Что ты имеешь в виду?
— Я читала книги доктора Педикью. Он дает их мне, чтобы я лучше могла разобраться в себе. Он считает, что моя любовь к маме противоестественна.
Она умолкла. В комнате опять воцарилась тишина. Шейн в очередной раз наполнил рюмку коньяком. Какая-то неосознанная мысль беспокоила его. Через минуту голос девушки зазвучал вновь, безжизненный, лишенный эмоций, словно кровавая драма вызывала у нее отвращение, и только горькая необходимость заставляла ее снова и снова возвращаться к ней.
— В его книгах — сплошь истории болезни людей с сексуальными отклонениями. Я даже не представляла... никогда не думала, что в мире существуют подобные люди.
— Есть много и других вещей, о которых тебе лучше не знать.
— Но для меня все это было чрезвычайно важно. Особенно потому, что доктор Педикью дал ясно понять — я в этом отно-
шении тоже не совсем нормальная. Я прочитала все его книжки, пыталась понять, прав он или нет.
Шейн громко постучал кулаком по столу.
— Он сам ненормальный, Филлис, если дает читать тебе подобные книги. Ты слишком молода, у тебя чересчур богатое воображение. Знакомиться с нравами сексуальных подонков, извращенцев вредно для здоровья.
— Но мне это было необходимо! —- исступленно закричала она. — Я должна была понять себя.
— И поняла?
— Не знаю. Иногда мне кажется, я испытываю те же ощущения, о которых говорится в книгах.
— Самовнушение, — брезгливо поморщился Шейн. — Ты была настоящей находкой для этого практика.
— А теперь я просто обязана знать. — Она наклонилась в его сторону. Ее голос был умоляющим. - Я не могу так дальше. Вы должны мне помочь. — Она схватила его за обе руки.
-- Я? — Шейн нахмурился. — Какой же из меня доктор? Я не могу...
— Но вы мужчина. — В ее голосе звучали истерические нотки. — Нормальный, здоровый мужчина. Вы можете сказать. Там написано: здоровый, без отклонений мужчина сразу определит, нормальная перед ним женщина или нет, и, если она такой же псих, как я, откажется иметь с ней дело. Если вы не можете... не будете... не чувствуете желания, скажите мне, и я буду знать. Тогда я покончу с собой.
Отодвинув кресло, Шейн поднялся на ноги. В запертом помещении было удушливо жарко. Он расстегнул воротничок пижамы и, подойдя к окну, приоткрыл его. В комнату ворвалась струя свежего воздуха. Несколько раз глубоко вздохнув, Шейн попытался взять себя в руки.
Потом он обернулся. Филлис стояла позади него, дрожа всем телом. Ее лицо покрывала смертельная бледность.
— Вы испытываете ко мне отвращение. Тогда мне все понятно. Я...
— Не будь дурой, — грубо оборвал он. — Ты еще ребенок. Я не могу... Боже мой! Да я по возрасту гожусь, тебе в отцы.
— Мне девятнадцать. А вам тридцать пять, об этом сказали вы сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24