А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Дай сказать!.. Вот-вот! Вечно ты мне рот затыкаешь! Я вот твои речи должна с утра до вечера слушать! Думаешь, мне очень интересно каждый день слушать, как ты палки стругаешь?!. Да погоди ты! Я знаю, что ты мое творчество не уважаешь. Я понимаю, откуда в тебе эта нетонкость натуры, но дай же мне сказать… Что?! – перебила Татьяна. – Ты моих маму-папу не трогай! Ты их мизинца не стоишь!.. Чьего мизинца? Маминого или папиного?.. – Мешалкин начинал заводиться. – Или общего их мизинца?!. Не цепляйся к словам!.. Да послушай лучше, куда мы идем!.. С тобой вообще никуда ходить неинтересно! У тебя все друзья придурки!.. Сама ты дура! — Мешалкин не терпел, когда жена обижала его друзей. – Если у тебя в башке ничего нету, лучше помолчи! Лучше послушай, куда мы идем!.. Да я тебя уже затрахалсь слушать! Иди куда хочешь сам! Только без меня!.. Татьяна закусила зубами рукав, убежала в комнату и хлопнула дверью. Юра понял, что в очередной раз, вместо праздника, он получил оскорбительный выговор. Он так старался, с таким трудом достал билеты на Жванецкого, так радовался, и вот теперь – НАТЕ! Но билеты лежали в кармане и не давали ему покоя. Он решил попытаться все-таки помириться с женой, хотя внутри у него всё кипело. Юра постоял немного в коридоре, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, а потом подошел к двери в комнату, собрал волю в кулак и открыл дверь. Татьяна лежала на диване лицом вниз и противно всхлипывала… Ну ладно, я тебе скажу на кого мы идем. На самом деле мы идем на Жванецкого!.. Татьяна подняла голову и из-под руки посмотрела на Юру. Лицо у нее было всё красное, но плакать она перестала. Юра переступил с ноги на ногу. Ну давай, чего ты, собирайся… а то мы уже опаздываем… И тут раздался крик: Куда ты, сволочь, прошел в ботинках! Я весь день полы мою, а ты ходишь в ботинках! Что я тебе – уборщица?!. Дура ты, а не уборщица! Тупица! Мешалкин хлопнул дверью, прошел по коридору и хлопнул еще и входной дверью. Сначала он хотел пойти в гараж и там напиться. Но потом подумал, что это путь некультурного человека. К тому же в кармане лежали билеты на Жванецкого, а ему так хотелось пойти на концерт. И он пошел. Возле Театра Эстрады толпился народ на лишний билетик. Юра выбрал из толпы девушку посимпатичнее и предложил билетик ей. Сколько я вам должна?.. Нисколько… Как это?.. Я вам дарю… Они сидели рядом в партере, слушали любимого сатирика, смеялись, было так хорошо… А после концерта Мешалкин предложил ей заехать в мастерскую его друга, гениального, но непризнанного, по понятным причинам, уфимского художника Сутягина, чтобы посмотреть его работы. Там они выпили азербайджанского коньяку, и как-то совершенно естественно она ему отдалась. Во время этого дела Мешалкин подумал: Как хорошо себя чувствуешь с людьми, у которых есть чувство юмора…
Юра отступил еще на шаг и наступил на удочку. Удочка, как швабра, подскочила и стукнула его по спине. Юра автоматически схватил ее. Какое-никакое – оружие. Он ухватился за удочку уже двумя руками и стал яростно размахивать ею перед собой.
Татьяна остановилась. Что-то ей пришлось не по вкусу.
Мешалкин вспомнил, что нечистая сила не любит осиновую древесину. Мне помогает знание материала, – пронеслось у него в голове.
– Хо! – крикнул он и перешел в наступление. – Хо!
Татьяна отступила назад и зашипела по-другому. Теперь в ее шипении явно слышалась нерешительность.
– Что, обосралась, ведьма?! – Мешалкин почувствовал себя увереннее. – Сейчас я тебя, кикимора, отстегаю осинкой и в задницу тебе ее воткну, чтобы у тебя мозги вылезли из ушей, или что у тебя там вместо мозга! – Он пошел вперед, размахивая перед собой удилищем…

8

Ирина стояла за деревом и слушала весь этот странный, потусторонний (именно это слово пришло к ней на ум) разговор. Непонятный не только американке, но и человеку вообще. Стивен Кинг какой-то… — подумала она. Но отбросила последнюю мысль, как человек разумный. Она знала, что такого быть не может. Но ее собираются убивать и сейчас, видимо, убьют.
Дети шли прямо на нее, у них светились в темноте глаза, а на пальцах выросли лезвия, как у Фредди Крюгера. Ирина выхватила из кармана швейцарский нож. Но что она могла с ним сделать, когда у них таких ножей было по десять у каждого. Конечно, они дети, но в том качестве, в котором они выступали, от взрослых они отличались только ростом. Хотя бы этим нужно воспользоваться!..
Однажды Ирина ехала из Тамбова в Моршанск на встречу со связным. Было уже поздно, в вагоне электрички она сидела одна. Вошел пожилой мужчина и уселся напротив Ирины. Он выглядел, как бывший работник народного образования на пенсии. Серая шляпа, защитного цвета дождевик, короткие брюки и очки. На коленях – потертый кожаный портфель. Вроде вид был вполне нормальный. Мужчина посмотрел в темное окно, сказал э-хе-хе, покачал головой, вздохнул и вытащил из портфеля книгу в синей обложке. Раскрыл и углубился в чтение. Почитав страницы две, он оторвался от книги, снова уставился в окно, вздохнул, снял шляпу, провел рукой по волосам. И сказал как бы в сторону, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Безобразие. – Помолчал и добавил: – Свихнуться можно. – Потом медленно повернул голову и сказал, глядя на Ирину, но как будто через нее. – Правда, дочка?..
– Что правда? – спросила Ирина.
– Вот пишут так, – мужчина хлопнул тыльной стороной ладони по книжке.
– Что пишут?
– Философию, – ответил мужчина. – Я, дочка, работал в школе учителем обществоведения… Бронислав Иванович Магалаев меня зовут… Э-э… Вообще, я военное дело в школе преподавал (сам я бывший военный), а потом вакансия открылась, я и думаю: чего деньжат-то не подзаработать? Мели себе языком про общество и всё! Я в армии научился трудностей не бояться. Нет таких вершин, которые нельзя превозмочь!.. А?.. Кто, по вашему, это сказал?
– Суворов.
– Точно! Знаете историю! Похвально… Так вот. Прихожу я к директору школы и говорю (а директор – мой кум): слушай, Алексеич, не бери ты никого со стороны. Дай-ка я попробую. А если не получится, тогда посмотрим… Вот так и стал преподавать. И такой хороший преподаватель из меня вышел! На все вопросы философии отвечал без запинки. А ни одной книги по этому предмету я, между прочим, не читал тогда, и из философов знал только Маркса и Энгельса. И еще знал, что Диоген жил в бочке, а Спиноза вроде танцевал (я про это читал у кого-то). Но многие-то и этого не знают! Так что, считаю, преподаватель я был хороший. А вот вышел на пенсию и заинтересовался, что это за предмет такой философия. И вот теперь читаю и понимаю, какое это безобразие в широком смысле!
– Жизнь — безобразие? – осторожно спросила Ирина.
– Жизнь-то – само собой, – мужчина махнул рукой. – Философия эта вся – вот безобразие, – он потыкал в книгу указательным пальцем. – Дармоеды и всё!
– Почему?
– Да вот послушайте, что я здесь вычитал!.. Оказывается, Диоген и Сократ были гомосеки!.. А я эту дрянь детям преподавал!.. Один из них, как тут пишут, справлял свою… э-э-э… сексуальную потребность при всех на площади! Ну, вы понимаете… не то чтобы он на площади с кем-то это самое… а так… знаете ли… сам… с собой… ну… рукой имеется ввиду. Да у нас в армии, если бы поймали за таким занятием, сразу бы голову оторвали и всё остальное! А этот паразит Диоген при всех это делает! А второй Диоген про это одобрительно пишет! – Мужчина показал пальцем на имя автора, Диогена Лаэртского. – Я, правда, не понял до конца, может, это он сам про себя написал, и тогда уж это вообще все границы переходит! Или у них в Греции Диогенов, как собак недорезанных!.. А вот Сократ (тут так и пишут!) развращал малолетних. Причем, – мужчина поднял палец, – мальчиков! И его жена про это прекрасно знала и терпела!.. И этому предмету я учил детей! – он гневно швырнул книгу на сиденье рядом с собой. – Легко ли в таком возрасте узнать, чему я учил детей за пятьдесят рублей в месяц! За пятьдесят, короче говоря, сребреников! Сам еще напросился! ЧТО ЖЕ ЭТО, БЛЯДЬ, ЗА ОБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ТАКАЯ, ДАННАЯ НАМ В ТАКИХ, БЛЯДЬ, ХУЕВЫХ ОЩУЩЕНИЯХ?!
– Не выражайтесь, – Ирина нахмурилась.
– Извините, – мужчина покраснел. – Право слово, вырвалось… Очень уж разволновался…
Потом он рассказал Ирине еще что-то. Потом она задремала. А проснулась оттого, что почувствовала, как ей расстегивают джинсы. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней пенсионера без штанов. Его штука надулась и медленно покачивалась из стороны в сторону прямо у нее перед глазами. Но это было не самое ужасное. Самое ужасное было то, что в руке мужчина держал здоровый кухонный нож. И этот нож уже был занесен у нее над горлом.
Моментально среагировав, Ирина пнула мужчину ногой по яйцам. Тот отлетел назад, но тут же вскочил на ноги, будто молодой натренированный спортсмен. Ирина поняла, что справиться с ним будет не очень легко, потому что он, скорее всего, сумасшедший, а сумасшедшие в моменты припадков бывают нечеловечески сильны. Она бросилась к дверям. Мужчина кинулся следом.
Ирина перебегала из вагона в вагон. Пенсионер с ножом не отставал. Как назло, в вагонах не было ни одного человека.
Добежав до конца последнего вагона, Ирина, по инерции, дернула междувагонную дверь, но та была закрыта. Ирина развернулась и увидела, что маньяк настигает ее. Она схватила раздвижные двери и сжала их, что было сил обеими руками.
Мужчина подбежал и дернул дверь одной рукой. Не получилось. Тогда он взял нож в зубы и стал раздвигать двери в разные стороны, как будто растягивал меха чудовищной гармони. Мужчина сильно покраснел, и на лбу у него надулась синяя жила. Лицо перекосило, изо рта по подбородку текла слюна, член раскачивался в такт колесам. Тук-тук! Тук-тук!
Так они стояли лицом к лицу, разделенные одним прозрачным стеклом. Ирина чувствовала, что долго не продержится.
Но, к счастью, поезд дернулся и остановился на станции. Ирина выскочила и побежала по платформе вперед. Она пробежала, не оглядываясь, до конца, и тут мимо проехало окно поезда с прижавшимся к нему искаженным лицом маньяка…
Мальчик выскочил вперед и прыгнул. Он перевернулся в воздухе несколько раз, как карликовый Брюс Ли. В глазах у Ирины всё смешалось, она уже не понимала, где у него руки, а где ноги. Но, слава Всевышнему, успела вовремя убрать назад голову. Острые, как бритвы, когти рассекли воздух перед ее глазами и чиркнули по дереву. На дереве остались глубокие борозды. Если бы не ее реакция, приобретенная в разведшколе, эти борозды были бы не на дереве, а на шее.
Ирина сделала сальто назад, приземлилась на руки и тут же на ноги.
Вперед вышла девочка лет пяти, совсем маленькая. Но ее глаза были глазами взрослого зверя, не знающего пощады. Девочка зашипела, ее рот скривился в злобной ухмылке.
– Хамдэр мых марзак дыхн цадеф юфр-бэн! – произнесла она какие-то непонятные, но тревожные слова.
Она развела руки в стороны и плавно поднялась вертикально над землей. Зависнув в полуметре от поверхности, она перестроилась в горизонтальное положение, вытянула руки перед собой и полетела на Ирину с громадной скоростью.
Ирина успела отскочить за дерево. Девочка влетела в ствол, но не застряла в нем своими когтями, а начисто срезала огромное дерево и пролетела дальше. Толстый ствол тяжело осел на землю и стал заваливаться в сторону. Ирина отскочила. С оглушительным грохотом и треском дерево упало на землю.
Теперь дети стояли от Ирины по обе стороны, и отразить следующий удар было гораздо сложнее. Девочка висела над землей, угрожающе фыркала и покачивалась. Мальчик пригнулся и переваливался с ноги на ногу, поигрывая когтями.
Сейчас они набросятся на меня. Мысли в голове Ирины закрутились, как рулетка в Лас-Вегасе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101