Он хочет, чтобы я была несчастна и одинока.
— Вы говорите необдуманно.
— Зато вы поступаете обдуманно. — Она чуть изменила интонации. — Шляетесь по чужим домам, прикидываетесь бог знает кем...
— Неловко получилось, согласен.
— Ага, значит, вы со мной согласны!
— Мне надо было придумать что-то другое.
— Вы циник. — Она скривила губы совсем по-детски. — Как вы только сами себя терпите?
— Я пытался выполнить задание. Потерпел неудачу. Придется все начинать сначала.
— Мне вам больше нечего сказать.
— Зато у меня кое-что для вас есть. Не хотите сесть в машину и послушать?
— Говорите здесь.
— Не хочу, чтобы нам помешали. — Я оглянулся на дом.
— Можете не опасаться Берка. Я ему не сказала, кто вы. Я стараюсь не огорчать его, когда он работает.
Она говорила, как жена или без пяти минут жена. Я поделился с ней своими наблюдениями. Ей это явно понравилось.
— Я люблю его. Это не секрет. Запишите это в вашу черную книжечку и доложите отцу. Я люблю Берка и хочу выйти за него замуж.
— Когда же?
— Очень скоро. — Она укрыла свои слова завесой таинственности. — Я не скажу вам ни даты, ни места. Иначе отец вызовет национальную гвардию.
— Вы выходите замуж, потому что вам этого хочется или назло отцу?
Она непонимающе уставилась на меня. Вопрос я задал правильный, просто у нее не было готового ответа.
— Хорошо, забудем о вашем отце, — предложил я.
— Разве это возможно? Он сделает все, чтобы расстроить наши планы. Он сам мне это сказал.
— Я здесь не для того, чтобы расстроить ваш брак, мисс Блекуэлл.
— Тогда зачем же?
— Чтобы выяснить, что собой представляет ваш жених.
— Чтобы отец использовал против него добытую вами информацию?
— Вы полагаете, кое-что может быть использовано?
— Это вы полагаете!
— Нет, я сразу заявил полковнику, что не намерен обливать никого грязью и не стану собирать факты для шантажа. Хочу, чтобы вы мне поверили.
— Думаете, я вам поверю?
— Почему бы нет? Я ведь ничего не имею против вас или вашего друга. Если вы готовы мне помочь...
— Разбежались! — Она взглянула на меня так, словно я предложил что-то непристойное. — Вы ловкач, как я погляжу!
— Просто я пытаюсь исправить совершенные ошибки. С вашей помощью можно было бы все быстро закончить. Мне и самому не больно нравится это поручение.
— Кто заставлял вас соглашаться? Вы просто хотели заработать деньги. — В ее голосе послышалось высокомерие человека, которому никогда не приходилось ничего делать ради денег. — Сколько же платит вам отец?
— Сто долларов в день.
— Я дам вам пятьсот, ваш заработок за пять дней, если вы забудете о своем поручении и оставите нас в покое.
Она вынула красный бумажник и помахала им в воздухе.
— Это невозможно, мисс Блекуэлл. Да и вам от этого не будет выгоды. Отец наймет другого детектива. Если вы считаете, что я назойлив, советую вам познакомиться с моими коллегами.
Облокотившись на белую перекладину, она молча изучала меня. За ее спиной начинался прилив, прибой усилился, и над волнами зашныряли песчаники. Гарриет спросила невидимого собеседника, расположившегося где-то между мною и птицами:
— Остались ли еще честные люди?
— Думаю, — отозвался я, — честных больше не делают.
Ни тени улыбки. Похоже, она вообще никогда не улыбалась.
— Не знаю, что сказать. Разве вы не видите, что сложилась нелепая ситуация?
— Что тут нелепого? Разве вас не интересует биография вашего жениха?
— Все, что мне нужно, я уже знаю.
— Что именно?
— То, что он обаятелен, талантлив и много испытал. Теперь, когда он получил возможность спокойно заниматься живописью, он многого добьется. Я хочу помочь ему самоосуществиться в творческом плане.
— Где он учился живописи?
— Я не спрашивала.
— Давно вы знакомы?
— Достаточно.
— А конкретней?
— Недели три-четыре.
— Этого хватило, чтобы принять решение о замужестве?
— Я имею право выйти за того, за кого хочу. Я не ребенок, и Берк тоже.
— Насчет Берка согласен.
— Мне двадцать четыре, — запальчиво возразила она. — А в декабре исполнится двадцать пять.
— И тогда вы получите наследство?
— Отец хорошо вас информировал. Жаль только, кое о чем еще он не удосужился сообщить. Берк равнодушен к деньгам. Он их презирает. Мы поедем в Европу или в Южную Америку и будем жить скромно и просто. Он станет писать картины, а я вести хозяйство. Вот так мы будем жить. — В ее глазах появился блеск далеких звезд. — Если бы деньги помешали мне выйти за любимого человека, я бы сама от них отказалась.
— Одобрил бы вас Берк?
— Он был бы счастлив.
— Вы обсуждали с ним такой вариант?
— Мы обсуждали с ним все! Мы очень откровенны друг с другом.
Снова наступила пауза. Гарриет переминалась у перекладины так, словно я загнал ее в угол. Далекие звезды вдруг угасли. Несмотря на все сказанное, она была чем-то обеспокоена. Она жила в той самой эйфории, которая может оказаться хуже любого наркотика.
— Берк не любит говорить о прошлом. Оно его тяготит.
— Потому что он сирота?
— Отчасти.
— Ему около тридцати. Мужчина перестает быть сиротой в двадцать один год. Что он делал с тех пор?
— Он всегда занимался одним и тем же — живописью.
— И в Мексике?
— И в Мексике.
— Долго он жил в Мексике?
— Не знаю. Наверное, долго.
— Зачем он туда приехал?
— Чтобы заниматься живописью.
Мы двигались по кругу. Описывали круги, внутри которых пустота. Я сказал:
— Мы беседуем уже долго, но вы не сказали пока ничего конкретного о вашем друге.
— Ну и что? Я не сую нос в чужие дела. Я не сыщик.
— Зато я сыщик. Но вы заставляете меня чувствовать себя слюнтяем.
— Наверное, потому, что так оно и есть. Иначе вы плюнули бы на ваше поручение. Возвращайтесь и скажите отцу, что вас постигла неудача.
Ее слова не то чтобы задели за живое, но я счел необходимым ответить:
— Послушайте, мисс Блекуэлл. Я понимаю ваше желание освободиться от семейных оков, начать самостоятельную жизнь. Но стоит ли впадать в крайность, нестись опрометью наугад?
— Вы говорите точь-в-точь как мой отец. Мне надоело, когда меня учат, чего делать, а чего нет. Так ему и передайте.
Она волновалась все сильней. Я чувствовал, что еще немного, и разговор оборвется. Ее внутренняя растерянность словно воплотилась в ее позе: она полусидела на перекладине, нервно покачивая ногой. У нее было красивое сильное тело, не предназначенное для старой девы. Но я не мог избавиться от ощущения, что Гарриет со своим красивым телом и хорошим наследством не была предназначена и для Берка Дэмиса. Та маленькая любовная сцена, свидетелем которой я стал, действительно походила на улицу с односторонним движением. Ее лицо омрачилось. Она отвернулась.
— Почему вы так странно на меня смотрите?
— Пытаюсь понять.
— Зря стараетесь. Все и так ясно. Я очень простой человек.
— Мне тоже так показалось.
— Это оскорбление?
— Боже упаси, хотя ваш друг Берк Дэмис вовсе не прост. Но это тоже не оскорбление.
— А что же?
— Скорее предупреждение. Будь вы моей дочерью — а по возрасту это вполне возможно, — я бы очень огорчился, видя, что вы очертя голову делаете что-то лишь потому, что этого не одобряет отец.
— Не в этом дело. Все гораздо серьезнее.
— Так или иначе, вы можете угодить в омут.
Она взглянула в морские дали, где в пучине водились страшные акулы, и процитировала: «Платье повесь на ореховый куст, но не приближайся к воде». Так, что ли? Я уже это слышала.
— Можете даже не раздеваться...
Она снова окинула меня фирменным мрачным взглядом семейства Блекуэлл.
— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?
— Слово не воробей... Простите.
— Вы несносны.
— Раз я несносен, то, может, вы объясните одно несоответствие. На футляре бритвенного прибора я заметил инициалы Б.К. Это не совпадает с именем Берк Дэмис.
— Я не обратила на это внимания.
— Вам не кажется это любопытным?
— Нет. — Она вдруг побледнела. — Наверное, это футляр того, кто гостил здесь раньше. Здесь бывали многие.
— Назовите кого-нибудь с инициалами Б.К.
— Билл Кемпбелл, — сказала она.
— Тогда там скорее было бы У.К. — Уильям Кемпбелл. А кто такой Билл Кемпбелл?
— Приятель отца. Не знаю, бывал он здесь или нет.
— И вообще, существует ли он в природе?
Я переусердствовал — и потерял ее. Она сползла с перекладины, оправила юбку и двинулась назад к дому. Я смотрел ей вслед. Почему-то вспомнилось — простота хуже воровства...
Глава 5
Я подъехал по разбитому асфальту к автомагистрали. Через перекресток, на стене закусочной, большой и полинявший плакат рекламировал «Креветки Джимбо». Я вышел из машины, и в ноздри ударил запах чего-то горелого.
Полная женщина за стойкой держалась так, словно всю жизнь прождала кого-то, только не меня.
Я устроился в будочке у окна, отчасти заслоненного неработавшей неоновой рекламой пива. Женщина положила передо мной нож, вилку, бумажную салфетку и поставила стакан с водой. Других посетителей не было.
— Креветки Джимбо? — осведомилась она.
— Нет, спасибо, я выпью кофе.
— Двадцать центов, если не заказываете еды, — сухо обронила она и забрала нож, вилку и салфетку. Я сидел, неторопливо попивая кофе и поглядывая на дорогу, ведущую от берега.
Серое небо стало потихоньку проясняться. В облаках показалось солнце, больше похожее на маленькую водянистую луну, очистился горизонт, море из серого сделалось серо-голубым. Прибой так усилился, что его было слышно даже здесь.
Со стороны поселка проехало несколько машин, но зеленого «бьюика» не было. Чтобы скоротать время, я заказал еще кофе. Добавка обошлась мне в десять центов.
Черно-белый, похожий на зебру катафалк подъехал к закусочной. Из кабины и кузова появились четверо парней и две девицы, выглядевшие на удивление похоже. Волосы, выцветшие от солнца и перекиси водорода, были длинными у ребят и короткими у девиц. Поверх купальников и плавок у них были голубые свитера. Это все напоминало форму. Лица были загорелыми и неприветливыми.
Они вошли в закусочную, уселись вокруг одного из столов, заказали шесть кружек пива и стали попивать его, закусывая большими сандвичами, которые девицы понаделали из длинных французских батонов и припасов, что они захватили с собой в бумажных пакетах. Ели они размеренно, но с большим аппетитом. Время от времени высокий, державшийся суверенностью вожака, отпускал реплики начет прибоя. Складывалось впечатление, что речь шла о верховном божестве их племени.
Затем, как по команде, они встали и все разом двинулись к катафалку. Двое ребят уселись впереди, остальные сзади, где у них лежали доски для серфинга. Одна из девиц, хорошенькая, глянула в окошко и высунула язык. Сам не знаю почему, я ответил тем же. Катафалк выехал на дорогу, ведущую в поселок.
— Береговая шпана! — фыркнула женщина за стойкой. Она говорила сама с собой. Тот, кто заказывает два кофе за час, вполне может быть отнесен к упомянутой категории. То ли выпитый кофе, то ли ожидание взвинтили мои нервы. Для успокоения я заказал пива и снова уставился в окно.
Женщина продолжала бубнить себе под нос:
— Подумаешь, раскрасили катафалк, как зебру. Ну и что с того? Неужели они думают, что к ним будут лучше относиться? Им наплевать и на живых и на мертвых. Как мне, интересно, сводить концы с концами, если все начнут приносить жратву с собой? Куда катится мир?
Из-за крутого поворота на склоне показалась машина Гарриет. Когда «бьюик» выехал на шоссе, я заметил, что за рулем была Гарриет, а ее приятель сидел рядом. На нем был серый костюм и рубашка с галстуком, и он сильно смахивал на манекен в витрине магазина мужской одежды. Зеленый «бьюик» повернул на юг, в сторону Лос-Анджелеса.
Я поехал за ними. В Малибу им пришлось сбросить скорость, и я оказался у них на хвосте, когда они въезжали в Лос-Анджелес. Затем они свернули влево, к бульвару Сансет. Когда я собирался сделать то же самое, загорелся красный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Вы говорите необдуманно.
— Зато вы поступаете обдуманно. — Она чуть изменила интонации. — Шляетесь по чужим домам, прикидываетесь бог знает кем...
— Неловко получилось, согласен.
— Ага, значит, вы со мной согласны!
— Мне надо было придумать что-то другое.
— Вы циник. — Она скривила губы совсем по-детски. — Как вы только сами себя терпите?
— Я пытался выполнить задание. Потерпел неудачу. Придется все начинать сначала.
— Мне вам больше нечего сказать.
— Зато у меня кое-что для вас есть. Не хотите сесть в машину и послушать?
— Говорите здесь.
— Не хочу, чтобы нам помешали. — Я оглянулся на дом.
— Можете не опасаться Берка. Я ему не сказала, кто вы. Я стараюсь не огорчать его, когда он работает.
Она говорила, как жена или без пяти минут жена. Я поделился с ней своими наблюдениями. Ей это явно понравилось.
— Я люблю его. Это не секрет. Запишите это в вашу черную книжечку и доложите отцу. Я люблю Берка и хочу выйти за него замуж.
— Когда же?
— Очень скоро. — Она укрыла свои слова завесой таинственности. — Я не скажу вам ни даты, ни места. Иначе отец вызовет национальную гвардию.
— Вы выходите замуж, потому что вам этого хочется или назло отцу?
Она непонимающе уставилась на меня. Вопрос я задал правильный, просто у нее не было готового ответа.
— Хорошо, забудем о вашем отце, — предложил я.
— Разве это возможно? Он сделает все, чтобы расстроить наши планы. Он сам мне это сказал.
— Я здесь не для того, чтобы расстроить ваш брак, мисс Блекуэлл.
— Тогда зачем же?
— Чтобы выяснить, что собой представляет ваш жених.
— Чтобы отец использовал против него добытую вами информацию?
— Вы полагаете, кое-что может быть использовано?
— Это вы полагаете!
— Нет, я сразу заявил полковнику, что не намерен обливать никого грязью и не стану собирать факты для шантажа. Хочу, чтобы вы мне поверили.
— Думаете, я вам поверю?
— Почему бы нет? Я ведь ничего не имею против вас или вашего друга. Если вы готовы мне помочь...
— Разбежались! — Она взглянула на меня так, словно я предложил что-то непристойное. — Вы ловкач, как я погляжу!
— Просто я пытаюсь исправить совершенные ошибки. С вашей помощью можно было бы все быстро закончить. Мне и самому не больно нравится это поручение.
— Кто заставлял вас соглашаться? Вы просто хотели заработать деньги. — В ее голосе послышалось высокомерие человека, которому никогда не приходилось ничего делать ради денег. — Сколько же платит вам отец?
— Сто долларов в день.
— Я дам вам пятьсот, ваш заработок за пять дней, если вы забудете о своем поручении и оставите нас в покое.
Она вынула красный бумажник и помахала им в воздухе.
— Это невозможно, мисс Блекуэлл. Да и вам от этого не будет выгоды. Отец наймет другого детектива. Если вы считаете, что я назойлив, советую вам познакомиться с моими коллегами.
Облокотившись на белую перекладину, она молча изучала меня. За ее спиной начинался прилив, прибой усилился, и над волнами зашныряли песчаники. Гарриет спросила невидимого собеседника, расположившегося где-то между мною и птицами:
— Остались ли еще честные люди?
— Думаю, — отозвался я, — честных больше не делают.
Ни тени улыбки. Похоже, она вообще никогда не улыбалась.
— Не знаю, что сказать. Разве вы не видите, что сложилась нелепая ситуация?
— Что тут нелепого? Разве вас не интересует биография вашего жениха?
— Все, что мне нужно, я уже знаю.
— Что именно?
— То, что он обаятелен, талантлив и много испытал. Теперь, когда он получил возможность спокойно заниматься живописью, он многого добьется. Я хочу помочь ему самоосуществиться в творческом плане.
— Где он учился живописи?
— Я не спрашивала.
— Давно вы знакомы?
— Достаточно.
— А конкретней?
— Недели три-четыре.
— Этого хватило, чтобы принять решение о замужестве?
— Я имею право выйти за того, за кого хочу. Я не ребенок, и Берк тоже.
— Насчет Берка согласен.
— Мне двадцать четыре, — запальчиво возразила она. — А в декабре исполнится двадцать пять.
— И тогда вы получите наследство?
— Отец хорошо вас информировал. Жаль только, кое о чем еще он не удосужился сообщить. Берк равнодушен к деньгам. Он их презирает. Мы поедем в Европу или в Южную Америку и будем жить скромно и просто. Он станет писать картины, а я вести хозяйство. Вот так мы будем жить. — В ее глазах появился блеск далеких звезд. — Если бы деньги помешали мне выйти за любимого человека, я бы сама от них отказалась.
— Одобрил бы вас Берк?
— Он был бы счастлив.
— Вы обсуждали с ним такой вариант?
— Мы обсуждали с ним все! Мы очень откровенны друг с другом.
Снова наступила пауза. Гарриет переминалась у перекладины так, словно я загнал ее в угол. Далекие звезды вдруг угасли. Несмотря на все сказанное, она была чем-то обеспокоена. Она жила в той самой эйфории, которая может оказаться хуже любого наркотика.
— Берк не любит говорить о прошлом. Оно его тяготит.
— Потому что он сирота?
— Отчасти.
— Ему около тридцати. Мужчина перестает быть сиротой в двадцать один год. Что он делал с тех пор?
— Он всегда занимался одним и тем же — живописью.
— И в Мексике?
— И в Мексике.
— Долго он жил в Мексике?
— Не знаю. Наверное, долго.
— Зачем он туда приехал?
— Чтобы заниматься живописью.
Мы двигались по кругу. Описывали круги, внутри которых пустота. Я сказал:
— Мы беседуем уже долго, но вы не сказали пока ничего конкретного о вашем друге.
— Ну и что? Я не сую нос в чужие дела. Я не сыщик.
— Зато я сыщик. Но вы заставляете меня чувствовать себя слюнтяем.
— Наверное, потому, что так оно и есть. Иначе вы плюнули бы на ваше поручение. Возвращайтесь и скажите отцу, что вас постигла неудача.
Ее слова не то чтобы задели за живое, но я счел необходимым ответить:
— Послушайте, мисс Блекуэлл. Я понимаю ваше желание освободиться от семейных оков, начать самостоятельную жизнь. Но стоит ли впадать в крайность, нестись опрометью наугад?
— Вы говорите точь-в-точь как мой отец. Мне надоело, когда меня учат, чего делать, а чего нет. Так ему и передайте.
Она волновалась все сильней. Я чувствовал, что еще немного, и разговор оборвется. Ее внутренняя растерянность словно воплотилась в ее позе: она полусидела на перекладине, нервно покачивая ногой. У нее было красивое сильное тело, не предназначенное для старой девы. Но я не мог избавиться от ощущения, что Гарриет со своим красивым телом и хорошим наследством не была предназначена и для Берка Дэмиса. Та маленькая любовная сцена, свидетелем которой я стал, действительно походила на улицу с односторонним движением. Ее лицо омрачилось. Она отвернулась.
— Почему вы так странно на меня смотрите?
— Пытаюсь понять.
— Зря стараетесь. Все и так ясно. Я очень простой человек.
— Мне тоже так показалось.
— Это оскорбление?
— Боже упаси, хотя ваш друг Берк Дэмис вовсе не прост. Но это тоже не оскорбление.
— А что же?
— Скорее предупреждение. Будь вы моей дочерью — а по возрасту это вполне возможно, — я бы очень огорчился, видя, что вы очертя голову делаете что-то лишь потому, что этого не одобряет отец.
— Не в этом дело. Все гораздо серьезнее.
— Так или иначе, вы можете угодить в омут.
Она взглянула в морские дали, где в пучине водились страшные акулы, и процитировала: «Платье повесь на ореховый куст, но не приближайся к воде». Так, что ли? Я уже это слышала.
— Можете даже не раздеваться...
Она снова окинула меня фирменным мрачным взглядом семейства Блекуэлл.
— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?
— Слово не воробей... Простите.
— Вы несносны.
— Раз я несносен, то, может, вы объясните одно несоответствие. На футляре бритвенного прибора я заметил инициалы Б.К. Это не совпадает с именем Берк Дэмис.
— Я не обратила на это внимания.
— Вам не кажется это любопытным?
— Нет. — Она вдруг побледнела. — Наверное, это футляр того, кто гостил здесь раньше. Здесь бывали многие.
— Назовите кого-нибудь с инициалами Б.К.
— Билл Кемпбелл, — сказала она.
— Тогда там скорее было бы У.К. — Уильям Кемпбелл. А кто такой Билл Кемпбелл?
— Приятель отца. Не знаю, бывал он здесь или нет.
— И вообще, существует ли он в природе?
Я переусердствовал — и потерял ее. Она сползла с перекладины, оправила юбку и двинулась назад к дому. Я смотрел ей вслед. Почему-то вспомнилось — простота хуже воровства...
Глава 5
Я подъехал по разбитому асфальту к автомагистрали. Через перекресток, на стене закусочной, большой и полинявший плакат рекламировал «Креветки Джимбо». Я вышел из машины, и в ноздри ударил запах чего-то горелого.
Полная женщина за стойкой держалась так, словно всю жизнь прождала кого-то, только не меня.
Я устроился в будочке у окна, отчасти заслоненного неработавшей неоновой рекламой пива. Женщина положила передо мной нож, вилку, бумажную салфетку и поставила стакан с водой. Других посетителей не было.
— Креветки Джимбо? — осведомилась она.
— Нет, спасибо, я выпью кофе.
— Двадцать центов, если не заказываете еды, — сухо обронила она и забрала нож, вилку и салфетку. Я сидел, неторопливо попивая кофе и поглядывая на дорогу, ведущую от берега.
Серое небо стало потихоньку проясняться. В облаках показалось солнце, больше похожее на маленькую водянистую луну, очистился горизонт, море из серого сделалось серо-голубым. Прибой так усилился, что его было слышно даже здесь.
Со стороны поселка проехало несколько машин, но зеленого «бьюика» не было. Чтобы скоротать время, я заказал еще кофе. Добавка обошлась мне в десять центов.
Черно-белый, похожий на зебру катафалк подъехал к закусочной. Из кабины и кузова появились четверо парней и две девицы, выглядевшие на удивление похоже. Волосы, выцветшие от солнца и перекиси водорода, были длинными у ребят и короткими у девиц. Поверх купальников и плавок у них были голубые свитера. Это все напоминало форму. Лица были загорелыми и неприветливыми.
Они вошли в закусочную, уселись вокруг одного из столов, заказали шесть кружек пива и стали попивать его, закусывая большими сандвичами, которые девицы понаделали из длинных французских батонов и припасов, что они захватили с собой в бумажных пакетах. Ели они размеренно, но с большим аппетитом. Время от времени высокий, державшийся суверенностью вожака, отпускал реплики начет прибоя. Складывалось впечатление, что речь шла о верховном божестве их племени.
Затем, как по команде, они встали и все разом двинулись к катафалку. Двое ребят уселись впереди, остальные сзади, где у них лежали доски для серфинга. Одна из девиц, хорошенькая, глянула в окошко и высунула язык. Сам не знаю почему, я ответил тем же. Катафалк выехал на дорогу, ведущую в поселок.
— Береговая шпана! — фыркнула женщина за стойкой. Она говорила сама с собой. Тот, кто заказывает два кофе за час, вполне может быть отнесен к упомянутой категории. То ли выпитый кофе, то ли ожидание взвинтили мои нервы. Для успокоения я заказал пива и снова уставился в окно.
Женщина продолжала бубнить себе под нос:
— Подумаешь, раскрасили катафалк, как зебру. Ну и что с того? Неужели они думают, что к ним будут лучше относиться? Им наплевать и на живых и на мертвых. Как мне, интересно, сводить концы с концами, если все начнут приносить жратву с собой? Куда катится мир?
Из-за крутого поворота на склоне показалась машина Гарриет. Когда «бьюик» выехал на шоссе, я заметил, что за рулем была Гарриет, а ее приятель сидел рядом. На нем был серый костюм и рубашка с галстуком, и он сильно смахивал на манекен в витрине магазина мужской одежды. Зеленый «бьюик» повернул на юг, в сторону Лос-Анджелеса.
Я поехал за ними. В Малибу им пришлось сбросить скорость, и я оказался у них на хвосте, когда они въезжали в Лос-Анджелес. Затем они свернули влево, к бульвару Сансет. Когда я собирался сделать то же самое, загорелся красный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36