— А вы перенесете?
— У меня нет иного выхода. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Вы сказали, что у вас есть и другие предположения.
— Да, и вот вам первое: преступник воспользовался вашим сыном в своих целях. К примеру, убийца нашел его в бессознательном состоянии и подкинул в гараж Трасков. Но в этой версии полицию будет не так-то легко убедить.
— Неужели обязательно нужно посвящать полицию?
— Полиция и без того посвящена. Сейчас для нас важнее всего решить другую проблему: насколько мы можем перед ними раскрыться. И на этот счет следует посоветоваться с адвокатом. Я и так рискую головой.
Моя судьба ее нисколько не волновала.
— Ну, а другие предположения?
— Могу выдвинуть еще одно. Мы сейчас к нему перейдем. — Я вынул из бумажника записку, выпавшую из кармана Ника. — Это почерк Ника?
Она подошла к свету:
— Да, Ника. Значит, все-таки виноват он?
Я отобрал у нее записку.
— Значит, ему кажется, что он в чем-то виноват, — только и всего. Может быть, он случайно обнаружил труп миссис Траск и его охватило чувство вины. Вот вам моя вторая версия.
Правда, я не психиатр, и поэтому мне, с вашего разрешения, хотелось бы об этом поговорить с доктором Смизерэмом.
— Нет, нет, никому ни слова — даже доктору Смизерэму.
— Вы ему не доверяете?
— Он и так слишком много знает о моем сыне, — и, наклонившись ко мне, настойчиво повторила: — Нельзя доверять никому, неужели вам это непонятно?
— Нет, — сказал я. — Непонятно. Мне кажется, наступил такой момент, когда всем, кто несет ответственность за Ника, не мешало бы откровенно поговорить друг с другом. Политика замалчивания ни к чему хорошему нас не привела.
Она посмотрела на меня недоверчиво:
— Вам нравится Ник?
— Видите ли, у меня не было времени ни полюбить его, ни узнать поближе. Просто я чувствую ответственность за него. Надеюсь, и вы тоже.
— Я его обожаю.
— А не слишком ли вы его обожаете? Мне кажется, пытаясь оградить его от всего на свете, вы с мужем сослужили ему плохую службу. И потом, если окажется, что он убил хотя бы одного человека, я не стану ничего скрывать.
Она смиренно покачала головой.
— Вы не знаете обстоятельств дела.
— Что ж, просветите меня.
— Не могу.
— А ведь тем самым вы сберегли бы время и деньги, миссис Чалмерс. Не говоря уже о рассудке сына, а может, и его жизни.
— Доктор Смизерэм говорит, что жизни Ника ничто не угрожает.
— Доктор Смизерэм не говорил с теми людьми, с которыми говорил я. За пятнадцать лет произошло три убийства.
— Молчите, — сказала она отчаянным шепотом и затравленно огляделась по сторонам. Тень на стене искажала ее движения. Чем-то, несмотря на всю свою женственность и элегантность, она напомнила мне Рэнди Шеперда.
— Не стану я молчать, — сказал я. — Вы так давно живете в страхе, что потеряли чувство реальности. Как я уже сказал, убиты три человека. Есть все основания полагать, что убийства связаны между собой. Я не говорю, что всех троих убил Ник. Возможно, он вообще никого не убивал.
Она горько покачала головой.
Я продолжал:
— Даже если он и прикончил того типа у железнодорожных складов, это еще не убийство. Он защищался от похитителя, от вооруженного преступника Элдона Свейна, разыскиваемого полицией. Я представляю себе эту сцену так: Свейн накинулся на вашего сына, мальчик выхватил у него револьвер и выстрелил ему в грудь.
— Откуда вам все известно? — изумленно посмотрела она на меня.
— Мне известно далеко не все. Я восстановил эту сцену, отчасти со слов самого Ника. К тому же мне сегодня удалось поговорить со старым мошенником Рэнди Шепердом. Если верить ему, он прибыл в Пасифик-Пойнт вместе с Элдоном Свейном, но, узнав, что Свейн собирается похитить вашего сына, дал деру.
— Но почему он выбрал нашего сына? — выспрашивала она.
— Пока не выяснил. Подозреваю, что на самом деле Рэнди Шеперд играет гораздо более важную роль в этой истории. Он так или иначе был замешан во всех трех убийствах. Сидней Хэрроу был дружком Шеперда, и именно Шеперд подбил Джин Траск снова начать поиски отца.
— Отца?
— Ну да. Элдон Свейн — отец Джин Траск.
— И вы говорите, что этот тип, Свейн, был вооружен?
— Да. Нам известно, что его убили из того же револьвера, что и Сиднея Хэрроу. Все это заставляет меня сомневаться в том, что Ник убил Хэрроу. Он не смог бы прятать револьвер пятнадцать лет.
— Нет, конечно. — Ее горящие, немигающие, как у ястреба, глаза смотрели куда-то вдаль — казалось, она пытается охватить взглядом все эти долгие годы. — Конечно нет, — сказала она наконец.
— Ник когда-нибудь упоминал о револьвере?
Она кивнула.
— Когда пришел домой — он тогда сам нашел дорогу. Он сказал, что какой-то мужчина схватил его на улице и утащил на склады. Сказал, что он выхватил у того мужчины револьвер и выстрелил в него. Мы с Ларри ему не поверили — решили, что это мальчишеские выдумки, но назавтра в газетах напечатали, что на складах найден труп.
— Почему вы не обратились в полицию?
— Было уже поздно.
— И сейчас еще не поздно.
— Для меня поздно — да и для всех нас.
— Почему?
— Полиция не поймет.
— Если он убил, защищаясь, — поймет. Ник вам говорил, почему он выстрелил в того человека?
— Никогда, — она замолчала, и глаза ее наполнились слезами.
— Куда девался револьвер?
— Ник, наверное, бросил его на складах. В газетах писали, что полиция не обнаружила оружия, а Ник его домой не приносил, это точно. Наверное, револьвер подобрал какой-нибудь бродяга.
Мои мысли снова вернулись к Рэнди Шеперду. Он околачивался тогда около складов и очень боялся, как бы его не впутали в эту историю. Не надо было им его отпускать, подумал я; полмиллиона долларов — сумма коварная, такие деньги могут любого воришку превратить в убийцу.
Глава 23
Мы вернулись в холл. Там доктор Смизерэм и его жена беседовали с Ларри Чалмерсом.
Доктор приветливо мне улыбнулся, однако взгляд его оставался подозрительным и испытующим.
— Мойра сказала, вы возили ее обедать. Спасибо.
— Что вы, для меня это честь. Смогу ли я поговорить с вашим пациентом?
— Вряд ли. Скорее всего — нет.
— Ни минуты?
— Это только повредило бы ему — таково мнение и терапевта и психиатра.
— Как он?
— Пока еще неважно, он плохо себя чувствует и очень подавлен. Отчасти виной тому огромная доза резерпина. К тому же у него сотрясение мозга.
— Что вызвало сотрясение?
— По-моему, удар тупым предметом по затылку. Впрочем, я не силен в судебной медицине. Но как бы там ни было, Ник идет на поправку. Я должен вас поблагодарить за то, что вы вовремя доставили его сюда.
— Мы все должны вас благодарить — сказал Чалмерс и церемонно пожал мне руку. — Вы спасли жизнь моему сыну.
— Нам с Ником просто повезло. Хорошо было бы, если б и дальше фортуна не оставляла нас своими милостями.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мне кажется, комнату Ника следовало бы охранять.
— Вы опасаетесь, что он опять убежит? — спросил Чалмерс.
— А это мысль! Но мне она не приходила в голову. Я имел в виду защиту Ника.
— У него круглосуточно дежурят сестры, — сказал доктор Смизерэм.
— Ему нужен вооруженный охранник. Совершено несколько убийств, и я думаю, мы должны сделать все, чтобы предотвратить еще одно. Я могу обеспечить трехсменную охрану за сто долларов в день, — обратился я к Чалмерсу.
— Ради бога, — сказал Чалмерс.
Я спустился вниз и позвонил в два места. Сначала в лос-анджелесскую службу охраны с конторой в Сан-Диего. Они пообещали, что через полчаса их охранник, Макленнан, явится в больницу. Потом вызвал «Хижины Кончиты» в Империал-Бич. Мне ответил приглушенный, встревоженный голос миссис Вильямс.
— Говорит Арчер. Скажите, Рэнди Шеперд вернулся?
— Нет и вряд ли вернется, — сказала она, понижая голос. — Не вы один им интересуетесь. Ему тут устроили засаду.
Ее слова обрадовали меня — что ж, одной заботой меньше.
— Спасибо, миссис Вильямс. Не переживайте.
— Легко вам говорить: не переживайте. Почему вы мне не сказали, что Сидней Хэрроу убит?
— Зачем вам было это знать?
— Теперь уж что говорить. Но как только они отсюда вытряхнутся, слово даю, тут же продам гостиницу.
Я пожелал ей удачи и вышел подышать свежим воздухом.
Вскоре ко мне присоединилась Мойра Смизерэм.
Она вынула сигарету из непочатой пачки и закурила, жадно затягиваясь, словно поспорила на пари выкурить ее как можно скорее.
— Вы не курите, нет?
— Бросил.
— Я тоже. Но в гневе курю.
— На кого вы гневаетесь?
— На кого же как не на Ральфа. Он сегодня ночует в больнице, чтобы в случае чего быть под рукой. Я могла бы с таким же успехом выйти замуж за монаха.
Я не очень поверил ее гневу, мне казалось, она маскирует им свои подлинные чувства. Я ждал, когда они прорвутся наружу. Отшвырнув сигарету, Мойра сказала:
— Ненавижу мотели. Вы не поедете сегодня в Пойнт?
— Нет, в Уэст-Лос-Анджелес. Могу забросить и вас по дороге.
— Вы очень добры, — ей передалось мое возбуждение, и формальная фраза не могла этого скрыть.
— Зачем вам в Уэст-Лос-Анджелес?
— Я там живу. Привык спать в собственной квартире. Единственная привычка, которую я пронес через всю жизнь.
— А я думала, вы не любите ничего привычного. За обедом вы сказали, что вам нравится вторгаться в жизнь других людей, а потом расставаться с ними навсегда.
— Верно. Особенно с людьми, которых я встречаю по работе.
— Вроде меня?
— Я не вас имел в виду.
— Вот как? А я думала, вы сформулировали свой главный жизненный принцип, — сказала она иронически, — которому неукоснительно следуете.
Из густой тени, окутывавшей стоянку, вышел стриженный ежиком высокий широкоплечий парень в темном костюме и направился к главному входу. Я окликнул его:
— Макленнан?
— Да, сэр.
Сказав Мойре, что скоро вернусь, я поднялся на лифте вместе с Макленнаном.
— Не впускайте к нему никого, кроме обслуживающего персонала, докторов, сестер и, конечно, близких родственников.
— А как я их узнаю?
— Я вам их покажу. Главное — следите за мужчинами, и неважно, в белых они халатах или нет. Не впускайте к нему ни единой души без поручительства знакомой сестры или доктора.
— Вы опасаетесь покушения?
— Такое возможно. Вы вооружены?
Макленнан отогнул пиджак — сбоку торчала рукоятка револьвера.
— От кого я должен его охранять?
— К сожалению, я и сам не знаю. У вас будет еще одна обязанность: следите, чтобы парень не убежал. Но ни в коем случае не стреляйте в него и вообще его не трогайте. В нем вся загвоздка.
— Понимаю, — ответил он с невозмутимостью, присущей большим мужчинам.
Я подвел его к двери палаты и попросил сиделку позвать Смизерэма. Доктор вышел, широко распахнув дверь, и я увидел Ника — он лежал на спине, глаза его были закрыты, по обе стороны кровати сидели родители. Они напоминали мне группу со старинного фриза, изображавшего жертвоприношение, только алтарь тут заменяла койка.
Дверь бесшумно захлопнулась. Я представил Макленнана доктору Смизерэму, тот смерил нас обоих усталым скучающим взглядом.
— Неужто все эти вылазки и тревоги и впрямь необходимы?
— По-моему, да.
— А по-моему, нет. Но как бы то ни было, я не допущу этого человека в палату.
— Его присутствие там было бы куда полезней.
— Полезней в случае чего?
— В случае покушения на жизнь Ника.
— Это просто смешно. Ник здесь в полной безопасности. Да и кому нужно его убивать?
— Спросите его.
— И не подумаю.
— А мне вы разрешите его спросить?
— Нет. Он сейчас не может...
— Ну, а когда он сможет?
— Никогда, если вы не перестанете измываться над ним.
— Выбирайте выражения, доктор. Вы что, хотите меня разозлить?
Смизерэм ехидно хихикнул.
— Если так, кажется, мне это удалось.
— Что вы хотите утаить, доктор?
Глаза его сузились, рот быстро задвигался:
— Я ничего не утаиваю, а настаиваю на защите интересов моего пациента, что является моим правом и моим долгом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32