Кстати, что вас интересует?
— История. Мне предложили стипендию в другом городе. Но у меня было ощущение, что я нужна здесь.
— Для чего, для слежки за чужими домами?
— Вы свое доказали, мистер Арчер. Не надо перебарщивать.
Выйдя из дому, я положил письма в багажник и пошел через улицу к Чалмерсам. Только теперь — замедленная реакция — я понял, что смерть матери Бетти имеет самое непосредственное отношение ко всему случившемуся. Если б Чалмерс захотел, он, наверное, мог бы мне помочь в этом разобраться.
Двери открыл сам Чалмерс. Его худое загорелое лицо еще больше осунулось. Вид у него был болезненный, усталые глаза покраснели.
— Не ожидал вас увидеть, мистер Арчер, — сказал он вежливо, но не слишком любезно. — Мне казалось, моя жена прервала дипломатические отношения.
— Я надеюсь, мы все же можем поговорить. Как дела у Ника?
— Хорошо, — и добавил озабоченно: — Мы с женой весьма благодарны вам за помощь. И я хотел бы, чтобы вы об этом знали. К сожалению, вы попали между двух огней: Тратвелл и доктор Смизерэм никак не могут сработаться, а при сложившихся обстоятельствах мы вынуждены выбрать Смизерэма.
— Доктор берет на себя большую ответственность.
— Наверное. Однако вас ведь это никак не касается. — Чалмерс начал терять терпение. — Я надеюсь, вы пришли ко мне не затем, чтобы нападать на доктора Смизерэма. В нашем положении просто необходимо на кого-нибудь опереться. Мы ведь не острова, — сказал он неожиданно, — и в одиночку нам не справиться со своими проблемами.
Злость, прозвучавшая в его словах, меня встревожила.
— Вполне с вами согласен, мистер Чалмерс. Я по-прежнему рад был бы помочь вам, чем могу.
Он подозрительно посмотрел на меня.
— Как помочь?
— Вы знаете, я начал разбираться в этом деле. И мне кажется, корни его уходят вглубь, в те времена, когда Ника еще не было на свете. А следовательно, Ник может играть в нем лишь довольно невинную роль. Добиться полного его оправдания я вам не обещаю. Но доказать, что он не более чем жертва, подставная фигура, берусь.
— Мне кажется, я вас не совсем понимаю, — сказал Чалмерс. — Но что же вы стоите в дверях, входите.
Он провел меня в тот самый кабинет, где началась вся эта история. И я почти физически ощутил, как давит на меня атмосфера этой комнаты. Я почувствовал, что прошлое заполняет здесь все пространство. А каково же Чалмерсу, подумал я, который живет с этим ощущением изо дня в день.
— Хотите хереса, старина?
— Нет, спасибо.
— Что ж, тогда и я воздержусь. — Он крутанул кресло у бюро, уселся у монастырского стола и уставился на меня. — Если не ошибаюсь, вы собираетесь обрисовать мне ситуацию в общих чертах.
— Постараюсь это сделать с вашей помощью, мистер Чалмерс.
— Разве я могу вам помочь? Я перестал что-либо понимать, — он беспомощно развел руками.
— Что ж, тогда попрошу вашего терпения. Я только что говорил с Бетти Тратвелл о смерти ее матери.
— Да, да, она пала жертвой несчастного случая, ужасная трагедия.
— Мне кажется, ее смерть нельзя объяснить несчастным случаем. Как я понял, миссис Тратвелл была ближайшим другом вашей матери.
— Да, они очень дружили. Миссис Тратвелл трогательно ухаживала за матерью в последние дни ее жизни. И если я и могу в чем-то ее упрекнуть, так только в том, что она не сообщила мне, что мать близка к смерти. Я тогда был в плавании и понятия не имел, что мать доживает последние дни. Можете себе представить, что я пережил: в середине июля наш корабль пристал к западному побережью, и тут я узнаю, что обеих уже нет в живых. — Его грустные голубые глаза перехватили мой взгляд. — А теперь вы мне говорите, что смерть миссис Тратвелл нельзя объяснить несчастным случаем.
— Я должен выяснить, как умерла миссис Тратвелл. Хотя это ничего не изменит. Если убийство — хотя бы и случайное — является результатом уголовного преступления, закон все равно квалифицирует его как преднамеренное. Но у меня возникли подозрения, что миссис Тратвелл и впрямь была убита намеренно. Будучи ближайшей подругой вашей матери, она должна была знать все ее тайны.
— У матери не было тайн. Она пользовалась всеобщим уважением.
Чалмерс в запальчивости вскочил, кресло со скрипом завертелось. Повернувшись ко мне спиной — в этот момент он чем-то напоминал упрямого мальчишку, — Чалмерс уставился на картину, маскирующую дверь сейфа: парусник по-прежнему стоял в бухте, голые индейцы валялись на берегу, испанский отряд маршировал по небу.
— Если Тратвеллы пытались очернить мою мать, — сказал он, — я привлеку их к суду за клевету.
— Ничего подобного, мистер Чалмерс. Никто и слова худого не сказал о вашей матери. Я только пытаюсь выяснить, кто залез в ваш дом в сорок пятом году.
Тут он повернулся ко мне лицом.
— Эти люди не могли быть знакомы моей матери: она дружила с лучшими людьми Калифорнии.
— Нисколько не сомневаюсь. Но не исключена возможность, что грабители знали вашу мать, а также знали, ради чего лезли в ваш дом.
— На этот счет я могу вас просветить, — сказал Чалмерс. — Мать имела привычку держать все свои деньги дома. Она унаследовала ее от моего отца, вместе с деньгами. Я неоднократно уговаривал мать положить деньги в банк, но она и слышать об этом не хотела.
— Деньги достались грабителям?
— Нет. Вернувшись с войны, я нашел их в целости и сохранности. Но мамы уже не было в живых. И миссис Тратвелл тоже.
— И большая сумма осталась после вашей матери?
— Вполне значительная. Несколько сотен тысяч долларов.
— Каково происхождение этих денег?
— Я уже вам сказал: мать получила их в наследство от отца, — он посмотрел на меня устало и недоверчиво, словно подозревал в намерении оскорбить память матери. — Уж не хотите ли вы сказать, что эти деньги ей не принадлежали?
— Никоим образом. А нельзя ли нам хоть ненадолго забыть о вашей матери?
— Нельзя, — добавил он с мрачной гордостью. — Я ни на минуту о ней не забываю.
Я немного повременил, потом предпринял новую попытку.
— Я ведь вот что хочу выяснить: в вашем доме, в этой самой комнате, с перерывом в двадцать три года произошли два ограбления, или по крайней мере две попытки ограбления. Мне кажется, они связаны между собой.
— Как?
— Через людей, которые в них замешаны.
Глаза Чалмерса затуманились, он снова опустился на стул.
— Мне не ясна ваша мысль.
— Я хочу сказать, что в обоих ограблениях могли участвовать те же люди и подвигли их на это те же причины. Мы знаем, кто совершил последнее ограбление. Ваш сын Ник под влиянием Джин Траск и Сиднея Хэрроу.
Чалмерс закрыл глаза рукой, опустил голову — редкие волосы рассыпались, и среди них заблестела похожая на тонзуру плешь.
— Их убил Ник?
— Как вам известно, я сильно в этом сомневаюсь, но доказать, что это сделал не он, не могу. Пока не могу. Однако вернемся к ограблениям: Ник взял золотую шкатулку, в которой хранились ваши письма, — я намеренно избегал упоминать имя его матери. — Возможно, письма похищены случайно и грабители охотились только за шкатулкой. Она была нужна миссис Траск. Знаете почему?
— Очевидно, потому, что она воровка.
— Она придерживалась другого мнения. И шкатулку она не считала нужным прятать, а держала на виду. Шкатулка, по всей видимости, принадлежала бабке миссис Траск, а после ее смерти дед миссис Траск подарил шкатулку вашей матери.
Чалмерс еще ниже опустил голову и запустил пальцы в волосы.
— Вы ведь говорите о мистере Роулинсоне?
— Увы, да.
— Мне оскорбительны ваши слова, — сказал он. — Вы бросаете тень на невинные отношения пожилого человека и почтенной женщины...
— Забудем на время об их отношениях...
— Не могу, — сказал он. — Не могу забыть... — и уронил голову на руки, чуть не стукнувшись при этом о стол.
— Я не хочу никого осуждать, мистер Чалмерс, и меньше всего вашу мать. Просто я установил, что она была знакома с Самюэлем Роулинсоном. Роулинсон возглавлял пасаденский Западный банк, банк этот разорился в результате хищения, совершенного примерно в одно время с попыткой ограбления вашего дома. В хищении обвинили зятя Роулинсона — Элдона Свейна, — и, возможно, не без оснований. Правда, мне говорили, что мистер Роулинсон сам обчистил банк.
Чалмерс выпрямился.
— Кто мог такое сказать?
— Другое действующее лицо этой драмы — вор-рецидивист по имени Рэнди Шеперд.
— И вы принимаете на веру слова подобного типа и позволяете ему поливать грязью мою мать?
— Кто говорит о вашей матери?
— Словно я не знаю, что вы собираетесь преподнести мне пресловутую версию о том, будто моя мать взяла у этого распутника краденые деньги? Я не ошибся, не так ли?
Глаза его налились кровью. Он заморгал, вскочил, занес кулак, но где ему было тягаться со мной — я перехватил его руку в воздухе и с легкостью опустил ее вниз.
— К сожалению, мне приходится прервать нашу беседу, мистер Чалмерс.
Я сел в машину и повел ее вниз к автостраде. Серая пелена тумана по-прежнему обволакивала подножие холма.
Глава 28
Вдали от моря, в Пасадене, было настоящее пекло. На дороге перед домом миссис Свейн играли дети. Тратвелловский «кадиллак», стоявший у обочины, притягивал их как магнит.
На переднем сиденье, углубившись в деловые бумаги, восседал Тратвелл. Он встретил меня недовольным взглядом.
— Однако долго же вы ехали.
— Непредвиденная задержка. Да и потом, «кадиллак» мне не по карману.
— Ну а мне не по карману торчать здесь. Эта дама сказала, что будет в двенадцать.
Мои часы показывали половину первого.
— Миссис Свейн едет из Сан-Диего?
— Очевидно. Я буду ждать ее до часу — ни минутой дольше.
— Может, у миссис Свейн сломалась машина, она довольно допотопная. Будем надеяться, что ничего не случилось.
— Абсолютно уверен, что так оно и есть.
— Мне бы вашу уверенность. Человека, которого подозревают в убийстве ее дочери, видели вчера в Хемете. Вероятно, он направляется в краденой машине сюда, в Пасадену.
— О ком вы говорите?
— О ворюге Рэнди Шеперде. Он когда-то работал у миссис Свейн и ее мужа.
Тратвелла мое сообщение, похоже, нисколько не заинтересовало. Он демонстративно зашуршал бумагами. Насколько я мог судить, это были ксерокопии контрактов какой-то корпорации, именуемой «Смизерэмовским фондом».
Я спросил Тратвелла, что это за корпорация. Он игнорировал мой вопрос, даже глаз не поднял. Я рассвирепел, выскочил из машины и достал письма из багажника.
— Я вам не говорил, — сказал я небрежно, — что мне удалось разыскать письма?
— Письма Чалмерса? Сами знаете, что не говорили. Где вы их обнаружили?
— В квартире Ника.
— Нисколько не удивляюсь, — сказал он. — Дайте-ка сюда.
Я пристроился рядом с ним и передал ему конверт. Тратвелл открыл его.
— Господи, как эти письма напоминают о прошлом. Эстелла буквально жила ими. Первые, насколько я помню, были донельзя заурядные, но эпистолярный стиль Ларри совершенствовался день ото дня.
— Вы их читали?
— Кое-какие — да. Эстелла так гордилась своим доблестным сыном, что отвертеться удавалось далеко не всегда, — сказал Тратвелл с иронией. — Незадолго до смерти, уже полностью лишившись зрения, она, едва получив письмо, тут же призывала меня или мою жену читать ей вслух. Мы уговаривали ее нанять сиделку, но она и слушать не хотела. Эстелла была женщина замкнутая, с годами это усилилось. Основные тяготы по уходу за ней легли на плечи моей жены, — и добавил с горечью: — Мне не следовало этого допускать: она ведь была почти ребенком.
Он замолк.
— Чем болела миссис Чалмерс? — нарушил я молчание.
— По-моему, у нее была глаукома.
— Но ведь глаукома не смертельна.
— Нет. Мне кажется, ее убило горе: она очень сокрушалась по моей жене. Перестала есть, потеряла всякий интерес к жизни. Я вызвал к ней доктора — против ее желания. Она лежала лицом к стене и не дала доктору не только обследовать, но даже и взглянуть на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— История. Мне предложили стипендию в другом городе. Но у меня было ощущение, что я нужна здесь.
— Для чего, для слежки за чужими домами?
— Вы свое доказали, мистер Арчер. Не надо перебарщивать.
Выйдя из дому, я положил письма в багажник и пошел через улицу к Чалмерсам. Только теперь — замедленная реакция — я понял, что смерть матери Бетти имеет самое непосредственное отношение ко всему случившемуся. Если б Чалмерс захотел, он, наверное, мог бы мне помочь в этом разобраться.
Двери открыл сам Чалмерс. Его худое загорелое лицо еще больше осунулось. Вид у него был болезненный, усталые глаза покраснели.
— Не ожидал вас увидеть, мистер Арчер, — сказал он вежливо, но не слишком любезно. — Мне казалось, моя жена прервала дипломатические отношения.
— Я надеюсь, мы все же можем поговорить. Как дела у Ника?
— Хорошо, — и добавил озабоченно: — Мы с женой весьма благодарны вам за помощь. И я хотел бы, чтобы вы об этом знали. К сожалению, вы попали между двух огней: Тратвелл и доктор Смизерэм никак не могут сработаться, а при сложившихся обстоятельствах мы вынуждены выбрать Смизерэма.
— Доктор берет на себя большую ответственность.
— Наверное. Однако вас ведь это никак не касается. — Чалмерс начал терять терпение. — Я надеюсь, вы пришли ко мне не затем, чтобы нападать на доктора Смизерэма. В нашем положении просто необходимо на кого-нибудь опереться. Мы ведь не острова, — сказал он неожиданно, — и в одиночку нам не справиться со своими проблемами.
Злость, прозвучавшая в его словах, меня встревожила.
— Вполне с вами согласен, мистер Чалмерс. Я по-прежнему рад был бы помочь вам, чем могу.
Он подозрительно посмотрел на меня.
— Как помочь?
— Вы знаете, я начал разбираться в этом деле. И мне кажется, корни его уходят вглубь, в те времена, когда Ника еще не было на свете. А следовательно, Ник может играть в нем лишь довольно невинную роль. Добиться полного его оправдания я вам не обещаю. Но доказать, что он не более чем жертва, подставная фигура, берусь.
— Мне кажется, я вас не совсем понимаю, — сказал Чалмерс. — Но что же вы стоите в дверях, входите.
Он провел меня в тот самый кабинет, где началась вся эта история. И я почти физически ощутил, как давит на меня атмосфера этой комнаты. Я почувствовал, что прошлое заполняет здесь все пространство. А каково же Чалмерсу, подумал я, который живет с этим ощущением изо дня в день.
— Хотите хереса, старина?
— Нет, спасибо.
— Что ж, тогда и я воздержусь. — Он крутанул кресло у бюро, уселся у монастырского стола и уставился на меня. — Если не ошибаюсь, вы собираетесь обрисовать мне ситуацию в общих чертах.
— Постараюсь это сделать с вашей помощью, мистер Чалмерс.
— Разве я могу вам помочь? Я перестал что-либо понимать, — он беспомощно развел руками.
— Что ж, тогда попрошу вашего терпения. Я только что говорил с Бетти Тратвелл о смерти ее матери.
— Да, да, она пала жертвой несчастного случая, ужасная трагедия.
— Мне кажется, ее смерть нельзя объяснить несчастным случаем. Как я понял, миссис Тратвелл была ближайшим другом вашей матери.
— Да, они очень дружили. Миссис Тратвелл трогательно ухаживала за матерью в последние дни ее жизни. И если я и могу в чем-то ее упрекнуть, так только в том, что она не сообщила мне, что мать близка к смерти. Я тогда был в плавании и понятия не имел, что мать доживает последние дни. Можете себе представить, что я пережил: в середине июля наш корабль пристал к западному побережью, и тут я узнаю, что обеих уже нет в живых. — Его грустные голубые глаза перехватили мой взгляд. — А теперь вы мне говорите, что смерть миссис Тратвелл нельзя объяснить несчастным случаем.
— Я должен выяснить, как умерла миссис Тратвелл. Хотя это ничего не изменит. Если убийство — хотя бы и случайное — является результатом уголовного преступления, закон все равно квалифицирует его как преднамеренное. Но у меня возникли подозрения, что миссис Тратвелл и впрямь была убита намеренно. Будучи ближайшей подругой вашей матери, она должна была знать все ее тайны.
— У матери не было тайн. Она пользовалась всеобщим уважением.
Чалмерс в запальчивости вскочил, кресло со скрипом завертелось. Повернувшись ко мне спиной — в этот момент он чем-то напоминал упрямого мальчишку, — Чалмерс уставился на картину, маскирующую дверь сейфа: парусник по-прежнему стоял в бухте, голые индейцы валялись на берегу, испанский отряд маршировал по небу.
— Если Тратвеллы пытались очернить мою мать, — сказал он, — я привлеку их к суду за клевету.
— Ничего подобного, мистер Чалмерс. Никто и слова худого не сказал о вашей матери. Я только пытаюсь выяснить, кто залез в ваш дом в сорок пятом году.
Тут он повернулся ко мне лицом.
— Эти люди не могли быть знакомы моей матери: она дружила с лучшими людьми Калифорнии.
— Нисколько не сомневаюсь. Но не исключена возможность, что грабители знали вашу мать, а также знали, ради чего лезли в ваш дом.
— На этот счет я могу вас просветить, — сказал Чалмерс. — Мать имела привычку держать все свои деньги дома. Она унаследовала ее от моего отца, вместе с деньгами. Я неоднократно уговаривал мать положить деньги в банк, но она и слышать об этом не хотела.
— Деньги достались грабителям?
— Нет. Вернувшись с войны, я нашел их в целости и сохранности. Но мамы уже не было в живых. И миссис Тратвелл тоже.
— И большая сумма осталась после вашей матери?
— Вполне значительная. Несколько сотен тысяч долларов.
— Каково происхождение этих денег?
— Я уже вам сказал: мать получила их в наследство от отца, — он посмотрел на меня устало и недоверчиво, словно подозревал в намерении оскорбить память матери. — Уж не хотите ли вы сказать, что эти деньги ей не принадлежали?
— Никоим образом. А нельзя ли нам хоть ненадолго забыть о вашей матери?
— Нельзя, — добавил он с мрачной гордостью. — Я ни на минуту о ней не забываю.
Я немного повременил, потом предпринял новую попытку.
— Я ведь вот что хочу выяснить: в вашем доме, в этой самой комнате, с перерывом в двадцать три года произошли два ограбления, или по крайней мере две попытки ограбления. Мне кажется, они связаны между собой.
— Как?
— Через людей, которые в них замешаны.
Глаза Чалмерса затуманились, он снова опустился на стул.
— Мне не ясна ваша мысль.
— Я хочу сказать, что в обоих ограблениях могли участвовать те же люди и подвигли их на это те же причины. Мы знаем, кто совершил последнее ограбление. Ваш сын Ник под влиянием Джин Траск и Сиднея Хэрроу.
Чалмерс закрыл глаза рукой, опустил голову — редкие волосы рассыпались, и среди них заблестела похожая на тонзуру плешь.
— Их убил Ник?
— Как вам известно, я сильно в этом сомневаюсь, но доказать, что это сделал не он, не могу. Пока не могу. Однако вернемся к ограблениям: Ник взял золотую шкатулку, в которой хранились ваши письма, — я намеренно избегал упоминать имя его матери. — Возможно, письма похищены случайно и грабители охотились только за шкатулкой. Она была нужна миссис Траск. Знаете почему?
— Очевидно, потому, что она воровка.
— Она придерживалась другого мнения. И шкатулку она не считала нужным прятать, а держала на виду. Шкатулка, по всей видимости, принадлежала бабке миссис Траск, а после ее смерти дед миссис Траск подарил шкатулку вашей матери.
Чалмерс еще ниже опустил голову и запустил пальцы в волосы.
— Вы ведь говорите о мистере Роулинсоне?
— Увы, да.
— Мне оскорбительны ваши слова, — сказал он. — Вы бросаете тень на невинные отношения пожилого человека и почтенной женщины...
— Забудем на время об их отношениях...
— Не могу, — сказал он. — Не могу забыть... — и уронил голову на руки, чуть не стукнувшись при этом о стол.
— Я не хочу никого осуждать, мистер Чалмерс, и меньше всего вашу мать. Просто я установил, что она была знакома с Самюэлем Роулинсоном. Роулинсон возглавлял пасаденский Западный банк, банк этот разорился в результате хищения, совершенного примерно в одно время с попыткой ограбления вашего дома. В хищении обвинили зятя Роулинсона — Элдона Свейна, — и, возможно, не без оснований. Правда, мне говорили, что мистер Роулинсон сам обчистил банк.
Чалмерс выпрямился.
— Кто мог такое сказать?
— Другое действующее лицо этой драмы — вор-рецидивист по имени Рэнди Шеперд.
— И вы принимаете на веру слова подобного типа и позволяете ему поливать грязью мою мать?
— Кто говорит о вашей матери?
— Словно я не знаю, что вы собираетесь преподнести мне пресловутую версию о том, будто моя мать взяла у этого распутника краденые деньги? Я не ошибся, не так ли?
Глаза его налились кровью. Он заморгал, вскочил, занес кулак, но где ему было тягаться со мной — я перехватил его руку в воздухе и с легкостью опустил ее вниз.
— К сожалению, мне приходится прервать нашу беседу, мистер Чалмерс.
Я сел в машину и повел ее вниз к автостраде. Серая пелена тумана по-прежнему обволакивала подножие холма.
Глава 28
Вдали от моря, в Пасадене, было настоящее пекло. На дороге перед домом миссис Свейн играли дети. Тратвелловский «кадиллак», стоявший у обочины, притягивал их как магнит.
На переднем сиденье, углубившись в деловые бумаги, восседал Тратвелл. Он встретил меня недовольным взглядом.
— Однако долго же вы ехали.
— Непредвиденная задержка. Да и потом, «кадиллак» мне не по карману.
— Ну а мне не по карману торчать здесь. Эта дама сказала, что будет в двенадцать.
Мои часы показывали половину первого.
— Миссис Свейн едет из Сан-Диего?
— Очевидно. Я буду ждать ее до часу — ни минутой дольше.
— Может, у миссис Свейн сломалась машина, она довольно допотопная. Будем надеяться, что ничего не случилось.
— Абсолютно уверен, что так оно и есть.
— Мне бы вашу уверенность. Человека, которого подозревают в убийстве ее дочери, видели вчера в Хемете. Вероятно, он направляется в краденой машине сюда, в Пасадену.
— О ком вы говорите?
— О ворюге Рэнди Шеперде. Он когда-то работал у миссис Свейн и ее мужа.
Тратвелла мое сообщение, похоже, нисколько не заинтересовало. Он демонстративно зашуршал бумагами. Насколько я мог судить, это были ксерокопии контрактов какой-то корпорации, именуемой «Смизерэмовским фондом».
Я спросил Тратвелла, что это за корпорация. Он игнорировал мой вопрос, даже глаз не поднял. Я рассвирепел, выскочил из машины и достал письма из багажника.
— Я вам не говорил, — сказал я небрежно, — что мне удалось разыскать письма?
— Письма Чалмерса? Сами знаете, что не говорили. Где вы их обнаружили?
— В квартире Ника.
— Нисколько не удивляюсь, — сказал он. — Дайте-ка сюда.
Я пристроился рядом с ним и передал ему конверт. Тратвелл открыл его.
— Господи, как эти письма напоминают о прошлом. Эстелла буквально жила ими. Первые, насколько я помню, были донельзя заурядные, но эпистолярный стиль Ларри совершенствовался день ото дня.
— Вы их читали?
— Кое-какие — да. Эстелла так гордилась своим доблестным сыном, что отвертеться удавалось далеко не всегда, — сказал Тратвелл с иронией. — Незадолго до смерти, уже полностью лишившись зрения, она, едва получив письмо, тут же призывала меня или мою жену читать ей вслух. Мы уговаривали ее нанять сиделку, но она и слушать не хотела. Эстелла была женщина замкнутая, с годами это усилилось. Основные тяготы по уходу за ней легли на плечи моей жены, — и добавил с горечью: — Мне не следовало этого допускать: она ведь была почти ребенком.
Он замолк.
— Чем болела миссис Чалмерс? — нарушил я молчание.
— По-моему, у нее была глаукома.
— Но ведь глаукома не смертельна.
— Нет. Мне кажется, ее убило горе: она очень сокрушалась по моей жене. Перестала есть, потеряла всякий интерес к жизни. Я вызвал к ней доктора — против ее желания. Она лежала лицом к стене и не дала доктору не только обследовать, но даже и взглянуть на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32