Кроме того, он, естественно, будет избавляться от свидетелей, а мне это совершенно не нравится.
— Никаких проблем, лейтенант, — сказал боцман. — Он будет стремиться избавиться либо от Нейсбая, либо от меня. И я не думаю, что ему это понравится. А вот нам, пожалуй, наоборот.
Синклер с печальным видом покачал головой.
— Сестре Моррисон всё это ужасно не понравится. Ещё раз ударили по её авторитету. В конце концов, лейтенант — её пациент, а не мой.
— Вновь никаких проблем. Скажите ей, что лейтенант упал за борт, — съязвил Маккиннон.
— Ну, как ваши больные сегодня утром, сэр? — спросил Маккиннон у доктора Сингха за завтраком.
— Ничего серьёзного не произошло, боцман. Двое из команды «Аргоса», которые сейчас в палате для выздоравливающих, вызывают много хлопот, но в этом нет ничего удивительного, если учитывать, что у одного из них раздроблен таз, а у другого многочисленные ожоги. Состояние командующего Уоррингтона и его штурмана без изменений. Куннингэм всё ещё в глубокой коме, и питание ему вводится внутривенно. Состояние Хадсона стабилизировалось, Кровотечение в легком не возобновилось. Старший помощник Кеннет явно пошёл на поправку, хотя одному богу известно, когда мы сможем снять с его лица эти повязки. Единственный, кто вызывает тревогу, — капитан. Состояние его нельзя назвать критическим, даже серьёзным, просто оно вызывает тревогу. Вы же сами вчера его видели — дышит прерывисто, с трудом. Сейчас он странным образом успокоился, впал чуть ли не в летаргическое состояние. А может быть, он просто успокоился и расслабился, узнав о том, что произошло с судном и где мы сейчас находимся. Вы проделали чудесную работу, боцман.
— Благодарить за это надо не меня, сэр, а лейтенанта Ульбрихта.
— Ну, как бы то ни было, капитан Боуэн, похоже, находится сейчас в менее философском настроении. Я бы посоветовал вам навестить его.
Когда лицо человека целиком в бинтах, невозможно себе представить, в каком он находится настроении. В обожжённых губах капитан Боуэн держал курительную трубку, сделанную из корня дурно пахнущего верескового дерева. Трудно сказать, доставляло ему это удовольствие или нет. Услышав голос Маккиннона, он вынул трубку изо рта.
— Мы ещё на плаву, боцман? Произношение его было менее отчетливым, чем усилия, затраченные на это.
— Лучше, сэр, давайте выразимся так: мы больше не плывем к чертям собачьим. Никакого больше аврала и отклонения от курса. Насколько я могу судить, лейтенанта Ульбрихта вполне можно назвать экспертом. Думаю, вы, не задумываясь, поставили бы его штурманом. Он сейчас расположился в вашей каюте, сэр, по причинам, о которых вам уже сообщили.
— И, как я понимаю, поглощает мои быстро тающие запасы.
— Он действительно выпил пару глотков, сэр, но это было необходимо. Всё-таки он ещё болен, слаб, а холод наверху настолько ужасный, что мне ещё в жизни с таким морозом сталкиваться не приходилось. Во всяком случае, когда я уходил, он никуда нос не совал, а спал без задних ног.
— Ну ладно, пока он нам нужен, пускай суёт. Передайте ему мою искреннюю благодарность.
— Хорошо. Каковы будут ваши распоряжения, сэр?
— Распоряжения, боцман? Распоряжения? Как я могу отдавать какие-то распоряжения?
— Не знаю, сэр. Я никогда капитаном не был.
— Вы чертовски прекрасно со всем справляетесь. Я сейчас не в том состоянии, чтобы отдавать распоряжения. Просто делайте то, что считаете нужным. Из того, что я слышал, вы прекрасно понимаете, что надо делать. Впрочем, — добавил Боуэн, — иного от Арчи Маккиннона я и не ожидал.
— Благодарю вас, сэр. Сделаю все, что нужно.
Маккиннон повернулся, намереваясь выйти из палаты, но был остановлен сестрой Моррисон. На сей раз она смотрела на него так, как будто всё-таки причисляла его к человеческой расе.
— Как он, мистер Маккиннон?
— Вы о ком говорите? О лейтенанте? Отдыхает. Он намного слабее, чем говорит, но он никогда в этом не признается. Очень мужественный человек. И прекрасный штурман. Джентльмен. Когда он уверяет, что не знал, что «Сан-Андреас» — госпитальное судно, я склонен ему полностью верить, хотя многим я обычно не верю.
— Ну, мне уж это хорошо известно, — с прежней враждебностью резко заметила она, но тут же успокоилась. — Не думаю, что ему это известно. Я уверена в этом.
— Прекрасно, — глядя на неё, с улыбкой бросил Маккиннон и тут про себя отметил с некоторым удивлением, что никогда прежде он ей не улыбался. — Джанет... простите, сиделка Магнуссон... сказала мне, что вы родом с восточного побережья. А точнее, откуда? Надеюсь, вы не будете считать это наглостью с моей стороны?
— Ну что вы. — Она улыбнулась, и Маккиннон с ещё большим изумлением понял, что она впервые за всё время их знакомства улыбнулась ему. — Из Абердина. А что?
— Странно. Создаётся такое впечатление, что лейтенант Ульбрихт прекрасно знает Абердин. Ему хорошо известно о тюрьме «Петерхед» и обо всём, что имеет к ней отношение.
На какое-то мгновение в её лице отразилась озабоченность.
— А его что?..
— Вряд ли. Если он доведёт судно до Абердина, то ему наверняка дадут медаль. Сестра, а ваши родители тоже из Абердина?
— Только отец, а мать из Киля.
— Киля?
— Да, из Германии. А разве вы не знали?
— Конечно, нет. Откуда я мог это знать? Но даже если бы и знал, какая разница?
— Я же наполовину немка. — Она вновь улыбнулась. — Разве вы не удивлены, мистер Маккиннон? Неужели это вас не шокирует?
— Совсем нет, — с мрачным видом ответил Маккиннон. — У меня в этом смысле тоже есть свои проблемы. Моя сестра Джин вышла замуж за итальянца. У меня есть племянник и племянница, двое крошек, которые не могут, точнее, не могли до войны сказать своему старому дяде ни одного слова по-английски.
— Что весьма осложняло общение, да?
— К счастью, нет. Я говорю по-итальянски.
Она сняла очки уставилась на них.
— Так, значит, вы говорите по-итальянски, мистер Маккиннон?
— Да. И по-испански. И по-немецки. Вы же наверняка говорите по-немецки, так что можете как-нибудь испытать меня. Удивлены, сестра? А может быть, шокированы?
— Нет. — Она медленно покачала головой и улыбнулась в третий раз.
Маккиннон подумал, что улыбающаяся Маргарет Моррисон, когда её карие глаза излучали тепло и дружелюбие, представляла собою совершенно другое создание, не похожее на сестру Моррисон, которую, как ему казалось, он знал. — Нет, совсем нет.
— У вас в роду были моряки. Да, сестра?
— Да-а. — На этот раз она не скрывала своего удивления. — А откуда вы узнали?
— Я ничего не узнавал. Просто догадался. А потом Киль. Многим британским матросам хорошо известен этот город, в том числе и мне. Там проходит, точнее, проходила лучшая в Европе регата. Ваш отец из Абердина. Наверное, рыбак? Или же какой-нибудь моряк?
— Какой-нибудь моряк.
— И какой же?
— Ну...
Она явно не знала, что ответить.
— Но всё-таки?
— Капитан королевского флота.
— Г-господи! — Маккиннон уставился на неё в полном изумлении, а затем почесал свой небритый подбородок. — Придется в будущем, сестра Моррисон, относиться к вам с большим уважением.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, мистер Маккиннон. — Голос её звучал бесстрастно, чего нельзя было сказать о последовавшей за этим улыбкой. — По крайней мере, сейчас.
— Вы говорите так, как будто стыдитесь того, что являетесь дочерью капитана королевского флота.
— Ну что вы. Я очень горжусь своим отцом. Но это может вызвать определённые затруднения. Вы меня понимаете?
— Да. Кажется, понимаю.
— Ну, ладно, мистер Маккиннон. — Она вновь надела очки и приняла вид деловой сестры Моррисон. — Вы идёте к лейтенанту Ульбрихту? — Маккиннон кивнул. — Скажите ему, что я зайду к нему через час, может быть, через два.
Маккиннон кивнул. Большего проявления эмоций он позволить себе не мог.
— Вы?
— Да, я.
— Но доктор Синклер сказал, что он придёт...
— Доктор Синклер — врач, а не сестра. — Сестра Моррисон произнесла эти слова таким тоном, как будто есть что-то постыдное в профессии врача. — Я, как сестра, несу ответственность за лейтенанта. Возможно, ему нужно сделать новую перевязку.
— Когда вы точно к нему зайдёте?
— Разве это имеет значение? Я сама найду к нему дорогу.
— Нет, сестра, не найдёте. Вы понятия не имеете о том, что происходит наверху. Дует штормовой ветер, температура сорок градусов ниже нуля, темно, как у черта за пазухой, а палуба — самый настоящий каток. Никто не имеет права подниматься наверх без моего разрешения, тем более, сиделки. Вы свяжетесь со мной, я приду за вами.
— Хорошо, мистер Маккиннон, — спокойно ответила она и едва заметно улыбнулась. — После того, что вы сказали, спорить не приходится.
— Вы уж меня извините и не обижайтесь. Когда соберетесь подниматься наверх, оденьтесь как можно теплее. А затем поверх этой одежды накиньте ещё что-нибудь.
Когда он проходил через палату В, там была Джанет Магнуссон. Она быстро взглянула на него и спросила:
— Что с вами?
— Приготовьтесь, сиделка Магнуссон. Конец близок.
— Чёрт побери, Арчи, что вы имеете в виду?
— Дракон рядом. — Он пальцем показал в сторону палаты А. — Она только что...
— Дракон? Это кто, Мэгги? Ещё вчера вы называли её львицей.
— Самый настоящий дракон, правда, огнем уже не дышит. Она улыбнулась мне. Впервые с того времени, как мы покинули Галифакс. Улыбнулась. Четыре раза. Поневоле почувствуешь себя не в своей тарелке.
— Ну что ж! — сиделка пожала плечами. — Приятно слышать. Значит, вы признаёте, что предвзято к ней относились?
— Да, признаю. Но должен сказать, что, по-моему, она тоже в какой-то степени относилась ко мне предвзято.
— Я же говорила, Арчи, что она чудесная женщина. Помните?
— Да, помню. И это действительно так.
— Прекрасно, просто прекрасно.
Маккиннон с подозрением посмотрел на неё.
— И как я должен это понимать
— Она улыбнулась, глядя на вас.
Боцман бросил на неё холодный взгляд и вышел из палаты.
Лейтенант Ульбрихт уже не спал, когда Маккиннон вернулся в капитанскую каюту.
— Наносим официальные визиты? Да мистер Маккиннон? Или очередная проблема?
— Лежите спокойно, лейтенант. Звёзд нет. Сплошные облака. И снег больше, по-моему. Как вы себя чувствуете?
— Довольно сносно. По крайней мере, пока лежу. Я имею в виду, в физическом плане. А вот что касается здесь, — он постучал себя пальцами по лбу, — то похвастаться не могу. Всё время в голову лезут разные мысли. И я всё время думаю и задаю себе самые разные вопросы.
— Наверное, спрашиваете себя, почему именно вы лежите здесь?
— Вот именно.
— Вы думаете, мы не задаем себе подобные вопросы? По крайней мере, лично я только этим и занимаюсь. Правда, без особого успеха. Точнее говоря, вообще без какого-либо успеха.
— Я не скажу, что это поможет в какой-то степени. Считайте это просто любопытством, если хотите, но не могли бы вы мне рассказать, что же произошло с «Сан-Андреасом» с того времени, как он покинул Галифакс? Конечно, если это не является военной тайной.
— Маккиннон улыбнулся.
— Тайны тут никакой нет. Кроме того, даже если б она и была и я её вам рассказал, что бы вы стали с нею делать?
— Логично. Действительно, что?
Маккиннон вкратце рассказал о том, что произошло с судном после Новой Шотландии, и, когда он закончил, Ульбрихт сказал:
— Хорошо, а теперь посмотрим, правильно ли я умею считать. Следите за ходом моих рассуждений. Насколько я понял, судьбой «Сан-Андреаса» обеспокоены семь сторон. Ну, во-первых, ваша собственная команда. Затем, те раненые, которым удалось спастись с погибшего эсминца. Потом идут оставшиеся в живых с русской подводной лодки, снятые с корвета, который вы вынуждены были потопить. Затем в Мурманске вы взяли на борт несколько раненых военнослужащих. Потом вы подобрали оставшихся в живых после гибели «Аргоса», «Андовера», а также меня с Гельмутом. В итоге получается семь, правильно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Никаких проблем, лейтенант, — сказал боцман. — Он будет стремиться избавиться либо от Нейсбая, либо от меня. И я не думаю, что ему это понравится. А вот нам, пожалуй, наоборот.
Синклер с печальным видом покачал головой.
— Сестре Моррисон всё это ужасно не понравится. Ещё раз ударили по её авторитету. В конце концов, лейтенант — её пациент, а не мой.
— Вновь никаких проблем. Скажите ей, что лейтенант упал за борт, — съязвил Маккиннон.
— Ну, как ваши больные сегодня утром, сэр? — спросил Маккиннон у доктора Сингха за завтраком.
— Ничего серьёзного не произошло, боцман. Двое из команды «Аргоса», которые сейчас в палате для выздоравливающих, вызывают много хлопот, но в этом нет ничего удивительного, если учитывать, что у одного из них раздроблен таз, а у другого многочисленные ожоги. Состояние командующего Уоррингтона и его штурмана без изменений. Куннингэм всё ещё в глубокой коме, и питание ему вводится внутривенно. Состояние Хадсона стабилизировалось, Кровотечение в легком не возобновилось. Старший помощник Кеннет явно пошёл на поправку, хотя одному богу известно, когда мы сможем снять с его лица эти повязки. Единственный, кто вызывает тревогу, — капитан. Состояние его нельзя назвать критическим, даже серьёзным, просто оно вызывает тревогу. Вы же сами вчера его видели — дышит прерывисто, с трудом. Сейчас он странным образом успокоился, впал чуть ли не в летаргическое состояние. А может быть, он просто успокоился и расслабился, узнав о том, что произошло с судном и где мы сейчас находимся. Вы проделали чудесную работу, боцман.
— Благодарить за это надо не меня, сэр, а лейтенанта Ульбрихта.
— Ну, как бы то ни было, капитан Боуэн, похоже, находится сейчас в менее философском настроении. Я бы посоветовал вам навестить его.
Когда лицо человека целиком в бинтах, невозможно себе представить, в каком он находится настроении. В обожжённых губах капитан Боуэн держал курительную трубку, сделанную из корня дурно пахнущего верескового дерева. Трудно сказать, доставляло ему это удовольствие или нет. Услышав голос Маккиннона, он вынул трубку изо рта.
— Мы ещё на плаву, боцман? Произношение его было менее отчетливым, чем усилия, затраченные на это.
— Лучше, сэр, давайте выразимся так: мы больше не плывем к чертям собачьим. Никакого больше аврала и отклонения от курса. Насколько я могу судить, лейтенанта Ульбрихта вполне можно назвать экспертом. Думаю, вы, не задумываясь, поставили бы его штурманом. Он сейчас расположился в вашей каюте, сэр, по причинам, о которых вам уже сообщили.
— И, как я понимаю, поглощает мои быстро тающие запасы.
— Он действительно выпил пару глотков, сэр, но это было необходимо. Всё-таки он ещё болен, слаб, а холод наверху настолько ужасный, что мне ещё в жизни с таким морозом сталкиваться не приходилось. Во всяком случае, когда я уходил, он никуда нос не совал, а спал без задних ног.
— Ну ладно, пока он нам нужен, пускай суёт. Передайте ему мою искреннюю благодарность.
— Хорошо. Каковы будут ваши распоряжения, сэр?
— Распоряжения, боцман? Распоряжения? Как я могу отдавать какие-то распоряжения?
— Не знаю, сэр. Я никогда капитаном не был.
— Вы чертовски прекрасно со всем справляетесь. Я сейчас не в том состоянии, чтобы отдавать распоряжения. Просто делайте то, что считаете нужным. Из того, что я слышал, вы прекрасно понимаете, что надо делать. Впрочем, — добавил Боуэн, — иного от Арчи Маккиннона я и не ожидал.
— Благодарю вас, сэр. Сделаю все, что нужно.
Маккиннон повернулся, намереваясь выйти из палаты, но был остановлен сестрой Моррисон. На сей раз она смотрела на него так, как будто всё-таки причисляла его к человеческой расе.
— Как он, мистер Маккиннон?
— Вы о ком говорите? О лейтенанте? Отдыхает. Он намного слабее, чем говорит, но он никогда в этом не признается. Очень мужественный человек. И прекрасный штурман. Джентльмен. Когда он уверяет, что не знал, что «Сан-Андреас» — госпитальное судно, я склонен ему полностью верить, хотя многим я обычно не верю.
— Ну, мне уж это хорошо известно, — с прежней враждебностью резко заметила она, но тут же успокоилась. — Не думаю, что ему это известно. Я уверена в этом.
— Прекрасно, — глядя на неё, с улыбкой бросил Маккиннон и тут про себя отметил с некоторым удивлением, что никогда прежде он ей не улыбался. — Джанет... простите, сиделка Магнуссон... сказала мне, что вы родом с восточного побережья. А точнее, откуда? Надеюсь, вы не будете считать это наглостью с моей стороны?
— Ну что вы. — Она улыбнулась, и Маккиннон с ещё большим изумлением понял, что она впервые за всё время их знакомства улыбнулась ему. — Из Абердина. А что?
— Странно. Создаётся такое впечатление, что лейтенант Ульбрихт прекрасно знает Абердин. Ему хорошо известно о тюрьме «Петерхед» и обо всём, что имеет к ней отношение.
На какое-то мгновение в её лице отразилась озабоченность.
— А его что?..
— Вряд ли. Если он доведёт судно до Абердина, то ему наверняка дадут медаль. Сестра, а ваши родители тоже из Абердина?
— Только отец, а мать из Киля.
— Киля?
— Да, из Германии. А разве вы не знали?
— Конечно, нет. Откуда я мог это знать? Но даже если бы и знал, какая разница?
— Я же наполовину немка. — Она вновь улыбнулась. — Разве вы не удивлены, мистер Маккиннон? Неужели это вас не шокирует?
— Совсем нет, — с мрачным видом ответил Маккиннон. — У меня в этом смысле тоже есть свои проблемы. Моя сестра Джин вышла замуж за итальянца. У меня есть племянник и племянница, двое крошек, которые не могут, точнее, не могли до войны сказать своему старому дяде ни одного слова по-английски.
— Что весьма осложняло общение, да?
— К счастью, нет. Я говорю по-итальянски.
Она сняла очки уставилась на них.
— Так, значит, вы говорите по-итальянски, мистер Маккиннон?
— Да. И по-испански. И по-немецки. Вы же наверняка говорите по-немецки, так что можете как-нибудь испытать меня. Удивлены, сестра? А может быть, шокированы?
— Нет. — Она медленно покачала головой и улыбнулась в третий раз.
Маккиннон подумал, что улыбающаяся Маргарет Моррисон, когда её карие глаза излучали тепло и дружелюбие, представляла собою совершенно другое создание, не похожее на сестру Моррисон, которую, как ему казалось, он знал. — Нет, совсем нет.
— У вас в роду были моряки. Да, сестра?
— Да-а. — На этот раз она не скрывала своего удивления. — А откуда вы узнали?
— Я ничего не узнавал. Просто догадался. А потом Киль. Многим британским матросам хорошо известен этот город, в том числе и мне. Там проходит, точнее, проходила лучшая в Европе регата. Ваш отец из Абердина. Наверное, рыбак? Или же какой-нибудь моряк?
— Какой-нибудь моряк.
— И какой же?
— Ну...
Она явно не знала, что ответить.
— Но всё-таки?
— Капитан королевского флота.
— Г-господи! — Маккиннон уставился на неё в полном изумлении, а затем почесал свой небритый подбородок. — Придется в будущем, сестра Моррисон, относиться к вам с большим уважением.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, мистер Маккиннон. — Голос её звучал бесстрастно, чего нельзя было сказать о последовавшей за этим улыбкой. — По крайней мере, сейчас.
— Вы говорите так, как будто стыдитесь того, что являетесь дочерью капитана королевского флота.
— Ну что вы. Я очень горжусь своим отцом. Но это может вызвать определённые затруднения. Вы меня понимаете?
— Да. Кажется, понимаю.
— Ну, ладно, мистер Маккиннон. — Она вновь надела очки и приняла вид деловой сестры Моррисон. — Вы идёте к лейтенанту Ульбрихту? — Маккиннон кивнул. — Скажите ему, что я зайду к нему через час, может быть, через два.
Маккиннон кивнул. Большего проявления эмоций он позволить себе не мог.
— Вы?
— Да, я.
— Но доктор Синклер сказал, что он придёт...
— Доктор Синклер — врач, а не сестра. — Сестра Моррисон произнесла эти слова таким тоном, как будто есть что-то постыдное в профессии врача. — Я, как сестра, несу ответственность за лейтенанта. Возможно, ему нужно сделать новую перевязку.
— Когда вы точно к нему зайдёте?
— Разве это имеет значение? Я сама найду к нему дорогу.
— Нет, сестра, не найдёте. Вы понятия не имеете о том, что происходит наверху. Дует штормовой ветер, температура сорок градусов ниже нуля, темно, как у черта за пазухой, а палуба — самый настоящий каток. Никто не имеет права подниматься наверх без моего разрешения, тем более, сиделки. Вы свяжетесь со мной, я приду за вами.
— Хорошо, мистер Маккиннон, — спокойно ответила она и едва заметно улыбнулась. — После того, что вы сказали, спорить не приходится.
— Вы уж меня извините и не обижайтесь. Когда соберетесь подниматься наверх, оденьтесь как можно теплее. А затем поверх этой одежды накиньте ещё что-нибудь.
Когда он проходил через палату В, там была Джанет Магнуссон. Она быстро взглянула на него и спросила:
— Что с вами?
— Приготовьтесь, сиделка Магнуссон. Конец близок.
— Чёрт побери, Арчи, что вы имеете в виду?
— Дракон рядом. — Он пальцем показал в сторону палаты А. — Она только что...
— Дракон? Это кто, Мэгги? Ещё вчера вы называли её львицей.
— Самый настоящий дракон, правда, огнем уже не дышит. Она улыбнулась мне. Впервые с того времени, как мы покинули Галифакс. Улыбнулась. Четыре раза. Поневоле почувствуешь себя не в своей тарелке.
— Ну что ж! — сиделка пожала плечами. — Приятно слышать. Значит, вы признаёте, что предвзято к ней относились?
— Да, признаю. Но должен сказать, что, по-моему, она тоже в какой-то степени относилась ко мне предвзято.
— Я же говорила, Арчи, что она чудесная женщина. Помните?
— Да, помню. И это действительно так.
— Прекрасно, просто прекрасно.
Маккиннон с подозрением посмотрел на неё.
— И как я должен это понимать
— Она улыбнулась, глядя на вас.
Боцман бросил на неё холодный взгляд и вышел из палаты.
Лейтенант Ульбрихт уже не спал, когда Маккиннон вернулся в капитанскую каюту.
— Наносим официальные визиты? Да мистер Маккиннон? Или очередная проблема?
— Лежите спокойно, лейтенант. Звёзд нет. Сплошные облака. И снег больше, по-моему. Как вы себя чувствуете?
— Довольно сносно. По крайней мере, пока лежу. Я имею в виду, в физическом плане. А вот что касается здесь, — он постучал себя пальцами по лбу, — то похвастаться не могу. Всё время в голову лезут разные мысли. И я всё время думаю и задаю себе самые разные вопросы.
— Наверное, спрашиваете себя, почему именно вы лежите здесь?
— Вот именно.
— Вы думаете, мы не задаем себе подобные вопросы? По крайней мере, лично я только этим и занимаюсь. Правда, без особого успеха. Точнее говоря, вообще без какого-либо успеха.
— Я не скажу, что это поможет в какой-то степени. Считайте это просто любопытством, если хотите, но не могли бы вы мне рассказать, что же произошло с «Сан-Андреасом» с того времени, как он покинул Галифакс? Конечно, если это не является военной тайной.
— Маккиннон улыбнулся.
— Тайны тут никакой нет. Кроме того, даже если б она и была и я её вам рассказал, что бы вы стали с нею делать?
— Логично. Действительно, что?
Маккиннон вкратце рассказал о том, что произошло с судном после Новой Шотландии, и, когда он закончил, Ульбрихт сказал:
— Хорошо, а теперь посмотрим, правильно ли я умею считать. Следите за ходом моих рассуждений. Насколько я понял, судьбой «Сан-Андреаса» обеспокоены семь сторон. Ну, во-первых, ваша собственная команда. Затем, те раненые, которым удалось спастись с погибшего эсминца. Потом идут оставшиеся в живых с русской подводной лодки, снятые с корвета, который вы вынуждены были потопить. Затем в Мурманске вы взяли на борт несколько раненых военнослужащих. Потом вы подобрали оставшихся в живых после гибели «Аргоса», «Андовера», а также меня с Гельмутом. В итоге получается семь, правильно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43