он вопил бы от ужаса, если бы у него на макушке была дырка, из которой торчит трубка с желтой жидкостью. Кстати, а что это желтое?
— Конечно, говорят, чем чаще стрижешься, тем быстрее отрастают волосы, и я думаю, теперь они у меня будут более густые. Я так прикидываю, сейчас они длиной примерно в полсантиметра. Как вам кажется?
— О да, наверняка так оно и есть, да.
— Вы даже не смотрите. Ну, давайте, скажите мне правду.
Инспектор обернулся, стараясь не смотреть на нее.
— Полсантиметра, да, без сомнения. — Он снова повернулся к безмолвной фигурке в бинтах. На боковой перекладине кровати висел катетер.
— Бедная малышка пока не подает никаких признаков жизни. Я с ней много разговариваю и включаю ей радио. Говорят, это помогает.
— Да. — Больше бы помогло, черт побери, если бы он еще в квартире вытащил ее из лап тех мужиков.
— Вы бы сказали ей что-нибудь. Возьмите ее за руку, дайте ей знать, что вы здесь. Говорят, у нее никого нет... Албанка, да?
— Да.
— Даже если придет в себя, ей не на что особо рассчитывать. Мне медсестры все рассказали. Ее выкинули из машины, правильно? Еще несколько таких же случаев показывали в новостях. Вам нехорошо? Вы выглядите больным. Я думала, вы на своей работе уже привыкли к таким вещам. Аварии, убийства и все такое.
— Это... Вы тоже попали в аварию?
— Я? Нет. Опухоль головного мозга.
— Опухоль головного мозга? Но вы так хорошо выглядите, такая энергичная...
— Ну, во-первых, мне ее уже удалили. И теперь меня больше всего волнуют мои волосы. Вы только подумайте — лысый парикмахер! Нет, посмотрите на меня!
Она указала на свой череп, а инспектор сделал вид, что смотрит. С кровати за его спиной послышался тихий веселый смех. Они оба уставились на Энкеледу. Широко распахнутые темно-карие глаза девушки искрились весельем, она внимательно разглядывала сооружение на лысой макушке своей соседки.
— Вот молодец, милая, у тебя хороший смех. Я выгляжу как идиотка, правда? Идиотка! — повторила женщина, показывая на себя и улыбаясь.
— Идиотка! — хихикнув пару раз, невнятно, но вполне различимо ответила девушка.
Инспектор встал и нажал на кнопку вызова у изголовья кровати.
— Надо, чтобы ее сейчас же осмотрел врач.
— Медсестры займутся этим. Давайте послушаем, что она скажет, прежде чем они начнут с ней суетиться. — Женщина подошла к кровати и наклонилась: — Как тебя зовут, милая? Скажи нам свое имя. Меня зовут Марилена, — она указала на себя, — Марилена. А ты кто? Кто?
— Эн-ке-ле-да.
— Энкеледа. Очень хорошо. Посмотрите, она может двигать рукой.
Рука дрожала, и кисть обмякла, но не было никаких сомнений, куда указывала девочка.
— Идиотка. — Она снова засмеялась, в ее темных глазах светились искорки счастья. Внезапно она уронила руку, выражение ее лица изменилось, взгляд стал блуждать по комнате. — Ма-ма? Ма-ма!
— Она хочет к маме, вот оно что. Должно быть, она моложе, чем они думают. Не переживай, милая. Медсестры присмотрят за тобой, и инспектор здесь, он найдет твою маму и скажет ей, чтобы она пришла к тебе. Нет-нет, не плачь. Не надо!
Темные глаза девочки наполнились слезами, которые покатились по щекам.
— Ма-ма! Ма-ма! — отчаянно крикнула она слабым голосом. Нахмурившись, дрожащей рукой она потянулась к капельнице, словно голодный котенок, ищущий что-то.
— Больно? Это просто иголка... не трогай трубку, милая. Бедняжка. Больно?
— Больно! — Слабыми, трясущимися руками она пыталась сорвать с себя трубки. — Не надо больно! Не надо больно! Ма-ма! — Девочка расплакалась, слабые отчаянные рыдания сотрясали все ее тело.
Пробежав мимо медсестры, которая кричала ему что-то вслед, инспектор выскочил из палаты...
— Где мальчики?
— У себя в комнате, они уже поели.
— Наверняка играют в свой дурацкий компьютер. — Это было утверждение, а не вопрос, поскольку раздражающий шум, доносившийся из детской, не позволял ошибиться.
— Салва, ради всего святого! У них каникулы. А к тому времени когда они вернутся в школу, все эти компьютерные игры им уже надоедят.
— Я лишь хотел бы ужинать вместе, как одна семья, а не сидеть здесь вдвоем и слушать эти вопли.
— Ты хотя бы имеешь представление, который сейчас час?
— Нет, не имею.
— Понятно, сейчас без двадцати десять.
— Правда?
— Господи! Я с таким же успехом могу разговаривать со стеной. Твоя мать была права. Когда ты в таком настроении, с тобой бессмысленно спорить. Хочешь еще хлеба? Я думаю, ты вполне бы мог...
Инспектор машинально ел, впитывая в себя звук ее голоса, который не давал шевелиться поселившейся у него в животе жабе.
Из больницы он вернулся к себе в участок и один просидел в кабинете до сих пор. Он смутно помнил, как подписал несколько документов, которые Лоренцини оставил у него на столе, как отодвинул в сторону записку с просьбой кому-то позвонить, но он едва мог вспомнить, что он делал все остальное время. Вполне возможно, что он открывал и закрывал папки, перекладывал их с места на место, пролистывал их содержимое, словно искал что-то. Инспектор действительно что-то искал. В бумагах, которые он не глядя просматривал, этого не было, и бессмысленность процесса раздражала его, однако перекладывать папки ему было необходимо. Словно он артист пантомимы. Время шло. Ненужные бумаги, заплаканная Лиза Росси, дрожащая рука, пытающаяся вытащить из вены капельницу, по очереди проплывали у него перед глазами. Инспектор не мог никуда от этого деться. Нельзя закрыть глаза, чтобы не всплывали эти воспоминания. Он продолжал упрямо перекладывать бумаги. Росси... Записка Лоренцини. Он снова отложил ее в сторону, чтобы не испытывать тех мучений, которые она вызывает, но из рук не выпустил. О чем она говорила? Нет-нет... Не она, а бакалейщик. «Не нужно таскать тяжести...» Так вроде? Или это сказал Ринальди? Что сказал? «Должно быть, вы уже были у нее в квартире...» Нет-нет, это сказала Росси... Он придвинул записку к себе, не обращая внимания на ее содержание. Она сказала что-то про мебель. Голос Линды Росси отчетливо прозвучал у него в голове: «В здании очень мало движения, только синьор Ринальди вечно перетаскивает свою мебель из магазина в квартиру этажом выше и обратно». Инспектор свалил все папки в выдвижной ящик стола, с грохотом задвинул его и, откинувшись в кресле, уставился на карту Флоренции, висевшую на стене напротив. Он глубоко вздохнул, почти застонал, встал, подошел ближе и сердито посмотрел на Сдруччоло-де-Питти, несколько раз постучав по карте указательным пальцем.
— Не нужно таскать тяжести... — повторил он вслух слова бакалейщика. Вообще не нужно рисковать.
После он пошел домой. Без двадцати десять. Тереза смотрела последние новости, а он сидел рядом, бессмысленно глядя в телевизор. Добравшись до постели, инспектор заснул в тот же момент и за завтраком был так же молчалив, как и за ужином. Уже в участке, заглянув в комнату дежурного, он объявил:
— Я ухожу.
— Вы видели мою записку? Вам надо позвонить...
— Потом. Когда вернусь.
Лоренцини пристально посмотрел на него и спросил:
— Вам нужна машина?
— Нет. Я пройдусь пешком. Мне только через дорогу перейти, но я могу задержаться.
В этот день было еще жарче, хотя небо затянули облака, освещение было хмурым, но каким-то резким.
— Доброе утро, инспектор!
— О инспектор! Зайдете выпить чашку кофе?
Свет обжигал даже сквозь темные очки. Опустив очки в верхний карман, он промокнул глаза сложенным носовым платком, затем толкнул дверь антикварного магазина. Дверь оказалась запертой. Сквозь витрину он вгляделся в темноту магазина.
Лампа на маленьком столе горела, но комната была пуста. Наверняка кто-то находился в задней комнате.
Он постучал по стеклу, подождал, потом позвонил в дверь. Возможно, сзади во дворе были реставрационная мастерская и туалет. Однако, если Ринальди сейчас там, почему он запер дверь? Интуитивно он всегда чувствовал, когда дверные звонки и телефоны заливались в пустом помещении. Инспектор оглянулся на припаркованный грузовой мотоцикл, занимавший почти половину тротуара, и записал его номера. Затем он снова повернулся к табличке с именами возле дверных звонков. Его палец задержался над именем «Ринальди» на втором этаже и постепенно поднялся к имени «Росси». При удачном стечении обстоятельств он попросил бы Линду Росси открыть ему дверь подъезда и тем самым не дать Ринальди возможности подготовиться к его приходу. Уверенный в том, что Ринальди не было в задних комнатах магазина, инспектор был в равной степени убежден, что найдет его наверху в квартире. Но обстоятельства сложились неудачно. Дверь открылась, и из подъезда вышла Линда Росси с пластмассовым мусорным ведром.
— О инспектор, я так рада, что вы пришли. Вы не перезвонили мне вчера вечером, и я подумала... Я пыталась вам дозвониться, но мне сказали, что вы уже ушли. Надеюсь, вы не сердитесь на Лизу. Она всего лишь ребенок, и ее очень напугала смерть синьоры Хирш.
— Да. Да, конечно, она напугана.
— И конечно, ничего тут такого не было, хотя что-то, может, и было...
— Не было и было...
— Детская глупость... Простите. Вы хотите подняться к нам?
— Мне надо поговорить с Ринальди... — Инспектор зашел в подъезд.
Линда Росси продолжала смущенно лепетать:
— Не буду больше отнимать у вас время. Просто детская глупость, я уже сказала. Синьора Хирш ходила за продуктами, а Лиза лазила у нее по шкафам, примеряла какие-то украшения, заглядывала везде, искала секреты. Думаю, из-за того что в квартире был сейф, она вообразила себе всякие сигнализации, скрытые камеры, бог знает что еще. В общем, она решила, что вы все знаете, и очень испугалась, да еще и эта смерть... Понимаете, когда вы спросили ее, заглядывала ли она в шкафы, она решила, что совершила преступление. Я никак не могу переубедить ее. Она не успокоится, пока вы...
— Я поговорю с ней, после того как встречусь с Ринальди.
— Мне нужно сбегать кое-что купить на рынке на Санто-Спирито. Я там буду не более получаса, но в любом случае просто позвоните в дверь. Она дома. Я буду вам очень благодарна.
— Не волнуйтесь. — Он шагнул вперед, взглянув наверх. — Я поговорю с ней.
Инспектор стал подниматься по лестнице. Добравшись до площадки, он различил голоса, раздававшиеся из-за закрытой двери. Инспектор замер, не торопясь перебивать разговор. Ему даже не пришлось напрягать слух. Не потому, что разговор шел на повышенных тонах, а просто причина ссоры была ему совершенно ясна, и не было никакой надобности вслушиваться в брань, чтобы понять, в чем дело. Голоса приблизились к двери.
— Ни лиры больше!
— Ты не в том положении, чтобы диктовать условия!
— Нет уж, я в том положении! И я могу диктовать условия!
— Мы сделали то, что ты велел. Теперь гони бабки.
— За что? За что я должен вам платить?
— Мы не виноваты! Мы все делали так, как ты велел.
— Разве я велел вам ее убить?
— Может, и нет, но это тебя вполне устраивает, ведь так?
— Ты что, совсем идиот? Меня устраивает то, что у меня на голове расследуют убийство? Это вы должны мне заплатить. За всю эту чертову кутерьму, что вы здесь устроили понапрасну.
— А все это старье, которое мы вытащили? Как насчет этого?
— Какое такое старье? И где все это? Чем докажете? Мой вам совет: берите этот конверт и исчезните, пока вас еще никто не ищет!
Теперь послышался третий голос, не такой громкий и не такой самоуверенный:
— Если нас повяжут, мы потащим тебя за собой.
— Нет, не потащите. И я абсолютно в этом уверен, и я буду безгранично счастлив сдать вас моему другу прокурору.
Наверно, с этими словами он поднял телефонную трубку. Скорей всего так и было. Началась драка, раздался крик:
— Говнюк!
Дверь распахнулась.
— Доброе утро, — сказал инспектор. — Я как раз собирался позвонить. Не возражаете, если я зайду?
На мгновение в глазах Ринальди мелькнул страх, но инспектор взглянул на него с такой скукой и безразличием, что он мгновенно овладел собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35