— Если он действительно умер. В свидетельстве на собственность указано, что он родился в 1913 году. Знаете, он может быть еще жив. Я проверю эти данные в английских архивах, — решил прокурор.
— Хотя Ринальди...
— Я знаю, вы хотите его арестовать, но нам не известно, в чем его вина. Давайте дадим ему возможность самому попасться на крючок. Например, уличающий телефонный звонок...
— Для этого он слишком умен. Он не сделает ни шага.
— Боюсь, вы правы — Фаласки и Джусти, сидящие в разных камерах, наша единственная надежда. Завтра утром я допрошу их в присутствии нашего адвоката, и будем надеяться, они еще раз повторят ту историю, что сегодня рассказали вам.
— А если вы выясните, что у них уже есть адвокат? Ринальди наверняка позаботится об этом и, быть может, при помощи мобильного телефона.
— Тогда я ничего не смогу сделать. А вы? Что вы собираетесь дальше предпринять?
— Я тоже ничего не могу сделать, кроме как попытаться понять... Вы не возражаете, если я пошлю к вам в отдел за фотоальбомом, который был в сейфе?.. И еще те несколько фотографий, что мы нашли в квартире?
— Вам не надо никого посылать. Как только доберусь до отдела, распоряжусь, чтобы вам все передали. Кстати, все не было времени сказать вам, я звонил родителям Росси, и они только хвалили вас. Простите, если заставил вас переживать понапрасну.
— Вы правильно сделали, что предупредили меня. Все наладилось благодаря вашему опыту.
— У вас есть свой собственный опыт, вам не нужен мой. — Он пожал инспектору руку. — Доверьтесь своей интуиции. Это ваш лучший друг. Кстати, вы действительно уже знали имя этого Умберто д'Анкона?
— Нет-нет...
— Ха!
Инспектор наблюдал, как прокурор сел в машину и уехал. Секунду он стоял на месте, глядя вслед отъехавшей машине, нащупывая в кармане ключи от своей машины и темные очки. «Я найду их», — пробормотал он. «Я найду их обоих. И брата Сары, если он существует, и Джейкоба Рота». Сначала он нашел темные очки. В сводчатой вымощенной камнями галерее, где в центре журчал фонтан и которая завершалась арочным въездом, было сумрачно. Под ярким, жгучим солнцем воздух на улице Борго-Оньиссанти, только что омытой дождем, поражал своей свежестью.
— Не беспокойте меня по пустякам, — распорядился инспектор.
Именно так Лоренцини всегда и поступал. Он принадлежал к тем людям, которых мы принимаем как нечто само собой разумеющееся и вспоминаем о них, только когда они уходят на больничный или в отпуск и в нашей жизни в их отсутствие начинается полная неразбериха. Выйдя из кабинета, Лоренцини тихо закрыл за собой дверь, и инспектор, усевшись за стол, открыл большой фотоальбом. На нем не было следов пыли, он с любовью хранился в коричневом бархатном мешочке со шнурком. На самых старых снимках, датированных концом прошлого века, запечатлены представительные дамы с высокими кружевными воротниками и высокими прическами. Вероятно, первые фотографии были намного старше самого альбома с его толстыми картонными страницами и диагональными прорезями для снимков. Эти фотографии совсем не подходили к прорезям по размеру и лежали не прикрепленными под защитным слоем папиросной бумаги. Внизу на картоне по диагонали аккуратным почерком выведено имя фотографа. Разобрать буквы было сложно, быть может, потому что имя было иностранным. Четко пропечатано слово «Praha». Должно быть, Прага, предположил инспектор. На некоторых снимках изображены одинокие дамы и семейные пары на фоне бутафорских мраморных колонн, арок, нарисованных садов или загородных пейзажей. Портреты военных со строгими лицами, сидящих с перчаткой в руке или стоящих в форме с саблями. А вот это, по всей видимости, свадебная фотография. Молодой мужчина в военной форме смотрит прямо в объектив, женщина, опираясь о его руку, подняла голову и смотрит на него. Свободно лежит между страницами другой снимок в рамке, та же пара в свадебных костюмах, тот же пражский фотограф, датировано 1919 годом. Еще один снимок, сделанный на свадьбе: на переднем плане сидят, скрестив ноги, подружки невесты с огромными букетами цветов в руках. Дата на снимке не указана, но инспектор решил, что эта фотография сделана позднее, возможно, в двадцатые годы, судя по блестящим лентам, низко повязанным на лбах женщин, узкому платью и остроконечным туфлям у невесты. Дальше следовали менее официальные фотографии, вставленные в прорези на картонных страницах. Больше не было мраморных колонн и искусственных деревьев. Босоногие дети сидели на стульчиках, обернутых мехом, похожие друг на друга мальчики и девочки в платьицах и с распущенными кудряшками. Снизу пожелтевшими от времени чернилами каллиграфическим почерком подписаны имена и возраст. «Руфь, 5 лет. 1931 год».
Вот она, мать Сары Хирш, в белой матроске с развязавшимся атласным бантом в длинных темных волосах. На следующей фотографии мужчина и женщина в парке, снимок из жизни, не студийное фото. Инспектор перевернул несколько страниц, снова та же пара, женщина держит на руках ребенка, завернутого в большой платок. Он вгляделся повнимательней. Они стояли в дверном проеме, справа виднелась узкая полоска окна, а на ней написано имя, из которого можно рассмотреть только первую букву X.
Дальше он узнал ту же пару, теперь уже немного постарше, наверняка снимок сделан по случаю какого-то юбилея: она сидит в большом резном кресле, он стоит у нее за спиной в плотно прилегающем костюме с жестким круглым воротником. Дедушка и бабушка Сары Хирш. Последние страницы большого альбома были пусты. В 1939 году мир перестал для них существовать. Мать Сары, Руфь, привезла сюда семисвечник, Талмуд, талес и все остальное, свою историю, свое наследство во Флоренцию, где у ее родителей были партнеры по бизнесу и где, они думали, она будет в безопасности. Маленькая девочка везла большую ношу. Инспектор не сомневался, что партнером по бизнесу отца Руфи был проживавший на Сдруччоло-де-Питти Сэмюэл Рот. А его такой умный сын Джейкоб Рот...
— Держу пари, он отец Сары! — воскликнул инспектор. — Ну и где же его фотография? Клянусь, маленькая Лиза Росси могла бы сказать... — Он как раз снял телефонную трубку, когда, постучавшись, в кабинет вошел Лоренцини. — В чем дело?
— К вам посетитель. Много времени не отнимет. Это не...
— Нет-нет. Все нормально. Впусти его. — Сейчас инспектор был абсолютно уверен в себе, уверен в том, что он сможет удержать в голове всю сложившуюся картину этого дела. Теперь уже никакие посторонние разговоры не собьют его с толку.
— Это она.
— Кто? — Но Лоренцини уже исчез. Вместо него появилась Дори.
— Нет!..
— Да! Я сделала это! Вот кольцо в доказательство! Зарегистрировались, конечно, официально. — Выглядела Дори великолепно. Она всегда выглядела великолепно, но стала еще лучше. Может, потому что одета была не так вызывающе, а может, потому что вела теперь размеренный образ жизни. Беременность все еще не была заметна, кроме того, Дори была очень высокой и стройной. — Вижу, ты занят.
— Ничего страшного. Присядь на минуту.
— Ладно. — Она села. — Что это? Твой семейный альбом?
— Нет, не мой.
— Хм. Вдруг вспомнила, ты наврал мне про мать Марио. Она умерла.
— Я знаю. Прости...
— Все нормально. Ты хороший человек. Ты навещал Энкеледу в больнице несколько раз, да?
— Она рассказала тебе? Она снова пришла в себя?
— Ты шутишь. Говорят, у нее теперь умственное развитие как у пятилетнего ребенка и скорее всего таким и останется. Ее соседка по палате рассказала мне, что ты приходил. Ну, та, у которой весь череп зашит... Ужас какой!
— А, ну да...
— Они собираются перевести ее туда, где она будет учиться ходить. Она кажется вполне счастливой. Этот ублюдок, Лек...
— Да, но ты не забывай своего друга, его кузена Илира. Он сам не прочь поработать с девочками, которые отказываются подчиняться его приказам.
— С Илиром все нормально. Я лучше пойду. Занимайся своим семейным альбомом. Еще раз спасибо, инспектор.
— Лучшая благодарность для меня — это твои свидетельские показания.
— И еще спасибо, что навещаешь Энкеледу. Бедняжка.
— Ей не повезло.
— Да уж. Она родилась женщиной.
Энкеледа... После ухода Дори инспектор набрал номер Росси, думая об этой израненной маленькой девушке. Даже если она научится ходить, что тогда? Куда ей идти?
— Синьора Росси? Это инспектор Гварначча, добрый вечер, добрый вечер. Скажите, не мог бы я переговорить с вашей дочкой... Нет-нет, просто уточнить то, что она мне рассказывала... И синьора... Если вы не возражаете, пока мы будем разговаривать, оставьте ее в комнате одну. Она знает, что синьора Хирш ей доверяла, и я стараюсь уважать ее чувства... Нет, думаю то, что она знает, не представляет для нее никакой опасности, к тому же она не слишком разговорчива... Спасибо. Лиза? Лиза, помнишь, ты рассказывала мне о секретных фотографиях в сейфе? Нет, я уверен, что ты этого не делала, и я тоже сдержал свое обещание. Только скажи мне еще раз: там была, по словам синьоры Хирш, фотография ее мамы с папой. Расскажи мне подробней об этой фотографии. Например, снимок сделан в фотостудии, или дома, или на улице? Что? Да? Ты уверена, она тебе так сказала? Представляю, да, очень давно. Еще был кто-нибудь на фотографии? Только они вдвоем... Как ты думаешь, сколько им там лет? Расскажи мне, как они выглядели. Понятно. Хорошо, Лиза. Теперь постарайся вспомнить, она показывала тебе фотографию своего брата или, может, говорила, что у нее есть брат? Нет. А секретная фотография — это снимок ее мамы с папой? И цветы, фотография с цветами? Спасибо, Лиза, ты мне очень помогла. Да, это очень важно... И это все еще наш секрет, да. Не переживай, потому что я попросил твою маму не спрашивать тебя об этом. Когда все закончится, мы с тобой вместе ей все расскажем. Передай ей трубку... Синьора, спасибо вам за помощь... Нет, вы очень помогли. Да, это правда. Мы арестовали двух мужчин. Вы уже слышали... В новостях в семь тридцать? Неужели уже так поздно?
Нельзя снова опаздывать на ужин. Тем не менее он остался сидеть, пытаясь разобраться в том, что рассказала ему Лиза.
«Он выглядел старым... Я имею в виду взрослым. На этих коричневых фотографиях все взрослые выглядят старыми и грустными, и он одет очень уныло, в мрачный костюм и шляпу. Он высокий и худой, с темными волосами, а она просто маленькая девочка. Она ростом ему по плечо, и у нее косички».
Маленькая девочка. Которую с чемоданом, наполненным воспоминаниями о прошлом, одну отправили туда, где надеялись, она будет в безопасности. Где была сделана эта фотография.
«Она рассказывала мне. Там даже можно разглядеть то, что за окном у них за спинами. Они фотографировались прямо здесь, на Sdrucciolo de'Pitti».
Да, конечно. Он так и сказал, он был в этом убежден. Несмотря на то что дело связано с Прагой и Лондоном, он знал, что все это происходило во Флоренции, и все важное случилось прямо здесь. «Прямо здесь, на Sdrucciolo de'Pitti».
Ринальди, без сомнения, был чертовски виновен, но в чем именно виновен? По его словам, ему не за что платить грузчикам. Вместо того, что он хотел, он получил труп и расследование убийства в соседней квартире.
Инспектор вытащил из выдвижного ящика стола лист бумаги и с левой стороны быстро набросал:
«Фото мамы и папы на Сдруччоло-де-Питти.
Фото с цветами.
Видео?»
Маленькая Лиза не видела видеокассет в сейфе, но, если все видеокассеты исчезли, значит...
Он не стал бы им платить ни за что. Эти вещи пропали.
— Нет-нет, — произнес вслух инспектор. Сара Хирш была напугана, но она не была глупа, и, в чем бы все дело ни заключалось, это длилось всю ее жизнь. Они уже были у нее в квартире. После такого предупреждения она бы не стала рисковать.
«Поговорите со своим адвокатом и передайте ему то, что я вам рассказал».
«Я так и поступлю. Я намерена защищать свои права».
Ее адвокат. Он должен найти ее адвоката.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35