А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Фрэнк рыгнул, извинился.
Лулу спросила:
– Ты любишь омаров? Только-только прилетели свеженькие из Галифакса. Мне сказал парень с кухни, я попросила его отложить полдюжины покрупнее и отправить их наверх в семь. Годится?
Фрэнк выпил еще пива. Омары были для него тайной за семью печатями: он не знал, как добраться до мяса, и пока не был готов прилюдно опростоволоситься. Теперь ему не оставили выбора. Какие части можно есть, а от каких его стошнит на новый костюм от Ральфа Лорана? Он решил во всем подражать Лулу, делать, как она, только пусть она будет первой. Фрэнк усмехнулся. Так он повел себя в любви, и похоже, не просчитался. Лулу спросила:
– Чему это ты радуешься?
– Жизни, – сказал Фрэнк, – когда она хорошо складывается.
Лулу взглянула на часы, тонкий темно-синий с золотом диск, усеянный бриллиантами.
– Еду принесут через три четверти часа. Как раз довольно времени для душа и…
– Чего? – спросил Фрэнк.
– Дай волю воображению и посмотрим, что ты сумеешь придумать, ладно?
Стоя под душем – струи воды хлестали по его телу, смывая напряжение, накопившееся, пока он выслеживал Клер Паркер, – Фрэнк размышлял, сколько еще это может продлиться. Последние двадцать лет он жил как перекати-поле. Нигде не задерживался настолько, чтобы завести серьезное знакомство. Но с Лулу все было совершенно иначе. Кажется, он правда ей нравится. Не хотелось задумываться почему. Потом она, несомненно, чего-нибудь от него захочет. Если повезет, чего-нибудь простого и незамысловатого, вроде пачки наличных. Он подставил лицо струям. Только на это и приходилось надеяться – на то, что ее потребности окажутся предсказуемыми и легко выполнимыми.
Он вздрогнул, когда Лулу отдернула занавеску и ступила в ванну.
– Испугался?
– Я пугливый.
– Ты качаешься, Фрэнк?
– Да так, немножко.
– Где? В спортзале?
– Да где придется.
– Подними руки. – Лулу набрала полный рот воды и окатила его с дурашливой улыбкой, улыбка исчезла, когда ее взгляд, пройдясь по телу Фрэнка, упал на сморщенный шрам в центре живота. Она явно расстроилась, но если бы собиралась играть в вопросы и ответы, то уже бы начала. Приятно, кажется, она умела испытывать любопытство и ни о чем не спрашивать. Возможно, женщины в этом отношении лучше мужчин. Во всяком случае, хуже быть невозможно. Он нагнулся и закрутил кран. Шлепнулись последние капли.
Они сели в постели, усевшись по-турецки на простынях, пальцами и зубами разделываясь с омарами из Новой Шотландии, диким рисом, крошечными сладкими морковинами и каким-то пряным зеленым овощем, который не особенно пришелся Фрэнку по вкусу, но он жевал и глотал с деланным воодушевлением, чтобы не устраивать суеты, запивая это невесть что огромными глотками ледяного шампанского.
После обеда Лулу показала Фрэнку свой семейный альбом, оплетенный в потертую рыжую кожу, с медной застежкой и медными петлями. Альбом был размером с небольшой чемоданчик. Она приволокла его и бухнула на кровать. Фрэнку даже пришлось подвинуться, чтобы он поместился.
Лулу потеряла ключ, так что пришлось вскрывать запор гостиничной открывалкой. На первой странице было шесть черно-белых фотографий с зубчатыми краями, закрепленных по углам черными треугольничками.
На первой был голый младенец, лежащий на коврике перед камином.
На второй – ребенок в плетеной коляске с большими колесами. На третьем снимке ребенок плакал, сидя в кроватке. Четвертый запечатлел крестины.
На пятой карточке ребенок обнимал огромную снежную бабу с кусками угля вместо глаз, носом-морковкой и розанчиком-ртом из ломтя свеклы.
На последнем снимке дитя в пеленках на капоте автомобиля с матерчатой крышей.
– Это ты?
– Знойная девица, да?
– Это что, семьдесят второй «триумф»?
– Папа выиграл его в лотерею. Неделю попользовался, а потом соседский парень, Тревор Уайт, увел его прямо из гаража. Повез подружку покататься к докам, не справился с управлением и врезался в грузовой поезд на скорости сто миль в час. Оба сгорели. Такая трагедия.
Фрэнк кивнул, хотя особо не прислушивался, голова его была занята: он пытался подсчитать, сколько ей лет.
– Треворовы родители наняли матерого адвоката и подали в суд. Железнодорожная компания тоже. Они говорили, что папа не должен был оставлять ключи в замке зажигания. Его признали невиновным, но судебные расходы съели все наши сбережения. Мне было четыре месяца, когда он сбежал. С тех пор я его не видела и вряд ли увижу.
Фрэнк сказал:
– Погоди-ка. Ты же говорила, что Роджер твой отец.
– Отчим. Вроде того. Номер шесть. Мама управлялась с мужчинами как с картофельными чипсами. Верно, не могла найти подходящего. – Лулу взглянула на Фрэнка так смело и прямо, что у него будто разом выпустили весь воздух из легких. – Не то что я, – тихо добавила она и перевернула страницу.
Парень на мотоцикле. Согнутая нога на бензобаке, руки скрещены на черной кожаной груди.
– Папаша номер два, – сказала Лулу. – Джозеф. Этот был каскадер-индивидуал. Найдет городишко у реки, установит переносной пандус да складные стулья и летает на своем мотоцикле через реку. Можно смотреть бесплатно, а можно расщедриться на пару долларов и купить место, а заодно получить фотографию с автографом. Он разбивался примерно раз в неделю, нарочно. Чтобы, говорил, поддерживать интерес зрителей, но мама считала, что он калечился чисто ради кайфа. Это мой первый настоящий папа, в смысле первый, о ком я что-то помню. Всю эту историю о Треворе и о поезде мне мама рассказывала. Мне было пять лет, и я продавала зрителям цепи для ключей, когда Уолтер сломал себе шею.
– Убился?
Лулу кивнула и перевернула страницу. Свадьба в Зеркальном доме. Фрэнк спросил:
– Это что такое?
– Это мая мама. Красивая, правда? Только философка. Ну да кто без недостатков?
Фрэнк не понял.
– Все эти отраженные образы, – сказала Лулу, – который из них реален? Кто знает? Скажем, ты отправляешься пообедать. Ты с дамой, а она с тобой. Но, быть может, вы оба где-то в другом месте.
Фрэнк кивнул. Теперь он понял. Большей частью он не был там, где он был. Например, когда он дожидался парня из гаража с мохнатыми ноздрями, чтобы оформить прокат, он думал о фильме, который видел недавно, переживая заново одну сцену. Джин Хекман был на автостоянке вместе с хорошенькой девицей и ее молодым человеком. За ними гнались гангстеры. Джин метался и орал на девчонку и ее дружка, пытаясь выяснить, почему бандиты в них стреляют. Фрэнк бы сыграл не так. Кто в такую минуту думает о мотивах? В тебя стреляют – прыгай в тачку. Уже на расстоянии двадцати футов пистолет в руках среднего стрелка становится почти безопасным. Фрэнк знавал чернокожего парня из Торонто, которого пытались застрелить в туалетной кабинке. Места там едва хватает, чтобы взвести курок, в парня выпустили шесть пуль, а он отделался легкой ссадиной.
С другой стороны…
Она словно прочла его мысли. А может, его рука сама потянулась туда… Шрам стал для него своего рода орденом, медалью Святого Христофора, талисманом.
– Это пулевое ранение, да? Фрэнк пожал плечами.
– Пулю так и не нашли – что называется сквозная рана. Но в меня стреляли, прицелились, спустили курок, и я отрубился. Так что – да, справедливо назвать это именно так, пулевое ранение.
– И еще на спине. – Она погладила твердые бугры его живота. – И на животе. В тебя выстрелили три раза и оставили умирать, так было, да?
Удивительно, он совершенно не жалел, что ошибся и что она все-таки расспрашивает его о шрамах.
Фрэнк рассказал Лулу о ранах: три совершенно разных раза люди всаживали в него пули. Рана на груди – это полицейский выполнял свою работу. Никаких обид. Ту, что на спине, он помнил лучше всего, хотя дело было давным-давно, и он, естественно, даже не видел, как все произошло. Он играл в крибидж на очень высокие ставки, парочка подонков решила легко заработать. Впервые в жизни Фрэнку стало фартить. Ему светило почти восемь штук, и вдруг он потерял все до последнего цента. Не то чтобы он произнес хоть слово. Схватился за голову и застыл, как бывает в рассказах. Просто очень уж он был большой и крутой с виду. Мерзавцы продырявили его просто для верности.
– А этот откуда? – Лулу тронула его живот.
– Шальная пуля. Случилось несколько лет назад. В меня стреляла женщина. – Фрэнк улыбнулся. – Если ты хочешь знать, было ли это в порыве страсти, ответ – нет. Она целилась в ублюдка, на которого я тогда работал, в парня по имени Гэри Силк. Вышла ошибочка сорок пятого калибра, и она подстрелила меня.
Фрэнк описал свою жизнь в услужении, рассказал Лулу о Гэри, как он обращался с женщинами и что сталось в конце концов с бедным придурком.
– Как ты мог работать на такую мразь?
– Деньги были нужны. – Фрэнк перевернул страницу. Черно-белая фотография матери Лулу в костюме с блестками и с зонтиком в руке, балансирующей на проволоке. Он усмехнулся.
– Так вот почему ты такая гибкая.
Лулу вспыхнула. Фрэнку никогда раньше не доводилось видеть смущенного альбиноса. Небывалое зрелище. Оно напомнило ему об одном странном фокусе, который проделывала его мать: срезав белую герань, что просовывалась сквозь забор из соседнего сада, ставила в вазу и размешивала в воде красную пищевую краску. Через несколько дней белые цветы превращались в розовые. То же самое произошло с Лулу, только значительно быстрее.
Лулу переворачивала страницу за страницей. Уйма покойных отчимов. Они были на номере пятом, когда телефон на тумбочке вяло застрекотал, словно канарейка, наглотавшаяся снотворного. Фрэнк дотянулся первым, но Лулу сказала: «Это меня», – выхватила у него трубку, откинула призрачно-белые волосы с уха и проскрежетала: «Ну что еще?» – словно вилкой по тарелке.
Фрэнк отхлебнул шампанского, вдохнул полный нос пузырьков и стал зверски зажимать ноздри, чтобы не чихнуть.
Лулу сказала:
– Уверен? – Помолчала, затем добавила: – Нет, ни капельки не интересует. И вряд ли когда-нибудь заинтересует. – Она протянула трубку Фрэнку. – Это тебя, надеюсь, ты будешь рад поболтать с калифорнийским отребьем.
Фрэнк сказал:
– Привет, Ньют.
– Фрэнк. Прикрой трубку рукой, черт тебя дери, если не можешь запретить своей шлюхе делать оскорбительные замечания.
– Спасибо, что позвонил, Ньют.
До Фрэнка доносились звуки улицы. Машины гудели, визжали тормоза. Ньют звонил из автомата, это означало: он опять боится, что его телефон прослушивают.
Ньют спросил:
– Ну как дела?
Фрэнк ответил:
– Недурно. Пообедал омарами из Новой Шотландии. На вкус вроде цыпленка.
– Это что, твоя официантка трубку сняла?
Фрэнк сказал:
– Вернусь завтра вечером, если все пройдет гладко. – Завтра вечером?
– Если не возникнет проблем.
– Мне нужны квитанции на все, Фрэнк. Не думай, что можешь выставить мне счет за омаров, смотавшись в «Макдональдс» за гамбургерами и жареной картошкой. Я моложе, чем выгляжу, но и не вчера родился. Понял меня?
– Вряд ли.
Вмешалась телефонистка: «Ньют сказал, что у него кончилась эта хреновая мелочь, малыш» – и отключилась. Фрэнк бросил трубку на постель. Лулу сказала:
– Я не буду ее вещать, на случай, если он вздумает перезвонить.
– Что он сказал?
– Ничего такого, что бы тебе захотелось дать мне услышать еще раз. Фрэнк спросил:
– Хочешь еще посмотрим карточки?
Лулу смахнула на пол остатки трапезы и вытянулась на постели.
– Нравится поза?
– Класс.
– А как насчет этой?
Фрэнк сказал:
– Перевернись.
Лайкровая одежда была без швов, без стыков, непроницаемая, тугая и глянцево-скользкая, не ухватишься. Где-то тут должна быть молния, но где?
Глава 6
Ньют любил бесконечное солнце, легкие деньги, доступных женщин, океан в иные часы. Но и только – все остальное в Южной Калифорнии могло скукожиться и умереть, ему было наплевать. Смог убивал его. Все эти сотни тысяч людей на шоссе, что сжигают миллионы галлонов бензина, загрязняют атмосферу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34