А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


– Мне страшно жаль, Том, – начал Питер и тут же умолк, не в силах подобрать слова, соответствующие моменту. Ему хотелось преодолеть десять футов, отделяющие от сына, крепко обнять мальчика, но что-то его остановило. Точно они не были близкими людьми.
Следом за Питером в гостиную вошла Грета. Ей не была присуща типично британская сдержанность нанимателя. Она шагнула к Томасу, протянула ему руки.
– Ах, Том, Том! – воскликнула она, в зеленых глазах стояли слезы.
Мальчик резко отшатнулся и почти упал на стоявший позади диван. А затем вдруг размахнулся и запустил кружкой в Грету. И наверняка попал бы, если б не потерял равновесия. Во всяком случае, намерения его сомнений не оставляли. Кружка угодила в угол каминной доски и разлетелась на мелкие кусочки, в Грету же попали лишь несколько брызг теплого еще чая из пролетевшей мимо кружки.
Питер среагировал моментально, встал между Гретой и Томасом. Всего несколько недель тому назад ему пришлось становиться вот так же между женой и Гретой. На всякое насилие он реагировал четко и быстро.
– Убери ее отсюда! – взвизгнул Томас. – Пошла вон! Убери же ее отсюда! – Все эти слова он кричал прямо в лицо отцу. Питеру показалось, что сейчас от напряжения у сына лопнут голосовые связки, но Грета задерживаться не стала. Быстро развернулась и прошла в холл мимо изумленного Кристофера Марша.
– Вы уж извините, мисс Грэхем, – бормотал Кристофер, провожая ее к входной двери. – Мальчик просто не в себе. Все пройдет, все образуется. Он успокоится и…
– Нет, не успокоится, – тихо ответила она и накинула на плечи пальто. Потом зашагала по дорожке, обернулась, Марш увидел ее измученное лицо, и повторила: – Не успокоится.
Когда Грета ушла, Томас вновь опустился на диван, а отец остался стоять рядом. Грейс подошла к камину и начала собирать осколки кружки. Она очень любила Томаса, знала его с рождения, однако в этот момент ей больше всего хотелось, чтоб все эти люди покинули ее дом. По натуре она была женщиной мягкой и робкой, и такой взрыв ненависти просто напугал ее. К тому же она очень устала, было уже половина третьего ночи.
– Зачем ты это сделал, Томас? – Питеру почему-то было удобней называть сейчас сына полным именем, а не просто Томом, как вначале. Мальчик не ответил, и тогда он спросил: – И вообще, при чем здесь Грета? Она приехала помочь нам, а ты…
– Она послала того человека. Он убил маму.
– Какого человека?
– Со шрамом. Я разглядел его через дырку в стенке.
– В какой еще стенке?
– В стенке шкафа. Хорошо разглядел, когда он убивал маму. Когда ты был в Лондоне с ней.
– Да, Томас. Некий мужчина убил твою маму. Я не знаю, чем тебя утешить. Больше всего на свете хотелось бы, чтоб это было неправдой. Чтоб я оказался там и смог защитить ее и тебя, но меня не было. Я одного только понять не могу, при чем тут Грета?
Томас несколько раз глубоко вздохнул, потом поднял глаза на отца. Он словно делал над собой последнее судорожное усилие, пытался продолжить разговор, прежде чем погрузиться в пучину немого отчаяния.
– Я видел этого человека со шрамом раньше. В Лондоне, с Гретой, в первую ночь, когда мы приехали в город с мамой. Грета тогда лгала. Сказала, что ездила в Манчестер навестить мать, а на самом деле была с тем мужчиной. Я слышал их разговор в подвале. Она просила его подождать.
– Ты видел их вместе? Грету и этого человека со шрамом?
– Он стоял на улице, когда она поднялась наверх. Он бы увидел меня, если б обернулся. Но он не обернулся. А вот я… я его видел.
– Сзади? Со спины?
– Да. И разглядел шрам. А сегодня она все организовала так, чтоб я уехал переночевать у Эдварда. Чтоб мама осталась в доме одна. И окно специально оставила открытым. Это она, больше некому!
При упоминании матери голос у Томаса сорвался, и последние несколько слов он произнес хриплым еле слышным шепотом.
– Ты рассказал об этом детективам? – спросил Питер.
– Нет, еще не успел. Вообще еще ни с кем не говорил после… этого, кроме как с Кристи и Грейс.
– Он был так расстроен, сэр Питер, просто вне себя, бедняжка, – вмешался Кристофер Марш. Он уже успел вернуться в гостиную. – Детективы заходили часа два тому назад, спрашивали, каким образом могли попасть в дом те мужчины. И Томас сказал им, что закрывал окно в кабинете, ну и я тоже добавил кое-какие детали. Видно, сержант Хернс хотел убедиться, что полиция на правильном пути. Так он, во всяком случае, сказал.
– Спасибо, Кристи. Вы с Грейс проявили себя сегодня настоящими друзьями. Вот что, Томас. Сейчас я пойду и поговорю с Гретой о том, что ты только что рассказал. Ты подождешь здесь. И постарайся держать себя в руках, ладно? – добавил Питер, направляясь к двери.
Он нашел Грету в «Рэнджровере». Она отогнала машину от ворот и припарковала чуть дальше, на дороге, где было совсем темно.
– Мне нужно поговорить с тобой, Грета, – сказал он. Какое-то время они сидели рядом молча, всматриваясь во тьму. Под ногой Питер нащупал бутылку из-под виски и слегка поморщился от досады. В таких ситуациях лучше иметь ясную голову. – Томас говорит, что узнал человека, приходившего сегодня в дом. Того самого мужчину, который застрелил Энн. Сказал, что видел его с тобой в Лондоне, – произнес все это Питер ровным монотонным голосом, не сводя глаз с дороги впереди.
– Он ошибается. Это неправда, Питер. Он, должно быть, что-то путает. Ты же меня знаешь.
Питер почувствовал, как на руку ему легла узкая ладонь Греты. Но сдержался и продолжил:
– Послушай, Грета. Я не мог не спросить тебя об этом. Постарайся понять и помочь.
– Интересно, чем я могу помочь? Он же обезумел! Сам видел, в каком он состоянии.
– Ну, хорошо, тогда помоги мне вот в чем. Томас сказал, что видел тебя в Лондоне, в первую ночь, когда они с Энн приехали туда. Я выезжал к избирателям, ты поехала к матери и переночевала у нее в Манчестере. Это правда, Грета? Где ты находилась, в Манчестере или в Лондоне? Мне надо это знать.
В машине повисло напряженное молчание. Питер сидел тихо и неподвижно в ожидании ответа. Когда наконец Грета заговорила, голос ее звучал печально, с нотками сожаления.
– Да, Питер. Я солгала. Хотела утаить это от тебя, но вот, видишь, не получилось.
– Утаить? Но что именно?
Питер повернул голову и взглянул на Грету, та по-прежнему смотрела вперед, на дорогу.
– Еще школьницей я познакомилась в Манчестере… с очень нехорошими людьми. Знаешь, тогда я была совсем другой. Не такой, как сейчас. Мне надоело жить под пятой родителей, хотелось развлечений. Попробовать что-то новое, испытать. Ну и я сделала то, что не следовало бы делать. И до сих пор стыжусь этого своего поступка.
– Что именно, Грета?
– Не хочу говорить тебе, Питер. Ты не станешь меня уважать, если узнаешь, отвернешься от меня. А я этого не вынесу.
– Что за глупости, Грета! Не собираюсь я от тебя отворачиваться только из-за того, что произошло в прошлом. До того, как мы познакомились. За кого ты меня принимаешь?
– За хорошего человека. Ты очень хороший человек, Питер. Может, ты и не отвернешься от меня, просто я тебе разонравлюсь. Ты… ты не представляешь, как много для меня значишь.
Питер и рад был сдаться. Он очень устал. В голове гудело от выпитого натощак виски. Больше всего на свете ему хотелось сейчас забыться, не чувствовать этой тупой боли, что раздирала сердце и душу. Она засела где-то под ребрами и так и норовила вырваться наружу. Но он не мог выпустить ее, особенно после того, что сказал Томас. Особенно после того, как ему сообщили, что жена его мертва, лежит сейчас в больничном морге, прикрытая белой простыней. Засохшая кровь и холод. Ослепительно яркие лампы лаборатории, где проводилось вскрытие; блеск скальпеля патологоанатома и фотограф, ожидающий в углу рядом со свидетелями. Все эти образы и картины пронеслись в воспаленном сознании Питера и заставили его продолжить:
– Ты должна рассказать мне, Грета. Моя жена погибла, я должен знать.
– Ты не знаешь, о чем просишь.
Питер чувствовал, как напряжена Грета. Костяшки пальцев, впившихся в руль, побелели.
– Нет, не знаю, и все равно ты должна сказать. Это как-то связано с криминалом?
– Да.
– Возможно, связано с тем, что произошло здесь сегодня?
– Нет! – Этот выкрик Греты прозвучал как выстрел в замкнутом пространстве салона. – За кого ты меня принимаешь?
– Я вовсе не хотел сказать, что ты послала этих двоих в мой дом. Но как эти люди вообще узнали о нашем доме, о драгоценностях, что там хранятся? Может, чисто случайно, через тебя?
– Как только тебе в голову могло прийти такое? Я никогда и никому не рассказывала об этих драгоценностях, к тому же незнакома с людьми, которые способны на такое.
– Так с кем ты была тогда в Лондоне? Томас сказал, что слышал твой разговор с этим мужчиной. Он приходил в мой дом поздно ночью.
– Он меня шантажировал. Я откупаюсь от него уже много лет. И пришел он за деньгами, ему все было мало. Теперь понимаю, не следовало нам встречаться там.
– Шантажировал? Но из-за чего? Ты должна сказать мне. Грета?
– Из-за того, что произошло, когда я бросила школу. Он один знал об этом.
– О чем?
– Если скажу, то целиком окажусь в твоей власти. Ты хочешь этого, Питер? Способен выдержать такую ответственность?
Эти слова Грета произнесла таким тоном, словно разыгрывала последнюю свою карту, в последний раз предупреждала. Но Питер уже слишком далеко зашел, и останавливаться было поздно.
– Я должен знать. Другого варианта просто нет.
– Хорошо, – произнесла Грета ровным, словно мертвым, голосом. И безвольно сгорбилась на сиденье, точно ее покинули последние силы. – Я скажу. Но прежде обещай, что никто больше никогда не узнает об этом. И что не будешь ничего предпринимать.
Питер молчал и думал о жене. Вспоминал, какой видел ее последний раз, всего восемь часов тому назад. Она лежала на диване. И еще на ней были тапочки. Узенькие тапочки из золотой парчи, похожие на бальные туфельки. Он даже не поцеловал ее как следует на прощание.
И тут вдруг он почувствовал, как на руку ему легла рука Греты, ощутил на щеке ее жаркое дыхание.
– Всего одно условие, – пробормотал он. – Если это не касается Энн, обещаю. Говори.
– Что ж, так, пожалуй, будет честно, – ответила она и отпустила его руку. – Все очень просто. Как и в большинстве случаев, когда с человеком случаются неприятности. Я принимала наркотики. Тогда это было в моде, кто только ими не баловался. Но денег вечно не хватало, и тогда я стала подторговывать дурью. Всего лишь несколько раз, но и этого оказалось достаточно. Продала несколько таблеток какой-то девчушке, а она умерла. Я не знала, что от них можно умереть. Честное слово, не знала.
В голосе Греты звучала горечь, говорила она торопливо, взахлеб, не давая Питеру вставить и слова.
– Этот человек был с ней. И все знал. И потребовал от меня компенсации.
– Компенсации?
– Он хотел меня. В сексуальном смысле.
– И что же ты сделала?
– Отдавалась ему несколько раз. Это был чистый секс, никакой любви или привязанности, ничего такого. И я думала: плевать, не имеет значения. Но оказалось, что имело.
– В смысле?
– Все из-за того, что девушка умерла. А я – нет. Я перестала принимать таблетки и вдруг разом все осознала.
– И что же?
– Отказалась торговать дурью. И спать с ним тоже отказалась. Мы спорили, даже дрались, но пришлось ему смириться. Согласился вместо этого взять деньги и на какое-то время исчез. А недавно появился снова. Увидел мою фотографию в газете, на ней я выходила с тобой из ресторана в Лондоне. Нашел меня и снова потребовал денег, только на этот раз больше, куда больше. Ну и пришлось дать. Просто выбора не было. Но он продолжал угрожать, говорил, что обратится в полицию. Обещал и тебе рассказать.
– Вот ублюдок, – пробормотал Питер. – Ты должна была открыться мне раньше, Грета.
– Нет. Я не хотела. Не хотела, чтоб ты знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51