«Дай сюда. Он мой». Вы помните, как сказали нам именно это?
– Да, помню.
– Так она действительно это говорила, Мэтью? Вы уверены, что не ослышались?
– Уверен, сэр.
– Ясно. Почему же тогда вы не подтвердили это ее высказывание, когда сэр Питер спросил, правда ли, что она так говорила?
Мэтью судорожно сглотнул слюну и промолчал. Он снова занервничал.
– Ну, же, Мэтью, отвечайте. Вы прекрасно понимаете смысл моего вопроса. Вы утверждали, что Томас показал медальон отцу и передал ему слова Греты, а она тут же пустилась все отрицать. Вы же помните, как рассказывали это нам, верно, Мэтью? Мистер Спарлинг позаботился о том, чтоб вы хорошенько запомнили именно эту часть ваших показаний, вот и задавал вам много вопросов, пока вы наконец не выдали этот.
– Да, помню.
– Хорошо. Но проблема в том, что вы не сказали нам, что говорил после этого сэр Питер. Я не ругаю, не упрекаю вас ни в чем, Мэтью. Просто мистер Спарлинг вас об этом не спросил, вот и все.
– В чем заключается ваш вопрос, мистер Ламберт? – вмешался судья и недовольно заерзал в кресле.
– Вопрос заключается в следующем, ваша честь. Спрашивал ли свидетеля сэр Питер, действительно ли Грета так говорила. Да или нет, Мэтью?
– Да. Да, спрашивал.
– И что же вы ему ответили?
– Да ничего. Просто сбежал вниз по лестнице. Я ведь уже говорил. Я тогда страшно испугался.
– Но сегодня-то вам вроде нечего бояться?
– В каком смысле?
– В таком, что сегодня вы вполне в состоянии рассказать присяжным то, что побоялись сказать сэру Питеру девять месяцев тому назад.
– Девять месяцев тому назад я страшно испугался. А сэр Робинсон был очень зол. Мне даже показалось, он вот-вот ударит Томаса. Он ведь и прежде бил его.
– Чуть раньше вы говорили, Мэтью, что ничуть не удивились, что он так разозлился.
– Нет, не удивился.
– Потому что вы вторглись в дом без его разрешения, рылись в его личных вещах и бумагах?
– Я не рылся. Том – да.
– Он ведь и одежду Греты просматривал, не так ли? А вы стояли в дверях спальни и смотрели. Вы ведь сами так говорили, верно?
– Да. И мне все время хотелось уйти.
– А в белье ее он рылся, Мэтью?
– Ну, наверное.
– Понятно. Но ведь вы с Томасом Робинсоном проделывали это не впервые, я правильно понимаю, а, Мэтью?
– Нет, сэр, прежде я никогда такого не делал. Клянусь.
– Я имею в виду совсем другое, Мэтью, и вы это прекрасно понимаете. Ведь тот случай в Лондоне, когда вы испугались, что вас могут исключить из школы, он был не единственным, так? Вам уже доводилось попадать в неприятные истории в Карстоу, я прав, Мэтью?
Мальчик не сводил блекло-голубых глаз с Майлза Ламберта, но не произносил ни слова. Лишь сглатывал слюну, отчего кадык на толстой шее так и ходил ходуном. Сразу было видно, что он нервничает.
– Ладно, Мэтью. Давайте я помогу вам вспомнить. Вы говорили жюри присяжных, что поступили в школу Карстоу вместе с Томасом Робинсоном примерно в одно и то же время, в сентябре прошлого года, когда вас обоим было по пятнадцать лет. Верно?
Мэтью Барн кивнул.
– А все остальные в классе учились там уже два года, и вы с Томасом оказались в определенном смысле аутсайдерами. Вам нелегко приходилось, правильно?
– Ну, были небольшие проблемы.
– Остальные ребята не слишком стремились с вами общаться?
– Поначалу – нет.
– Нет. Наверное, говорили, что вы сперва должны как-то себя зарекомендовать, чем-то отличиться, заслужить их уважение. Я прав, Мэтью?
– Ну, в общем, да.
– Совершить поступок. Подвиг. Так они это называли?
Паренек кивнул.
– Ну и в чем же состоял это самый подвиг, а, Мэтью?
– Мы должны были пробраться в кабинет директора школы, кое-что там взять, показать им и вернуть на место.
– И это «кое-что», Мэтью, было не чем иным, как пресс-папье, я угадал? Довольно увесистая вещица.
– Подождите, не отвечайте на этот вопрос, Мэтью, – перебил их судья. – Откуда вы взяли эту информацию, мистер Ламберт?
– Из письма директора школы, посланного отцу Томаса Робинсона вскоре после случившегося, ваша честь. Могу позже представить это вещественное доказательство, если свидетель станет отрицать.
– Но какое отношение имеет это к нашему процессу?
– Это имеет прямое отношение к надежности показаний нашего свидетеля, ваша честь.
– Хорошо. Только прошу, все же не слишком отклоняйтесь от темы, мистер Ламберт. И не забывайте о возрасте свидетеля. Я не потерплю давления на несовершеннолетнего.
– Я и не думал оказывать на него давления, ваша честь.
– Хорошо, однако помните об этом. Не слишком увлекайтесь. А теперь, Мэтью, отвечайте. Мистер Ламберт спрашивал вас о пресс-папье.
– Да, это было пресс-папье, – ответил паренек.
– Вы взяли его из кабинета, Мэтью? – спросил Ламберт.
– Нет, сэр, не я. Том.
– Понятно. Примерно та же ситуация, что и в Лондоне. А вы чем занимались?
– Стоял на шухере, пока он заходил в кабинет. А тут, как назло, проходит мимо секретарша директора. И спрашивает, что это я здесь делаю.
– Не иначе, как миссис Брэдшо?
Мэтью кивнул. Он перестал нервно сглатывать слюну и снова заговорил торопливо, точно наверстывая упущенное. Точно хотел поскорее избавиться от постыдных воспоминаний тех дней.
– Она спросила, что это я здесь делаю, и я сказал, что дожидаюсь Старину Чердачника. Хочу с ним поговорить.
– Кто такой Старина Чердачник?
– Ой, извиняюсь. Директора. Просто у него такое прозвище.
– А настоящее имя мистер Лофтхаус. Я прав?
– Да. К тому же он такой высоченный… – Тут Мэтью не сдержался и захихикал.
– Так получается, вы солгали миссис Брэдшо, сказав, что дожидаетесь там директора. Вы это признаете?
Мальчик кивнул.
– Так это, да или нет, Мэтью? Произнесите вслух, для записи. Ибо магнитофон еще не научился записывать, а затем воспроизводить кивки.
– Да.
– Благодарю вас. И что же сделала миссис Брэдшо, когда вы выдали ей этот лживый ответ?
– Она мне не поверила. Уж не знаю, почему.
– Возможно, потому, что вы не слишком умелый лжец, Мэтью.
– Мистер Ламберт, – сурово заметил судья. – Я ведь вас уже предупреждал. Дайте свидетелю возможность спокойно излагать события, не перебивайте его. Можете продолжать, Мэтью. Расскажите нам, что сделала миссис Брэдшо.
– Она вошла в кабинет, увидела там Тома и тут же позвала директора. А он заставил нас вывернуть карманы, ну и нашел это самое пресс-папье. Оно была в кармане у Тома.
– Так получается, он его украл? – спросил Майлз.
– Да нет. Мы же собирались потом его вернуть. Я ведь уже говорил, – обиженным тоном заметил Мэтью. – И Чердачник, он нам поверил. И поэтому только написал родителям, а из школы исключать не стал. Вообще он очень даже неплохой человек, сэр.
– Да уж, определенно, – согласился с ним Майлз. – А теперь я задам вам еще несколько вопросов, Мэтью. И первым будет следующий. Вы обсуждали с Томасом Робинсоном ваши показания в суде?
– Ну, об этом деле в школе вообще много говорили. Все говорили.
– Вы рассказывали кому-нибудь, что говорили тогда в гостиной Грета, Томас и сэр Питер?
– Да, наверное.
– Повторяли этот разговор слово в слово?
– Нет. Слово в слово – это вряд ли.
– Ну а как насчет Гретиных слов: «Дай сюда. Он мой». Вы об этом говорили?
– Не знаю, не помню. Возможно.
– Возможно… – задумчиво протянул в ответ Майлз и вдруг открыл по Мэтью Барну огонь из всех орудий. – Да ничего не возможно, Мэтью, а вполне даже определенно! Грета никогда этого не говорила. Томас Робинсон велел вам приписать ей эти слова, когда вы будете давать показания в суде. И вы сделали это, хотя прекрасно знали, что это неправда. Вы лжец, Мэтью. Вы лжете и вводите тем самым в заблуждение присяжных!
– Да нет, ничего подобного. Клянусь, я не лжец, – пролепетал Мэтью Барн со слезами на глазах. Но Майлз Ламберт уже опустился на свое место, и на раскрасневшейся его физиономии сияла довольная улыбка.
ГЛАВА 19
Констебль Хьюз появился в зале суда при полном параде, в полицейской униформе, если не считать головного убора, который он снял и держал в руках, давая показания. Время от времени он начинал вертеть его в руках, словно пытался почерпнуть вдохновение, скрытое где-то под полями.
Вопросов к нему у Джона Спарлинга было совсем немного, и вскоре он уступил место своему оппоненту. Майлз Ламберт, видимо, пытаясь усыпить бдительность этого бравого полицейского из Кармута, задал невинный и ни к чему не обязывающий вопрос:
– Если не ошибаюсь, вы были первым представителем полиции, прибывшим в дом «Четырех ветров» пятого июля?
– Да, сэр. Поступил звонок от одного из жильцов этого дома, Томаса Робинсона. И мы с констеблем Джонсом немедленно выехали на вызов. Просто в то время мы находились ближе всех остальных патрульных.
– Вы запомнили время, когда поступил этот звонок?
– Да. Он был зарегистрирован компьютером и поступил ровно в семь ноль шесть вечера.
– Спасибо. Кто из вас сидел за рулем?
– Я.
– И автомобиль имел все опознавательные знаки и атрибуты полицейской машины?
– Да.
– И вы, разумеется, включили сирену?
– Да, сэр. Ведь мы выехали на срочный вызов.
– Понимаю. И где же вы остановились, подъехав к дому?
– Вначале у главных ворот, сэр. Но они были заперты, и тогда я вышел из машины и позвонил в звонок. Томас Робинсон ответил, я представился, сказал, что я из полиции. И тогда он открыл нам ворота с помощью специального дистанционного пульта.
– Ну а что сказал вам Томас по домофону?
– Просто спросил, кто я такой. Вот и все, сэр. Больше ничего не говорил. А потом открыл ворота.
– Так значит, больше ничего не говорил?
– Нет, сэр.
– Скажите, офицер, а с того места, где вы остановились, была видна главная дверь в дом?
– Нет, сэр. Но потом, когда ворота открылись и мы въехали во двор, я ее сразу увидел. А до этого – нет.
– И эта дверь, когда вы впервые увидели ее, была открыта или закрыта?
– Открыта. И Томас Робинсон стоял внизу, у лестницы, примерно в четырех-пяти ярдах от этой двери. Я и его тоже сразу увидел. Перед домом растут шесть высоких таких деревьев, и он стоял перед первыми двумя, что ближе к входу. И выглядел страшно расстроенным, сэр.
– Он плакал?
– Нет. Был, я бы сказал, очень возбужден.
– Что он сказал?
– Мы с офицером Джонсом вышли из машины, и я спросил Томаса, что случилось.
– И что же ответил на это Томас?
– Сказал, что через главную дверь в дом ворвались двое мужчин и что он узнал одного из них. Запомнил с той самой ночи, когда была убита его мать. Сказал, что увидел, как эти двое приближаются к дому, и показал, с какой стороны. Они прошли через широкую лужайку, что к северу от дома.
– Хорошо. Сейчас секретарь передаст план. Вы видите на нем лужайку и дом? Все соответствует?
– Да, сэр. Затем Томас сказал, что мужчины покинули дом через главную дверь за несколько минут до нашего прибытия.
– И что же вы сделали, офицер, получив эту информацию?
– Я оставил офицера Джонса с Томасом, а сам сел в машину и объехал окрестности. Потом вернулся с той стороны, где находилась северная калитка, но никаких признаков вторжения не обнаружил. Как и самих этих мужчин.
– Калитку проверили?
– Да, сэр. Она была заперта.
– Следы на земле?
– Нет, сэр. Дождя давно не было, а потому какие на земле могли остаться следы.
– Но, возможно, вам удалось обнаружить какие-либо другие признаки?
– Нет, сэр. Впрочем, я не слишком тщательно осматривал окрестности. Положился на нашего эксперта. Примерно через час после нас с Джонсом на место происшествия прибыл детектив Батлер.
– Понимаю. Ну и чем же вы занялись после того, как осмотрели северную калитку?
– Присоединился к офицеру Джонсу, сэр. Он вошел в дом, и Томас Робинсон показывал ему старую деревянную скамью в холле, в которой он, по его словам, спрятался от этих мужчин.
– И еще вы увидели ключ от входной двери, не так ли?
– Так точно, сэр. Томас мне его показал.
– Наверное, это вы попросили его показать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Да, помню.
– Так она действительно это говорила, Мэтью? Вы уверены, что не ослышались?
– Уверен, сэр.
– Ясно. Почему же тогда вы не подтвердили это ее высказывание, когда сэр Питер спросил, правда ли, что она так говорила?
Мэтью судорожно сглотнул слюну и промолчал. Он снова занервничал.
– Ну, же, Мэтью, отвечайте. Вы прекрасно понимаете смысл моего вопроса. Вы утверждали, что Томас показал медальон отцу и передал ему слова Греты, а она тут же пустилась все отрицать. Вы же помните, как рассказывали это нам, верно, Мэтью? Мистер Спарлинг позаботился о том, чтоб вы хорошенько запомнили именно эту часть ваших показаний, вот и задавал вам много вопросов, пока вы наконец не выдали этот.
– Да, помню.
– Хорошо. Но проблема в том, что вы не сказали нам, что говорил после этого сэр Питер. Я не ругаю, не упрекаю вас ни в чем, Мэтью. Просто мистер Спарлинг вас об этом не спросил, вот и все.
– В чем заключается ваш вопрос, мистер Ламберт? – вмешался судья и недовольно заерзал в кресле.
– Вопрос заключается в следующем, ваша честь. Спрашивал ли свидетеля сэр Питер, действительно ли Грета так говорила. Да или нет, Мэтью?
– Да. Да, спрашивал.
– И что же вы ему ответили?
– Да ничего. Просто сбежал вниз по лестнице. Я ведь уже говорил. Я тогда страшно испугался.
– Но сегодня-то вам вроде нечего бояться?
– В каком смысле?
– В таком, что сегодня вы вполне в состоянии рассказать присяжным то, что побоялись сказать сэру Питеру девять месяцев тому назад.
– Девять месяцев тому назад я страшно испугался. А сэр Робинсон был очень зол. Мне даже показалось, он вот-вот ударит Томаса. Он ведь и прежде бил его.
– Чуть раньше вы говорили, Мэтью, что ничуть не удивились, что он так разозлился.
– Нет, не удивился.
– Потому что вы вторглись в дом без его разрешения, рылись в его личных вещах и бумагах?
– Я не рылся. Том – да.
– Он ведь и одежду Греты просматривал, не так ли? А вы стояли в дверях спальни и смотрели. Вы ведь сами так говорили, верно?
– Да. И мне все время хотелось уйти.
– А в белье ее он рылся, Мэтью?
– Ну, наверное.
– Понятно. Но ведь вы с Томасом Робинсоном проделывали это не впервые, я правильно понимаю, а, Мэтью?
– Нет, сэр, прежде я никогда такого не делал. Клянусь.
– Я имею в виду совсем другое, Мэтью, и вы это прекрасно понимаете. Ведь тот случай в Лондоне, когда вы испугались, что вас могут исключить из школы, он был не единственным, так? Вам уже доводилось попадать в неприятные истории в Карстоу, я прав, Мэтью?
Мальчик не сводил блекло-голубых глаз с Майлза Ламберта, но не произносил ни слова. Лишь сглатывал слюну, отчего кадык на толстой шее так и ходил ходуном. Сразу было видно, что он нервничает.
– Ладно, Мэтью. Давайте я помогу вам вспомнить. Вы говорили жюри присяжных, что поступили в школу Карстоу вместе с Томасом Робинсоном примерно в одно и то же время, в сентябре прошлого года, когда вас обоим было по пятнадцать лет. Верно?
Мэтью Барн кивнул.
– А все остальные в классе учились там уже два года, и вы с Томасом оказались в определенном смысле аутсайдерами. Вам нелегко приходилось, правильно?
– Ну, были небольшие проблемы.
– Остальные ребята не слишком стремились с вами общаться?
– Поначалу – нет.
– Нет. Наверное, говорили, что вы сперва должны как-то себя зарекомендовать, чем-то отличиться, заслужить их уважение. Я прав, Мэтью?
– Ну, в общем, да.
– Совершить поступок. Подвиг. Так они это называли?
Паренек кивнул.
– Ну и в чем же состоял это самый подвиг, а, Мэтью?
– Мы должны были пробраться в кабинет директора школы, кое-что там взять, показать им и вернуть на место.
– И это «кое-что», Мэтью, было не чем иным, как пресс-папье, я угадал? Довольно увесистая вещица.
– Подождите, не отвечайте на этот вопрос, Мэтью, – перебил их судья. – Откуда вы взяли эту информацию, мистер Ламберт?
– Из письма директора школы, посланного отцу Томаса Робинсона вскоре после случившегося, ваша честь. Могу позже представить это вещественное доказательство, если свидетель станет отрицать.
– Но какое отношение имеет это к нашему процессу?
– Это имеет прямое отношение к надежности показаний нашего свидетеля, ваша честь.
– Хорошо. Только прошу, все же не слишком отклоняйтесь от темы, мистер Ламберт. И не забывайте о возрасте свидетеля. Я не потерплю давления на несовершеннолетнего.
– Я и не думал оказывать на него давления, ваша честь.
– Хорошо, однако помните об этом. Не слишком увлекайтесь. А теперь, Мэтью, отвечайте. Мистер Ламберт спрашивал вас о пресс-папье.
– Да, это было пресс-папье, – ответил паренек.
– Вы взяли его из кабинета, Мэтью? – спросил Ламберт.
– Нет, сэр, не я. Том.
– Понятно. Примерно та же ситуация, что и в Лондоне. А вы чем занимались?
– Стоял на шухере, пока он заходил в кабинет. А тут, как назло, проходит мимо секретарша директора. И спрашивает, что это я здесь делаю.
– Не иначе, как миссис Брэдшо?
Мэтью кивнул. Он перестал нервно сглатывать слюну и снова заговорил торопливо, точно наверстывая упущенное. Точно хотел поскорее избавиться от постыдных воспоминаний тех дней.
– Она спросила, что это я здесь делаю, и я сказал, что дожидаюсь Старину Чердачника. Хочу с ним поговорить.
– Кто такой Старина Чердачник?
– Ой, извиняюсь. Директора. Просто у него такое прозвище.
– А настоящее имя мистер Лофтхаус. Я прав?
– Да. К тому же он такой высоченный… – Тут Мэтью не сдержался и захихикал.
– Так получается, вы солгали миссис Брэдшо, сказав, что дожидаетесь там директора. Вы это признаете?
Мальчик кивнул.
– Так это, да или нет, Мэтью? Произнесите вслух, для записи. Ибо магнитофон еще не научился записывать, а затем воспроизводить кивки.
– Да.
– Благодарю вас. И что же сделала миссис Брэдшо, когда вы выдали ей этот лживый ответ?
– Она мне не поверила. Уж не знаю, почему.
– Возможно, потому, что вы не слишком умелый лжец, Мэтью.
– Мистер Ламберт, – сурово заметил судья. – Я ведь вас уже предупреждал. Дайте свидетелю возможность спокойно излагать события, не перебивайте его. Можете продолжать, Мэтью. Расскажите нам, что сделала миссис Брэдшо.
– Она вошла в кабинет, увидела там Тома и тут же позвала директора. А он заставил нас вывернуть карманы, ну и нашел это самое пресс-папье. Оно была в кармане у Тома.
– Так получается, он его украл? – спросил Майлз.
– Да нет. Мы же собирались потом его вернуть. Я ведь уже говорил, – обиженным тоном заметил Мэтью. – И Чердачник, он нам поверил. И поэтому только написал родителям, а из школы исключать не стал. Вообще он очень даже неплохой человек, сэр.
– Да уж, определенно, – согласился с ним Майлз. – А теперь я задам вам еще несколько вопросов, Мэтью. И первым будет следующий. Вы обсуждали с Томасом Робинсоном ваши показания в суде?
– Ну, об этом деле в школе вообще много говорили. Все говорили.
– Вы рассказывали кому-нибудь, что говорили тогда в гостиной Грета, Томас и сэр Питер?
– Да, наверное.
– Повторяли этот разговор слово в слово?
– Нет. Слово в слово – это вряд ли.
– Ну а как насчет Гретиных слов: «Дай сюда. Он мой». Вы об этом говорили?
– Не знаю, не помню. Возможно.
– Возможно… – задумчиво протянул в ответ Майлз и вдруг открыл по Мэтью Барну огонь из всех орудий. – Да ничего не возможно, Мэтью, а вполне даже определенно! Грета никогда этого не говорила. Томас Робинсон велел вам приписать ей эти слова, когда вы будете давать показания в суде. И вы сделали это, хотя прекрасно знали, что это неправда. Вы лжец, Мэтью. Вы лжете и вводите тем самым в заблуждение присяжных!
– Да нет, ничего подобного. Клянусь, я не лжец, – пролепетал Мэтью Барн со слезами на глазах. Но Майлз Ламберт уже опустился на свое место, и на раскрасневшейся его физиономии сияла довольная улыбка.
ГЛАВА 19
Констебль Хьюз появился в зале суда при полном параде, в полицейской униформе, если не считать головного убора, который он снял и держал в руках, давая показания. Время от времени он начинал вертеть его в руках, словно пытался почерпнуть вдохновение, скрытое где-то под полями.
Вопросов к нему у Джона Спарлинга было совсем немного, и вскоре он уступил место своему оппоненту. Майлз Ламберт, видимо, пытаясь усыпить бдительность этого бравого полицейского из Кармута, задал невинный и ни к чему не обязывающий вопрос:
– Если не ошибаюсь, вы были первым представителем полиции, прибывшим в дом «Четырех ветров» пятого июля?
– Да, сэр. Поступил звонок от одного из жильцов этого дома, Томаса Робинсона. И мы с констеблем Джонсом немедленно выехали на вызов. Просто в то время мы находились ближе всех остальных патрульных.
– Вы запомнили время, когда поступил этот звонок?
– Да. Он был зарегистрирован компьютером и поступил ровно в семь ноль шесть вечера.
– Спасибо. Кто из вас сидел за рулем?
– Я.
– И автомобиль имел все опознавательные знаки и атрибуты полицейской машины?
– Да.
– И вы, разумеется, включили сирену?
– Да, сэр. Ведь мы выехали на срочный вызов.
– Понимаю. И где же вы остановились, подъехав к дому?
– Вначале у главных ворот, сэр. Но они были заперты, и тогда я вышел из машины и позвонил в звонок. Томас Робинсон ответил, я представился, сказал, что я из полиции. И тогда он открыл нам ворота с помощью специального дистанционного пульта.
– Ну а что сказал вам Томас по домофону?
– Просто спросил, кто я такой. Вот и все, сэр. Больше ничего не говорил. А потом открыл ворота.
– Так значит, больше ничего не говорил?
– Нет, сэр.
– Скажите, офицер, а с того места, где вы остановились, была видна главная дверь в дом?
– Нет, сэр. Но потом, когда ворота открылись и мы въехали во двор, я ее сразу увидел. А до этого – нет.
– И эта дверь, когда вы впервые увидели ее, была открыта или закрыта?
– Открыта. И Томас Робинсон стоял внизу, у лестницы, примерно в четырех-пяти ярдах от этой двери. Я и его тоже сразу увидел. Перед домом растут шесть высоких таких деревьев, и он стоял перед первыми двумя, что ближе к входу. И выглядел страшно расстроенным, сэр.
– Он плакал?
– Нет. Был, я бы сказал, очень возбужден.
– Что он сказал?
– Мы с офицером Джонсом вышли из машины, и я спросил Томаса, что случилось.
– И что же ответил на это Томас?
– Сказал, что через главную дверь в дом ворвались двое мужчин и что он узнал одного из них. Запомнил с той самой ночи, когда была убита его мать. Сказал, что увидел, как эти двое приближаются к дому, и показал, с какой стороны. Они прошли через широкую лужайку, что к северу от дома.
– Хорошо. Сейчас секретарь передаст план. Вы видите на нем лужайку и дом? Все соответствует?
– Да, сэр. Затем Томас сказал, что мужчины покинули дом через главную дверь за несколько минут до нашего прибытия.
– И что же вы сделали, офицер, получив эту информацию?
– Я оставил офицера Джонса с Томасом, а сам сел в машину и объехал окрестности. Потом вернулся с той стороны, где находилась северная калитка, но никаких признаков вторжения не обнаружил. Как и самих этих мужчин.
– Калитку проверили?
– Да, сэр. Она была заперта.
– Следы на земле?
– Нет, сэр. Дождя давно не было, а потому какие на земле могли остаться следы.
– Но, возможно, вам удалось обнаружить какие-либо другие признаки?
– Нет, сэр. Впрочем, я не слишком тщательно осматривал окрестности. Положился на нашего эксперта. Примерно через час после нас с Джонсом на место происшествия прибыл детектив Батлер.
– Понимаю. Ну и чем же вы занялись после того, как осмотрели северную калитку?
– Присоединился к офицеру Джонсу, сэр. Он вошел в дом, и Томас Робинсон показывал ему старую деревянную скамью в холле, в которой он, по его словам, спрятался от этих мужчин.
– И еще вы увидели ключ от входной двери, не так ли?
– Так точно, сэр. Томас мне его показал.
– Наверное, это вы попросили его показать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51