С другой стороны, самого черепа у него не было, и об этом оба актера прекрасно знали. Рассказать им больше, чем уже было рассказано, Федерико просто не мог. В общем, опасаться ему явно было нечего. Эти рассуждения успокоили его и придали ему сил, чтобы он смог сделать решительный шаг к посвящению в карбонарии.
Это событие было назначено на среду той же недели. Воспользовавшись каникулами в университете, он должен был приехать во Флоренцию и пойти вместе с Винченцо в один из красивейших дворцов этого прекрасного города. Ни адреса, ни имени владельца дворца ему не сообщили. После ритуальной трапезы и предварительной части посвящения его должны были вывезти куда-то за город, где у стен храма-амбара ему предстояло дать клятву верности великому ордену карбонариев.
С какой стати ему беспокоиться из-за того, что написал Антонио? В конце концов, если этим людям известна подлинная история Пиноккио, было бы логично предположить, что его череп представлял бы для них немалый интерес. Однако если бы они захотели каким-то образом получить его в свое распоряжение, то за время знакомства с ним они бы так или иначе уже проявили интерес к этой теме. В общем, успокоив себя относительно опасности со стороны членов братства, Федерико начал сомневаться в искренности Антонио. Может, мексиканец просто запугивает его, чтобы сбить с верного пути. Он наверняка раскаивается, что поделился секретом с друзьями, и теперь, найдя кое-какую полезную информацию, просто хочет оказаться единственным, кто добьется успеха в поисках. «Вот истинный мотив обеспокоенности Антонио: он хочет навеки отдалить меня от Пиноккио, – подумал Федерико. – Ну уж нет, это у него не получится», – повторял он про себя, когда его воспаленное воображение рисовало мрачные и обидные для его самолюбия картины. Но если Антонио действительно хочет Добиться успеха в одиночку, зачем, спрашивается, он собирается увидеться с друзьями, зачем пишет об общем успехе и общем открытии, на пороге которого они, по его словам, стоят все вместе? В конце концов, они дружат уже много лет, и за это время Федерико имел возможность убедиться, что мелочность и скупость никогда не были характерными чертами Антонио. Никакого права думать о нем плохо у Федерико не было. Мексиканец всегда относился к нему с уважением, даже в те времена, когда сам Федерико был всего лишь нищим студентом, не знавшим, как и на какие деньги он будет продолжать учебу на следующий год.
Великодушие и щедрость Антонио проявились буквально с первого дня знакомства, когда Федерико и Марк встретились с ним в Александрии. Итальянец и англичанин, оба без гроша в кармане, вели бурную беседу о знаменитом маяке, вдохновлявшем некогда великих авторов античности. Этой беседой им пришлось заменить экскурсию к месту предполагаемого нахождения маяка, от которой они отказались по банальной причине отсутствия денег. Антонио, путешествовавший в тот раз в одиночестве, услышал их разговор и попросил разрешения подсесть к двум друзьям и присоединиться к беседе. Ему удалось расположить к себе обоих приятелей, причем настолько, что через короткое время они без стеснения признались ему, что не могут поехать на экскурсию к тому месту, где, по преданию, возвышался когда-то колосс на стеклянных ногах, потому что у них нет денег. Услышав это, Антонио рассмеялся и, неплохо изобразив интонацию героя сентиментальной мелодрамы, воскликнул:
– Неужели эта мелкая неприятность не позволит вам отправиться на поиски хрустального фундамента величайшей из руин древней Александрии?
Марк, не знавший испанского, практически ничего не понял, зато Федерико, представитель романской культуры, ответил на своем скромном итальянском, выбрав интонацию типичного героя Витторио де Сики:
– Non capito la sua intenzione. Niente.
Все трое рассмеялись, а Марк посчитал возможным воздержаться от комментариев на своем родном языке и лишь удивленно приподнял бровь: сие универсальное выражение иронии не нуждалось в переводе. В конце концов Антонио удалось убедить новых друзей принять его приглашение и съездить всем вместе туда, где, согласно легендам, некогда возвышался знаменитый Фаросский маяк, сжигавший при помощи изогнутых зеркал вражеские корабли. Искренность и дружеский настрой Антонио смогли победить настороженность и самолюбие остальных. С тех пор они так и ездили по всему миру только втроем. Антонио, Федерико и Марк, жившие так далеко друг от друга, объединялись на время, чтобы посетить самые интересные и загадочные уголки мира, который столь часто склонен забывать о своем прошлом.
В общем, не доверять Антонио не было никаких оснований. Более того, разум подсказывал Федерико, что к предупреждениям друга нужно отнестись со всей серьезностью. Если тот утверждает, что существует некая опасность, то надо быть настороже, несмотря на то что сам Антонио не счел нужным или возможным указать хотя бы намеком, какого именно рода опасность угрожает им всем и Федерико в частности.
Во вторник на той же неделе беспокойство Федерико достигло высшей точки. На следующий день ему предстояла поездка во Флоренцию, где он должен был пройти обряд посвящения в карбонарии. Его сердце бешено колотилось, а руки тряслись мелкой дрожью. Он заметил это в тот момент, когда сел за компьютер, чтобы написать письмо Марку. Англичанин, оказывается, некоторое время назад обручился с Адой Маргарет Слиммернау и счел своим долгом сообщить друзьям о принятом решении. Эта новость не могла не удивить Федерико, но в то же время порадовала его тем, что была в своем роде поводом, чтобы рассказать другу о своих собственных планах и намерениях.
В нескольких словах Федерико сообщил Марку о своем грядущем посвящении в тайное братство и напомнил, что Антонио написал ему о найденной ленте Мельеса, про которую не было известно практически ничего. Ее название было утрачено, а точный метраж оставался неизвестен. Тем не менее мексиканец был твердо уверен, что через короткое время сможет предложить друзьям убедительное толкование загадки черепа. Вот только как и чем объяснить беспокойство Антонио и его предупреждения, Федерико не знал. Придуманная или реальная опасность нависла над тремя безрассудными головами, как занесенный топор палача.
«…Не знаю, что и подумать, Марк. Подозревать Антонио в чем бы то ни было у меня нет ни малейшего повода. И все же скажи на милость: ну какая, спрашивается, опасность может исходить от людей, интересующихся историей носатого черепа? В конце концов, мы сами нашли эту диковину и сами изменили собственную жизнь ради того, чтобы раскрыть тайну. В любом случае я отступать не намерен, какие бы опасности нам ни грозили. За последние месяцы у меня было время о многом подумать… Да, пока что у меня в руках нет никаких неоспоримых доказательств, но я на сто процентов уверен, что Пиноккио принадлежал к карбонариям; состояли в этом обществе и его отец, и автор знаменитой сказки. Завтра мне предстоит дать присягу тайному ордену, и я уверен, что передо мной раскроется тайна ожившей деревянной куклы. Марк, я не хочу принимать всерьез опасения Антонио, и все же давай договоримся так: я снова свяжусь с тобой не позже чем через неделю. Если же по какой-то причине я не выполню этого обещания, то прошу тебя… А впрочем, я и сам не знаю, о чем тебя попросить. Поступай как сочтешь нужным, дружище».
Марк прочитал письмо друга и надолго задумался. За окном моросил мелкий дождик, который зарядил, похоже, не на один день. Стекавшие по стеклу капли присоединялись к копившимся в душе Марка сомнениям. Затеянное им и его друзьями предприятие начинало казаться ему все более и более опасным. В письме своего итальянского друга он увидел вполне реальную угрозу, куда более серьезную, чем та, что, судя по всему, интуитивно чувствовал Антонио. Вступать в какое-то тайное братство было верхом безрассудства со стороны Федерико. В конце концов, кто его знает, какие фанатики состоят в этой организации. Похоже, преподаватель кафедры общего языкознания зашел слишком далеко и не принял во внимание слова, которые изрек Пиноккио, когда валялся в ногах у хозяина кукольного театра Манджафуоко: «Если несчастный Арлекин, мой верный друг, погибнет вместо меня, это будет в высшей степени несправедливо».
Чем помочь другу, Марк не знал. Какое право он вообще имел давать ему какие-либо советы, если сам решил жениться, будучи убежден, что именно посредством этого брака ему удастся приоткрыть завесу над тайной найденного ими черепа? Несмотря на всю свою влюбленность, Марк не был настолько наивен, чтобы не почувствовать взаимного интереса, который представляли и для него, и для Ады эти отношения. Мисс Слиммернау со дня знакомства не переставала напоминать ему – намеками и в открытую – о своих особых знаниях в области истинной истории жизни Пиноккио. Не было случайностью и ее чудесное появление в Главном читальном зале; неспроста она смогла очень быстро подобрать Марку именно ту литературу, которая была нужна ему в начатых поисках. Кстати, благодаря Аде его перестали мучить призраки и видения. Вскоре Марк, заходя в читальный зал, перестал испытывать страх встретиться с очередным призраком, и в его памяти сохранилось лишь одно яркое видение: молодой Диккенс, выводящий на листе блокнота слова «Сатис-хаус».
Рассказав Аде Маргарет об этом невероятном случае, Марк услышал в ответ лишь заливистый смех девушки, не придавшей большого значения столь театральному появлению призрака. С ее точки зрения, воображение просто сыграло с Марком злую шутку и ему не следовало обращать внимания на такие пустяки. И все же вместе с дождем в душу Марка вернулись забытые было сомнения; втайне от невесты он решил перечитать «Большие надежды» и вскоре нашел страницу с описанием того самого дома, о котором предупреждал его призрак Диккенса: «…построен из старого кирпича, со множеством кованых решеток на окнах, придававших зданию довольно мрачный вид. Часть окон была наглухо забелена, а вход во двор перекрывали тяжелые железные ворота… Одним из имен, которым называли этот особняк, было Сатис-хаус, что по-гречески, на латыни или на древнееврейском, а может быть, и на всех трех языках сразу обозначает „достаточность"… По всей видимости, считалось, что человеку, владеющему этим особняком, больше и желать в жизни нечего».
Интуиция подсказывала Марку, что особняк, получивший на страницах романа Диккенса название Сатис-хаус, играл какую-то роль в неведомой ему жизни Ады Маргарет Слиммернау. К его величайшему сожалению, девушка почувствовала его интерес к тому, чем она не собиралась с ним делиться, и расспрашивать ее о Диккенсе и Сатис-хаусе стало абсолютно бесполезно. Она лишь загадочно улыбалась, замолкала, а затем демонстративно переводила разговор на другую тему. Марку оставалось лишь рассчитывать на то, что, став мужем Ады, он сможет наконец распахнуть те невидимые двери, которые отделяли его от таинственных и невероятно притягательных для него сторон жизни и фактов биографии его невесты. Хорошенько подумав, он пришел к выводу, что сообщать друзьям о намерении оформить официальные отношения с Адой сейчас не время. «Сначала женюсь, а потом уже расскажу им об этом», – решил для себя Марк, прекрасно понимая, что ему придется пережить неловкий момент объяснения с друзьями и извиниться перед ними за то, что они не были приглашены на свадьбу. Сама церемония бракосочетания должна была состояться через две недели; к тому времени Федерико уже наверняка станет карбонарием, а у Антонио как раз хватит времени, чтобы собрать в единый связный фильм обрывки какой-то пленки, которая, по его заверениям имела прямое отношение к истории ожившей и загадочно исчезнувшей марионетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Это событие было назначено на среду той же недели. Воспользовавшись каникулами в университете, он должен был приехать во Флоренцию и пойти вместе с Винченцо в один из красивейших дворцов этого прекрасного города. Ни адреса, ни имени владельца дворца ему не сообщили. После ритуальной трапезы и предварительной части посвящения его должны были вывезти куда-то за город, где у стен храма-амбара ему предстояло дать клятву верности великому ордену карбонариев.
С какой стати ему беспокоиться из-за того, что написал Антонио? В конце концов, если этим людям известна подлинная история Пиноккио, было бы логично предположить, что его череп представлял бы для них немалый интерес. Однако если бы они захотели каким-то образом получить его в свое распоряжение, то за время знакомства с ним они бы так или иначе уже проявили интерес к этой теме. В общем, успокоив себя относительно опасности со стороны членов братства, Федерико начал сомневаться в искренности Антонио. Может, мексиканец просто запугивает его, чтобы сбить с верного пути. Он наверняка раскаивается, что поделился секретом с друзьями, и теперь, найдя кое-какую полезную информацию, просто хочет оказаться единственным, кто добьется успеха в поисках. «Вот истинный мотив обеспокоенности Антонио: он хочет навеки отдалить меня от Пиноккио, – подумал Федерико. – Ну уж нет, это у него не получится», – повторял он про себя, когда его воспаленное воображение рисовало мрачные и обидные для его самолюбия картины. Но если Антонио действительно хочет Добиться успеха в одиночку, зачем, спрашивается, он собирается увидеться с друзьями, зачем пишет об общем успехе и общем открытии, на пороге которого они, по его словам, стоят все вместе? В конце концов, они дружат уже много лет, и за это время Федерико имел возможность убедиться, что мелочность и скупость никогда не были характерными чертами Антонио. Никакого права думать о нем плохо у Федерико не было. Мексиканец всегда относился к нему с уважением, даже в те времена, когда сам Федерико был всего лишь нищим студентом, не знавшим, как и на какие деньги он будет продолжать учебу на следующий год.
Великодушие и щедрость Антонио проявились буквально с первого дня знакомства, когда Федерико и Марк встретились с ним в Александрии. Итальянец и англичанин, оба без гроша в кармане, вели бурную беседу о знаменитом маяке, вдохновлявшем некогда великих авторов античности. Этой беседой им пришлось заменить экскурсию к месту предполагаемого нахождения маяка, от которой они отказались по банальной причине отсутствия денег. Антонио, путешествовавший в тот раз в одиночестве, услышал их разговор и попросил разрешения подсесть к двум друзьям и присоединиться к беседе. Ему удалось расположить к себе обоих приятелей, причем настолько, что через короткое время они без стеснения признались ему, что не могут поехать на экскурсию к тому месту, где, по преданию, возвышался когда-то колосс на стеклянных ногах, потому что у них нет денег. Услышав это, Антонио рассмеялся и, неплохо изобразив интонацию героя сентиментальной мелодрамы, воскликнул:
– Неужели эта мелкая неприятность не позволит вам отправиться на поиски хрустального фундамента величайшей из руин древней Александрии?
Марк, не знавший испанского, практически ничего не понял, зато Федерико, представитель романской культуры, ответил на своем скромном итальянском, выбрав интонацию типичного героя Витторио де Сики:
– Non capito la sua intenzione. Niente.
Все трое рассмеялись, а Марк посчитал возможным воздержаться от комментариев на своем родном языке и лишь удивленно приподнял бровь: сие универсальное выражение иронии не нуждалось в переводе. В конце концов Антонио удалось убедить новых друзей принять его приглашение и съездить всем вместе туда, где, согласно легендам, некогда возвышался знаменитый Фаросский маяк, сжигавший при помощи изогнутых зеркал вражеские корабли. Искренность и дружеский настрой Антонио смогли победить настороженность и самолюбие остальных. С тех пор они так и ездили по всему миру только втроем. Антонио, Федерико и Марк, жившие так далеко друг от друга, объединялись на время, чтобы посетить самые интересные и загадочные уголки мира, который столь часто склонен забывать о своем прошлом.
В общем, не доверять Антонио не было никаких оснований. Более того, разум подсказывал Федерико, что к предупреждениям друга нужно отнестись со всей серьезностью. Если тот утверждает, что существует некая опасность, то надо быть настороже, несмотря на то что сам Антонио не счел нужным или возможным указать хотя бы намеком, какого именно рода опасность угрожает им всем и Федерико в частности.
Во вторник на той же неделе беспокойство Федерико достигло высшей точки. На следующий день ему предстояла поездка во Флоренцию, где он должен был пройти обряд посвящения в карбонарии. Его сердце бешено колотилось, а руки тряслись мелкой дрожью. Он заметил это в тот момент, когда сел за компьютер, чтобы написать письмо Марку. Англичанин, оказывается, некоторое время назад обручился с Адой Маргарет Слиммернау и счел своим долгом сообщить друзьям о принятом решении. Эта новость не могла не удивить Федерико, но в то же время порадовала его тем, что была в своем роде поводом, чтобы рассказать другу о своих собственных планах и намерениях.
В нескольких словах Федерико сообщил Марку о своем грядущем посвящении в тайное братство и напомнил, что Антонио написал ему о найденной ленте Мельеса, про которую не было известно практически ничего. Ее название было утрачено, а точный метраж оставался неизвестен. Тем не менее мексиканец был твердо уверен, что через короткое время сможет предложить друзьям убедительное толкование загадки черепа. Вот только как и чем объяснить беспокойство Антонио и его предупреждения, Федерико не знал. Придуманная или реальная опасность нависла над тремя безрассудными головами, как занесенный топор палача.
«…Не знаю, что и подумать, Марк. Подозревать Антонио в чем бы то ни было у меня нет ни малейшего повода. И все же скажи на милость: ну какая, спрашивается, опасность может исходить от людей, интересующихся историей носатого черепа? В конце концов, мы сами нашли эту диковину и сами изменили собственную жизнь ради того, чтобы раскрыть тайну. В любом случае я отступать не намерен, какие бы опасности нам ни грозили. За последние месяцы у меня было время о многом подумать… Да, пока что у меня в руках нет никаких неоспоримых доказательств, но я на сто процентов уверен, что Пиноккио принадлежал к карбонариям; состояли в этом обществе и его отец, и автор знаменитой сказки. Завтра мне предстоит дать присягу тайному ордену, и я уверен, что передо мной раскроется тайна ожившей деревянной куклы. Марк, я не хочу принимать всерьез опасения Антонио, и все же давай договоримся так: я снова свяжусь с тобой не позже чем через неделю. Если же по какой-то причине я не выполню этого обещания, то прошу тебя… А впрочем, я и сам не знаю, о чем тебя попросить. Поступай как сочтешь нужным, дружище».
Марк прочитал письмо друга и надолго задумался. За окном моросил мелкий дождик, который зарядил, похоже, не на один день. Стекавшие по стеклу капли присоединялись к копившимся в душе Марка сомнениям. Затеянное им и его друзьями предприятие начинало казаться ему все более и более опасным. В письме своего итальянского друга он увидел вполне реальную угрозу, куда более серьезную, чем та, что, судя по всему, интуитивно чувствовал Антонио. Вступать в какое-то тайное братство было верхом безрассудства со стороны Федерико. В конце концов, кто его знает, какие фанатики состоят в этой организации. Похоже, преподаватель кафедры общего языкознания зашел слишком далеко и не принял во внимание слова, которые изрек Пиноккио, когда валялся в ногах у хозяина кукольного театра Манджафуоко: «Если несчастный Арлекин, мой верный друг, погибнет вместо меня, это будет в высшей степени несправедливо».
Чем помочь другу, Марк не знал. Какое право он вообще имел давать ему какие-либо советы, если сам решил жениться, будучи убежден, что именно посредством этого брака ему удастся приоткрыть завесу над тайной найденного ими черепа? Несмотря на всю свою влюбленность, Марк не был настолько наивен, чтобы не почувствовать взаимного интереса, который представляли и для него, и для Ады эти отношения. Мисс Слиммернау со дня знакомства не переставала напоминать ему – намеками и в открытую – о своих особых знаниях в области истинной истории жизни Пиноккио. Не было случайностью и ее чудесное появление в Главном читальном зале; неспроста она смогла очень быстро подобрать Марку именно ту литературу, которая была нужна ему в начатых поисках. Кстати, благодаря Аде его перестали мучить призраки и видения. Вскоре Марк, заходя в читальный зал, перестал испытывать страх встретиться с очередным призраком, и в его памяти сохранилось лишь одно яркое видение: молодой Диккенс, выводящий на листе блокнота слова «Сатис-хаус».
Рассказав Аде Маргарет об этом невероятном случае, Марк услышал в ответ лишь заливистый смех девушки, не придавшей большого значения столь театральному появлению призрака. С ее точки зрения, воображение просто сыграло с Марком злую шутку и ему не следовало обращать внимания на такие пустяки. И все же вместе с дождем в душу Марка вернулись забытые было сомнения; втайне от невесты он решил перечитать «Большие надежды» и вскоре нашел страницу с описанием того самого дома, о котором предупреждал его призрак Диккенса: «…построен из старого кирпича, со множеством кованых решеток на окнах, придававших зданию довольно мрачный вид. Часть окон была наглухо забелена, а вход во двор перекрывали тяжелые железные ворота… Одним из имен, которым называли этот особняк, было Сатис-хаус, что по-гречески, на латыни или на древнееврейском, а может быть, и на всех трех языках сразу обозначает „достаточность"… По всей видимости, считалось, что человеку, владеющему этим особняком, больше и желать в жизни нечего».
Интуиция подсказывала Марку, что особняк, получивший на страницах романа Диккенса название Сатис-хаус, играл какую-то роль в неведомой ему жизни Ады Маргарет Слиммернау. К его величайшему сожалению, девушка почувствовала его интерес к тому, чем она не собиралась с ним делиться, и расспрашивать ее о Диккенсе и Сатис-хаусе стало абсолютно бесполезно. Она лишь загадочно улыбалась, замолкала, а затем демонстративно переводила разговор на другую тему. Марку оставалось лишь рассчитывать на то, что, став мужем Ады, он сможет наконец распахнуть те невидимые двери, которые отделяли его от таинственных и невероятно притягательных для него сторон жизни и фактов биографии его невесты. Хорошенько подумав, он пришел к выводу, что сообщать друзьям о намерении оформить официальные отношения с Адой сейчас не время. «Сначала женюсь, а потом уже расскажу им об этом», – решил для себя Марк, прекрасно понимая, что ему придется пережить неловкий момент объяснения с друзьями и извиниться перед ними за то, что они не были приглашены на свадьбу. Сама церемония бракосочетания должна была состояться через две недели; к тому времени Федерико уже наверняка станет карбонарием, а у Антонио как раз хватит времени, чтобы собрать в единый связный фильм обрывки какой-то пленки, которая, по его заверениям имела прямое отношение к истории ожившей и загадочно исчезнувшей марионетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76