А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

В конце концов настойчивость Марка привела к тому, что мужчина открыл Марку свою истинную сущность: «Да. Кое-кто рассказал мне про тебя перед смертью. Это один твой дружок, с которым ты так любишь вместе путешествовать. Человек, который тебе так дорог, нанес мне смертельную рану. Он вонзил в меня нож, и я истек кровью. Это Антонио, сын актера, он зарезал меня ночью на вилле своего отца в Сересас. В ту же ночь он закопал меня под кустами бугенвиллии, посаженными его матерью. Он хотел украсть у меня фильм, единственный фильм из коллекции его отца, который тот сам не покупал. Эта лента принадлежала мне. Помнишь сцену кораблекрушения, которую ты увидел в зеркале в день своей свадьбы?»
Чтобы дать Полу время переварить услышанную историю и свыкнуться с ней, Ада на некоторое время замолчала и заказала еще пива. Сам энтомолог никак не мог поверить в то, что мексиканский друг Марка оказался убийцей. Кроме того, он стал подозревать, что этот сон, бред или же действительно происшедшее внетелесное путешествие племянника способно пролить свет на истинные причины его смерти. Ада могла говорить все, что угодно, ведь Марка рядом не было и возразить ей или уличить ее во лжи было некому. По крайней мере это Пол понимал со всей отчетливостью.
– А почему он заговорил о Пиноккио? – спросил Пол, пристально глядя в глаза вдове. – Откуда он знал про череп?
– А вот на этот вопрос я бы хотела услышать ответ от тебя, – не задумываясь ответила Ада, совершенно сбив с толку Пола, который тотчас же почувствовал неловкость.
Ада Маргарет Слиммернау просто сверлила его взглядом. Ощущение было такое, что по густым зарослям самых дальних уголков его памяти прошлась безжалостная косилка, срезающая все на своем пути. Чтобы избавиться от гнетущего ощущения, Пол огляделся в надежде увидеть рядом других людей и почувствовать атмосферу самого веселого и неунывающего района города, который он неспроста выбрал для встречи. С удивлением он обнаружил, что вокруг них нет никого, – паб был абсолютно пуст, и даже музыка звучала все тише и тише, словно ее источник неспешно, но неумолимо отдалялся от них. Одновременно в помещении становилось все темнее. Поняв, что с трудом видит соседние столики и стены, и осознав, что уже не может полностью контролировать свои мысли и чувства, Пол попытался встать из-за стола.
– Что случилось? – удивленно спросила Ада. – Хочешь уйти? Если честно, мне здесь тоже не очень нравится – душно, накурено.
Пол слушал ее, но почти не слышал. Ему скорее приходилось читать по губам, чтобы понять, о чем она говорит. Он не понимал, что происходит, но какое-то нехорошее предчувствие словно парализовало его, лишив возможности сделать хотя бы шаг, чтобы вырваться из удушающего пространства.
Через несколько секунд Пол безжизненно повалился со стула на пол. В полуобморочном состоянии он чувствовал, как чьи-то незнакомые руки расстегивают воротник его рубашки, как кто-то приподнимает его и сажает спиной к стене. Все это время Ада сидела на месте как вкопанная и даже не повернулась в его сторону. В ее глазах стояли слезы, а на лице застыло выражение ужаса. Ощущение было такое, будто она уже видит нависшую над Полом опасность, которую он лишь смутно предчувствовал. Вскоре он увидел, как она закрывает голову руками, словно пытаясь защититься от готового обрушиться на нее страшного удара.
– Все, стоп, это никуда не годится! – услышал Пол незнакомый голос, прорвавшийся сквозь сковавшую его неподвижность. – Нужная атмосфера не воссоздана, необходимой напряженности нет и в помине, ни один из актеров не уловил сверхзадачу роли. В общем, ничего не остается, как идти искать Глухого. Кроме него, никто с этим сценарием не справится, – на повышенных тонах отчитывал незнакомый мужской голос не то съемочную группу, не то работников театральной сцены.
Вскоре откуда-то из темноты появились одетые в униформу люди, судя по всему, озабоченные поисками некоего Глухого, чьего присутствия на съемочной площадке режиссер требовал все более настойчиво. Люди то появлялись, то исчезали из поля зрения Пола, который все так же полулежал на полу, не в силах пошевелиться. Ада тем временем куда-то исчезла, так и не закончив свой рассказ о странной болезни и чудесном исцелении Марка. С точки зрения Пола, разыгранная сцена была поставлена просто великолепно, если, конечно, считать ее главной целью то, чтобы молодая вдова ни в коем случае не рассказала ему ничего нового, проливающего свет на последние дни жизни и смерть его племянника. Неверие в подлинный талант режиссера возникало в душе Пола только в связи с тем, что тому пришлось прибегнуть к столь радикальным мерам, как обездвиживание одного из главных не то зрителей, не то исполнителей, который теперь был вынужден лежать на полу, телом изображая покойника, но при этом оставаясь вполне живым душой и разумом.
Впервые в жизни ученый усомнился в собственной человеческой природе и в полноценности собственной личности. Еще никогда он не оказывался в подобной ситуации – ему не приходилось терпеть боль и страдания, не предпринимая никаких усилий, чтобы избежать их, будь то страдания телесные или душевные. В общем, роль безмолвного пациента, уготованная ему в этом фильме, его никак не устраивала. В конце концов, даже с актерами согласовывают, кого именно они будут играть в фильме или спектакле, а он вообще не давал согласия быть актером. Единственное, что примиряло его с происходящим, – надежда, что именно в этой пьесе скрыта подлинная история всех приключений и несчастий Марка и его друзей. Произнося, как заклинание, имя Пиноккио, невидимые сценаристы и режиссеры создавали совершенно. особую реальность, существующую параллельно привычному миру, в котором живет большинство нормальных людей. В этой реальности прошлое комбинировалось с настоящим и будущим в любых пропорциях и соотношениях, а все шаги и поступки героев подчинялись непреодолимой силе, прикладываемой к ним посредством тонких, почти невидимых, но очень прочных нитей, вырваться из паутины которых у актеров не было возможности. У Пола было ощущение, что он попал в Платонов чертог, населенный неисчислимым сонмом актеров, выступавших на театральных подмостках на протяжении всей истории человечества. Бесчисленные герои-любовники, вечные старухи, которые, казалось, никогда не были молодыми и красивыми, баловни судьбы – наследники отцовского богатства, пресытившиеся удовольствиями, даруемыми жизнью, и присматривавшиеся к запретным плодам, которые можно вкусить, лишь играя в опасные игры со смертью. Реальные исторические персонажи словно поглощались мучившей актеров извечной жаждой игры. Аристократы, военачальники, судьи, заговорщики, политики, принадлежащие к самым невероятным идеологиям, – все они были лишь частными вариантами одной великой роли, которую каждое новое поколение актеров оттачивало и отшлифовывало, стремясь приблизиться к идеалу абсолютного совершенства.
Положение Ады в мозаике актерских ролей наверняка было предопределено веками принадлежности ее семьи к миру сцены и кулис. Переданный ей по наследству талант начал оттачиваться с того дня, когда западное окно было открыто навстречу звездам и ангелам, когда Джон Ди впервые обратился на давно забытом языке к тем таинственным существам, которым ведома другая сторона времени. Даже сами ангелы – всего лишь актеры, исполняющие свои роли в великой пьесе, где всем смертным уготованы лишь мимолетные эпизоды в бесчисленных массовых сценах.
Вплоть до этого момента Пол был уверен, что рассуждает абсолютно логично и мысленно описывает разворачивающиеся события с предельной четкостью. И все же кое-что ускользало от него, не поддаваясь логическому объяснению. Он ощущал это, но поделать ничего не мог: как его тело было сковано ледяной неподвижностью, так и его разум мог лишь метаться в узком, оставленном ему для функционирования пространстве, не в силах вырваться за незримые, но непреодолимые границы. Постепенно ему все же удалось понять суть противоречия: актеры – не те, за кого себя выдают, и не те, кем хотят быть. Вот почему они так близки с мечущимися в космосе или загробном мире душами людей, которые уже умерли, еще не родились или которым жизнь земная не уготована. Той далекой ночью на кладбище, накануне раскрытия порохового заговора и страшной смерти, предначертанной заговорщикам в соответствии с законами Короны, Джон Ди сказал Гаю Фоксу: «Ты не будешь страдать и не умрешь. Ты станешь актером, что позволит тебе избежать участи, уготованной всем остальным людям. В отличие от других, ты не будешь воспринимать игру и вымысел как отрицание реального мира. Реальный и придуманный миры станут для тебя единым пространством. Каждый человек сбрасывает кожу, как змея, но – лишь однажды, в следующий миг после перехода в иной мир. Ты же сможешь менять кожу, когда захочешь. Эта сменная кожа станет твоей маской и навсегда останется с тобой, определяя самую суть твоего существования в реальном и придуманном мире».
Но кто же диктовал ему эти слова? Кто посвящал его в секрет, который веками ревностно хранили потомки Фокса? По телу Пола пробежала болезненная судорога. В ту же секунду всю поверхность его кожи словно обожгло ударом кнута. Но эта боль вернула ему способность двигаться. Он осторожно встал и вдруг понял, что снова может ходить. Ноги, легкие, как никогда раньше, понесли его прочь, и через несколько мгновений он уже оказался в каком-то заросшем плющом саду со множеством пустых, заваленных листьями фонтанов и полувысохших прудов. Откуда-то, словно из вихря поднятых ветром листьев, навстречу ему вышла женщина с темными волосами и застывшей на губах иронической улыбкой.
– Я ждала тебя и хочу помочь. Здесь ты сможешь поговорить с Марком, но сначала тебе предстоит встретиться с другим человеком.
От мысли, что Марк может быть жив, у Пола учащенно забилось сердце. Он глубоко вдохнул, но воздуха ему все равно не хватало. Ощущение было такое, словно кислород потерял свою живительную силу и перестал в должной мере питать клетки жизненной энергией. Пол, даже в своем новом, странном состоянии остававшийся ученым до мозга костей, предположил, что оказался в таком месте, где кислорода, может быть, и достаточно, но в силу постоянно царящего здесь сумрака окружающим растениям не удается выделять его в чистом виде в силу слабого процесса фотосинтеза в столь неблагоприятных условиях.
Женщина, пригласившая его следовать за собой, почему-то показалась Полу знакомой. У него было ощущение, что он видит ее не впервые. Она была бледная, стройная, а ее легкие движения напоминали трепетание листьев от дуновения ветра. Он почувствовал непреодолимую тягу к ней и, не отдавая отчета в своих действиях, прикоснулся к ней рукой. Она остановилась и, обернувшись, посмотрела ему прямо в глаза, словно пытаясь проникнуть в самую глубину его мыслей и чувств. Вот уже много лет Пол не играл в эти игры соблазнения и ухаживания, но сейчас будто перенесся в далекие годы студенческой юности, когда ему, несмотря на всю занятость в лабораториях и необходимость постоянно подавать научные отчеты для ежегодного продления стипендии, на которую он жил, все же пришлось осваивать этот сладостный язык, что он проделал легко и с величайшим наслаждением. Больше всего его поражало даже не то, каких целей можно добиться, используя этот восхитительный язык, а то, с какой потрясающей экспрессивностью человеку дано выражать свои чувства и намерения. В общем, тогда он взялся за это дело с присущим ему прилежанием примерного ученика и быстро добился успехов в новом для себя предмете.
Женщина вновь обернулась, призывая следовать за ней. Ее легкий итальянский акцент напомнил Полу о Федерико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76