А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Какое же пламя сумел раздуть в аудитории этот молодой поэт! Ему восторженно внимали не только его собратья по перу, но и вполне серьезные молодые люди, изучающие экономику, – даже они попали под обаяние оратора, и их сердца бились в такт безумной оргии, устроенной Маринетти. Сила новой объединенной Италии росла прямо на глазах – точь-в-точь как рос Пиноккио, и казалось, ничто не могло подавить безбрежный энтузиазм одурманенных молодых людей.
К счастью, атмосфера в кинозале не успела накалиться до такой же степени, как на экране, а фильм уже кончился. Зажегся свет. Присутствующие мгновенно вспомнили о своем почтенном возрасте и хороших манерах. Ласло глазам своим не верил: судя по всему, это сообщество безумцев сумело каким-то образом прибрать к рукам Антонио, скорее всего чтобы сделать из него нового каудильо, который с другого континента направлял бы деятельность организации, стремящейся установить во всем мире «дольче стиль нуово» – вслед за теми, кто уже пытался когда-то установить новый мировой порядок. Это предположение не на шутку испугало Ласло. Безусловно, он не принимал всерьез угрозу, исходившую от горстки безумцев. Испугался он лишь за Антонио. Сын актера никак не подходил на роль главного действующего лица в этом спектакле. Он просто не мог стать той спичкой, которая разожгла бы новый страшный пожар. Ласло не мог представить себе его совершающим государственный переворот, убивающим старух и детей; в общем, роль героического дикаря ему никак не соответствовала. У него просто иначе была устроена голова, и модель поведения преступника никоим образом не вписывалась в сознание этого парня. Ласло прекрасно знал, что выковать из него жестокое чудовище не получится при всем желании.
Венгр вышел из зала в подавленном настроении. Политические перемены пугали его гораздо больше природных катаклизмов и эпидемий. Обвинять же Антонио в участии в деятельности этих не то сумасшедших, не то заговорщиков-радикалов было пока что преждевременно. Человек, представившийся доктором, проводил Ласло в большой зал, где в кресле у камина их уже ждал старый Винченцо.
– Я вас слушаю, друг мой, надеюсь, вы простите меня за некоторую фамильярность в обращении, – с самым любезным видом приветствовал гостя синьор де Лукка, с большим удовольствием и естественностью разыгрывавший роль элегантного аристократа.
– В первую очередь я хотел бы принести извинения за вторжение, но мне нужно объясниться: я проделал долгий путь и у меня просто не оставалось иного выбора, кроме как постучаться в вашу дверь. – Пока Ласло говорил, старик по имени Меццетино налил ему рюмку какого-то тягучего напитка вроде портвейна. – Дело в том, что я ищу своего клиента, Антонио, сына самого знаменитого мексиканского актера. Вот уже три дня он не появляется в гостинице. В последний раз, когда мы с ним говорили по телефону, он сказал, что собирается нанести вам визит. Я пришел, чтобы узнать, появлялся ли он у вас в тот день.
Лицо Винченцо оставалось абсолютно непроницаемым; он жестом предложил Ласло сесть в соседнее кресло. Огонь в камине сверкал разноцветными языками, принимавшими причудливые формы, будто в топке лежали дрова из разных пород дерева. По залу распространялся приятный аромат – смесь дерева живого и горелого. Такой запах иногда стоит в лесу, подсушенном низовым пожаром.
– Да, ваш клиент был у нас, – сказал актер после некоторой паузы, старательно делая вид, что ему стоят больших усилий попытки вспомнить. – Он состоит в дружеских отношениях с моей дочерью Андреа. Он симпатичный молодой человек, хорошо воспитанный и при этом обладает подлинно латинским темпераментом. В общем, почти один из нас.
Лестные отзывы об Антонио не произвели на Ласло большого впечатления. Он лишь молча кивнул, ожидая, что пожилой актер продолжит говорить. Сам же он намеревался присмотреться к собеседнику, чтобы понять, чего еще можно ждать от этого экстравагантного, несколько зловещего и циничного персонажа. Пауза затянулась, и адвокату все же пришлось нарушить молчание:
– И все же, синьор, вы не могли бы сказать, где я могу его найти? Мне очень важно поговорить с ним, так как я располагаю сведениями, касающимися его лично.
Лицо Винченцо вытянулось, брови приподнялись, а в глазах даже мелькнуло некоторое любопытство. Актер отлично скрывал желание узнать, что же за важные новости привели в его дом этого человека. Похоже было, что он старается потянуть время, рассчитывая придумать нечто такое, что помогло бы ему реализовать его тайные помыслы.
– Моя дочь будет вам в этом более полезна, чем я. Именно с ней у вашего клиента установились довольно близкие отношения. Ну, вы меня понимаете: они молоды, у них общие интересы, им есть о чем поговорить. Больше ни о чем меня не спрашивайте, – с усмешкой проговорил актер, – я сейчас ее позову.
Ласло продолжал пристально смотреть в белесые, почти прозрачные глаза старого комика, но тот и не думал идти на попятную. Судя по всему, он принял вызов адвоката и теперь готов был помериться с ним силой воли и твердостью характера. Ласло допил портвейн и остался сидеть в кресле у камина. Винченцо вызвал доктора и, заставив того нагнуться к креслу, сказал ему что-то на ухо, сохраняя величественное и даже царственное выражение лица.
– Она скоро придет. Моя дочь очень хорошо поет, и сейчас она как раз заканчивает выступление перед гостями. Ласло предположил, что сопрано, которое он услышал еще в прихожей, как раз и принадлежит дочери этого высокомерного любителя поиграть в аристократа. Он уже определил для себя Винченцо как профессионала недоговоренностей и полуправды, большого специалиста по всякого рода домашним интригам, любителя сладкой жизни в потемках, стремящегося иметь как можно меньше общего и с дневным светом, и с современной жизнью. В итоге сложившийся образ никак нельзя было назвать положительным, и адвокат готов был противостоять этому человеку буквально во всем. Вот только чудесный голос женщины, которой он до сих пор даже не видел, волновал его, заставлял надеяться на встречу и в конечном счете делал весьма уязвимым.
Стоило Коломбине войти в зал, как острая неприязнь и недоверие, которые Ласло испытывал к Винченцо, словно испарились. Адвокат почувствовал себя так, будто в одну секунду его раздели донага, будто не только его тело, но и все мысли и чувства, включая и восхищение вошедшей женщиной, стали доступны любому взгляду. Коломбина была той самой женщиной, чей голос так очаровал его, – в этом не могло быть никаких сомнений. Черное платье не столько прикрывало ее тело, сколько подчеркивало ее формы и утонченную бледность. Иссиня-черные волосы обрамляли лицо, на котором то и дело появлялась загадочная полуулыбка. Губы, несомненно, скрывали ровные красивые зубы, готовые вонзиться в любую плоть – если не в буквальном смысле, то хотя бы словами.
От Винченцо не ускользнуло, какое впечатление произвела Коломбина на иностранца. Сославшись на неотложные дела, он оставил их поговорить наедине. Ласло уже оправился от эмоционального шока и внутренне постарался привести себя в порядок. Он даже заставил себя помолчать, предоставив девушке заговорить первой. Андреа села в кресло перед ним, элегантно положив ногу на ногу. Черные чулки подчеркивали крепость этих стройных колонн, поддерживавших ее тело, безразличное к пожирающим взглядам адвоката.
Пол приехал в полдень. Он не испытывал особых иллюзий по поводу возможности получить ответы на все загадки и больше рассчитывал, что ему все же удастся поговорить начистоту с мексиканцем и со всей сворой хищников, действовавших с ним заодно. Ада Маргарет швырнула ему ключ, но не сказала, где искать замок, к которому он подходит. Странное путешествие в Дом мертвых определяло условия поисков, начатых им во вневременном Лондоне – городе снов и воспоминаний о том, чего не было. Вот и сейчас ослепительная Флоренция не смогла сбить его с толку и заставить забыть то, что он считал для себя главным: ни в коем случае не терять голову и сохранять спокойствие. Войдя в дом двух актеров, он тотчас же узнал в Андреа ту самую женщину, которая сопровождала его в путешествии по ирреальному миру. Естественно, он попытался скрыть неприятное впечатление, которое оставила в его памяти та встреча. Коломбина вела себя предельно любезно – как обычно с незнакомыми посетителями. Она не пыталась подшутить над гостем, не задавала язвительных вопросов, не старалась втянуть его в интеллектуальный спор. Нет, она вела себя как положено самой обыкновенной женщине, что неплохо удавалось ей, когда того требовали обстоятельства.
Пол снял плащ и подсел к камину. Старый Винченцо предложил ему вина и завел ничего не значащий разговор о погоде. Все шло как нельзя более спокойно, в рамках отработанной актерами роли гостеприимных хозяев. Энтомолог, благодарный за столь любезный прием, постепенно избавился от страха и недоверия по отношению к отцу и дочери де Лукка и перевел разговор на интересовавшую его тему. Он рассказал о своем племяннике, утонувшем в Слэптонском заливе, о неожиданном исчезновении профессора Канали и странном бегстве Антонио как раз в тот момент, когда ему следовало бы прилагать усилия, чтобы вступить во владение отцовским наследством. Собеседники внимательно слушали и время от времени задавали вопросы, умело направляя его рассказ таким образом, чтобы Пол выложил им все, что знал. В итоге, когда повествование гостя было завершено, старый актер и его дочь высказали горячее желание помочь в начатых поисках.
Пол не мог отвести глаз от Коломбины. Она прекрасно видела это и приступила к обычному приворотному ритуалу. Старый Винченцо, как всегда, сослался на какие-то неотложные дела, требовавшие его присутствия в другой части дома, и оставил гостя наедине с дочерью в уютном зале с камином. Они продолжали начатый разговор – вроде бы ничего не значащий и ни к чему не обязывающий.
Как только они остались одни, Коломбина подбросила в камин два полена какого-то странного, очень насыщенного оттенка. Пламя, исходившее от них, было окрашено во все цвета радуги. В глазах девушки отражался огонь, игравший в камине, и временами они казались двумя искрами, зависшими в полумраке зала. Пол все говорил и говорил, не всегда отдавая себе отчет в том, что именно и зачем он рассказывает. Он поведал и о странных ранах и отметинах на коже утонувшего Марка, и о далеких голосах, которые он слышал в заброшенном саду, окружавшем Сатис-хаус. Коломбина в свою очередь рассказала гостю о профессоре Канали, к которому – по ее словам – она испытывала почти детскую привязанность. Такой умный, такой образованный человек, такой тонкий знаток литературы – он произвел на нее неизгладимое впечатление, и как жалко, что он совсем про нее забыл и больше не приезжает в гости, хотя раньше наведывался к ним довольно часто. Пол не поверил ни единому слову из этого восторженного рассказа, – напротив, он тотчас же высказал несколько соображений, противоречивших изложенной версии. Федерико исчез бесследно, и подобное поведение нельзя было объяснить невоспитанностью или невниманием к старым знакомым. Скорее такое молчание было следствием каких-то неприятных событий, случившихся с профессором. По всей видимости, исчез он не по своей воле и теперь не имел возможности связаться ни с кем из друзей и знакомых. Спустя еще какое-то время Пол осмелился высказать вслух предположение, что причиной исчезновения профессора могла быть его смерть. При этих словах на глазах Коломбины выступили слезы, что служило показателем высокого уровня ее актерского мастерства.
При мысли о том, что Федерико может быть мертв, Коломбина свернулась в кресле калачиком, сбросила туфли и обхватила колени руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76