- А вам следует передо мной извиниться, а ее сдать в психушку.
- В психушку мы всегда успеем, - вытаскивая штык-нож, заверил его Макс.
- Что такое? - в ужасе выпучив глаза, прошептал нотариус.
- Ничего страшного. Маленько надо тебя поучить, - молниеносно втыкая нож в его жирное брюхо, ухмыльнулся Макс.
Взвизгнула Вера Григорьевна, ойкнула Милка, охнул полковник, а по моей спине побежали противные, колючие мурашки, когда тело нотариуса обмякло и мешком свалилось к ногам Ухова.
- Ты что? - заорал Ефимов. - Болван, что ты наделал?!
- Перерезал ему ремень и штаны, - невозмутимо ответил он, - они должны были упасть первыми, но у нотариуса слишком слабая психика. Иваныч, покропи его водичкой, да перейдем ко второй части нашего спектакля.
Едва только Гриценко пришел в себя, как Макс тут же одним движением сдернул с него штаны и сразу с отвращением отскочил:
- Дамы, я вам настоятельно рекомендую закрыться в машине и поднять стекла. Либо встать с наветренной стороны. С нашим подсудимым случился большой конфуз.
- Пусть идет и помоется, - передавая мне канистру с водой, распорядился тесть.
Привязав чисто вымытого толстячка к бревну, Макс первым взялся за розги.
И началась экзекуция, и поплыл над лесом плач тоскливый и безнадежный, как сама попытка Гриценко остаться безнаказанным. Однако не долго стенания продолжались. Боясь привлечь внимание случайного люда, полковник аккуратно залепил ревущий рот нотариуса пластырем, и теперь слышалось только страдальческое мычание и хлесткие удары прутьев, въедливо погружающихся в жировые отложения господина Гриценко. Впрочем, и это закончилось довольно скоро. На четырнадцатом ударе нотариус переменил тональность мычания, и это было воспринято нами как знак того, что он искренне раскаялся и готов давать показания.
- Ну что, негодник? Ты хочешь сесть за стол переговоров? - отдирая пластырь, спросил я. - Или просто просишь временной передышки?
- Мучители! - вдруг заплакав, выкрикнул он. - Изверги, фашистские ублюдки, вам это не пройдет даром. Я прямо сейчас поеду в судмедэкспертизу и получу справку о причиненных мне увечьях, а потом подам заявление в милицию.
- "Мечты, мечты, где ваша сладость?.." Никуда ты, дорогуша, не поедешь.
- Это еще почему?
- Потому что ты останешься здесь и будешь висеть на суку вот этой красивой березы, и пройдет много времени, прежде чем твою протухшую тушу вытащат из петли.
- Да вы что, мужики, белены объелись? - тревожно вскинулся Гриценко, и бурые бурлы щек помимо его воли затряслись и запрыгали в ритме бешеного танца. - Вы это серьезно?
- Серьезней некуда, - мрачно подтвердил Макс, деловито накидывая на его шею капроновую веревку. - Дамы, я попросил бы вас удалиться, поскольку предстоящее зрелище будет не из приятных. - С этими словами он перекинул конец шнура через облюбованный мною сук и, убирая слабину, привел виселицу в рабочее положение.
- Ну, Анатолий Игнатьевич, даю тебе последний шанс и последнее слово.
Это было напрасным предложением, потому что от ужаса он онемел в полном смысле этого слова. Лежал на бревне с вытаращенными глазами и открытым ртом, судорожно пытаясь что-то сказать.
- Ослабь веревку, - посоветовал тесть. - Наверное, ты перехватил ему голосовые связки так, что и говорить-то он не может.
- Я все скажу, только не убивайте меня, - засипел нотариус страстно и проникновенно, когда объятия петли и ужаса ослабли. - Клянусь, я буду говорить только правду.
- Посмотрим, - распуская удавку, ощетинился Макс. - Если начнешь блефовать и я почувствую в твоем голосе хоть малейший намек на фальшь, то удавлю с первой же попытки, просто резко вздерну твою тушу и сломаю шейные позвонки. Ферштейн?
- Ферштейн, ферштейн, - почувствовав облегчение, радостно залепетал нотариус. - Я все скажу. Сразу же после похорон Петра Геннадьевича Арбузова ко мне в контору пришел его сын, Геннадий Петрович Арбузов, и у нас с ним состоялся приблизительно такой разговор.
- Игнатьич, ты слышал, что мой старик помер? - после короткого приветствия спросил он. - Сейчас только похоронили.
- Слышал, искренне сочувствую, - ответил я. - Извини, что не пришел проститься. Сам видишь, сколько дел, никак не мог выкроить даже минутки.
- Да ничего, он не в обиде. Мертвым вообще обижаться не положено.
- Это точно, - согласился я. - Им не только обижаться, им вообще ничего не положено. А я так думаю, что ты пришел по поводу его завещания и переоформления дома на свое имя? Так это ты рановато затеял. Приди попозже, через месяц.
- Нет, Игнатьич, пришел я совсем по другому вопросу.
- Это по какому же вопросу? - спросил я, соображая, для чего я ему понадобился.
- А вот по какому, - ответил он, вытаскивая бутылку. - Давай стаканы, отца помянем и перейдем к нашему делу.
- Ты же знаешь, я не пью, - подавая стаканы и минеральную воду, напомнил я. - Врачи запретили категорически. Поставили меня, как Илью Муромца, перед выбором: или я начинаю заниматься спортом, сбрасываю сорок килограммов и совсем перестаю пить водку, или заказываю себе гроб.
- И ты выбрал второе. Ничего, пятьдесят граммов можно, - наполняя стаканы, авторитетно заявил он. - За отца, пусть ему земля будет пухом. А теперь о деле. Ты хочешь заработать сорок тысяч за шесть секунд?
- Конечно, если потом из-за этого мне не придется садиться в тюрягу.
- Исключено. Финт я продумал детально, и у нас с тобой все должно получиться как в аптеке.
- Ладно, рассказывай суть своей аферы.
- Как ты знаешь, старик поделил дом на троих. Одну треть он завешал своей шлюхе, две трети мне, а флигель и все дворовые пристройки своей ненормальной сестрице, которая буквально заполонила весь двор своими тварями.
- Я знаю, но что из этого следует?
- А все просто, как двадцать копеек. Когда к тебе придут вышеуказанные дамы, чтобы оформлять наследство, то ты заберешь их бумаги и передашь их мне.
- Зачем? - удивился я.
- Затем, что я все эти бумаги, включая твои и свои собственные, уничтожу.
- Какой смысл? - рассмеялся я. - Суд все равно все разделит на троих, а ты вообще можешь здорово прогадать, поскольку у тебя останется половина того, что ты имеешь. Кроме того, завещания пронумерованы и занесены в регистрационную книгу, исправления в которой недопустимы.
- Ни черта ты не понял. Очень хорошо, что все зарегистрировано. Это нам нисколько не помешает. Я найму какого-нибудь малограмотного старичка подальше от нашего города, и он напишет новое завещание, по которому я становлюсь единственным владельцем всего дома.
- Перестань валять дурака. Первая же графологическая экспертиза признает твою писульку фальшивкой, и, кроме неприятностей, ты ничего не получишь.
- Не признает, - уверенно возразил Арбузов, - и знаешь почему?
- Нет, - честно ответил я.
- Потому что я буду искать старикана со схожим, и даже очень схожим почерком, а во-вторых, я уничтожу все отцовские письма, записки-расписки, заметки - словом, все то, до чего он дотрагивался карандашом. Что касается личной подписи, то и здесь все на мази. Есть у меня человечек, который в течение часа так набивает руку, что его фальшивая подпись даже в банке сходит за настоящую.
- Геннадий Петрович, ты наивен как девочка, неужели ты думаешь, что Вера Григорьевна и Светлана Геннадьевна оставят это дело просто так? Даю голову на отсечение, что они сразу же побегут в суд и устроят там такой тарарам, что ты будешь проклинать тот день, когда все это затеял.
- Не буду, - упрямо возразил он. - В суд они не побегут и переполох не устроят.
- Почему ты так в этом уверен?
- Потому что, как только эта шлюха принесет тебе документы, она автоматически перестанет быть вдовой моего отца. Я сожгу ее паспорт и брачное свидетельство, а паспорт отца я уже уничтожил.
- Боже мой, когда же наступит предел твоей глупости? Она выпишет себе новый паспорт, зайдет в ЗАГС, и ей там поставят новый штамп о браке на основании имеющихся у них документов.
- За это ты не волнуйся, - расплылся в самодовольной улыбке Арбузов. С ЗАГСом я уже договорился. Никакой печати они ставить не будут.
- Ладно, предположим, что с Верой Григорьевной у тебя все получится так, как ты мечтаешь, однако есть еще и Светлана Геннадьевна, отодвинуть которую будет гораздо сложнее. А кроме всего прочего, насколько мне известно, у Петра Геннадьевича есть еще одна сестра, которую он вообще не упомянул в завещании. Где уверенность, что, когда начнется вся эта судебная кутерьма, она не потребует своей доли?
- Тетя Катя, старая жаба, ненавидела моего отца лютой ненавистью, да и ко мне относится примерно так же. Она даже на похороны не явилась, потому что считает нас и весь наш дом помойной ямой. Старая ведьма настолько принципиальна, что будет подыхать от голода, но у меня не попросит и корки хлеба. Так что в отношении ее я спокоен. А что касается Светланы, то с ней я разберусь своими методами. Из моего дома она вылетит как пробка из бутылки. У тебя одна задача - забрать у нее документы, передать их мне и получить сорок тысяч.
- Мне надо подумать и все хорошенько взвесить.
- Думай, даю тебе три дня срока, - сказал он и вышел из конторы.
Ночью я разложил все варианты и пришел к выводу, что его проект вполне осуществим при условии точных и слаженных действий. Но малейшая ошибка с его или с моей стороны может привести к печальным последствиям.
Короче говоря, позвонил я ему утром следующего дня и дал свое согласие.
- Где сейчас находятся документы Веры Григорьевны? - отвязывая афериста от бревна, спросил полковник.
- У Геннадия Петровича, если, конечно, он их еще не сжег. Как мы и договаривались, я сразу же передал их ему.
- А копия завещания? Та, что должна находиться у вас, где она?
- Копия пока находится у меня. На всякий случай я перестраховался и обещал отдать ее после того, как заберу бумаги Светланы Геннадьевны.
- Сколько он вам заплатил?
- Пока дал авансом только десять тысяч.
- Если ты соврал нам хоть на полслова, то уже завтра жди в гости, но разговор у нас будет покруче, - вывернув ухо нотариуса, предупредил тесть. Ну все, поехали, друзья, - распорядился полковник, садясь за руль.
- А я? Как же я? - с трудом прикрывая рубашкой срам, растерянно запрыгал Гриценко. - Возьмите меня с собой, у меня даже трусов нет!
- Значит, тебе придется добираться домой ночью, - включая скорость, заржал полковник. - Или свяжи себе из травы юбку, как это делают дикари из племени мумбо-юмбо. Счастливо оставаться, голожопый нотариус!
* * *
К задней калитке особняка мы подъехали к двенадцати часам, гораздо раньше, чем планировали. Мы заранее, за скромным перекусом, обговорили все мелкие детали предстоящей операции и не спеша приготовили кое-какой маскировочный реквизит. А оружие и всякие петарды предоставил Макс.
- Ну, с Богом, - первым выходя из машины, благословил нас тесть.
Следом, в парике и платье уховской супруги, которое очень гармонировало с цветом моих глаз, вылез я. Поправив поролоновый бюст, я грациозно подошел к металлической калитке и робко нажал кнопку домофона.
- Кто вы такие и какого черта вам от меня надо? - через некоторое время отозвался знакомый, раздраженный голос рыжей Светланы.
- Извините за столь позднее вторжение, но мы супруги Уткины и приехали по рекомендации Вадима Львовича Кулика, - льстиво прохрипел полковник. - Нам хотелось бы выбрать и купить у вас щеночка сенбернара.
- А в четыре часа ночи вы не могли явиться за щеночком?
- Простите, ради бога, мы планировали ехать к вам утром, но сильно задержались, однако Вадим Львович сказал, что и в половине первого будет для вас не поздно. Вот мы и прибыли.
- Старый маразматик, устрою я ему когда-нибудь веселую ночку. Ладно, вы тут ни при чем, сейчас я вас пущу, только прежде скажите: вы знаете, сколько у меня стоит щенок сенбернара?
- Знаем. От пяти до десяти тысяч, - наобум выпалил тесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
- В психушку мы всегда успеем, - вытаскивая штык-нож, заверил его Макс.
- Что такое? - в ужасе выпучив глаза, прошептал нотариус.
- Ничего страшного. Маленько надо тебя поучить, - молниеносно втыкая нож в его жирное брюхо, ухмыльнулся Макс.
Взвизгнула Вера Григорьевна, ойкнула Милка, охнул полковник, а по моей спине побежали противные, колючие мурашки, когда тело нотариуса обмякло и мешком свалилось к ногам Ухова.
- Ты что? - заорал Ефимов. - Болван, что ты наделал?!
- Перерезал ему ремень и штаны, - невозмутимо ответил он, - они должны были упасть первыми, но у нотариуса слишком слабая психика. Иваныч, покропи его водичкой, да перейдем ко второй части нашего спектакля.
Едва только Гриценко пришел в себя, как Макс тут же одним движением сдернул с него штаны и сразу с отвращением отскочил:
- Дамы, я вам настоятельно рекомендую закрыться в машине и поднять стекла. Либо встать с наветренной стороны. С нашим подсудимым случился большой конфуз.
- Пусть идет и помоется, - передавая мне канистру с водой, распорядился тесть.
Привязав чисто вымытого толстячка к бревну, Макс первым взялся за розги.
И началась экзекуция, и поплыл над лесом плач тоскливый и безнадежный, как сама попытка Гриценко остаться безнаказанным. Однако не долго стенания продолжались. Боясь привлечь внимание случайного люда, полковник аккуратно залепил ревущий рот нотариуса пластырем, и теперь слышалось только страдальческое мычание и хлесткие удары прутьев, въедливо погружающихся в жировые отложения господина Гриценко. Впрочем, и это закончилось довольно скоро. На четырнадцатом ударе нотариус переменил тональность мычания, и это было воспринято нами как знак того, что он искренне раскаялся и готов давать показания.
- Ну что, негодник? Ты хочешь сесть за стол переговоров? - отдирая пластырь, спросил я. - Или просто просишь временной передышки?
- Мучители! - вдруг заплакав, выкрикнул он. - Изверги, фашистские ублюдки, вам это не пройдет даром. Я прямо сейчас поеду в судмедэкспертизу и получу справку о причиненных мне увечьях, а потом подам заявление в милицию.
- "Мечты, мечты, где ваша сладость?.." Никуда ты, дорогуша, не поедешь.
- Это еще почему?
- Потому что ты останешься здесь и будешь висеть на суку вот этой красивой березы, и пройдет много времени, прежде чем твою протухшую тушу вытащат из петли.
- Да вы что, мужики, белены объелись? - тревожно вскинулся Гриценко, и бурые бурлы щек помимо его воли затряслись и запрыгали в ритме бешеного танца. - Вы это серьезно?
- Серьезней некуда, - мрачно подтвердил Макс, деловито накидывая на его шею капроновую веревку. - Дамы, я попросил бы вас удалиться, поскольку предстоящее зрелище будет не из приятных. - С этими словами он перекинул конец шнура через облюбованный мною сук и, убирая слабину, привел виселицу в рабочее положение.
- Ну, Анатолий Игнатьевич, даю тебе последний шанс и последнее слово.
Это было напрасным предложением, потому что от ужаса он онемел в полном смысле этого слова. Лежал на бревне с вытаращенными глазами и открытым ртом, судорожно пытаясь что-то сказать.
- Ослабь веревку, - посоветовал тесть. - Наверное, ты перехватил ему голосовые связки так, что и говорить-то он не может.
- Я все скажу, только не убивайте меня, - засипел нотариус страстно и проникновенно, когда объятия петли и ужаса ослабли. - Клянусь, я буду говорить только правду.
- Посмотрим, - распуская удавку, ощетинился Макс. - Если начнешь блефовать и я почувствую в твоем голосе хоть малейший намек на фальшь, то удавлю с первой же попытки, просто резко вздерну твою тушу и сломаю шейные позвонки. Ферштейн?
- Ферштейн, ферштейн, - почувствовав облегчение, радостно залепетал нотариус. - Я все скажу. Сразу же после похорон Петра Геннадьевича Арбузова ко мне в контору пришел его сын, Геннадий Петрович Арбузов, и у нас с ним состоялся приблизительно такой разговор.
- Игнатьич, ты слышал, что мой старик помер? - после короткого приветствия спросил он. - Сейчас только похоронили.
- Слышал, искренне сочувствую, - ответил я. - Извини, что не пришел проститься. Сам видишь, сколько дел, никак не мог выкроить даже минутки.
- Да ничего, он не в обиде. Мертвым вообще обижаться не положено.
- Это точно, - согласился я. - Им не только обижаться, им вообще ничего не положено. А я так думаю, что ты пришел по поводу его завещания и переоформления дома на свое имя? Так это ты рановато затеял. Приди попозже, через месяц.
- Нет, Игнатьич, пришел я совсем по другому вопросу.
- Это по какому же вопросу? - спросил я, соображая, для чего я ему понадобился.
- А вот по какому, - ответил он, вытаскивая бутылку. - Давай стаканы, отца помянем и перейдем к нашему делу.
- Ты же знаешь, я не пью, - подавая стаканы и минеральную воду, напомнил я. - Врачи запретили категорически. Поставили меня, как Илью Муромца, перед выбором: или я начинаю заниматься спортом, сбрасываю сорок килограммов и совсем перестаю пить водку, или заказываю себе гроб.
- И ты выбрал второе. Ничего, пятьдесят граммов можно, - наполняя стаканы, авторитетно заявил он. - За отца, пусть ему земля будет пухом. А теперь о деле. Ты хочешь заработать сорок тысяч за шесть секунд?
- Конечно, если потом из-за этого мне не придется садиться в тюрягу.
- Исключено. Финт я продумал детально, и у нас с тобой все должно получиться как в аптеке.
- Ладно, рассказывай суть своей аферы.
- Как ты знаешь, старик поделил дом на троих. Одну треть он завешал своей шлюхе, две трети мне, а флигель и все дворовые пристройки своей ненормальной сестрице, которая буквально заполонила весь двор своими тварями.
- Я знаю, но что из этого следует?
- А все просто, как двадцать копеек. Когда к тебе придут вышеуказанные дамы, чтобы оформлять наследство, то ты заберешь их бумаги и передашь их мне.
- Зачем? - удивился я.
- Затем, что я все эти бумаги, включая твои и свои собственные, уничтожу.
- Какой смысл? - рассмеялся я. - Суд все равно все разделит на троих, а ты вообще можешь здорово прогадать, поскольку у тебя останется половина того, что ты имеешь. Кроме того, завещания пронумерованы и занесены в регистрационную книгу, исправления в которой недопустимы.
- Ни черта ты не понял. Очень хорошо, что все зарегистрировано. Это нам нисколько не помешает. Я найму какого-нибудь малограмотного старичка подальше от нашего города, и он напишет новое завещание, по которому я становлюсь единственным владельцем всего дома.
- Перестань валять дурака. Первая же графологическая экспертиза признает твою писульку фальшивкой, и, кроме неприятностей, ты ничего не получишь.
- Не признает, - уверенно возразил Арбузов, - и знаешь почему?
- Нет, - честно ответил я.
- Потому что я буду искать старикана со схожим, и даже очень схожим почерком, а во-вторых, я уничтожу все отцовские письма, записки-расписки, заметки - словом, все то, до чего он дотрагивался карандашом. Что касается личной подписи, то и здесь все на мази. Есть у меня человечек, который в течение часа так набивает руку, что его фальшивая подпись даже в банке сходит за настоящую.
- Геннадий Петрович, ты наивен как девочка, неужели ты думаешь, что Вера Григорьевна и Светлана Геннадьевна оставят это дело просто так? Даю голову на отсечение, что они сразу же побегут в суд и устроят там такой тарарам, что ты будешь проклинать тот день, когда все это затеял.
- Не буду, - упрямо возразил он. - В суд они не побегут и переполох не устроят.
- Почему ты так в этом уверен?
- Потому что, как только эта шлюха принесет тебе документы, она автоматически перестанет быть вдовой моего отца. Я сожгу ее паспорт и брачное свидетельство, а паспорт отца я уже уничтожил.
- Боже мой, когда же наступит предел твоей глупости? Она выпишет себе новый паспорт, зайдет в ЗАГС, и ей там поставят новый штамп о браке на основании имеющихся у них документов.
- За это ты не волнуйся, - расплылся в самодовольной улыбке Арбузов. С ЗАГСом я уже договорился. Никакой печати они ставить не будут.
- Ладно, предположим, что с Верой Григорьевной у тебя все получится так, как ты мечтаешь, однако есть еще и Светлана Геннадьевна, отодвинуть которую будет гораздо сложнее. А кроме всего прочего, насколько мне известно, у Петра Геннадьевича есть еще одна сестра, которую он вообще не упомянул в завещании. Где уверенность, что, когда начнется вся эта судебная кутерьма, она не потребует своей доли?
- Тетя Катя, старая жаба, ненавидела моего отца лютой ненавистью, да и ко мне относится примерно так же. Она даже на похороны не явилась, потому что считает нас и весь наш дом помойной ямой. Старая ведьма настолько принципиальна, что будет подыхать от голода, но у меня не попросит и корки хлеба. Так что в отношении ее я спокоен. А что касается Светланы, то с ней я разберусь своими методами. Из моего дома она вылетит как пробка из бутылки. У тебя одна задача - забрать у нее документы, передать их мне и получить сорок тысяч.
- Мне надо подумать и все хорошенько взвесить.
- Думай, даю тебе три дня срока, - сказал он и вышел из конторы.
Ночью я разложил все варианты и пришел к выводу, что его проект вполне осуществим при условии точных и слаженных действий. Но малейшая ошибка с его или с моей стороны может привести к печальным последствиям.
Короче говоря, позвонил я ему утром следующего дня и дал свое согласие.
- Где сейчас находятся документы Веры Григорьевны? - отвязывая афериста от бревна, спросил полковник.
- У Геннадия Петровича, если, конечно, он их еще не сжег. Как мы и договаривались, я сразу же передал их ему.
- А копия завещания? Та, что должна находиться у вас, где она?
- Копия пока находится у меня. На всякий случай я перестраховался и обещал отдать ее после того, как заберу бумаги Светланы Геннадьевны.
- Сколько он вам заплатил?
- Пока дал авансом только десять тысяч.
- Если ты соврал нам хоть на полслова, то уже завтра жди в гости, но разговор у нас будет покруче, - вывернув ухо нотариуса, предупредил тесть. Ну все, поехали, друзья, - распорядился полковник, садясь за руль.
- А я? Как же я? - с трудом прикрывая рубашкой срам, растерянно запрыгал Гриценко. - Возьмите меня с собой, у меня даже трусов нет!
- Значит, тебе придется добираться домой ночью, - включая скорость, заржал полковник. - Или свяжи себе из травы юбку, как это делают дикари из племени мумбо-юмбо. Счастливо оставаться, голожопый нотариус!
* * *
К задней калитке особняка мы подъехали к двенадцати часам, гораздо раньше, чем планировали. Мы заранее, за скромным перекусом, обговорили все мелкие детали предстоящей операции и не спеша приготовили кое-какой маскировочный реквизит. А оружие и всякие петарды предоставил Макс.
- Ну, с Богом, - первым выходя из машины, благословил нас тесть.
Следом, в парике и платье уховской супруги, которое очень гармонировало с цветом моих глаз, вылез я. Поправив поролоновый бюст, я грациозно подошел к металлической калитке и робко нажал кнопку домофона.
- Кто вы такие и какого черта вам от меня надо? - через некоторое время отозвался знакомый, раздраженный голос рыжей Светланы.
- Извините за столь позднее вторжение, но мы супруги Уткины и приехали по рекомендации Вадима Львовича Кулика, - льстиво прохрипел полковник. - Нам хотелось бы выбрать и купить у вас щеночка сенбернара.
- А в четыре часа ночи вы не могли явиться за щеночком?
- Простите, ради бога, мы планировали ехать к вам утром, но сильно задержались, однако Вадим Львович сказал, что и в половине первого будет для вас не поздно. Вот мы и прибыли.
- Старый маразматик, устрою я ему когда-нибудь веселую ночку. Ладно, вы тут ни при чем, сейчас я вас пущу, только прежде скажите: вы знаете, сколько у меня стоит щенок сенбернара?
- Знаем. От пяти до десяти тысяч, - наобум выпалил тесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29