- Ага, как вашего партайгеноссе, кондратий хватил.
Он застыл с кирпичом на весу, воткнул в меня шило глаз, потом уставился на раствор и, не глядя на меня, осевшим вдруг голосом сказал:
- Не вижу тут аналогии. Вы что же, думаете, его... Да нет, чушь это, Борькины измышления, и все.
- Теперь уже и мои. Больно уж много совпадений и странностей. Да и золото исчезло. А оно, как известно, растворяется только в царской водке. Вы знали, что у него червонцы были?
- Знал. - Он потер грязной рукой щеку и сел на козлы.
- И когда вы видели монеты в последний раз?
- Да года два назад или около того.
- При каких обстоятельствах?
- При торжественном перезахоронении клада. Князев ему тогда новый тайник подарил - "Капитал" Карла Маркса с двойным дном. Кротов по этому случаю устроил домашний фуршет...
Сказав это, он вдруг насупился. Вскочил с козел. И зло сказал:
- Все, Гончаров, у нас с тобой или вообще не будет разговора, или будет долгий. Я предпочитаю первое. - Чистов спрыгнул с деревянного настила, подошел ко мне, бесцеремонно вытащил из моей ковбойки сигареты и неумело прикурил. - Пойду помоюсь и подумаю, а ты ступай в домик, в холодильнике водка, колбаса - найдешь. Сорви штук пять помидоров, хлеб в машине. - Он стянул рабочие штаны, майку, кивнул мне и, лоснясь ухоженным телом, исчез за брезентовой занавеской душа.
Немного, совсем немного узнал я о Кротове от его сподвижника, но и эта информация внесла в мои нестройные мысли полную сумятицу. Пытаясь навести в них какой-то порядок, я машинально организовывал закусь.
Первое, самое непонятное: если принять за аксиому жадность старика, а я в этом не сомневался, то почему чуть ли не весь миллионный город знает о червонцах? Ведь это полный абсурд. Такие люди даже на дыбе не раскалываются. Повидали. Приходилось во времена оны, а тут... Ведь покойный Андрей Семенович, по рассказам очевидцев, как помнится, был себе на уме. Балагур - да, хохмил - согласен, но умел помолчать старикан, любил козырным тузом "ша" поставить.
А сынок Борик иную картину рисует. Делишки. "Думай, Федя, думай, что-то тут не так". Незаметно для себя я наладил стаканчик водки и уже собрался выпить, как вдруг вспомнил, что сейчас нельзя. С сожалением отставил стакан, брезгливо продолжая ковыряться в памяти.
Итак, кроме семьи, о кладе знали по крайней мере трое. А эти трое, перенося информацию по городу, возрастают в геометрической прогрессии. Да ладно бы просто знали, а то ведь устроили помпезное перезахоронение клада, чего не делал даже легендарный капитан Блейк.
Для чего это потребовалось Кротову? Пока не знаю, но, судя по всему, очень было нужно. Эдакая демонстрация. Черт знает что! Больше не могу. Тупик.
- Да, Гончаров, кулинар из тебя посредственный, - критически осматривая стол и вытираясь мохнатым полотенцем, протянул Чистов. - Кто же так ветчину режет? С такими кусками и мясорубка не справится.
- Видите ли, Глеб Андреевич, это специально для вас. Вы ведь всегда любили куски побольше да пожирнее. Так что извольте - воспоминания былых счастливых дней.
- Нет, Костя, мы тоненькие ломтики кушали, не то что нынешние.
Он набросил на плечи халат и жестом пригласил гостя к столу.
- Так вот что, Константин Иванович. - Пристально глядя на меня, хозяин наполнил рюмки. - Говорить я буду, но только о том, что сочту нужным. - Он как-то нервно хохотнул. - Тебя, сдается, Борька нанял на роль Шерлока Холмса? Дебил недоделанный...
- Что это вы так? Рассердились вдруг.
- Делом надо было заниматься, а не скакать по лесам да горам козлом. Что он имеет? Зарплату? Ну нет - то, что отец оставил ему, придурку. Ну, поехали...
С удовольствием мало пьющего, но любящего эту процедуру человека он выпил и взглянул на мою отставленную рюмку.
- Свят, свят, свят. - Захрустев огурцом, Чистов перекрестился. Гончаров, что с тобой? Может, тварь какая укусила?
- А я потом. Сначала вас послушаю, выводы сделаю, алиби ваше проверю.
Он согласно закивал, с удовольствием прожевывая сухую колбасу.
- Где вы были с двадцати трех до двух часов в ту ночь?
- В заднице. Устраивает? И если ты, сопля четырехзвездочная, будешь дальше со мной в этом тоне разговаривать, то вылетишь отсюда как пробка из бутылки шампанского.
Я понял, что тон взял не совсем верный, и рассмеялся, проглатывая родимую.
- Что вы, Глеб Андреевич, это я так, поиграл. Я же теперь никто. Как и вы, впрочем. Мы - нули, но даже два нуля - все равно один хрен: ноль.
- Спиноза долбаный. Спрашивай. - Он смягчился от водки и моего отступления.
- Глеб Андреевич, а как происходила церемония перезахоронения клада?
- Это рассказать я могу. Явились мы к нему часиков этак в пять в воскресенье. Князев уже пришел с этим самым тайником. Стол был готов. У него всегда он хорош, а тут прямо царский. Он включил марш из "Аиды". Помнишь, та-та-та-та, - прогундосил Чистов. - Сели за стол. Помню, рюмахи он поставил большие будто споить нас хотел. Выпили, потом еще. Начнем, говорит, а непосвященных прошу удалиться - это он Ирину имел в виду.
- Какую еще Ирину? - Я насторожился.
- Борькину девку. И Борис вышел следом за ней. Неудобно одну оставлять.
- А кто остался?
- Я, Князев, он сам и Валентина. Они уже в открытую тогда гуляли. Хотя и ссорились, как в тот вечер. Церемонию скомкали, кое-как довели до конца. В начале седьмого разбрелись.
- Глеб Андреевич, вы видели, как старик складывал монеты в шкатулку Маркса?
- Да я же говорю, его трясло. Он совал их в щель, а дальше они скатывались и как-то так фиксировались, что не звенели. Хитрая штука.
- А куда вы пошли потом?
- Гончаров, опять за свое? Утомил, братец. Давай ступай, уже половина первого, а в два тебя Валентина ждет, поторопиться надо. Пока до города доберешься.
- Доложили?
- Ну да, друзья все же. Бывай. Шмотки только мои сними.
- А не подарите?
- Ну, если в знак особого расположения, забирай.
Обалдев, он смотрел, как я аккуратно заворачиваю в газету грязное тряпье. А когда я оделся и, бережно прижав сверток к груди, направился к выходу, он не выдержал:
- И давно у тебя маразмы начались?
- С детства.
- Ну-ну.
* * *
Валентина Александровна Белова занимала скромную трехкомнатную квартирку на пятом этаже в типовой девятиэтажке.
"Совсем старикан не заботился о своем друге и соратнике", - думал я, нажимая кнопку звонка и выслушивая порцию из Бетховена в ответ.
Насладившись одной музыкальной фразой семь раз кряду, я понял, что референт меня абсолютно не ждет, а возможно, и вовсе отсутствует.
Спустившись вниз в основательно загаженном лифте и принюхиваясь к сигаретному дыму, я подумал, что совсем не дурно было бы осмотреть логово волчицы в ее отсутствие, тем более что два замка, это логово охраняющие, особой трудности не представляли. Все свое я ношу с собой, и хозяйке не придется, как сыну убиенного любовника, ставить новые запоры. Снова поднявшись на пятый этаж, я для подстраховки еще несколько раз выслушал "Элизу" и принялся ковырять в замках отмычкой. Запоры капитулировали через несколько минут. Призрачной мышкой я скользнул в образовавшуюся щель и мягко прикрыл дверь, судорожно соображая, что говорить хозяйке, если она дома, да, может быть, и не одна.
Валентина Александровна была дома и, как я понял, одна, потому что лежала она посреди комнаты абсолютно голая и мертвая. Лежала в большой комнате, почти у входа, лежала на боку, пристально глядя на меня. И первое, что бросилось в глаза, - это неестественность позы - какая-то перекрученная, с резко запрокинутой к спине головой. Единственной одеждой умершей служил кляп из ночной рубашки, для крепости стянутой черными колготками. По телу черными пятнами шли ожоги, а в квартире явственно чувствовался запах горелого мяса и царил полнейший разгром. Видимо, искали второпях, но яростно, обшаривая все досконально. Выброшено и разорвано было все, что можно. Из пакетов высыпана мука, рассыпаны крупы, макароны и даже большая коробка спичек. В спальне вспороты теплые одеяла и подушки, а в кабинетике кучей навалены выдранные из обложек книги. Орудия пыток находились недалеко от убитой. Японский утюг с почерневшей подошвой и кипятильник. Судя по площади ожогов, подонки измывались над ней долго. Так что более детально осматривать несчастную не хотелось. Замки и двери, как и у Кротова, были в порядке, а значит, Валентина впустила убийц добровольно, как знакомых. Или же они, имея ключи, открыли дверь сами, потому как внутренних запоров на дверях не было, да и все ключи отсутствовали.
В спальне горел торшер; можно было предположить, что убили женщину ночью, возможно, под утро.
Искали дотошно, а потому мне здесь делать было нечего. Или они уже нашли то, что искали, или искомого не было вовсе.
Я вытер платком дверные ручки, уничтожая свои, а возможно, и преступников следы, тихо вышел и так же беззвучно прикрыл за собой дверь.
"Интересно, видел ли кто меня здесь?" - думал я, забираясь двумя этажами выше, чтобы затем спуститься в лифте. Что бы и как бы ни было, но коллег нужно поставить в известность. В трехстах метрах от дома Валентины, в скверике, я сел на скамейку, пытаясь обдумать расклад событий.
Что мы имеем? Имеем три трупа. Один - бомжа, жившего на чердаке дома старика. Два других - самого старика и его любовницы. Причем два убийства бомжа и Валентины - совершены аналогичным способом, и, надо заметить, способом неординарным. Орудовал сильный зверь. И циничный. Что дальше? У Кротова пропали монеты, а у Валентины проводится подробнейший обыск. Не надо быть слишком умным, чтобы понять: искали те самые червонцы, о которых наверняка знали, кроме старика, четверо - Валентина, Чистов, Князев и Борис. Валентины нет, как нет старика и бомжа.
Допустим, старика ухлопала Валентина, забрала его пиастры, и об этом пронюхали друзья и соратники, которые в свою очередь кончили подругу. Но тогда при чем бомжик? Кто он такой? Возможно, не случайно он оказался в моем поле зрения. И еще, откуда это смутное неудовлетворение, словно разгадка рядом, протяни руку и возьми, а я тычусь слепым котенком? Нужно искать бомжиху и первым делом сообщить о моей сегодняшней находке.
Я подозвал упоенно жующего жвачку невдалеке от меня пацана и выложил свою просьбу. За пачку импортных сигарет парень согласился выполнить мое задание, правда, плату потребовал вперед.
Возле "комка" мы остановились, и я, стараясь сфокусировать его внимание на самых дешевых сигаретах, заметил:
- Отечественные-то лучше будут.
- Пусть мне хуже будет, - парировал сообразительный парнишка и сунул грязный палец в витринное стекло. - Вот они.
Я крякнул и, сдерживая желание дать ему затрещину, купил пачку "Мальборо". Потом, чтобы гаденыш не удрал с удачным трофеем, я ухватил его холодную цыплячью лапку и затащил в телефонную будку. Быстро набрал знакомый номер и, услышав голос дежурного, передал трубку пацаненку, а тот разыграл все, как по нотам.
- Дяденька, - запищал он, - тута тетку замочили, ага, Солнечный проспект. - Он назвал адрес. - Все, дяденька.
Я резко нажал на рычаг и похлопал по плечу:
- Молодец, далеко пойдешь, если менты не остановят. А вообще спасибо.
- Да нет, тут спасибом не отделаешься. - Он резко оттолкнул меня и, выскочив из будки, встал на безопасном расстоянии. - Гони бабки, сука, а то ментам сдам, мокрушник.
Такого оверштага я не ожидал.
- Да ты что, мальчик? Да разве мог бы я тебя просить, если бы...
- Утухни. Кидай сюда десять штук, и я тебя не видел, а то заору. Оставь бабки на телефоне и... - Змееныш грязно выругался.
Входить в контакт с милицией, даже дружественной, мне было пока совершенно ни к чему. Но чтобы вот так примитивно и открыто быть ограбленным десятилетним шантажистом в центре города и среди бела дня? В этом было что-то мерзкое.
- Недоносок менингитный, - прошипел я, выкинув на асфальт требуемую сумму, и, не мешкая, вскочил в кабину зазевавшегося левака, выдохнув:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17