Эдди только что пришвартовался и собирался выгрузить тысячу четыреста фунтов кокаина и шестьсот фунтов травы, как – вот дерьмо – над головой загудел вертолет Береговой охраны, слепя прожекторами и превращая в день полчетвертого ночи.
Эдди тут же отдал швартовы, бросив на посредническом судне свою команду, кричавшую: эй, что за хуйня, – и на полном газу помчался на восток, но развернулся, заметив два катера Береговой охраны, направлявшиеся в ту же сторону, – это была ловушка – и, поскольку выбора не было, устремился к берегу Флориды.
Он шел быстрее катеров Береговой охраны, но не чертова вертолета – эта штука так и висела над ним всю дорогу, стараясь его ослепить, но он не останавливался, надеясь добраться до Майами, вылезти как-то на берег и затеряться в городе.
Он проревел по отмели в районе свайного поселка Стилтсвилль с такой скоростью, с какой ни одному здравомыслящему человеку не пришло бы в голову, повернул в сторону больших домов в районе Кокосовой Рощи, рванул по каналу в сторону пристани Диннер-Ки, на секунду ушел от света прожектора, дернул рычаги на себя, чтобы притормозить катер и, выпрыгнув, не убиться, потом отжал их, и одновременно нырнул в воду, которая на скорости 30 миль в час показалась ему бетоном.
Он вынырнул, быстро огляделся, увидел яхту, стоящую на якоре в двадцати ярдах от него, набрал воздуха и снова ушел под воду. Когда всплыл, чтобы сделать вдох, услышал громкий удар, снова нырнул и за пару вдохов добрался до яхты. Он ухватил причальный конец, задыхаясь, повис на нем, повернул голову к пристани и увидел, прямо как в кино, огненный шар в том месте, где его лодка врезалась в дальний правый конец причала. Он поплыл налево, но – вот дерьмо – над ним снова была эта вертушка, и он оказался в середине яркого белого круга, который следовал за ним, пока он греб к берегу, где был встречен всеми силами органов правопорядка – и местными, и штата, и федералами.
Так для Эдди закончились восьмидесятые. Большую часть девяностых он провел в тюрьме. Возможно, он мог выйти досрочно; федералы предлагали скостить ему срок, если он расскажет, для кого перевозил наркотики. Обещали ему защиту. Эдди как раз обдумывал это предложение, когда ему передали, что если он станет сотрудничать с федералами, то очень скоро будет абсолютно мертв, и защита федералов ему не поможет. Эдди отнесся к известию серьезно, поскольку человек, который сказал ему это, был тюремным охранником.
Так что он отсидел, а когда освободился, снова пошел помощником на рыболовный катер, поскольку капитанам чартерных катеров нет дела до твоей биографии, если ты знаешь морское дело. Эдди вел тихий, трезвый образ жизни и нашел себе комнатку в ветхом многоквартирном доме в Хайалие.
Однажды вечером к нему в дверь постучали. Там стояла худая темноглазая женщина с маленьким мальчиком на руках; он уже встречал их недалеко от дома. Мешая испанские и английские слова, она предложила постирать его белье за два доллара. Он сказал, что у него практически нечего стирать, только то, что на нем надето. Она посмотрела на его вылинявшие шорты и заляпанную рыбьими кишками майку, улыбнулась и сказала, что ему приходится еще хуже, чем ей, поэтому она постирает ему бесплатно. Он сказал, что, раз так, купит ей обед, все, что она захочет из того, что предлагают в «Бургер-Кинге». Она засмеялась и сказала – по рукам.
Звали ее Лус. Она приехала из Никарагуа и пару лет жила в гражданском браке с сальвадорцем, который бросил ее, когда она забеременела. Лус зарабатывала на жизнь стиркой и, когда получалось, уборкой в домах богатых жителей Корал-Гэйблс, если они не возражали против уборщицы с ребенком.
Мальчику было три года. Его звали Алехандро. Он был очень маленький и часто болел, но всегда улыбался. По его трехлетним представлениям, Эдди был самым классным на свете. Эдди прозвал его «Магнит» за то, что тот все время лип к нему, когда оказывался рядом. Иногда, если Лус работала, а он – нет, Эдди присматривал за мальчиком, возил его на автобусе в новый торговый центр рядом с платной автострадой, где они гуляли, глазели на фонтаны и магазины, наслаждаясь кондиционированным воздухом. Эдди сажал Алехандро на плечи – удивительно, тот совсем ничего не весил – и носил его, придерживая за худенькие ножки. Открывающаяся панорама приводила мальчика в полный восторг.
Потом они возвращались в комнату Лус, делили на всех пиццу, и Алехандро, лопоча на двух языках, рассказывал Лус, как провел день. Потом он засыпал, и Лус перекладывала его на маленький матрас на полу. Потом они беззвучно, но упоенно занимались любовью.
Довольно скоро Алехандро стал называть его папи. Вскоре они стали жить все вместе в комнатке Эдди. Это было самое счастливое время в его жизни.
Счастье длилось три месяца. Потом Алехандро начал слабеть. Врачи сказали, что у него проблемы с сердцем, нужна операция. Ни у Лус, ни у Эдди страховки не было. Они сошли в отделение ада, забронированное для бедняков, нуждающихся в медицинской помощи, в мир ожидания, беспокойства, бумажной волокиты, и снова ожидания и беспокойства. Дни Лус проводила, воюя с больничными бюрократами, а ночью, всхлипывая, гладила сына по головке. Эдди проводил ночи в лихорадке беспомощной ненависти к себе и размышлениях о деньгах, которые он просадил и которые могли бы спасти этого малыша.
Днем Эдди со слипающимися глазами продолжал работать на катере. Однажды вечером, когда судно вернулось в Бейсайд, на причале стоял крупный мужчина в рубашке для гольфа. Он широко улыбнулся Эдди и протянул руку. Эдди ее не пожал. Он достаточно времени провел в тюрьме и мог с первого взгляда определить, когда перед ним опасный человек, а когда просто крупный.
– Привет, Эдди, – сказал парень.
– Мы знакомы? – спросил Эдди.
– Меня зовут Лу Тарант.
Это имя Эдди знал очень хорошо.
– Мне пора, – сказал он.
– Ну, ну, ну, – сказал Тарант, поднимая руки ладонями вверх. – Я только поговорить хотел, Эдди.
– Не о чем нам разговаривать, – ответил Эдди. – Я отсидел, вышел, со мной все. Я ничего не сказал. Ни о чем не собираюсь говорить. Так что оставь меня в покое, хорошо?
– Эдди, – сказал Тарант. – Я пришел помочь.
– Мне не нужна ваша помощь, – сказал Эдди и отвернулся.
– Может, тебе и не нужна. А Алехандро нужна.
Эдди остановился и развернулся.
– Откуда вы про него знаете?
– Мы о тебе все знаем, Эдди. Мы в тебе заинтересованы. Мы знаем, тебе пригодилась бы помощь. Когда тонешь, а тебе бросают спасательный круг, ты ведь не уплываешь, а хватаешься за него. Я твой спасательный круг, Эдди.
Эдди задумался об этом – о Лус и Алехандро, о скопившихся счетах, о том, что у него в карманах шорт сорок два доллара с мелочью, и это все деньги, которые у него есть.
– Хорошо, – ответил он наконец. – Слушаю.
– Мы хотим, чтобы ты плавал на судне, – сообщил Тарант.
– Ни за что, – сказал Эдди и снова развернулся, чтобы уйти. Тарант схватил его за руку.
– Да не на таком, Эдди. Это легальная работа, на большом судне.
– Что за судно? – спросил Эдди.
– Плавучее казино, – ответил Тарант. – «Феерия Морей». Знаешь такое?
– Знаю. Хочешь взять меня в команду?
– Нет. Мы хотим, чтобы ты был капитаном.
– Действительно, блядь, смешно, – сказал Эдди.
– Я не шучу, – сказал Тарант.
Ему пришлось повторить это еще пять раз, прежде чем до Эдди начало доходить, что это правда. Капитан. Господи. Когда он наконец поверил, что с ним не шутят, он спросил, почему я, а Тарант сказал, потому что ты отсидел как настоящий мужик, а мы не забываем друзей. Тарант не сказал: еще мы твои должники, поэтому не хотим упускать тебя из виду. Но Эдди понял это.
Эдди сказал, что с его биографией ему не разрешат работать капитаном корабля, он никогда не получит документы, никогда не получит согласие офицера, который за ним надзирает. Тарант захохотал. Эдди спросил, что тут смешного, а Тарант сказал: побойся бога, мы в Майами. Подумай, кто здесь этим проклятым правительством управляет. Думаешь, кому-то есть дело, кто станет управлять судном?
И он был прав. Правила обошли; препятствия чудесным образом испарились, все бумаги пролетали со свистом и без вопросов. Эдди прошел подготовку, принял командование судном, принес домой чек на хорошую сумму. Алехандро сделали операцию, он стал поправляться, хотя и нуждался в серьезном уходе, который, слава богу, большей частью покрывала страховка Эдди. Лус перестала убираться в домах. Они переехали в квартиру получше, с настоящими спальнями. Поговаривали о том, чтобы завести еще одного ребенка. Все шло хорошо у Эдди Смита, семейного человека, капитана корабля, солидного гражданина.
Он пытался не думать о другой стороне медали – о том, что по сути дела он снова перевозил наркотики. А может, и кое-что еще. Он не знал, поскольку никто ему не говорил, что происходило на корме «Феерии», когда к ней посреди Гольфстрима швартовался прогулочный катер. Ему говорили только, где и когда.
Но он понимал: что бы там ни было, это совершенно незаконно, и если они попадутся, с его досье никто не поверит, что он не знал о происходящем. Он увяз в этом так же глубоко, как и другие, а может, и глубже, поскольку это было как бы его судно. Несомненно, именно потому они поручили эту работу ему: если что-то пойдет не так, он потеряет больше всех.
Так что он брал деньги, водил корабль, а об остальном старался не думать. Лус он никогда ни о чем не рассказывал. Она думала, что это просто чудо, какое может случиться в этой великой, прекрасной стране Америке, где вот так легко человек без денег и будущего становится капитаном большого корабля. Он не говорил ей, почему в определенные дни начинал нервничать.
Сегодня он очень нервничал. Когда утром звонил Таранту насчет погоды, он был уверен, что встречу отменят, и ужаснулся, когда Тарант заявил, что она состоится. Он знал, что будь он настоящим капитаном судна и будь у него хоть немного мужества, он бы сказал Таранту: даже не думай, в такую погоду я совершенно не намерен выходить в море с пассажирами на борту.
Но, конечно, он не был настоящим капитаном судна, и у него не хватало мужества перечить Таранту, потому что он знал, что тот может с ним сделать, и потому что он не мог придти домой и сказать Лус, что чудесная счастливая жизнь закончилась, и они снова бедняки. Лус была на шестом месяце. Если будет мальчик, они назовут его Эдди-младший.
Так что он выйдет в этот кошмар. Как он и опасался, на судне будут пассажиры. Сейчас он наблюдал, как они бегут под дождем, покупают билеты в кассе, спешат по трапу. Вылезли в такую ночь только затем, чтобы потратить деньги. Идиоты.
– Будет хреново, – повторил он.
– Я с первого раза расслышал, – сказал Хэнк Уайлд. Формально он был первым помощником капитана «Феерии». На самом деле он был главным человеком Лу Таранта на корабле, а значит – реальной властью. Он практически ничего не понимал в кораблях, и в чисто мореходных делах полагался на Эдди. Но по сути Эдди отвечал перед ним.
– Извини, но мне все это не нравится.
– Ты высказался, – сказал Уайлд. – Пора отправляться.
– В последний раз прошу, позвони им, скажи, что куда надежней будет все сделать в другой раз, – сказал Эдди. – Я говорю всего лишь о небольшой отсрочке.
– А я тебе в последний раз говорю, нам сказали делать это сегодня, и мы сделаем, как сказано, – сказал Уайлд.
– Да, но ведь им никуда не плыть, – заметил Эдди. – Плыть нам.
– Точно, – ответил Уайлд. – Плыть нам. Так что заткнись и делай свое дело. Хорошо, капитан? А я пойду за выпивкой. Тебе взять?
Эдди не ответил.
– Ах да, я забыл, – сказал Уайлд. – Ты за рулем.
Смеясь, он ушел с мостика, оставив Эдди вглядываться в шторм.
Хуану никогда в жизни не было так тошнотворно, до выворачивания кишок, до холодного пота, до головокружения плохо. Чертову посудину безостановочно качало, потом подбрасывало вверх, потом стремительно кидало вниз, так что желудок поднимался к горлу, потом качало, подбрасывало и кидало снова, и еще раз, и еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Эдди тут же отдал швартовы, бросив на посредническом судне свою команду, кричавшую: эй, что за хуйня, – и на полном газу помчался на восток, но развернулся, заметив два катера Береговой охраны, направлявшиеся в ту же сторону, – это была ловушка – и, поскольку выбора не было, устремился к берегу Флориды.
Он шел быстрее катеров Береговой охраны, но не чертова вертолета – эта штука так и висела над ним всю дорогу, стараясь его ослепить, но он не останавливался, надеясь добраться до Майами, вылезти как-то на берег и затеряться в городе.
Он проревел по отмели в районе свайного поселка Стилтсвилль с такой скоростью, с какой ни одному здравомыслящему человеку не пришло бы в голову, повернул в сторону больших домов в районе Кокосовой Рощи, рванул по каналу в сторону пристани Диннер-Ки, на секунду ушел от света прожектора, дернул рычаги на себя, чтобы притормозить катер и, выпрыгнув, не убиться, потом отжал их, и одновременно нырнул в воду, которая на скорости 30 миль в час показалась ему бетоном.
Он вынырнул, быстро огляделся, увидел яхту, стоящую на якоре в двадцати ярдах от него, набрал воздуха и снова ушел под воду. Когда всплыл, чтобы сделать вдох, услышал громкий удар, снова нырнул и за пару вдохов добрался до яхты. Он ухватил причальный конец, задыхаясь, повис на нем, повернул голову к пристани и увидел, прямо как в кино, огненный шар в том месте, где его лодка врезалась в дальний правый конец причала. Он поплыл налево, но – вот дерьмо – над ним снова была эта вертушка, и он оказался в середине яркого белого круга, который следовал за ним, пока он греб к берегу, где был встречен всеми силами органов правопорядка – и местными, и штата, и федералами.
Так для Эдди закончились восьмидесятые. Большую часть девяностых он провел в тюрьме. Возможно, он мог выйти досрочно; федералы предлагали скостить ему срок, если он расскажет, для кого перевозил наркотики. Обещали ему защиту. Эдди как раз обдумывал это предложение, когда ему передали, что если он станет сотрудничать с федералами, то очень скоро будет абсолютно мертв, и защита федералов ему не поможет. Эдди отнесся к известию серьезно, поскольку человек, который сказал ему это, был тюремным охранником.
Так что он отсидел, а когда освободился, снова пошел помощником на рыболовный катер, поскольку капитанам чартерных катеров нет дела до твоей биографии, если ты знаешь морское дело. Эдди вел тихий, трезвый образ жизни и нашел себе комнатку в ветхом многоквартирном доме в Хайалие.
Однажды вечером к нему в дверь постучали. Там стояла худая темноглазая женщина с маленьким мальчиком на руках; он уже встречал их недалеко от дома. Мешая испанские и английские слова, она предложила постирать его белье за два доллара. Он сказал, что у него практически нечего стирать, только то, что на нем надето. Она посмотрела на его вылинявшие шорты и заляпанную рыбьими кишками майку, улыбнулась и сказала, что ему приходится еще хуже, чем ей, поэтому она постирает ему бесплатно. Он сказал, что, раз так, купит ей обед, все, что она захочет из того, что предлагают в «Бургер-Кинге». Она засмеялась и сказала – по рукам.
Звали ее Лус. Она приехала из Никарагуа и пару лет жила в гражданском браке с сальвадорцем, который бросил ее, когда она забеременела. Лус зарабатывала на жизнь стиркой и, когда получалось, уборкой в домах богатых жителей Корал-Гэйблс, если они не возражали против уборщицы с ребенком.
Мальчику было три года. Его звали Алехандро. Он был очень маленький и часто болел, но всегда улыбался. По его трехлетним представлениям, Эдди был самым классным на свете. Эдди прозвал его «Магнит» за то, что тот все время лип к нему, когда оказывался рядом. Иногда, если Лус работала, а он – нет, Эдди присматривал за мальчиком, возил его на автобусе в новый торговый центр рядом с платной автострадой, где они гуляли, глазели на фонтаны и магазины, наслаждаясь кондиционированным воздухом. Эдди сажал Алехандро на плечи – удивительно, тот совсем ничего не весил – и носил его, придерживая за худенькие ножки. Открывающаяся панорама приводила мальчика в полный восторг.
Потом они возвращались в комнату Лус, делили на всех пиццу, и Алехандро, лопоча на двух языках, рассказывал Лус, как провел день. Потом он засыпал, и Лус перекладывала его на маленький матрас на полу. Потом они беззвучно, но упоенно занимались любовью.
Довольно скоро Алехандро стал называть его папи. Вскоре они стали жить все вместе в комнатке Эдди. Это было самое счастливое время в его жизни.
Счастье длилось три месяца. Потом Алехандро начал слабеть. Врачи сказали, что у него проблемы с сердцем, нужна операция. Ни у Лус, ни у Эдди страховки не было. Они сошли в отделение ада, забронированное для бедняков, нуждающихся в медицинской помощи, в мир ожидания, беспокойства, бумажной волокиты, и снова ожидания и беспокойства. Дни Лус проводила, воюя с больничными бюрократами, а ночью, всхлипывая, гладила сына по головке. Эдди проводил ночи в лихорадке беспомощной ненависти к себе и размышлениях о деньгах, которые он просадил и которые могли бы спасти этого малыша.
Днем Эдди со слипающимися глазами продолжал работать на катере. Однажды вечером, когда судно вернулось в Бейсайд, на причале стоял крупный мужчина в рубашке для гольфа. Он широко улыбнулся Эдди и протянул руку. Эдди ее не пожал. Он достаточно времени провел в тюрьме и мог с первого взгляда определить, когда перед ним опасный человек, а когда просто крупный.
– Привет, Эдди, – сказал парень.
– Мы знакомы? – спросил Эдди.
– Меня зовут Лу Тарант.
Это имя Эдди знал очень хорошо.
– Мне пора, – сказал он.
– Ну, ну, ну, – сказал Тарант, поднимая руки ладонями вверх. – Я только поговорить хотел, Эдди.
– Не о чем нам разговаривать, – ответил Эдди. – Я отсидел, вышел, со мной все. Я ничего не сказал. Ни о чем не собираюсь говорить. Так что оставь меня в покое, хорошо?
– Эдди, – сказал Тарант. – Я пришел помочь.
– Мне не нужна ваша помощь, – сказал Эдди и отвернулся.
– Может, тебе и не нужна. А Алехандро нужна.
Эдди остановился и развернулся.
– Откуда вы про него знаете?
– Мы о тебе все знаем, Эдди. Мы в тебе заинтересованы. Мы знаем, тебе пригодилась бы помощь. Когда тонешь, а тебе бросают спасательный круг, ты ведь не уплываешь, а хватаешься за него. Я твой спасательный круг, Эдди.
Эдди задумался об этом – о Лус и Алехандро, о скопившихся счетах, о том, что у него в карманах шорт сорок два доллара с мелочью, и это все деньги, которые у него есть.
– Хорошо, – ответил он наконец. – Слушаю.
– Мы хотим, чтобы ты плавал на судне, – сообщил Тарант.
– Ни за что, – сказал Эдди и снова развернулся, чтобы уйти. Тарант схватил его за руку.
– Да не на таком, Эдди. Это легальная работа, на большом судне.
– Что за судно? – спросил Эдди.
– Плавучее казино, – ответил Тарант. – «Феерия Морей». Знаешь такое?
– Знаю. Хочешь взять меня в команду?
– Нет. Мы хотим, чтобы ты был капитаном.
– Действительно, блядь, смешно, – сказал Эдди.
– Я не шучу, – сказал Тарант.
Ему пришлось повторить это еще пять раз, прежде чем до Эдди начало доходить, что это правда. Капитан. Господи. Когда он наконец поверил, что с ним не шутят, он спросил, почему я, а Тарант сказал, потому что ты отсидел как настоящий мужик, а мы не забываем друзей. Тарант не сказал: еще мы твои должники, поэтому не хотим упускать тебя из виду. Но Эдди понял это.
Эдди сказал, что с его биографией ему не разрешат работать капитаном корабля, он никогда не получит документы, никогда не получит согласие офицера, который за ним надзирает. Тарант захохотал. Эдди спросил, что тут смешного, а Тарант сказал: побойся бога, мы в Майами. Подумай, кто здесь этим проклятым правительством управляет. Думаешь, кому-то есть дело, кто станет управлять судном?
И он был прав. Правила обошли; препятствия чудесным образом испарились, все бумаги пролетали со свистом и без вопросов. Эдди прошел подготовку, принял командование судном, принес домой чек на хорошую сумму. Алехандро сделали операцию, он стал поправляться, хотя и нуждался в серьезном уходе, который, слава богу, большей частью покрывала страховка Эдди. Лус перестала убираться в домах. Они переехали в квартиру получше, с настоящими спальнями. Поговаривали о том, чтобы завести еще одного ребенка. Все шло хорошо у Эдди Смита, семейного человека, капитана корабля, солидного гражданина.
Он пытался не думать о другой стороне медали – о том, что по сути дела он снова перевозил наркотики. А может, и кое-что еще. Он не знал, поскольку никто ему не говорил, что происходило на корме «Феерии», когда к ней посреди Гольфстрима швартовался прогулочный катер. Ему говорили только, где и когда.
Но он понимал: что бы там ни было, это совершенно незаконно, и если они попадутся, с его досье никто не поверит, что он не знал о происходящем. Он увяз в этом так же глубоко, как и другие, а может, и глубже, поскольку это было как бы его судно. Несомненно, именно потому они поручили эту работу ему: если что-то пойдет не так, он потеряет больше всех.
Так что он брал деньги, водил корабль, а об остальном старался не думать. Лус он никогда ни о чем не рассказывал. Она думала, что это просто чудо, какое может случиться в этой великой, прекрасной стране Америке, где вот так легко человек без денег и будущего становится капитаном большого корабля. Он не говорил ей, почему в определенные дни начинал нервничать.
Сегодня он очень нервничал. Когда утром звонил Таранту насчет погоды, он был уверен, что встречу отменят, и ужаснулся, когда Тарант заявил, что она состоится. Он знал, что будь он настоящим капитаном судна и будь у него хоть немного мужества, он бы сказал Таранту: даже не думай, в такую погоду я совершенно не намерен выходить в море с пассажирами на борту.
Но, конечно, он не был настоящим капитаном судна, и у него не хватало мужества перечить Таранту, потому что он знал, что тот может с ним сделать, и потому что он не мог придти домой и сказать Лус, что чудесная счастливая жизнь закончилась, и они снова бедняки. Лус была на шестом месяце. Если будет мальчик, они назовут его Эдди-младший.
Так что он выйдет в этот кошмар. Как он и опасался, на судне будут пассажиры. Сейчас он наблюдал, как они бегут под дождем, покупают билеты в кассе, спешат по трапу. Вылезли в такую ночь только затем, чтобы потратить деньги. Идиоты.
– Будет хреново, – повторил он.
– Я с первого раза расслышал, – сказал Хэнк Уайлд. Формально он был первым помощником капитана «Феерии». На самом деле он был главным человеком Лу Таранта на корабле, а значит – реальной властью. Он практически ничего не понимал в кораблях, и в чисто мореходных делах полагался на Эдди. Но по сути Эдди отвечал перед ним.
– Извини, но мне все это не нравится.
– Ты высказался, – сказал Уайлд. – Пора отправляться.
– В последний раз прошу, позвони им, скажи, что куда надежней будет все сделать в другой раз, – сказал Эдди. – Я говорю всего лишь о небольшой отсрочке.
– А я тебе в последний раз говорю, нам сказали делать это сегодня, и мы сделаем, как сказано, – сказал Уайлд.
– Да, но ведь им никуда не плыть, – заметил Эдди. – Плыть нам.
– Точно, – ответил Уайлд. – Плыть нам. Так что заткнись и делай свое дело. Хорошо, капитан? А я пойду за выпивкой. Тебе взять?
Эдди не ответил.
– Ах да, я забыл, – сказал Уайлд. – Ты за рулем.
Смеясь, он ушел с мостика, оставив Эдди вглядываться в шторм.
Хуану никогда в жизни не было так тошнотворно, до выворачивания кишок, до холодного пота, до головокружения плохо. Чертову посудину безостановочно качало, потом подбрасывало вверх, потом стремительно кидало вниз, так что желудок поднимался к горлу, потом качало, подбрасывало и кидало снова, и еще раз, и еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36