— Я хотел задать вам один вопрос, — медленно произнес Леон, — вас по ночам не мучает бессонница?
— В самом деле отличная смесь, — сказал мистер Беллем, раскуривая предложенную гостем трубку, — а бессонницей я не страдаю, мой друг, не с чего.
— Ведь вы сводите с пути истины многих, очень многих людей. Они здесь утрачивают здоровье, разум, человеческий облик…
— Это их дело, — бросил Беллем.
— Я знаю одно восточное средство — оно лишает человека рассудка, приводит в бешенство…
— Вы меня простите, старина, но я не располагаю временем для философии… Я жду одну даму…
— Даже если это мисс Паркер, вам стоит задержаться…
— Какого дьявола…
— Это восточное средство гораздо сильнее всякого другого…
— Но какое это имеет отношение ко мне? — нетерпеливо бросил Беллем.
— Очень большое, — спокойно ответил Гонзалес. — В данную минуту вы курите двойную дозу этого вещества, гораздо большую, чем может вынести нормальный человек.
Беллем вскочил и отшвырнул трубку.
Что было дальше, он не помнил…
Когда сознание вернулось к нему, он понял, что лежит в постели. Со стоном оторвав голову от подушки, мистер Беллем огляделся. Строго убранная комната. Бетонный пол. Лампа на столе. Какой-то человек, читающий газету…
— Я… сплю, — прошептал Беллем.
Человек поднял голову.
— Не угодно ли встать?
Беллем ничего не ответил.
Человек был облачен в мундир с блестящими пуговицами и форменную фуражку с кокардой. Беллем с трудом разобрал буквы на кокарде.
— Тэ… о… — прошептал он. — Что бы это могло значить?
Вдруг он понял: «Т.О.» — тюремная охрана!
Он снова оглядел комнату. Взгляд его упал на окно, забранное массивной решёткой. На стене висела какая-то таблица. Он попытался разобрать текст её… «Правила распорядка в королевских тюрьмах». Он только теперь заметил, что одежда на нём была из сурового полотна с поперечными чёрными полосами.
Да, он был в тюрьме!
От ужаса и отчаянья он негромко взвыл.
— Ведите себя прилично! — прикрикнул на него охранник. — С нас довольно представления, которое вы устроили вчера!
— Я… Я давно нахожусь здесь? — хрипло спросил Беллем.
— Будто вы не знаете! Вчера минуло ровно три недели.
— Три недели?! — в ужасе вскричал арестант. — В чем же меня обвиняют?
— Вы что, притворяетесь сумасшедшим? — спросил охранник.
— Нет-нет, я просто хочу знать…
— Вы и на суде симулировали сумасшествие… А когда судья приговорил вас к смертной казни…
— Что?!!
— К смертной казни, — повторил охранник. — Вы ещё сказали…
— Но что же я сделал?
— Вы убили одну молодую женщину… не помню её имени… Да что вы ломаете комедию — будьте мужчиной!
Над столом висел отрывной календарь.
— Двенадцатое апреля, — прошептал Беллем.
Со дня визита незнакомца прошло более месяца…
— Я хочу говорить с начальником тюрьмы! — закричал Беллем. — Я расскажу ему всю правду! Меня одурманили!
— Эту чепуху вы болтаете ежедневно. Надоело. Когда вы убили…
— Кого? Кого я убил? Джейн Паркер?
— Вам виднее, кого там вы убили… А шумите вы напрасно — особенно в эту ночь…
— Я должен видеть начальника…
— Исключено.
— А если письменно?
— Ваше дело, — бросил охранник и указал на стол.
Беллем бросился к столу. Там лежало несколько листков белой бумаги со штампом тюрьмы.
Неожиданно его пронзила ужасная мысль.
— Когда… когда… назначена… казнь?
— На рассвете, — зевая, бросил охранник.
Этот последний удар окончательно подкосил Беллема. Он опустил голову на стол и закрыл лицо руками…
Собравшись с силами, он принялся лихорадочно писать.
Мысли были бессвязны и отрывочны. Он жаловался на коварство незнакомца, пришедшего к нему в притон и отравившего его ужасным наркотиком… Потом он писал, что никогда не желал смерти Джейн Паркер, нет, он не желал. Это всё незнакомец, отравивший его…
На мгновение он решил, что это сон, дурной сон. Он бросился на стену и ударившись взвыл от боли.
— Прекратить! — крикнул охранник. — Марш в постель!
Так это всё было правдой…
Беллем потерял сознание.
Очнулся он от прикосновения чьей-то руки.
— Одевайтесь!
Он увидел свой костюм на стуле у кровати.
Одевшись, Беллем оглянулся по сторонам.
— А где… мой воротник?
— Он вам больше не понадобится. Да возьмите же себя в руки! Не вы первый, не вы последний. Ведь сколько людей вы толкнули на этот путь своим опиумом! Теперь пришёл ваш черёд…
Беллем бросился на кровать и забился в истерике.
Вдруг открылась дверь, и в камеру вошел второй охранник. Он был очень высокого роста и огненно-рыжим.
Беллема силой поставили на ноги.
— Руки за спину!
Ему связали руки, накинули на голову плотный капюшон и повели…
Этот последний путь показался бесконечным.
— Стоять!
Беллем почувствовал, как его шею обвила петля. Он замер в предчувствии последнего мига… Неожиданно он услышал тяжелые шаги. Кто-то прикоснулся к его плечу.
— Что вы здесь делаете, сэр?
Чья-то рука сорвала с него капюшон. Он увидел тёмную улицу и стоящего перед ним полицейского.
— Кто-нибудь напал на вас? — спросил его полицейский. — Или вы напились до потери сознания? Стыдитесь! Вы позорите свои седины!
Семь часов назад у Грегори Беллема не было ни одного седого волоса…
Вся эта комедия разыгралась в гараже, наспех оборудованном под тюремную камеру.
Правила внутреннего распорядка в королевских тюрьмах подарил Манфреду сам мистер Фейр.
Уважаемый начальник полиции не знал, правда, какое применение им найдут Двое Справедливых…
Глава 5.
Человек, ненавидевший Амелию Джонс
В этот день друзья получили из Испании письмо с маркой, изображавшей Альфонса Ш.
— Чёртов Пойккерт удосужился-таки написать, — сказал Гонзалес, вскрывая конверт.
— Читай! — бросил Манфред, затягиваясь папиросой.
— Так… Ну, привет нам из Испании… от мирного фермера — кто бы мог подумать!
— Дальше!
— Дальше нечто потрясающее. Слушай: «У меня чудесный цветник. Множество роз. Представляю, как бы порадовался Манфред, глядя на них…»
— О, да!
— Дальше идут подробные сведения о розах… А, вот: «Какого вы мнения о предложенном американскими учёными способе анализа крови?.. Они утверждают, что так можно установить родство людей… Мои поросята чудесно растут. Один из них на редкость умён и сообразителен, — я назвал его Джорджем…»
— Я счастлив! — произнёс Джордж Манфред.
— «Предвидится славный урожай винограда… известно ли вам, что у близнецов одинаковые кожные линии на пальцах?.. Очень неблагополучно с луком… лук в этом году меня приводит в отчаянье… Еще раз обнимаю. Пойккерт.» Всё!
— М-да… Что касается близнецов — это всего лишь гипотеза; причём, довольно шаткая… Куда ты, Леон?
Гонзалес молча вышел.
Через пять минут он вошёл совершенно преображенным: его воротник был чист, но потёрт, ботинки были тщательно вычищены, но изобиловали заплатами, каблуки были скошены, но грубо подбиты резиновыми набойками.
— А, понял: сегодня ты снова изображаешь адвоката-неудачника! Ладно-ладно, я ни о чём не спрашиваю. Желаю успеха и передаю горячий привет Амелии Джонс!
Гонзалес нахмурился.
— Несчастная женщина, — пробормотал он.
— Ты чудесный человек, Леон, — улыбнулся Манфред. — Я завидую твоему умению обволакивать простую старую женщину романтическим флёром.
Леон накинул на плечи поношенное пальто.
— А из тебя никудышный циник, Джордж…
Тот маленький трактир, куда направлялся Гонзалес, находился в Дептфорде. Вечер выдался холодный и туманный. Улицы были пустынны. Мало народу оказалось и в трактире. В общем зале сидело не больше полдюжины гостей. Леон подошёл к стойке и заказал стакан красного вина.
К нему подошла пожилая женщина.
— Спасибо, что пришли, — тихо сказала она.
— Как обещал, миссис Джонс, — ответил Леон.
— Мистер Лукас, — продолжала она, обращаясь к Гонзалесу, известному а трактире под этим именем, — вы были так добры ко мне… Ваши советы очень помогли мне… Но в этот раз… я не знаю, как просить вас…
— Я к вашим услугам, миссис Джонс.
— Не смогли бы вы увидеться со мной завтра в половине девятого на вокзале? Я, разумеется, оплачу стоимость вашего билета, — поспешила добавить она, — я не могу допустить, чтобы вы тратились из-за меня… У меня накоплено немного…
— Мне сегодня тоже удалось немного заработать. Вы получили известие о муже?
— Я видела одного человека, только что выпущенного из тюрьмы…
Губы ее задрожали, а на глазах проступили слезы.
— Он исполнит свою угрозу, я знаю, — прошептала она, — но не это меня беспокоит…
— Что же?
— Вы всё узнаете завтра, если придёте на вокзал… я… очень прошу вас… А он… его через два месяца выпустят из тюрьмы и… он убьёт меня, я знаю… Я готова… Но не это меня волнует…
— Хорошо, — сказал Гонзалес. — Завтра в половине девятого я буду ждать вас на вокзале.
К удивлению Леона, миссис Джонс была одета почти нарядно. По крайней мере, в ней никак нельзя было признать простую уборщицу.
Они взяли билеты до Суиндона. В вагоне женщина почти всю дорогу молчала, односложно отвечая на редкие вопросы Гонзалеса.
В Ньюберри их поезд задержался, пропуская экскурсионный состав. В его окнах промелькнули оживлённые, смеющиеся личики детей.
— Я совсем забыл, что начались пасхальные каникулы, — сказал Леон.
В Суиндоне они вышли из вагона.
— Нам придётся немного подождать, — сказала миссис Джонс. — Я хотела бы…
В это время ещё один поезд подошёл к перрону. Женщина тут же оставила своего спутника и устремилась навстречу молоденькой девушке, на шапочке которой красовалась бело-розовая лента — отличительный знак одной из самых престижных школ Англии.
— О, миссис Джонс, как любезно с вашей стороны, что вы приехали встретить меня. Право, не стоило затрудняться. Я приехала бы и сама в Лондон, — прощебетала девушка, приветливо улыбаясь. — Ваш знакомый? О, я очень рада!
Она протянула руку Леону.
— Для меня было удовольствием приехать на встречу с вами, мисс Рэйчел! — голос миссис Джонс дрожал от сдерживаемого волнения. — Как идут ваши занятия?
— Отлично. Я получила награду!
— Это… прекрасно… Вы всегда… преуспевали во всем…
Девушка повернулась к Гонзалесу.
— Миссис Джонс раньше была моей воспитательницей. Она очень добра ко мне…
Амелия Джонс украдкой смахнула слезу.
— Как поживает ваш супруг? Он всё так же неприветлив?
— Нет… уже лучше… гораздо… Но порой с ним бывает нелегко…
— Я была бы рада возможности повидать его.
— О… но… когда-нибудь, мисс Рэйчел… Где вы намерены провести каникулы?
— Я поеду со своими подругами в Клифтон. Нас пригласила к себе Молли Уоркер, дочь сэра Джорджа Уоркера… Но… мне пора… Я вам очень признательна, миссис Джонс.
Девушка наскоро попрощалась и вошла в вагон.
Лицо миссис Джонс мгновенно осунулось, увяло, и она стала ещё бледнее.
— Я больше никогда не увижу её, — прошептала женщина.
Леон взял её за руку.
— Вы очень любите эту девушку…
— Это моя дочь…
На обратном пути в Лондон они заняли отдельное купе, и миссис Джонс рассказала историю своих страданий.
— Рэйчел было всего два года, когда её отец вторично попал в тюрьму. Он всегда имел преступные наклонности, и полиция, мне кажется, следила за ним чуть ли не с детства. Выходя за него замуж, я ничего об этом не знала…
Я служила нянькой в одном богатом доме. Он этот дом ограбил. Меня, конечно, уволили за то, что я, будто бы, специально оставила незапертой дверь…
Из тюрьмы он вернулся ещё более ожесточённым. Он часто, напившись, кричал, что не остановится и перед убийством… Когда родилась Рэйчел, он не раз выгонял меня с младенцем среди ночи на улицу… А потом… он, со своим сообщником, ограбил богатого букмекера, причём едва не убив его. То, что букмекер остался жив, — отнюдь не заслуга Чарли Джонса, о, нет, он просто не рассчитал удар!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16