Он уехал и поселился в одном заброшенном доме, в самой глубинке Канады, почти у самого Северного полюса, где в уединении прожил целый год. Док вернулся из своего добровольного изгнания, весь пылая от праведного гнева, и тут же захотел броситься, очертя голову, на борьбу с Преступлением. Он хотел искупить свои грехи, очистив мир от как можно большего количества преступников.
Вот тогда-то он и встретился со своей кузиной. Если я правильно поняла, то братья, их отцы, потеряли друг друга из виду со времен их юности. Отец Триш эмигрировал из Англии будучи еще совсем молодым, после чего потерял контакт со всеми своими родственниками. Отец Дока переехал в Америку, но гораздо позже. Док и Триш встретили друг друга совершенно случайно, познакомились и лишь спустя некоторое время обнаружили, что их связывают родственные узы. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Док все рассказал Триш. Он преодолел свой внутренний запрет, и они смогли заняться любовью. Ей удавалось вместить его, хотя ей это причиняло сильную боль. Я уже тебе говорила, что она высокая девушка, даже можно сказать – крупная, но у нее очень узкое влагалище. Во всяком случае, она сама так считает. А затем Док совершил нечто странное…
– Я заметил, что в бунгало его поджидала какая-то малютка с Востока, – заметил я. – Совсем крошечная женщина.
Я давно уже слушал разговорившуюся графиню в пол-уха и думал о кузине Дока, в чьей смерти он обвинил меня. Если он действительно верил в это, было совсем неудивительно, что он испытывает ко мне столь неприкрытую ненависть. Но почему он в это верит?
– Это Патани, – уточнила Клара. – Я ее просто не переношу! Она так нежна, такая хрупкая, такая предупредительная! Не беспокойся за нее. Она не будет и пытаться лечь рядом с ним. Эта девочка предпочитает рот всему остальному. Но делает она это мастерски, по высшему разряду. Поэтому они с Доком всегда предпочитают оставаться вместе, когда им случается здесь быть в одно и то же время.
Она поиграла немного моим концом, попробовала изобразить из него кларнет (намекая на свое имя), но все было впустую. Он оставался таким же инертным и неподвижным.
– Ты, случаем, не стал импотентом, дорогой? – спросила она. – О, нет! Это невозможно, все видели, как вы скрестили ваши дрючки на мосту, прямо как какие-нибудь Робин Гуд и Маленький Жан со своими дубинками. Ой, слушай! А может быть, за это время ты стал педиком, нет?
– Да нет же! – с досадой ответил я.
Было бы бессмысленно пытаться объяснить то, в чем я сам до сих пор не мог разобраться. Если я скажу ей, что достаточно мне убить ее, как член мой вскочит, как чертик из коробки, и зальет морем спермы ее остывающий труп, то ничего этим не объясню, а лишь напрасно напугаю ее. Вернее, создал бы у нее о себе неприятное впечатление, так как люди, приходящие в эти пещеры, пугаются лишь в действительно серьезных ситуациях.
Тогда она попросила меня хотя бы помочь ей разрядиться, и я ответил, что охотно помогу ей и сделаю это от всей души. «Сколько мужиков могли бы сейчас сделать для нее в тысячу раз больше, чем я в моем теперешнем состоянии! – подумал я. – Так нет же! Она оказывает мне честь, предпочитая иметь со мной дел на цент, чем с другими на целый доллар». Я ласково и нежно стал поглаживать ее клитор, чем быстро довел ее до состояния оргазма. Потом еще и еще, пока она не устала немного. Тогда, давая ей отдохнуть, я раздвинул языком ее малые губы и ввел его внутрь. Я двигал им то медленно, то быстро, то из стороны в сторону, то взад и вперед, почти равноценно заменив им мой забастовавший член. Она «кончила» не менее двенадцати раз. За исключением жены, я не знал ни одной другой женщины, у которой вагина была бы столь восхитительна, как у Клары.
Я почувствовал, что возбуждаюсь, но очень смутно и неопределенно. Покрыв меня на прощание тысячью поцелуев, – похоже, ей нравился вкус собственной вагины – Клара, наконец, оставила меня одного.
Глава XXIV

Я хорошо понимаю, что большинство любителей приключенческих романов, где я являюсь главным героем, будут шокированы, даже придут в негодование, прочитав о том, чем мы занимались, Клара и я. Мой «биограф» изобразил меня человеком с абсолютно безупречной моралью. Если верить ему, у меня хватало сил и мужества оставаться целомудренным и безукоризненно верным моей жене, несмотря на происки очень красивых и очень влюбленных в меня дам, пытающихся соблазнить меня при выходе из длительного периода воздержания. Огромное число фанатиков этих романов непоколебимо верят в каждое слово этих бредней. Они не воспринимают меня иначе, как человеком, наделенным моральными качествами супермена. Или невротика. Быть может, им нравится думать, что существуют люди, способные устоять перед соблазнами, которым они были бы счастливы поддаться сами.
Но есть много и других читателей, которые находят все это смешным. Они отказываются верить, что нормальный человек со здоровой психикой, с точки зрения сексуальности, может устоять перед такой приманкой, если, к тому же, этому благоприятствуют обстоятельства. Даже самые закоренелые викторианцы не были стеснительны до такой степени.
Но самым странным во всем этом является то, что мой биограф ничего не преувеличил, и пусть однажды, но он не стал здесь фантазировать.
Когда я женился (тогда я мало что знал о человеческих обычаях), я принес клятву оставаться верным моей жене после церемонии, она вновь заставила меня поклясться, что я не буду спать ни с одной женщиной, кроме нее, пока мы живем на этом свете.
В то время мы, естественно, еще ничего не знали ни о Девяти, ни об эликсире. Я легко принял ее точку зрения и согласился со всем, о чем она меня просила, потому что у антропоидов, воспитавших меня, были весьма схожие обычаи. С единственной разницей, что в стаде взрослый самец мог иметь нескольких жен сразу, и не существовало никаких проблем с разводом как для самцов, так и для самок.
Мне случалось подолгу не видеть моей жены во время рейдов в джунгли или выполнения поручений Девяти. В таких случаях я обычно мастурбировал. Правда, у меня был еще один выход. Во время скитаний по джунглям я много лет находил утешение в знакомстве с грациознейшим существом на свете, великолепной пантерой по кличке Кута. Это была самка, конечно. О ней мой биограф даже не упоминает в своих романах.
На деле, он и вовсе не подозревал об ее существовании, так как я ему никогда о ней не рассказывал. Он был слишком симпатичен мне, чтобы я мог позволить себе смутить его чувствительную душу или нанести ущерб тому впечатлению, и так уже серьезно подпорченному моими предыдущими откровениями, которое к тому времени сложилось у него обо мне. Это было одно из тех редких человеческих существ, которое заслужило мою симпатию.
Моя любовная связь с Кутой была, должен признать, необычна. Когда-нибудь я более детально опишу эти странные отношения между человеком и огромным красивым зверем. К концу третьего года она бросила меня ради самца своей породы. Я подозреваю, что Кута это сделала из-за того, что не могла рассчитывать на потомство от меня. Или, может быть, оттого, что больше не могла переносить ревность моей супруги и опасалась, как бы та не подстроила ей какую-нибудь гадость. До того дня, когда одним прекрасным вечером мы с Кутой впервые занялись любовью на прогалине леса, лежащей на склоне горы, пантера была очень привязана к моей жене.
У меня не было ощущения, что я нарушаю свое обещание, когда я мастурбировал или делил любовь с Кутой. Оно касалось, в конце концов, только человеческих самок. И я не понимал, почему Клио ревновала меня к пантере. По логике вещей, она не должна были бы этого чувствовать. Однако я поостерегся рассказать ей что-либо о наших отношениях с Кутой даже после того, как та оставила меня. Однажды мы вернулись к этой теме, в тот день, когда отпраздновали седьмую годовщину нашей свадьбы и одновременно день моего рождения. Это было в нашем лондонском особняке, как сейчас помню, 21 ноября 1920 г. Мы выпили шампанского, и это было ошибкой, поскольку я пью так редко, что алкоголь тотчас бьет мне в голову. После первого же бокала я потерял всю свою осторожность. Я рассказал ей все о Куте и себе и расплатился за это долгими часами нескончаемых упреков и рыданий. В конце концов мне удалось убедить ее в том, что я не был ей неверен в истинном значении этого слова и что я не совершил такого уж ужасного преступления против природы. Для меня существует лишь одно преступление против природы, это преступление против моей природы, против моего естества, которое страдает, когда не может с необходимой частотой разряжаться от переполняющей ее, накопившейся сексуальной энергии. Другими словами, если я не трахаюсь шесть раз в неделю, я становлюсь раздражительным и злым.
Она простила меня. Во всяком случае, так она мне сказала. И так, скорее всего, оно и было, потому что, несмотря на все свои недостатки, Клио всегда была сама искренность. Я был воспитан и взращен обезьянолюдьми и поэтому не был полностью ответствен за мое поведение, за то, что не был настолько «цивилизованным» человеком. Я сказал ей, что несу полную ответственность за мое поведение, которое логически гораздо более обосновано, чем ее отношение к нему. Она сделала вид, что не поняла или не расслышала того, что я сказал. Клио хотела вновь заставить меня дать ей обещание, что подобное больше никогда не повторится. Она хотела, чтобы запрет, ограничивающий мои сексуальные отношения с людьми, распространился бы и на животных, какими бы милыми и прекрасными они ни были.
Я спросил ее, не запретит ли она мне заодно и заниматься онанизмом. Клио вздрогнула, и лицо ее покраснело. Я чистосердечно рассказал ей, что вынужден мастурбировать во время моих длительных путешествий. Видимо, я говорил достаточно убедительно и откровенно, так как она преодолела свойственную людям скрытность и смущение, особо выраженное у женщин, и после нескольких дополнительных глотков шампанского призналась мне, что во время моих длительных отлучек она тоже занималась мастурбацией. Клио родилась в добропорядочной протестантской семье на юге Соединенных Штатов и являлась потомком длинной линии пуритан, строго следящих за своей нравственностью. Кроме того, черная нянька, которой поручили Клио в шестилетнем возрасте, была баптисткой, фанатично преданной религии и морали, проповедуемой ею. Вопреки окружающим ее столь строгим нравам Клио, когда выросла, превратилась в молодую пылкую женщину, далекую от всякого жеманства и вычурностей. При этом в ней явно обозначилась тяга к тому, что люди называют «сексуальным экспериментированием». К тому же ей удалось избавиться от тех унизительных условностей или, как их еще называют «расовых предрассудков», которыми была пропитана атмосфера ее детства и юности, прошедших в весьма специфическом нравственном климате юга Соединенных Штатов.
(Я отвлекаюсь в сторону, это так. Но в конце концов – это моя история, и я рассказываю ее так, как мне нравится. И потом, читателю будет трудно понять меня и тех, кого я люблю, если у него не будет объективного представления обо всех нас.)
Мы с Клио свободно болтали о наших мастурбациях и фантазиях, которыми они сопровождались. Она даже позволила себе пошутить по поводу размеров банана, которым ей приходилось пользоваться, чтобы удовлетворить себя после семи лет совместной жизни со мной.
Наш обет верности друг другу был недействителен в течение определенного времени: он автоматически снимался, когда мы участвовали в церемониях в пещерах Девяти. Получив в дар Эликсир Молодости, мы тем самым соглашались с условиями, поставленными перед нами Девятью. Мы пробовали это оспорить лишь однажды, когда нам впервые пришлось столкнуться с этим и это было в первый и последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45