Позже надо будет подобрать все брошенные листы — ведь если в эту ночь выкристаллизуется что-то существенное, все наброски пригодятся.
Однако Бретт знал, что Элрой Брейсуэйт прав. Серебристый Лис, проработавший в автомобильной промышленности гораздо дольше любого из присутствовавших здесь, видел, как новые модели автомобилей возникали и доходили до практической реализации, но знал и такие случаи, когда проект, поначалу выглядевший весьма перспективным, затем отбрасывался по непонятным причинам или вообще без причин.
Внутри самой компании на пути любой новой идеи возникали бесчисленные барьеры, которые надо было преодолевать, неисчислимые критические замечания, которые надо было опровергать, бесконечные заседания, где противники новой идеи встречали ее в штыки. Но даже если новая концепция проходила все эти препоны, были еще первый вице-президент, президент и председатель совета директоров компании, которые могли в любой момент наложить вето…
И тем не менее некоторые идеи все же пробивали себе дорогу и становились реальностью.
Так, например, случилось с моделью “Ориона”. И.., может быть.., эта концепция, родившаяся сейчас в голове конструкторов, эти семена, посеянные здесь сегодня, воплотятся в “Фарстар”.
Кто-то принес еще кофе, и разговоры затянулись далеко за полночь.
Глава 18
Кейс Йетс-Браун в своем рекламном агентстве Оу-Джи-Эл волновался и нервничал из-за того, что документальный фильм “Автосити” снимался без сценария.
— Сценарий должен быть, — заявил Йетс-Браун Барбаре Залески, позвонив ей из Нью-Йорка. — Если его не будет, как мы сможем отсюда защищать интересы клиента и делать предложения?
На другом конце провода, в Детройте, Барбаре так и хотелось ответить директору-распорядителю, что меньше всего здесь требуется вмешательство начальства с Мэдисон-авеню. Тогда из искреннего и честного фильм превратится в выхолощенную, лакированную поделку. Но Барбара не сказала этого, а лишь повторила точку зрения режиссера Веса Гропетти, весьма способного и уже достаточно зарекомендовавшего себя человека, с авторитетом которого нельзя было не считаться.
А Гропетти заявил: “Можно, конечно, что угодно написать на бумаге, но это ни в коей мере не будет отражать атмосферы, царящей в Детройте, потому что мы еще толком ее не знаем. Вооружившись самой современной съемочно-звуковой аппаратурой, мы и прибыли сюда, чтобы попытаться ее уловить”.
Невысокого роста, с густой, окладистой бородой, режиссер был похож на взъерошенного воробья. Он всегда ходил в черном берете и куда больше заботился о зрительных образах, чем о словах. “Я хочу, — заявил он, — чтобы обитатели городского гетто — работяги, девушки и парни — рассказали нам, что они думают о своей жизни и как смотрят на нас, подонков. А это значит — о том, кого и что они ненавидят, каковы их надежды, радости, разочарования, чем они дышат, как спят, развратничают, потеют, что видят и чем пахнут. Все это я собираюсь заснять на пленку — их рожи, голоса, причем без каких-либо проб и репетиций. И пусть говорят так, как умеют. Не исключено, что я пну одного-другого в зад, чтобы он взвился от злости, но так или иначе заставлю говорить, и, пока они будут говорить, камера будет скользить по лицам, словно натренированный глаз проститутки, и мы увидим Детройт, как они его видят — взглядом обитателей городского гетто”.
И этот подход вполне себя оправдывает, заверила Барбара Йетс-Брауна.
Гропетти решил снимать методом Sinema verite и теперь с камерой в руках и с минимальным количеством съемочных приспособлений бродил по улицам города в сопровождении операторов, убеждая людей свободно и непринужденно — а иногда и взволнованно — рассказывать о своей жизни. Барбара, которая обычно сопровождала его в киноэкспедициях, знала, что, обладая гениальным инстинктом выбора, Гропетти умел заставить отобранных для съемки людей забыть о том, что на них направлены объектив и осветительная аппаратура. Никто не знал, что нашептывал маленький режиссер людям, прежде чем они открывали рот перед камерой; иногда, склонив голову, он несколько минут проникновенно смотрел им в глаза. И это всегда вызывало ответную реакцию — смех, антипатию, человеческий контакт, стремление замкнуться, угрюмость, наглость, настороженность, гнев, а иногда — как в случае с молодым черным активистом, который вдруг так разговорился, что не остановишь, — даже откровенную ненависть.
Почувствовав, что встретил подходящего собеседника, Гропетти мгновенно отскакивал в сторону, чтобы оператор по его тайному сигналу успел зафиксировать на пленку выражение лица и невольно вырвавшиеся у человека слова. А потом Гропетти мог с безграничным терпением повторять одно и то же, пока не добивался того, чего хотел, — раскрытия личности, не важно, доброй или злой, симпатичной или безумной, зато жизненно правдивой и реальной, не скованной присутствием неуклюжего интервьюера.
Барбара уже видела отдельные кадры и целые сюжеты, отснятые на улицах города, и пришла в полный восторг. С операторской точки зрения отснятый материал вызывал в памяти портреты Кэрша, оживленные и озвученные магией Гропетти.
— Поскольку фильм будет называться “Автосити”, — заметил Йетс-Браун, выслушав Барбару, — может, вы все же напомните Гропетти, что в городе есть не только люди, но и автомобили и что мы надеемся увидеть на экране некоторые из них, причем желательно те, что выпускает наш заказчик.
Барбара почувствовала, что старший инспектор уже начал сожалеть о своем решении: не стоило давать ей всю полноту власти над фильмом. Вместе с тем он понимал, что съемки любого фильма должен возглавлять кто-то один и что, пока агентство не отстранит Барбару или не уволит, таким человеком будет она.
— Автомобили непременно будут в фильме, — заверила Барбара Йетс-Брауна, — причем автомобили именно нашего заказчика. Мы это не акцентируем, но и не скрываем, поэтому большинство зрителей их узнает. — И она рассказала о съемках, уже начавшихся в сборочном цехе автомобильной компании, с упором на показ неквалифицированных рабочих, набранных среди жителей гетто, в том числе Ролли Найта.
Во время съемок рабочие на конвейере даже не заметили, что камера была направлена на Ролли. Частично это объяснялось просьбой самого Ролли, а частично — стремлением реалистически показать окружающую обстановку.
Леонард Уингейт, заинтересовавшийся проектом, над которым работала Барбара, еще в тот вечер, когда они встретились на квартире у Бретта Дилозанто, помог им без излишнего шума организовать съемки. На заводе стало известно лишь то, что снимают какой-то участок конвейера, причем никому толком не было известно, с какой целью. Только Вес Гропетти, Барбара да оператор и звукооператор знали, что большую часть времени они лишь делают вид, будто снимают производство, тогда как на самом деле главной их заботой было снять Ролли Найта.
На пленку же записывались только производственные шумы. Потом Барбаре воспроизвели сделанную запись. Это была жуткая какофония, которая, однако, могла служить на редкость удачным фоном для отснятых кадров.
Голос Ролли Найта Гропетти решил наложить позже, записав его прямо на квартире, где Ролли проживал со своей подружкой Мэй-Лу. При этом обещал присутствовать и Леонард Уингейт. Кроме того, хотя Барбара не сообщила этого Кейсу Йетс-Брауну, будет и Бретт Дилозанто.
— Не забывайте только, — предупредил ее по телефону Кейс Йетс-Браун, — что мы тратим массу денег нашего клиента, за которые придется отчитываться.
— Мы не выходим за рамки сметы, — ответила Барбара. — А клиенту, похоже, нравится то, что мы до сих пор отсняли. Во всяком случае, таково мнение председателя совета директоров.
В телефонной трубке послышался какой-то грохот — по всей вероятности, Кейс Йетс-Браун вскочил с кресла.
— Вы обращались к председателю совета директоров?! — Наверное, упоминание папы римского или президента Соединенных Штатов не произвело бы на него столь сильного впечатления.
— Он приезжал посмотреть, как мы снимаем. А на другой день Вес Гропетти взял отснятые пленки и продемонстрировал их председателю прямо у него в офисе.
— И вы пустили этого сквернослова, этого хиппи Гропетти на пятнадцатый этаж?
— Вес считает, что они с председателем нашли общий язык.
— Он так считает! А вы даже не пошли с ним?
— В тот день я никак не могла.
— О Господи! — Барбара представила себе, как побледнел старший инспектор и в отчаянии схватился за голову.
— Вы ведь сами мне говорили, — напомнила Барбара, — что председатель заинтересован в этом проекте и что мне время от времени придется информировать его о том, как идет работа.
— Да, но не так вот — мимоходом! Даже не поставив нас здесь в известность, чтобы мы могли заранее решить, в каком ключе вам докладывать. А уж послать Гропетти одного…
— Я еще не успела вам сказать, — проговорила Барбара, — что на другой день председатель совета позвонил мне. Он сказал, что наше агентство проявило похвальную широту взглядов — это буквальные его слова, — пригласив работать над фильмом режиссера Веса Гропетти, и советовал ни в коей мере не ограничивать Веса, так как фильм должен быть хорошо срежиссирован. При этом председатель добавил, что все это он изложит в письме, которое направит в агентство.
Барбара услышала сопение на другом конце провода.
— Письма мы пока еще не получили. Когда оно придет… — Пауза. — Барбара, по-моему, вы прекрасно делаете свое дело. — В голосе Йетс-Брауна послышались умоляющие нотки. — Только прошу вас, пожалуйста, не надо рисковать, и немедленно ставьте меня в известность о любых контактах с председателем совета директоров заказчика.
Барбара пообещала, после чего Кейс Йетс-Браун — все так же нервно — повторил, что все-таки надо было бы иметь сценарий.
Несколько дней спустя Вес Гропетти решил — все так же без сценария — приступить к съемкам заключительных кадров, посвященных Ролли Найту и найму неквалифицированной рабочей силы в черте города.
Вечерело.
В душную до тошноты, плохо обставленную комнатенку набилось восемь человек.
В Детройте — и особенно в городском гетто — стоял знойный, безветренный летний день. Даже сейчас, после захода солнца, было жарко — и в помещении, и на улице.
Ролли Найт и Мэй-Лу находились в числе этих восьми, ибо в данный момент это было их обиталище. Хотя комнатенка была совсем крошечная, она служила им одновременно и спальней, и жилой комнатой; в примыкавшей к ней кухоньке, похожей на чулан, имелись раковина, кран с холодной водой (горячей не было), растрескавшаяся от старости газовая плита и несколько простых деревянных полок. Ни туалета, ни ванной. Эти удобства находились этажом ниже, ими, кроме Ролли и Мэй-Лу, пользовались обитатели еще шести квартир.
У Ролли был угрюмый вид, словно он раскаивался, что вообще впутался в эту историю. Мэй-Лу, похожая на девчонку-переростка, с тонкими ногами и костлявыми руками, почему-то выглядела испуганной, но постепенно стала успокаиваться, когда Вес Гропетти в своем неизменном черном берете, который он не снимал даже в жару, тихо заговорил с нею.
За спиной у режиссера находились оператор и звукооператор, с трудом расставившие в тесноте свое оборудование. Рядом с ними пристроилась Барбара Залески с раскрытым блокнотом в руках.
Бретт Дилозанто забавлялся, глядя на Барбару, — она по обыкновению сидела, подняв на лоб темные очки.
Софиты еще не были включены. Но все знали, что, как только они загорятся, в комнате станет еще жарче.
Леонард Уингейт то и дело вытирал белоснежным полотняным платком пот с лица. Они с Бреттом стояли, прижавшись к стене, и старались занимать как можно меньше места.
Вдруг — по знаку, незаметно поданному Гропетти, — оба техника включили софиты, и на магнитофоне завертелась пленка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Однако Бретт знал, что Элрой Брейсуэйт прав. Серебристый Лис, проработавший в автомобильной промышленности гораздо дольше любого из присутствовавших здесь, видел, как новые модели автомобилей возникали и доходили до практической реализации, но знал и такие случаи, когда проект, поначалу выглядевший весьма перспективным, затем отбрасывался по непонятным причинам или вообще без причин.
Внутри самой компании на пути любой новой идеи возникали бесчисленные барьеры, которые надо было преодолевать, неисчислимые критические замечания, которые надо было опровергать, бесконечные заседания, где противники новой идеи встречали ее в штыки. Но даже если новая концепция проходила все эти препоны, были еще первый вице-президент, президент и председатель совета директоров компании, которые могли в любой момент наложить вето…
И тем не менее некоторые идеи все же пробивали себе дорогу и становились реальностью.
Так, например, случилось с моделью “Ориона”. И.., может быть.., эта концепция, родившаяся сейчас в голове конструкторов, эти семена, посеянные здесь сегодня, воплотятся в “Фарстар”.
Кто-то принес еще кофе, и разговоры затянулись далеко за полночь.
Глава 18
Кейс Йетс-Браун в своем рекламном агентстве Оу-Джи-Эл волновался и нервничал из-за того, что документальный фильм “Автосити” снимался без сценария.
— Сценарий должен быть, — заявил Йетс-Браун Барбаре Залески, позвонив ей из Нью-Йорка. — Если его не будет, как мы сможем отсюда защищать интересы клиента и делать предложения?
На другом конце провода, в Детройте, Барбаре так и хотелось ответить директору-распорядителю, что меньше всего здесь требуется вмешательство начальства с Мэдисон-авеню. Тогда из искреннего и честного фильм превратится в выхолощенную, лакированную поделку. Но Барбара не сказала этого, а лишь повторила точку зрения режиссера Веса Гропетти, весьма способного и уже достаточно зарекомендовавшего себя человека, с авторитетом которого нельзя было не считаться.
А Гропетти заявил: “Можно, конечно, что угодно написать на бумаге, но это ни в коей мере не будет отражать атмосферы, царящей в Детройте, потому что мы еще толком ее не знаем. Вооружившись самой современной съемочно-звуковой аппаратурой, мы и прибыли сюда, чтобы попытаться ее уловить”.
Невысокого роста, с густой, окладистой бородой, режиссер был похож на взъерошенного воробья. Он всегда ходил в черном берете и куда больше заботился о зрительных образах, чем о словах. “Я хочу, — заявил он, — чтобы обитатели городского гетто — работяги, девушки и парни — рассказали нам, что они думают о своей жизни и как смотрят на нас, подонков. А это значит — о том, кого и что они ненавидят, каковы их надежды, радости, разочарования, чем они дышат, как спят, развратничают, потеют, что видят и чем пахнут. Все это я собираюсь заснять на пленку — их рожи, голоса, причем без каких-либо проб и репетиций. И пусть говорят так, как умеют. Не исключено, что я пну одного-другого в зад, чтобы он взвился от злости, но так или иначе заставлю говорить, и, пока они будут говорить, камера будет скользить по лицам, словно натренированный глаз проститутки, и мы увидим Детройт, как они его видят — взглядом обитателей городского гетто”.
И этот подход вполне себя оправдывает, заверила Барбара Йетс-Брауна.
Гропетти решил снимать методом Sinema verite и теперь с камерой в руках и с минимальным количеством съемочных приспособлений бродил по улицам города в сопровождении операторов, убеждая людей свободно и непринужденно — а иногда и взволнованно — рассказывать о своей жизни. Барбара, которая обычно сопровождала его в киноэкспедициях, знала, что, обладая гениальным инстинктом выбора, Гропетти умел заставить отобранных для съемки людей забыть о том, что на них направлены объектив и осветительная аппаратура. Никто не знал, что нашептывал маленький режиссер людям, прежде чем они открывали рот перед камерой; иногда, склонив голову, он несколько минут проникновенно смотрел им в глаза. И это всегда вызывало ответную реакцию — смех, антипатию, человеческий контакт, стремление замкнуться, угрюмость, наглость, настороженность, гнев, а иногда — как в случае с молодым черным активистом, который вдруг так разговорился, что не остановишь, — даже откровенную ненависть.
Почувствовав, что встретил подходящего собеседника, Гропетти мгновенно отскакивал в сторону, чтобы оператор по его тайному сигналу успел зафиксировать на пленку выражение лица и невольно вырвавшиеся у человека слова. А потом Гропетти мог с безграничным терпением повторять одно и то же, пока не добивался того, чего хотел, — раскрытия личности, не важно, доброй или злой, симпатичной или безумной, зато жизненно правдивой и реальной, не скованной присутствием неуклюжего интервьюера.
Барбара уже видела отдельные кадры и целые сюжеты, отснятые на улицах города, и пришла в полный восторг. С операторской точки зрения отснятый материал вызывал в памяти портреты Кэрша, оживленные и озвученные магией Гропетти.
— Поскольку фильм будет называться “Автосити”, — заметил Йетс-Браун, выслушав Барбару, — может, вы все же напомните Гропетти, что в городе есть не только люди, но и автомобили и что мы надеемся увидеть на экране некоторые из них, причем желательно те, что выпускает наш заказчик.
Барбара почувствовала, что старший инспектор уже начал сожалеть о своем решении: не стоило давать ей всю полноту власти над фильмом. Вместе с тем он понимал, что съемки любого фильма должен возглавлять кто-то один и что, пока агентство не отстранит Барбару или не уволит, таким человеком будет она.
— Автомобили непременно будут в фильме, — заверила Барбара Йетс-Брауна, — причем автомобили именно нашего заказчика. Мы это не акцентируем, но и не скрываем, поэтому большинство зрителей их узнает. — И она рассказала о съемках, уже начавшихся в сборочном цехе автомобильной компании, с упором на показ неквалифицированных рабочих, набранных среди жителей гетто, в том числе Ролли Найта.
Во время съемок рабочие на конвейере даже не заметили, что камера была направлена на Ролли. Частично это объяснялось просьбой самого Ролли, а частично — стремлением реалистически показать окружающую обстановку.
Леонард Уингейт, заинтересовавшийся проектом, над которым работала Барбара, еще в тот вечер, когда они встретились на квартире у Бретта Дилозанто, помог им без излишнего шума организовать съемки. На заводе стало известно лишь то, что снимают какой-то участок конвейера, причем никому толком не было известно, с какой целью. Только Вес Гропетти, Барбара да оператор и звукооператор знали, что большую часть времени они лишь делают вид, будто снимают производство, тогда как на самом деле главной их заботой было снять Ролли Найта.
На пленку же записывались только производственные шумы. Потом Барбаре воспроизвели сделанную запись. Это была жуткая какофония, которая, однако, могла служить на редкость удачным фоном для отснятых кадров.
Голос Ролли Найта Гропетти решил наложить позже, записав его прямо на квартире, где Ролли проживал со своей подружкой Мэй-Лу. При этом обещал присутствовать и Леонард Уингейт. Кроме того, хотя Барбара не сообщила этого Кейсу Йетс-Брауну, будет и Бретт Дилозанто.
— Не забывайте только, — предупредил ее по телефону Кейс Йетс-Браун, — что мы тратим массу денег нашего клиента, за которые придется отчитываться.
— Мы не выходим за рамки сметы, — ответила Барбара. — А клиенту, похоже, нравится то, что мы до сих пор отсняли. Во всяком случае, таково мнение председателя совета директоров.
В телефонной трубке послышался какой-то грохот — по всей вероятности, Кейс Йетс-Браун вскочил с кресла.
— Вы обращались к председателю совета директоров?! — Наверное, упоминание папы римского или президента Соединенных Штатов не произвело бы на него столь сильного впечатления.
— Он приезжал посмотреть, как мы снимаем. А на другой день Вес Гропетти взял отснятые пленки и продемонстрировал их председателю прямо у него в офисе.
— И вы пустили этого сквернослова, этого хиппи Гропетти на пятнадцатый этаж?
— Вес считает, что они с председателем нашли общий язык.
— Он так считает! А вы даже не пошли с ним?
— В тот день я никак не могла.
— О Господи! — Барбара представила себе, как побледнел старший инспектор и в отчаянии схватился за голову.
— Вы ведь сами мне говорили, — напомнила Барбара, — что председатель заинтересован в этом проекте и что мне время от времени придется информировать его о том, как идет работа.
— Да, но не так вот — мимоходом! Даже не поставив нас здесь в известность, чтобы мы могли заранее решить, в каком ключе вам докладывать. А уж послать Гропетти одного…
— Я еще не успела вам сказать, — проговорила Барбара, — что на другой день председатель совета позвонил мне. Он сказал, что наше агентство проявило похвальную широту взглядов — это буквальные его слова, — пригласив работать над фильмом режиссера Веса Гропетти, и советовал ни в коей мере не ограничивать Веса, так как фильм должен быть хорошо срежиссирован. При этом председатель добавил, что все это он изложит в письме, которое направит в агентство.
Барбара услышала сопение на другом конце провода.
— Письма мы пока еще не получили. Когда оно придет… — Пауза. — Барбара, по-моему, вы прекрасно делаете свое дело. — В голосе Йетс-Брауна послышались умоляющие нотки. — Только прошу вас, пожалуйста, не надо рисковать, и немедленно ставьте меня в известность о любых контактах с председателем совета директоров заказчика.
Барбара пообещала, после чего Кейс Йетс-Браун — все так же нервно — повторил, что все-таки надо было бы иметь сценарий.
Несколько дней спустя Вес Гропетти решил — все так же без сценария — приступить к съемкам заключительных кадров, посвященных Ролли Найту и найму неквалифицированной рабочей силы в черте города.
Вечерело.
В душную до тошноты, плохо обставленную комнатенку набилось восемь человек.
В Детройте — и особенно в городском гетто — стоял знойный, безветренный летний день. Даже сейчас, после захода солнца, было жарко — и в помещении, и на улице.
Ролли Найт и Мэй-Лу находились в числе этих восьми, ибо в данный момент это было их обиталище. Хотя комнатенка была совсем крошечная, она служила им одновременно и спальней, и жилой комнатой; в примыкавшей к ней кухоньке, похожей на чулан, имелись раковина, кран с холодной водой (горячей не было), растрескавшаяся от старости газовая плита и несколько простых деревянных полок. Ни туалета, ни ванной. Эти удобства находились этажом ниже, ими, кроме Ролли и Мэй-Лу, пользовались обитатели еще шести квартир.
У Ролли был угрюмый вид, словно он раскаивался, что вообще впутался в эту историю. Мэй-Лу, похожая на девчонку-переростка, с тонкими ногами и костлявыми руками, почему-то выглядела испуганной, но постепенно стала успокаиваться, когда Вес Гропетти в своем неизменном черном берете, который он не снимал даже в жару, тихо заговорил с нею.
За спиной у режиссера находились оператор и звукооператор, с трудом расставившие в тесноте свое оборудование. Рядом с ними пристроилась Барбара Залески с раскрытым блокнотом в руках.
Бретт Дилозанто забавлялся, глядя на Барбару, — она по обыкновению сидела, подняв на лоб темные очки.
Софиты еще не были включены. Но все знали, что, как только они загорятся, в комнате станет еще жарче.
Леонард Уингейт то и дело вытирал белоснежным полотняным платком пот с лица. Они с Бреттом стояли, прижавшись к стене, и старались занимать как можно меньше места.
Вдруг — по знаку, незаметно поданному Гропетти, — оба техника включили софиты, и на магнитофоне завертелась пленка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76