— Нет необходимости. Значит, не будь меня, вы бы до сих пор ломали головы над безголовым трупом, извините за каламбур?
— Ломали бы, вот почему мы и пришли к вам в гости. Очень, очень странное дело, таких не оставляют незавершёнными. Пока честно признаюсь — понятия не имею, каким боком это с вами связано, может, случайность. А тогда, наткнувшись на катастрофу, вы сразу же и уехали?
Пришлось опять во всех подробностях описывать автомобильное происшествие на Лодзинском шоссе, причём от меня требовалась точность до секунды. А поскольку я твёрдо решила умолчать о письме Елены, было очень непросто определить своё место во всех происшествиях. Вот если бы ей немедленно отрубили голову и запихали в багажник ближайшего автомобиля, то есть мой, — это понять можно. Но ведь это сделали или на следующий день, или и вовсе через два дня после катастрофы, так почему же её сунули именно мне?!
— Я уже думала об этом, — запинаясь произнесла я. — У них была возможность сделать это уже в Згожельце. Просто хотели избавиться от улики. Ведь смотрите, как получается. Труп неопознан, документов вы никаких не нашли, а голова уедет со мной за границу…
— …и вы выбросите её на ближайшую заграничную помойку, — продолжил полковник.
— Было такое желание, не стану скрывать.
— О Господи! — с ужасом произнёс капитан Борковский.
— Какое счастье, что не выбросили! Думаю, вы догадываетесь — мы подозреваем, что вы от нас что-то скрываете. Знаете, многолетний опыт научил разбираться в людях. Вас мы проверили, в принципе вы не замешаны ни в каком преступлении, ни в чем предосудительном, но ведь все ещё впереди. Могли даже и заняться преступной деятельностью, скажем, месяц назад, до нас ещё не дошло… Ну подумайте сами, ведь мы же не дураки, понимаем, вы к нам обратились не случайно и вообще могли скрыть от нас голову, а тем более ананас.
— Так ведь я думала, что у меня в багажнике все ещё голова! — вырвалось вопреки воле.
— А вы уверены, что в Париже она ещё у вас была?
— В первый день — точно была, а потом — черт её знает… Нет, погодите, если бы не было, с чего бы они лезли ко мне в машину в Штутгарте? И вообще мне представляется следующее: самое разумное признать, что они ошиблись, то есть голову мне подбросили по ошибке, потом ошибку обнаружили и захотели получить обратно своё имущество. Впрочем… слишком много случайностей нагромоздилось, вот нога тоже говорит за себя. О Боже, тут нога, там голова, ну за что мне такое наказание с конечностями?
Ногой полицейские жутко заинтересовались, выяснилось, они не знают о ней практически ничего, как-то раньше речь о ней не заходила. Теперь я восполнила упущение. Выслушали меня с громадным интересом и забросали вопросами. Пришлось поднапрячься и вспомнить — перед банком было чисто, никакого мусора там не валялось, подозрительных личностей я тоже не заметила, а солнышко на чугунной решётке под деревом заставили нарисовать и рассматривали с полицейским прищуром. Потом попросили предъявить ногу и столь же обстоятельно изучили её, клянусь, в лупу разглядывали, уж куда тщательнее, чем врач ортопед. Возможно, кое-какие выводы для себя извлекли, но мне, паразиты, ни словечка не сказали, только головами качали и сочувственно цокали.
Я обиженно прокомментировала:
— Понимаю, я, наверное, должна быть вам благодарна, что вы оставляете мне ногу, а не уносите с собой в качестве бесценного вещдока. Ну ладно, благодарю, и что дальше?
— А ничего. Вы ещё подумайте, вот вам телефон капитана…
И ушли. А я могла бы биться об какой угодно заклад, что стала для них подозреваемым номер один…
* * *
Гжегож, как и вчера, позвонил перед уходом с работы. Нетерпение заставило меня позабыть о всякой осторожности.
— Гжесь, выяснилось, что та самая, которая меня ненавидит, может быть Мизей, всплыло имечко, не может же это оказаться случайностью? Не знаешь, где она сейчас? До сих пор торчит в Штатах? И к тому же благодетель, который помогал Елене в последние годы, очень уж смахивает на моего бывшенького кретина, вот у меня одно цепляется за другое, видишь, как-то взаимосвязано, и выходит…
— Стоп! Успокойся и постарайся изложить понятнее. У меня тут тоже кое-какие новости, надо вместе подумать. Откуда взялась Мизюня?
Набрав в грудь воздуха, я постаралась выполнить его просьбу, излагая только новые факты и с огромным трудом воздерживаясь от комментариев. Он выслушал не перебивая.
— Теперь ты послушай. Так мне задурила голову Ренусем, что я тоже все думаю о нем, хотя нужен он мне как рыбке зонтик. Ну и не выдержал, взял и позвонил Анджею, он до сих пор в Бостоне, ты знаешь.
— И что? Очень бы хотелось услышать, что они разорились. Из-за Мизюни бы порадовалась.
— Напротив, ещё больше разбогатели. В Штатах их уже нет. Надеюсь, ты крепко сидишь?
— Ясное дело, сижу, не могу же я стоять с такой ногой.
— Так вот, Ренусь в Польше!
— А Мизюня?
— Тоже.
Помолчав и переварив услышанное, я отозвалась:
— И в самом деле, хорошо, что сидела. Говори, догадываюсь, у тебя есть ещё что сказать.
— Да, расскажу тебе, что мне Анджей смог сообщить о Ренусе. Вообще-то он не дружил с ним и не особенно интересовался, так что знает не так уж много. Слышал, что Ренусь вернулся в Польшу уже несколько лет назад, когда у нас сменилась власть и стало возможным прокручивать большие дела. Потом здесь, в Штатах, получил крупное наследство, но сам не приехал его получать, а командировал супругу с доверенностью. Мизюня все обделала в лучшем виде, и теперь их банковские счета просто ломятся от обилия накоплений. Какое к этому ты имеешь отношение — понятия не имею и ничего стоящего в голову не приходит.
— Мне тоже. И тем не менее… вот подумай. Письмо, болтовня пани Осташковой, Ренусь — все это складывается в следующую картину. Двоеточие. Ренусь с Мизюней в Польше, Ренусь занимается каким-то подозрительным бизнесом, Елена узнала. Одновременно Елена связалась с моим бывшеньким. Уж не знаю, что он там ей наплёл, но ведь он считает себя великим детективом, вот Елена и решила — это и моё излюбленное занятие, а от неё, возможно, и до Мизюни дошло. Легче всего догадаться о причинах ненависти ко мне Мизюни, ведь Елена втянула меня в их дела, а я, известное дело, таких вещей не выношу и сразу помчусь и донесу кому следует, или по своему обыкновению в прессе опубликую. Они и решили меня припугнуть, дескать, вон Елена лезет не в своё дело, гляди, чем кончила, так прежде сто раз подумай, стоит ли тебе лезть, не то так же будешь выглядеть. Вот к такому выводу я пришла, сопоставив все известные мне события. Некоторые мелочи, не укладывающиеся в мою концепцию, можно объяснить или их промашками, или неудачами. Что скажешь?
Видимо, Гжегож все продумал по ходу моего рассказа, потому что ответил незамедлительно.
— Согласен. Концепция вполне логичная, портит её лишь Ренусь. Повторяю, я с ним близко не был знаком, но слышал, что это скорее добродушный недоумок, а не хитроумный преступник. Его любой негодяй мог обвести вокруг пальца. А если сам поступает как негодяй, так только по глупости.
— Не забывай о Мизюне, — напомнила я. И добавила с надеждой: — Если он составил завещание в её пользу, она запросто могла его убить.
— Да, приятная перспектива… Нет, надо все-таки побольше разузнать о Ренусе. Напущу Анджея. Или вот что, пожалуй, я смогу выбраться в Польшу, слышал, у вас там объявился какой-то народный целитель, говорят, чудеса делает. Посоветуюсь насчёт жены.
К сожалению, я никакими сведениями об отечественных чудотворцах не располагала, никогда они меня не интересовали.
— Ну как же, вся французская пресса о нем пишет! Биотерапевт.
— А, что-то припоминаю, постараюсь разузнать и позвоню тебе.
— Позвони. И прошу тебя, будь осторожна. Знаю, глупо давать такие советы. Но все же…
Положила трубку с полнейшей сумятицей в голове. Сообщением о своём возможном приезде в Польшу Гжегож огорошил меня до такой степени, что не могла я больше ни о чем думать, а в создавшемся положении это было явлением нежелательным. Ведь если Ренусь с Мизюней находились в Польше, я просто обязана что-то о них разузнать. Постой-ка, а как настоящее имя Ренуся? И фамилия? Вылетели у меня из головы, а возможно, я их никогда и не знала. Ренусь и Ренусь, только и всего. Эх, надо было спросить Гжегожа.
Через час я сидела на диване, обложившись старыми записными книжками и книжечками-календариками, где на страничках, соответствующих одному дню года, записывались коротко события, случившиеся в этот день. Просмотрела календарики за несколько лет, без особого успеха. Перешла к записным книжкам. Выяснилось, что большинства старых знакомых уже не найду. И не только потому, что люди смертны, людям свойственно переезжать на другое место жительства, менять номера телефонов. А если и сохранили старые телефоны, за последние годы телефонная связь несколько усовершенствовалась и видоизменилась, изменились и номера телефонов, вот к этим надо теперь добавлять впереди шестёрку, к этим — семёрку, а к этим и сама не знаю что.
Усидчивостью я никогда не отличалась, теперь меня нога просто заставила сиднем сидеть, и единственное, чем я могла заняться безболезненно (в прямом смысле), — это названивать по телефонам, что я и сделала. Энергия искала выхода и нашла в телефонных разговорах.
— Надо же, сколько лет! — воскликнул старый знакомый, к которому мне удалось дозвониться. — Что с тобой происходило, почему не звонила? Кто? Ренусь? Такой маленький, говоришь, и толстый? Да мало ли… В нашей группе учился, говоришь? Нет, не помню такого.
— Ренусь? — недовольно повторил второй старый знакомый. — Не знал я никакого Ренуся!
— О, как ты кстати позвонила! — воскликнула моя давняя приятельница. — Мы как раз празднуем свадьбу моей младшей дочки. Может, забежишь?
— Привет, очень рад тебя слышать! — обрадовался третий старый знакомый. — Это и в самом деле ты? Странно, что застала меня, я ведь давно живу в Швеции, сюда только наведываюсь. Знаешь, изумительная страна… Ренусь? А что с ним случилось, ты почему спрашиваешь? Нет, понятия не имею, как его фамилия.
И только позвонив десятому, я узнала что-то существенное. На сей раз я опять заловила свою очень давнюю приятельницу.
— Ренусь, говоришь? Ах Боже мой, да ведь Ренусь уже давно связался с Мизюней, а ты и не знала? Вроде бы эта выдра была твоей хорошей подругой?
— Вот именно, была, это ты правильно подметила…
— А, понятно. Видела я её не так давно. Кажется, постоянно она обретается теперь во Флориде, но я её встретила в Варшаве. Даже удивилась. Представляешь, Ренусь ударился в бизнес, и не поверишь, с успехом! Это все она мне поведала. А мы, оказывается, в настоящее время — золотая жила для таких вот бизнесменов. Разумеется, бизнес его процветает лишь благодаря её ценным советам, без неё вообще ни гроша бы не заработал, а о ней я бы тебе сказала хорошее словечко, да не стану выражаться, дети слушают…
Тут в телефонной трубке я услышала на дальнем плане суровый басовитый окрик: «Мать, веди себя прилично!»
— Ну вот, сама слышишь, такие они у меня строгие. Это дети, внукам пока на все наплевать. А Ренусь заважничал, знакомых перестал узнавать, морду воротит и делает вид, что не замечает. А деньги лопатой гребёт! Все говорят — стал свинья свиньёй, только Мизюню и уважает, света Божьего без неё не видит. Как думаешь, эта дрянь ему изменяет?
— Не знаю и мне это неинтересно, но позволь тебе напомнить, для неё деньги всегда были на первом плане, постель уже на втором, я-то её знала как облупленную.
— О, да, деньги она всегда уважала, а умом её Бог не обидел, тут уж приходится признать, умная всегда была, но вредная. Удивительно лишь, как этот недоумок Ренусь вдруг такие дела проворачивает, ему ведь это не по мозгам. Впрочем, сама я с ним не общалась уже давно, о его бизнесе люди наговорили такого, что трудно поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42