И ещё потому, что он, Ренусь, был внешне очень похож на её большую любовь…
— Интересно, когда же это все происходило? — недоверчиво спросила я. — В те времена, когда мы дружили, что-то я не замечала в ней никаких любовных страданий.
— Говорят, драму она пережила в семнадцать лет.
— А, ну тогда другое дело. Мы подружились, когда нам обеим было по восемнадцати.
— Моя дорогая, ты ведь сама напомнила мне о сцене перед зеркалом в кафе, когда увидели свои отражения в зеркале Ренусь и второй стиляга, столь на него похожий. Погоди, не перебивай ход моих рассуждений. Итак, зеркало в кафе. Идём дальше. Ты сама сообщила мне, что Ренусь связался с Новаковским. Возможно, ты не в курсе, но Новаковский представлял собою, так сказать, верхний, наружный слой, за ним стоял Спшенгель. Последний обделывал свои делишки тайно, старался использовать подставных лиц, сам предпочитал оставаться в тени. Вот и на меня напустил Новаковского, поэтому люди знали много нехорошего о Новаковском, считали его законченной свиньёй, а я не стал опровергать распространённое мнение. Со Спшенгелем мне довелось беседовать лишь раза два, и то по телефону, и я с большой неохотой вспоминаю эти беседы. Лично я Спшенгеля никогда не видел в глаза.
— И даже не представляешь, как он выглядит?
— Понятия не имею. И не испытывал желания лично встретиться с таким типом. Мне кажется, единственным человеком, знавшим в лицо Спшенгеля, была моя бывшая жена Галина, вряд ли они занимались любовью только в темноте.
— А ведь он был крупной шишкой в тайных службах, — задумчиво произнесла я. — Интересно, твою Галину ему назначили или он заинтересовался ею по собственной инициативе? Вынуждена признать — вполне мог заинтересоваться, твоя Галина была бабой что надо.
— Наверняка они не афишировали свою связь, но близкие подруги Галиночки знали о ней. Слушай, может, не стоит больше о Галиночке? В твоей афёре Спшенгель представляет пока лишь одно звено в цепи моих рассуждений. Не знаешь, что с ним происходит в настоящее время?
— Не могу сказать, возможно, получу информацию, опять повисев на телефоне. Ты не представляешь, какого труда это стоит…
— Очень даже представляю, сам немало повисел за последние дни. Попытайся.
— Разумеется, попытаюсь и обещаю тебе — стану безжалостно пытать своих ближних.
— Однако вернёмся к нашим баранам. Почему во все это замешана ты?
Я постаралась сосредоточиться и по возможности связно и последовательно повторить ещё раз то, что уже хаотично неоднократно сообщала ему по телефону.
— По двум причинам. Одна официальная: моя публикация в печати подпортила их бизнес, а я не имела понятия, кого персонально вывожу на чистую воду. Бизнесом они продолжают заниматься, так что не очень-то сильно я им навредила, однако могут действовать профилактически, опасаясь, что я в состоянии нанести им более значительный ущерб. Возможно, моя публикация заставила встревожиться кого-то из их высоких покровителей, и тот велел платить себе ещё больше, что повысило производственные расходы. В любом случае требуется заставить меня угомониться и больше не встревать в их дела.
Вторая причина — частного характера, и кроется она в покойнице Елене, пусть ей земля будет пухом. По этой линии я то и дело натыкаюсь на сведения о каком-то преступлении, связанном с Ренусем и Мизюней. Елена же, насколько я понимаю, стакнулась с моим бывшеньким, тем самым детективом-любителем. Не исключено, он кое-что ей поведал, она проболталась и вызвала огонь на меня. Так мне все это представляется. У меня якобы находятся какие-то документы, может, бумаги, может, фотографии. Например, снимок, на котором запечатлён Ренусь в тот момент, как вонзает в кого-то нож. Или наоборот… И вот я, по их мнению, храню такой снимок на груди, не расстаюсь с ним ни днём ни ночью, потому как в моем чулане они его не обнаружили. Вернее, в чулане, который считали моим, а на самом деле обшарили чулан соседа, не знали, что мы с ним поменялись чуланами. О чем это я? Ага, о вещдоке в виде фотографии, однако не исключено, он существует в виде достоверных показаний, подписанных достоверными свидетелями. Они уверены — что-то такое находится в моем распоряжении, и это им не нравится.
Впрочем, изложила я тебе только две версии. А их может быть тысяча. К примеру, кто-то из их шайки решил смыться, прихватив все денежки, второй догадался, из зависти стал совать палки в колёса и принялся шантажировать. Я для них очень ценная фигура в такой игре, не знают ведь, что от меня в таких делах столько же пользы, как рыбке от зонтика.
— У Спшенгеля в активе порядочно заслуг, — пробормотал Гжегож. — Насколько мне известно, лично пришил трех человек в рамках своих служебных обязанностей. Уверен, они такие же служебные, как я папа римский.
— А может, имеет смысл в этом покопаться? — робко предложила я.
— Не смеши меня, ведь знаешь же, как у нас обстоит дело с обнародованием архива Министерства внутренних дел и Комитета Безопасности. Надо спятить, чтобы добровольно соваться в такие дела, надеюсь, ты не серьёзно предложила? Или я должен силой тебя увезти во Францию и там держать под замком? Очень прошу — опомнись, нет у меня пока таких возможностей, потому как нет пока замка с подземельями.
— А если когда и появится возможность держать меня взаперти, — попросила я, — пожалуйста, не заточай меня в подземелья, я там неважно себя чувствую, лучше уж держи в высокой башне. А знаешь, возможно, ты и угадал. Не исключено, что мой бывшенький случайно докопался до тайных документов, подлежащих уничтожению… Но тогда это касалось бы скорее Спшенгеля, ибо Новаковский ведёт себя спокойно, не нервничает. Как думаешь, что у Спшенгеля общего с Мизюней и Ренусем? Бизнес? Ты прав, надо попытаться разыскать Спшенгеля!
Гжегож в ужасе даже привстал с места.
— Ну, знаешь, если ты из моих деликатных намёков сделала такой вывод…
— Почему я? Ты же сам только что сказал.
— Я имел в виду лишь целесообразность разузнать кое-что о Спшенгеле и по возможности дипломатично. Если же ты предпочитаешь действовать энергично, тогда уж лучше попытайся встретиться с самим Ренусем, обставив встречу как случайную. Откровенно говоря, именно это я бы и предложил в первую очередь. Ты знаешь, где они с Мизюней живут?
Допив остатки прохладительного, я ощутила аппетит.
— Где-то недалеко от ипподрома, — мрачно информировала я, — неподалёку от здания управления бегами, их излюбленного вида бизнеса. Как вспомню о том, что испоганили этот благородный вид азарта, так за сердце хватает. Мне известно, живут они в каком-то большом доме с запущенным садом на окраине города, так что и не знаю… До сих пор никто конюшен и беговых дорожек не называл запущенным садом. Запущеный… Ох, постой… факт, но не сад же!
В памяти мелькнуло какое-то туманное воспоминание, что-то такое, чему я в своё время не придала значения, потому что не интересовало меня. Не успела я углубиться в туман, как Гжегож мне помешал. Оказывается, он тоже мыслил творчески.
— А чем они, собственно, занимаются в этой своей фирме? — спросил он. — Как её, «Ребус»?
— «Ребас» или «Рибас». Кажется, всем на свете: торговля автомашинами, импорт, торговля лошадьми, аукционы, спекуляция земельными участками, собственные банки, какие-то акционерные общества, казино, азарт во всех видах…
— И бордели тоже содержат?
— Если так, то неофициально, о них мне как раз ничего не известно. А ипподромы мечтают закупить на корню, превратив их в частный бизнес. Но знаешь, поскольку они претендуют на ведение честного бизнеса, должны быть где-то прописаны, в полиции должны знать адрес Либаша. Вечером, вернувшись домой, я у них поинтересуюсь.
— А какого черта ты вообще собираешься возвращаться домой, можешь сказать?
Я так и раскрыла рот. В самом деле, какого черта…
И сразу исчезла грандиозная афёра, со скрежетом опустился железный занавес, отделив меня от всех Ренусей, Мизюнь и мёртвых голов. Дни, проведённые с Гжегожем, можно было сосчитать на пальцах одной руки. Сейчас благодаря чудесному стечению обстоятельств в нашем распоряжении оказалось целых двое суток, а возможно, и больше. От волнения не смогла сосчитать, сколько именно часов мы пробудем вместе. Дура несчастная, могла бы подсчитать заранее, ведь было же время, и тогда соответственно бы настроилась, подготовилась, забрала с собой кое-что из необходимых мелочей, ну хоть бы зубную щётку. Хотя теперь купить зубную щётку — не проблема…
— Не уверена, что хозяйка виллы оставила нужную мне косметику… — начала было я, но Гжегож не дал закончить.
— А я не поверю, что ты не захватила с собой нужных тебе мелочей, у любой женщины они всегда при себе, в сумочке.
Может, все женщины и таскают, но только не я. Пудра давно кончилась, а я все забываю насыпать её в пудреницу, тушь для ресниц осталась дома, с собой только духи и расчёска. Я уже и не говорю о косметическом молочке… Ну, голова, допустим, до завтра выдержит. Как бы то ни было, Гжегожу я не признаюсь в таких упущениях.
В голову тут же полезли всякие сомнения, вроде нижеследующих: до какого возраста дозволено женщине представать по утрам перед возлюбленным в натуральном виде, без косметики? Если это постоянный партнёр, вроде мужа — так до конца жизни, ведь мужчины, со свойственной им тупостью, не замечают постепенных изменений в наружности их постоянных спутниц жизни. До тридцати лет дозволено показываться приходящему любовнику. Допустим, мне повезло, эту границу я могла отодвинуть, но теперь?… Макияж — дело десятое, пусть даже размажется, сойдёт, но вот волосы… Холера, опять эта голова!
Вспомнилась мне в связи с этим приятельница моей тётки, женщина лет пятидесяти. Всегда цветущий вид, всегда персиковая кожа, бездонные глаза и прочее в том же духе. Все знали — макияж, но какой!!! Просто чудо! Никто никогда не видел её в естественном виде, до такой степени, что, если случалось ей провести ночь по какой-то причине в экстремальных условиях, она вообще не смывала на ночь боевой раскраски. Не мылась вообще и все тут! Всегда пользовалась самой дорогой косметикой, не жалела на неё денег и по утрам являлась народу столь же прекрасной, сколь удалялась накануне вечером на ночной отдых. Уединившись, запиралась в ванной и там приступала к своим таинственным косметическим манипуляциям. Тётка призналась, что как-то ей довелось провести двухнедельный отпуск в одном номере пансионата вместе с этой приятельницей, а она, тётка, так и не видела её в натуральном виде, так и не знает, как же та выглядит в действительности. Допустим, у той приятельницы не было проблем с волосами, пышная шевелюра сама укладывалась в естественные локоны, меж тем как у меня… Эх, лучше и не вспоминать! Черт бы подрал эту голову!
Вышеприведённые мысли промелькнули в голове в считанные доли секунды. Наверное, стоит рискнуть.
Вслух я попыталась возразить, выдвинув не очень веский аргумент.
— Дело в том, что с собой я не захватила записной книжки, а там все номера телефонов. Значит, я не смогу никому позвонить и мы ничего не узнаем.
— Ты и в самом деле думаешь, что это отравит мне жизнь? А если станет отравлять тебе, уж я постараюсь как-нибудь помочь горю.
— Гжесь, ну как бы тебе объяснить… Кто-кто, а ведь ты имеешь представление о женщинах. Вот скажи, как ты думаешь, кого узришь завтра утром рядом с собой в постели?
Какое-то время Гжегож, не отвечая, смотрел на меня улыбаясь.
— Думаю, тебя, — наконец мягко ответил он. — Неужели тебе в голову не приходит такая простая мысль, что в тебе я люблю не только твою внешность?…
Мы и в самом деле поехали в константинскую забегаловку пообедать, точнее, уже поужинать.
Я вспомнила — в те давние времена, когда наша дружба с Мизюней ещё казалась мне настоящей, поехали как-то мы в её загородную резиденцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Интересно, когда же это все происходило? — недоверчиво спросила я. — В те времена, когда мы дружили, что-то я не замечала в ней никаких любовных страданий.
— Говорят, драму она пережила в семнадцать лет.
— А, ну тогда другое дело. Мы подружились, когда нам обеим было по восемнадцати.
— Моя дорогая, ты ведь сама напомнила мне о сцене перед зеркалом в кафе, когда увидели свои отражения в зеркале Ренусь и второй стиляга, столь на него похожий. Погоди, не перебивай ход моих рассуждений. Итак, зеркало в кафе. Идём дальше. Ты сама сообщила мне, что Ренусь связался с Новаковским. Возможно, ты не в курсе, но Новаковский представлял собою, так сказать, верхний, наружный слой, за ним стоял Спшенгель. Последний обделывал свои делишки тайно, старался использовать подставных лиц, сам предпочитал оставаться в тени. Вот и на меня напустил Новаковского, поэтому люди знали много нехорошего о Новаковском, считали его законченной свиньёй, а я не стал опровергать распространённое мнение. Со Спшенгелем мне довелось беседовать лишь раза два, и то по телефону, и я с большой неохотой вспоминаю эти беседы. Лично я Спшенгеля никогда не видел в глаза.
— И даже не представляешь, как он выглядит?
— Понятия не имею. И не испытывал желания лично встретиться с таким типом. Мне кажется, единственным человеком, знавшим в лицо Спшенгеля, была моя бывшая жена Галина, вряд ли они занимались любовью только в темноте.
— А ведь он был крупной шишкой в тайных службах, — задумчиво произнесла я. — Интересно, твою Галину ему назначили или он заинтересовался ею по собственной инициативе? Вынуждена признать — вполне мог заинтересоваться, твоя Галина была бабой что надо.
— Наверняка они не афишировали свою связь, но близкие подруги Галиночки знали о ней. Слушай, может, не стоит больше о Галиночке? В твоей афёре Спшенгель представляет пока лишь одно звено в цепи моих рассуждений. Не знаешь, что с ним происходит в настоящее время?
— Не могу сказать, возможно, получу информацию, опять повисев на телефоне. Ты не представляешь, какого труда это стоит…
— Очень даже представляю, сам немало повисел за последние дни. Попытайся.
— Разумеется, попытаюсь и обещаю тебе — стану безжалостно пытать своих ближних.
— Однако вернёмся к нашим баранам. Почему во все это замешана ты?
Я постаралась сосредоточиться и по возможности связно и последовательно повторить ещё раз то, что уже хаотично неоднократно сообщала ему по телефону.
— По двум причинам. Одна официальная: моя публикация в печати подпортила их бизнес, а я не имела понятия, кого персонально вывожу на чистую воду. Бизнесом они продолжают заниматься, так что не очень-то сильно я им навредила, однако могут действовать профилактически, опасаясь, что я в состоянии нанести им более значительный ущерб. Возможно, моя публикация заставила встревожиться кого-то из их высоких покровителей, и тот велел платить себе ещё больше, что повысило производственные расходы. В любом случае требуется заставить меня угомониться и больше не встревать в их дела.
Вторая причина — частного характера, и кроется она в покойнице Елене, пусть ей земля будет пухом. По этой линии я то и дело натыкаюсь на сведения о каком-то преступлении, связанном с Ренусем и Мизюней. Елена же, насколько я понимаю, стакнулась с моим бывшеньким, тем самым детективом-любителем. Не исключено, он кое-что ей поведал, она проболталась и вызвала огонь на меня. Так мне все это представляется. У меня якобы находятся какие-то документы, может, бумаги, может, фотографии. Например, снимок, на котором запечатлён Ренусь в тот момент, как вонзает в кого-то нож. Или наоборот… И вот я, по их мнению, храню такой снимок на груди, не расстаюсь с ним ни днём ни ночью, потому как в моем чулане они его не обнаружили. Вернее, в чулане, который считали моим, а на самом деле обшарили чулан соседа, не знали, что мы с ним поменялись чуланами. О чем это я? Ага, о вещдоке в виде фотографии, однако не исключено, он существует в виде достоверных показаний, подписанных достоверными свидетелями. Они уверены — что-то такое находится в моем распоряжении, и это им не нравится.
Впрочем, изложила я тебе только две версии. А их может быть тысяча. К примеру, кто-то из их шайки решил смыться, прихватив все денежки, второй догадался, из зависти стал совать палки в колёса и принялся шантажировать. Я для них очень ценная фигура в такой игре, не знают ведь, что от меня в таких делах столько же пользы, как рыбке от зонтика.
— У Спшенгеля в активе порядочно заслуг, — пробормотал Гжегож. — Насколько мне известно, лично пришил трех человек в рамках своих служебных обязанностей. Уверен, они такие же служебные, как я папа римский.
— А может, имеет смысл в этом покопаться? — робко предложила я.
— Не смеши меня, ведь знаешь же, как у нас обстоит дело с обнародованием архива Министерства внутренних дел и Комитета Безопасности. Надо спятить, чтобы добровольно соваться в такие дела, надеюсь, ты не серьёзно предложила? Или я должен силой тебя увезти во Францию и там держать под замком? Очень прошу — опомнись, нет у меня пока таких возможностей, потому как нет пока замка с подземельями.
— А если когда и появится возможность держать меня взаперти, — попросила я, — пожалуйста, не заточай меня в подземелья, я там неважно себя чувствую, лучше уж держи в высокой башне. А знаешь, возможно, ты и угадал. Не исключено, что мой бывшенький случайно докопался до тайных документов, подлежащих уничтожению… Но тогда это касалось бы скорее Спшенгеля, ибо Новаковский ведёт себя спокойно, не нервничает. Как думаешь, что у Спшенгеля общего с Мизюней и Ренусем? Бизнес? Ты прав, надо попытаться разыскать Спшенгеля!
Гжегож в ужасе даже привстал с места.
— Ну, знаешь, если ты из моих деликатных намёков сделала такой вывод…
— Почему я? Ты же сам только что сказал.
— Я имел в виду лишь целесообразность разузнать кое-что о Спшенгеле и по возможности дипломатично. Если же ты предпочитаешь действовать энергично, тогда уж лучше попытайся встретиться с самим Ренусем, обставив встречу как случайную. Откровенно говоря, именно это я бы и предложил в первую очередь. Ты знаешь, где они с Мизюней живут?
Допив остатки прохладительного, я ощутила аппетит.
— Где-то недалеко от ипподрома, — мрачно информировала я, — неподалёку от здания управления бегами, их излюбленного вида бизнеса. Как вспомню о том, что испоганили этот благородный вид азарта, так за сердце хватает. Мне известно, живут они в каком-то большом доме с запущенным садом на окраине города, так что и не знаю… До сих пор никто конюшен и беговых дорожек не называл запущенным садом. Запущеный… Ох, постой… факт, но не сад же!
В памяти мелькнуло какое-то туманное воспоминание, что-то такое, чему я в своё время не придала значения, потому что не интересовало меня. Не успела я углубиться в туман, как Гжегож мне помешал. Оказывается, он тоже мыслил творчески.
— А чем они, собственно, занимаются в этой своей фирме? — спросил он. — Как её, «Ребус»?
— «Ребас» или «Рибас». Кажется, всем на свете: торговля автомашинами, импорт, торговля лошадьми, аукционы, спекуляция земельными участками, собственные банки, какие-то акционерные общества, казино, азарт во всех видах…
— И бордели тоже содержат?
— Если так, то неофициально, о них мне как раз ничего не известно. А ипподромы мечтают закупить на корню, превратив их в частный бизнес. Но знаешь, поскольку они претендуют на ведение честного бизнеса, должны быть где-то прописаны, в полиции должны знать адрес Либаша. Вечером, вернувшись домой, я у них поинтересуюсь.
— А какого черта ты вообще собираешься возвращаться домой, можешь сказать?
Я так и раскрыла рот. В самом деле, какого черта…
И сразу исчезла грандиозная афёра, со скрежетом опустился железный занавес, отделив меня от всех Ренусей, Мизюнь и мёртвых голов. Дни, проведённые с Гжегожем, можно было сосчитать на пальцах одной руки. Сейчас благодаря чудесному стечению обстоятельств в нашем распоряжении оказалось целых двое суток, а возможно, и больше. От волнения не смогла сосчитать, сколько именно часов мы пробудем вместе. Дура несчастная, могла бы подсчитать заранее, ведь было же время, и тогда соответственно бы настроилась, подготовилась, забрала с собой кое-что из необходимых мелочей, ну хоть бы зубную щётку. Хотя теперь купить зубную щётку — не проблема…
— Не уверена, что хозяйка виллы оставила нужную мне косметику… — начала было я, но Гжегож не дал закончить.
— А я не поверю, что ты не захватила с собой нужных тебе мелочей, у любой женщины они всегда при себе, в сумочке.
Может, все женщины и таскают, но только не я. Пудра давно кончилась, а я все забываю насыпать её в пудреницу, тушь для ресниц осталась дома, с собой только духи и расчёска. Я уже и не говорю о косметическом молочке… Ну, голова, допустим, до завтра выдержит. Как бы то ни было, Гжегожу я не признаюсь в таких упущениях.
В голову тут же полезли всякие сомнения, вроде нижеследующих: до какого возраста дозволено женщине представать по утрам перед возлюбленным в натуральном виде, без косметики? Если это постоянный партнёр, вроде мужа — так до конца жизни, ведь мужчины, со свойственной им тупостью, не замечают постепенных изменений в наружности их постоянных спутниц жизни. До тридцати лет дозволено показываться приходящему любовнику. Допустим, мне повезло, эту границу я могла отодвинуть, но теперь?… Макияж — дело десятое, пусть даже размажется, сойдёт, но вот волосы… Холера, опять эта голова!
Вспомнилась мне в связи с этим приятельница моей тётки, женщина лет пятидесяти. Всегда цветущий вид, всегда персиковая кожа, бездонные глаза и прочее в том же духе. Все знали — макияж, но какой!!! Просто чудо! Никто никогда не видел её в естественном виде, до такой степени, что, если случалось ей провести ночь по какой-то причине в экстремальных условиях, она вообще не смывала на ночь боевой раскраски. Не мылась вообще и все тут! Всегда пользовалась самой дорогой косметикой, не жалела на неё денег и по утрам являлась народу столь же прекрасной, сколь удалялась накануне вечером на ночной отдых. Уединившись, запиралась в ванной и там приступала к своим таинственным косметическим манипуляциям. Тётка призналась, что как-то ей довелось провести двухнедельный отпуск в одном номере пансионата вместе с этой приятельницей, а она, тётка, так и не видела её в натуральном виде, так и не знает, как же та выглядит в действительности. Допустим, у той приятельницы не было проблем с волосами, пышная шевелюра сама укладывалась в естественные локоны, меж тем как у меня… Эх, лучше и не вспоминать! Черт бы подрал эту голову!
Вышеприведённые мысли промелькнули в голове в считанные доли секунды. Наверное, стоит рискнуть.
Вслух я попыталась возразить, выдвинув не очень веский аргумент.
— Дело в том, что с собой я не захватила записной книжки, а там все номера телефонов. Значит, я не смогу никому позвонить и мы ничего не узнаем.
— Ты и в самом деле думаешь, что это отравит мне жизнь? А если станет отравлять тебе, уж я постараюсь как-нибудь помочь горю.
— Гжесь, ну как бы тебе объяснить… Кто-кто, а ведь ты имеешь представление о женщинах. Вот скажи, как ты думаешь, кого узришь завтра утром рядом с собой в постели?
Какое-то время Гжегож, не отвечая, смотрел на меня улыбаясь.
— Думаю, тебя, — наконец мягко ответил он. — Неужели тебе в голову не приходит такая простая мысль, что в тебе я люблю не только твою внешность?…
Мы и в самом деле поехали в константинскую забегаловку пообедать, точнее, уже поужинать.
Я вспомнила — в те давние времена, когда наша дружба с Мизюней ещё казалась мне настоящей, поехали как-то мы в её загородную резиденцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42