У капитана была привычка проверять то, что можно проверить, не откладывая, вот и теперь он приказал подпоручику немедленно послать сотрудника в шлифовальную мастерскую для проверки показаний пана Люциана, хотя интуиция и подсказывала полицейскому, что в данном случае можно не усердствовать.
Сотрудника отправили, а капитан продолжал допрос.
Пана Лежала Орешник знал, а как же, ведь столько лет работали в одной отрасли. Пан Лежал любил сваливать свои обязанности на других, сколько раз сваливал на него, Орешника, не хотелось самому с людьми встречаться. Впрочем, его дело. Нет, о знакомых пана Лежала Орешнику ничего не известно, они только по делу общались, домами не дружили, так что понятия не имеет, кого мог тот ждать в злополучную пятницу. Да, в четверг был здесь, у него, разумеется по делу. И Валтасар был, он тоже деловой партнёр, привозит янтарь прямо от рыбаков с косы. И индус тоже явился, очень помешал, сорвал, можно сказать, производственное совещание. Он глупый, этот индус, признался, что янтарь покупает для того, чтобы потом сжечь, так ему никто из наших не хотел продавать. Женщина? Какая женщина? Не было там никакой женщины. То есть, конечно, была, его жена, этот Валтасар совсем, видно, спятил, если его жены не узнал. Да нет, она, конечно, женщина, и волосы недавно перекрасила, но как же было не узнать, впрочем, все возможно…
На этом этапе показаний неизвестная женщина стала вдруг для следователя чрезвычайно важной персоной. А пока он как ни в чем не бывало продолжал расспрашивать Орешника.
Янтарь с золотой мухой и второй, с дымкой, пан Лежал привёз много лет назад. Да, с рыбкой тоже, но Орешник уже подзабыл, все вместе или по отдельности. Да нет, не проданы, такие уникумы жаль продавать дёшево. И в руках держал, надо же разглядеть, в их деле полагаешься лишь на себя, даже клиентам предлагал, пан Лежал попросил, а потом отобрал янтарь, он, поди, до сих пор у него. Нет, он этого точно не знает, может, и у Лежала кто украл, да хоть бы тот бандит, что Лежала пристукнул. А на Вислинской косе пан Люциан сроду не был, так что ни о каких преступлениях тамошних понятия не имеет, говорите, трупы откопали? А кто их знает, может, и откопали, но он об этом первый раз слышит.
— А когда, где и в какой цвет ваша жена перекрасила волосы? — вдруг поинтересовался следователь, чем несказанно удивил пана Орешника. Могло ли ему прийти в голову, что капитану покоя не давали две блондинки, о которых поведал индус.
— Что? Когда, спрашиваете? Да откуда мне знать? Недавно. А где — понятия не имею. Цвет? Не очень-то я в цветах разбираюсь, вроде бы чёрный, а может, и рыжий? Нет, черноватый скорее. Точнее затрудняюсь…
У капитана кончилось терпение.
— Жена дома? Пригласите её, пожалуйста, зайти. Поскольку сверху доносились голоса, а в момент прихода капитана на лестнице мелькнула женская фигура, хозяину не с руки было врать, что жены нет. Бросив исподлобья угрюмый взгляд, он раскрыл дверь и, задрав голову, рявкнул:
— Магда!
— Чего тебе? — отозвалась сверху супруга.
— А ну спустись сюда! У пана капитана к тебе дело.
Через минуту в гостиную вплыла пани Орешникова. Среднего роста, довольно упитанная, под стать мужу, с высокой шапкой более чем тёмных волос. Цвет их и в самом деле было нелегко определить, но блондинкой пани Орешникову никто бы не назвал.
— Пана капитана интересует твой парикмахер, — ехидно заявил Орешник в ответ на вопросительный взгляд супруги.
— Мой парикмахер? — недоверчиво переспросила супруга.
Следователя нелегко было сбить с толку.
— Пани недавно перекрашивала волосы? — деловито поинтересовался он.
— Да, перекрашивала. А что? Есть статья? Или плохо перекрасила?
— Что вы, перекрасили замечательно, и закон не запрещает. Чудесный оттенок. Когда?
— В прошлый четверг! — расплылась в улыбке довольная женщина.
— Где?
— Да у пани Марыси, моя постоянная парикмахерша. Тут рядом с нашей стоянкой, может, видели, маленький частный салон. Я всегда к ней хожу.
— А раньше какого цвета у вас были волосы?
— Совсем светлые, проше пана. Ведь я натуральная блондинка. А что?
— Да ничего, все в порядке. Минуточку, когда вы в четверг вернулись из парикмахерской, в доме были гости?
— Правильно, были. Откуда пану капитану известно? Ведь даже я не знала, такая для меня была неожиданность…
— Кто же был у вас в гостях? Обменявшись с мужем, молниеносным взглядом, таким незаметным, что лишь бдительный капитан увидел, Орешникова ответила:
— Даже не знаю. Я лишь заглянула, поздоровалась и ушла. Раз меня не предупредили, значит, деловые партнёры мужа, а с ними я обычно не общаюсь. Я и в гостиную не заходила, бросила только «здравствуйте» и поднялась наверх.
— Неужели не заметили, мужчины это были или женщины? — допытывался капитан.
— Да мне ни к чему. Обычно приходят мужчины. А что, какая-то баба притащилась? — удивлённо спросила она у мужа.
— Притащилась, — ядовито подтвердил тот. — Ты.
Пожав плечами, Орешникова вопросительно взглянула на капитана.
— Спасибо, больше к вам вопросов не имею, — ответил капитан и решил на этом закончить визит.
— К парикмахерше? — догадался подпоручик, когда они с капитаном садились в машину.
— Да. Я подожду, а ты забеги поинтересуйся. Вернувшись, Гурский доложил начальству:
— Пообщался с пани Марысей, все сходится. Орешникову помнит, в четверг приходила перекрашиваться. «Знаю её как облупленную, такая пшеничная блондинка, и все ей неймётся, то зелёный цвет подавай, то чёрный. В прошлый четверг пришлось попотеть, пока добилась нужного ей оттенка, после закрытия проторчали». И показала мне тетрадь, где эта Орешникова заранее записалась. Цвет «баклажан». Все сходится.
— Холера! — только и прокомментировал капитан, у которого как раз и не сходилось.
Закрывшись в кабинете вместе с подпоручиком, они принялись тщательно анализировать протоколы допросов свидетелей, сопоставляя их со своими записями. Получив разрешение начальства, Роберт Гурский изложил свои соображения:
— По всему видно — наше дело уходит корнями в прошлое. Вот, глядите. Во-первых, тогда кто-то убил двух искателей янтаря, трупы закопал, янтарь свистнул. Все свидетели той поры показывают одно и то же, никаких противоречий в показаниях, вот разве что ни один не упомянул о янтаре с золотой мухой. Я специально на этот предмет проверил милицейские материалы. И Валтасар был на косе в ту пору. Хотя теперь и отпирается, наверняка причастен, пока не знаем, каким боком. Во-вторых, когда через шесть лет нашли трупы, опять проводилось дознание, причём фигурируют те же свидетели. И тут, почти одновременно, возникает утопленник и всплывают три уникальных янтаря, о которых потом только и говорят. Золотая муха в первую очередь. О деньгах очень туманно, ничего конкретного, удивляюсь, почему следователь не поприжал малость этих горе-свидетелей, раскололись бы как миленькие, ведь даже теперь чувствуется — знали многое. А так ограничились той лапшой, что им на уши вешали, — деньги украдены, нет, вроде бы найдены, или потеряны, а может, обнаружены… Ну и; в-третьих, теперешнее убийство…
— Из тех показаний, что нам уже удалось получить, следует — золотая муха объявилась между первым убийством и обнаружением трупов, — задумчиво произнёс Бежан. — Задолго до того, как на косе стали о ней говорить. Появилась далеко от тех мест, в Варшаве, и видели её люди, никак не связанные с преступлением. Надо полагать, преступник привёз её в столицу…
— Неужели такой дурак? — усомнился подпоручик.
— Наверняка не сам привёз. Проверь. Демонстрировали её Орешник и Валтасар, в руках Франтишека Лежала никто её не видел. Только вот сейчас появился свидетель, который утверждает — муха находилась в доме Лежала. Валтасар пытается свалить на Лежала все, что можно.
— Не верю я его показаниям ни на грош.
— И правильно делаешь. Да и не он один лжёт. Уверен — среди гостей Орешника была какая-то баба. У Лежала тоже была баба. Очень хотелось бы добраться до неё, что-то говорит мне — она связующее звено. Точнее, недостающее. Вот гляди, все вроде бы логично, убили из-за янтаря, украденный янтарь появляется на рынке, его владельцы известны… Нет, тут мы допустили промашку, ведь ни разу не спросили свидетелей, кто же хозяин мухи…
— …а также ещё двух камней.
— Да, всех трех. Кто получит деньги, когда янтарь будет продан? Ладно, ещё не поздно это выяснить. И кроме того, у всех придётся произвести обыск, ведь эти наши янтарщики — одна шайка-лейка, друг дружку покрывают.

* * *
С достижениями капитана Бежана Аня ознакомила нас лишь поздно вечером.
— Боюсь, муж уже начинает подозревать меня бог знает в чем, — пожаловалась она, входя. — Ведь и в самом деле, как ночь — я за порог. К счастью, это его не особенно тревожит.
— Тем более что преступления, как правило, совершаются по ночам, — успокоил её Костик, — так что все правильно.
— Бумаги! — обрадовалась я. — Покажи!
— Но потом сожжём, ведь это доказательства моей вины, — попросила Аня. — Вот они. Ага, это о смерти Казика, на всякий случай захватила. Отксерила. Я вообще уже ничем другим не занимаюсь в рабочее время, только служебными нарушениями. Хорошо хоть, нет никаких горящих дел.
Напросившаяся в гости Дануся принялась расставлять на столе принесённые ею экзотические закуски, заваривать чай и разливать многочисленные напитки. Очень хотела принести какую-то пользу. Покончив с этими делами, она начала сооружать маленькие бутербродики, заявив, что надо чем-то занять руки, а то от волнения сильно дрожат. И пожаловалась:
— Чего я боюсь — донесут на меня мужу. Сообщат, что веду ночной образ жизни. Одна надежда на то, что Зенобию не до меня, сейчас за него взялась полиция. А потом я Хамиду сама обо всем расскажу, когда лично рассказываю, он мне верит.
Я принялась знакомиться с копиями самых последних материалов следствия. Это не были официальные протоколы допросов, просто перепись магнитофонных записей, а также рабочие заметки. И все они недвусмысленно свидетельствовали: без радикальной помощи общественности капитан пропал. Общественность же в моем лице все ещё сомневалась.
— Ясно ведь, та баба у Орешника — Идуся, — рассуждала я. — Костик видел её собственными глазами, насчёт этого никаких сомнений. А у меня сильные подозрения — капитан пугает её с нами, со мной и Данусей. Ведь не зря же допрашивал парикмахершу. Блондинки ему спать не дают.
— Обратите внимание на такой факт, — подключилась Аня. — Следствие до сих пор не связывает с преступлением Казика, иначе капитан кое о чем бы догадался. Вот, я подняла протоколы допросов Идуси после смерти мужа, в них ни слова о янтаре. И о людях, с ним связанных. Нигде не упомянула Орешника, хотя уже тогда его знала. В материалах же восемнадцатилетней давности, тех, что оставила полиция Эльблонга, Казик вообще не фигурирует. Неужели вас тогда не допросили?
— Не допросили, — сокрушённо призналась я. — Ведь преступление совершено было в Песках, а мы жили в Крынице, причём хозяйка нас даже прописала. Я всегда говорила, что тогда милиция подошла к делу спустя рукава. Те же, кого допросили, о Казике предпочли не упоминать, скорее всего, он уже вступил с ними в контакт и стал опасным для окружения. Потому в следственных материалах той поры и не всплыл.
Долгое время все собравшиеся знакомились с принесёнными Аней бумагами и пытались делать свои выводы. Первой их представила Аня, как и положено профессионалу.
— Одни косвенные улики, никаких убедительных доказательств, — недовольно заявила она. — Приди они ко мне с таким обвинительным заключением, я бы их за дверь вышвырнула и вернула бы дело на доследование, хотя чисто субъективно у меня уже есть своё мнение. Но судить будет человек посторонний, который не знает тебя так, как я, никогда не встречался с Казиком, не играл в бридж с Идусей и не поедет на Вислинскую косу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50