Дженнак, стоявший со своими санратами на вершине насыпи, с невольным трепетом взирал на лавины всадников, что вздымались над горизонтом, как волны прилива у стен одиссарского дворца; с угрожающей неторопливостью они текли по степи, наползали на Фирату, и перед этой ордой ее валы и частоколы, ее рвы и башни, и вся сила и мужество ее защитников казались ненадежными и жалкими, словно форт был сейчас подобен муравейнику под стопой великана.
На сигнальной вышке тревожно забил, зарокотал барабан, посылая на восток весть о нашествии. Пожалуй, к вечеру она долетит до Джиллора, но что тот сможет сделать? Хмурить брови да сжимать кулаки в бессилии… Вряд ли он ответит, вряд ли пожелает открыть место, где находятся его войска. Но они, пожалуй, еще не успели перебраться через огромную реку, а это значило, что помощь придет лишь спустя половину месяца. Только через пятнадцать дней! К тому времени Фирата станет грудой земли, камней и обугленных бревен…
Дженнак посмотрел на восход солнца. Мысли его летели сейчас вслед рокочущим звукам, неслись от одной сигнальной вышки к другой, стлались над пустынной дорогой, что вела к берегам Отца Вод. Там, на плодородной равнине у реки, маис поднялся уже до колена… Там золотились стены круглых тростниковых хижин, там, около пристаней и складов, вставали первые торговые города, там жили хашинда и кентиога, ротодайна, шилукчу и сесинаба – одиссарцы, люди Пяти Племен, его народ. Скотоводы и рыбаки, вольные охотники и земледельцы, ремесленники и купцы… Его люди! И он знал, что должен защитить их. Так повелевала его сетанна, и так гласил Кодекс Чести светлорожденного потомка Одисса.
– Великий Ахау! – взмолился он. Потом, на мгновенье прикрыв глаза, попробовал узреть грядущее, но тьма Чак Мооль была непроницаема. Дженнак не увидел ничего; а когда приподнял веки, перед ним по-прежнему расползались волны всадников на огромных рогатых скакунах, покачивались копья, реяли по ветру бычьи хвосты и белые полотнища на шестах, украшенных орлиными перьями. Сколько бойцов было в этом воинстве? Не две тысячи и не четыре… скорее – пятнадцать или двадцать… И впервые он с замиранием сердца подумал, что даже Джиллор не сумеет одолеть такую силу.
Тасситы ехали, растянувшись широким фронтом. Несомненно, их предводители были знакомы с окружающей местностью и расположением одиссарской цитадели: в тысяче шагов от нее длинная шеренга всадников выхлестнула три зубца, нацеленных на Фирату и проходы у реки и холмов. Как объяснил Иллар, посередине двигались отанчи и люди из Клана самого Коконаты – этих, правда, оказалось не слишком много; с севера наступали себры и кодауты, воинов же южного отряда Дженнак опознал сам. Хирты, полуголые, в охристой раскраске, с небольшими луками и колчанами, полными стрел! Издалека он не мог разглядеть их физиономий, но живо представил себе выбеленные щеки и лоб, черные круги вокруг рта и глазниц, что делали лица воинов подобными черепам. Прочие Кланы выглядели не так ужасающе и были лучше вооружены: у всех щиты, копья и бумеранги, у некоторых – одеяние вроде одиссарской туники, но не из простеганной хлопковой ткани, а из бычьей кожи. Шлемов не носил никто, но над головами приближавшихся всадников развевались перья. Перьями и бронзовыми бляхами была убрана и упряжь их скакунов – огромных, мохнатых, устрашающих.
За тремя колоннами, в которых насчитывалось тысяч десять воинов, двигалась остальная часть орды; за ней – море волокуш и возов на гигантских колесах, стада быков и верховые погонщики. Обоз занимал вдвое больше места, чем все воинство, и, оглядев его, Дженнак решил, что тасситы изготовились к долгому походу. Судя по всему, они не собирались разбивать лагерь до первой попытки штурма и все необходимое для атаки приготовили заранее. Он видел, что по бокам среднего, самого крупного, отряда неторопливо тащутся открытые телеги с лестницами, помостами и мешками с землей; на некоторых были навалены большие кожаные щиты, способные прикрыть сразу троих.
Разглядев эти возы, Квамма протяжно свистнул и ухмыльнулся:
– Не сесть ли нам на циновку трапез, мое счастье? – сказал ягуар обезьяне. Я – с краю, а ты – в почетном месте, посередине, на блюде… – Он повернулся к Аскаре. – Ну, что будем делать, старый койот? С блюда нам, кажется, не слезть!
Аскара, пребывавший последние дни в непрестанном возбуждении, теперь успокоился; похоже, вид врага был для него лучшим лекарством.
– План прежний, – сказал он, лаская потертую рукоять меча.
– У твоих людей большие самострелы, значит, будете прикрывать фланги. Ты – с юга, а этот твой Орри – с севера. Его кентиога знатные стрелки; вот пусть и стреляют, и чтобы ни один из дерьмодавов не ушел! Со мной будет три сотни человек, у тебя и у Орри – по полторы, а сотню оставим в запасе… – Аскара нерешительно взглянул на Дженнака: – Может быть, мой наком, ты примешь команду над резервным отрядом?
Дженнак оторвался от созерцания вражеских орд. На этот раз он был облачен в полный доспех: плотная куртка, панцирь с шипастыми наплечниками, набедренники и высокие сапоги с остриями на носке и пятке. Костяной шлем, упрочненный широкими стальными полосками и увенчанный головкой сокола, казался отлитым из серебра; предплечья охватывали боевые браслеты, пояс из гладких стальных пластин стягивал талию. В этом снаряжении Дженнак походил на статую из кости и железа – как и Грхаб, стоявший рядом.
Вытянув руку, он коснулся плеча Аскары:
– Боец в доспехе стоит десяти воинов, а здесь всего двое таких – я и мой наставник. Мы будем биться на валу, санрат.
– Но…
– Хайя! Я сказал! – В голосе его проскользнули властные отцовские нотки, и Аскара склонил голову.
– Тогда больше не о чем толковать, – буркнул он, ожидающе поглядывая на своего накома.
– Внезапно Дженнак сообразил, что тут, в Фирате, он – старший, и воины ждут напутственного слова от потомка богов. Клинки его будто бы сами собой вылетели из ножен, и с губ сорвалось:
– Одисс! Одисс! Во имя Шестерых!
– Да свершится их воля! Да будет с нами их милость! – прошелестело над маленькой крепостью.
Квамма сбежал с вала, свистом и движениями рук направляя дополнительные тарколы к южной и северной стене. Сотня копейщиков осталась у цистерны и колодца, на маленькой площади, куда выходили дверные проемы четырех бараков; Дженнак разглядел и трех солдат, что охраняли Вианну. Свидятся ли они сегодня? – мелькнула мысль. Затем он повернулся к шеренгам наступавших тасситов и забыл о девушке.
Средний отряд продвигался к крепости неторопливо и был еще недосягаем для стрел; над фланговыми же колоннами вдруг прокатился знакомый протяжный клич – «Хар-ра! Хар-ра!» – и тысячи всадников сорвались с места. Дженнаку почудилось, что под ударами раздвоенных бычьих копыт загудела земля; два бурых мохнатых потока накатывались справа и слева, будто мутные воды из болот Серанны в сезон дождей. Огромные головы скакунов были опущены, рога уставлены вперед, бока, покрытые клочьями свисавшей до земли шерсти, вздувались, подобно кузнечным мехам, широкие лбы таранили воздух. В них, в этих огромных и яростных чудишах, самых крупных из тварей Срединных Земель, не было ничего величественного, благородного, внушающего восхищение или восторг; одна сокрушительная мощь, покорная детям Мейтассы. Бурым ураганом мчались они по равнине, подминали кустарник, вытаптывали травы, и казалось, что эту лавину не остановят ни реки, ни горы, ни крутой склон насыпи.
«Почему Провидец дал им эту злую силу? – мелькнуло в голове у Дженнака. – Лучше бы научил копать колодцы, сеять маис и разводить сады…» Но, быть может, не все находилось во власти бога, даже такого мудрого, как Мейтасса. И боги вынуждены применяться к обстоятельствам… Дженнак припомнил побасенку Унгир-Брена – о том, как Одисс Хитроумный искушал вождей кентиога, – и покачал головой.
Хирты – не меньше двух тысяч всадников – ворвались в проход меж речным берегом и южной стеной форта. Теперь Дженнак слышал низкий глухой непрекращдющийся бычий рев – первые скакуны поранили ноги и бока о колючки тоаче и теперь оседали вниз, на крупы, или вертелись волчком, не слушаясь понуканий наездников. Вдруг к этим громыхающим звукам добавилось жужжание стрел, и рев стал еще яростней; мудрый Квамма распорядился целить не в воинов, а в бычьи ляжки, лбы и шеи. Умелый солдат мог выпустить стрелу из арбалета за время трех вздохов, а люди Кваммы были достаточно опытны и хладнокровны – и, вдобавок, вооружены большими самострелами. Снаряд, выпущенный из такого оружия, не терял убойной силы на расстоянии четырехсот шагов, а в двухстах пробивал насквозь толстые бычьи черепа, которые и топором не всякому под силу расколоть. Вскоре от южного вала до реки громоздились бурые туши, неподвижные или бешено молотившие воздух ногами; одних быков поразили стрелы, другие корчились, подыхая от яда колючих кактусов. Пробраться сквозь этот заслон верхом было совершенно немыслимо, и уцелевшие хирты, остановившись, с гневным воем принялись пускать стрелы.
Что творится на севере, Дженнак не мог разглядеть – как и во время первого нападения, он выбрал позицию около юго-западной вышки. Северный проход был чуть поуже, зато и нападающие казались более искусными воинами – они скакали по двое на гигантских быках, первый всадник правил и прикрывался большим кожаным щитом, второй стрелял. У них были высокие прически и пышные уборы из перьев степных коршунов, но к какому Клану относятся эти бойцы, к себрам или кодаутам, Дженнак не знал. Иллар, лазутчик, который мог бы разъяснить сей вопрос, остался с Аскарой в противоположном углу маленького укрепления и сейчас, очевидно, состязался в меткости с Орри Стрелком.
Но главное было впереди. Хоть воинский опыт Дженнака измерялся немногими днями, он понимал, что тасситы жаждут не только прорваться в долину, к тракту, ведущему на восток, но и сковать боем часть гарнизона Фираты. Сейчас добрая половина ее защитников, не жалея сил, пыталась удержать проходы, и он надеялся, что искусные стрелки Кваммы справятся с этим, положив среди зарослей кактуса и хиртов, и кодаутов с себрами, и их рогатых скакунов. На вершине рукотворного холма, за бревенчатой изгородью, люди Кваммы были почти неуязвимы для тасситских стрел и бумерангов – и совершенно бесполезны, когда в атаку на западный склон ринется самый крупный из вражеских отрядов.
До отанчей и их повозок оставалось уже не более трехсот шагов, и, повинуясь команде Аскары, стрелки принялись за дело. Над стеной теперь царили вкрадчивый шорох шерстяных рукавиц, скользивших по упругим стержням, отрывистые стоны тетив и визг метательных снарядов; иногда раздавались крики и ругань тарколов, подбодрявших своих бойцов. Барабан на сигнальной вышке перестал греметь – видно, донесение было окончено, – и за спиной Дженнака слышался лишь негромкий металлический перезвон и гул голосов: топтавшиеся у колодца воины резерва обменивались впечатлениями.
Тасситский отряд перешел на рысь, потом в галоп, не слишком быстрый, чтобы телеги поспевали за всадниками. Стрелы одиссарцев производили изрядное опустошение в их рядах, но атакующих было слишком много; пестрой волной они прихлынули к краю рва, забрасывая его мешками с землей. Затем поверх легли сколоченные из досок помосты, передние воины спешились и, прикрываясь большими щитами, выставив вперед лестницы, бросились к валу. Не менее трех тысяч, прикинул Дженнак; и еще столько же остались в седлах, забрасывая защитников крепости потоком стрел. Он обнажил клинки; их тяжесть и холодный блеск вселяли уверенность.
Справа раздался голос Аскары:
– Горшки! Разом! Бросайте, помет койота!
Через два вздоха под стеной взметнулся огонь, взлетели вверх объятые пламенем обломки лестниц, изувеченные человеческие тела, обгоревшие пучки травы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
На сигнальной вышке тревожно забил, зарокотал барабан, посылая на восток весть о нашествии. Пожалуй, к вечеру она долетит до Джиллора, но что тот сможет сделать? Хмурить брови да сжимать кулаки в бессилии… Вряд ли он ответит, вряд ли пожелает открыть место, где находятся его войска. Но они, пожалуй, еще не успели перебраться через огромную реку, а это значило, что помощь придет лишь спустя половину месяца. Только через пятнадцать дней! К тому времени Фирата станет грудой земли, камней и обугленных бревен…
Дженнак посмотрел на восход солнца. Мысли его летели сейчас вслед рокочущим звукам, неслись от одной сигнальной вышки к другой, стлались над пустынной дорогой, что вела к берегам Отца Вод. Там, на плодородной равнине у реки, маис поднялся уже до колена… Там золотились стены круглых тростниковых хижин, там, около пристаней и складов, вставали первые торговые города, там жили хашинда и кентиога, ротодайна, шилукчу и сесинаба – одиссарцы, люди Пяти Племен, его народ. Скотоводы и рыбаки, вольные охотники и земледельцы, ремесленники и купцы… Его люди! И он знал, что должен защитить их. Так повелевала его сетанна, и так гласил Кодекс Чести светлорожденного потомка Одисса.
– Великий Ахау! – взмолился он. Потом, на мгновенье прикрыв глаза, попробовал узреть грядущее, но тьма Чак Мооль была непроницаема. Дженнак не увидел ничего; а когда приподнял веки, перед ним по-прежнему расползались волны всадников на огромных рогатых скакунах, покачивались копья, реяли по ветру бычьи хвосты и белые полотнища на шестах, украшенных орлиными перьями. Сколько бойцов было в этом воинстве? Не две тысячи и не четыре… скорее – пятнадцать или двадцать… И впервые он с замиранием сердца подумал, что даже Джиллор не сумеет одолеть такую силу.
Тасситы ехали, растянувшись широким фронтом. Несомненно, их предводители были знакомы с окружающей местностью и расположением одиссарской цитадели: в тысяче шагов от нее длинная шеренга всадников выхлестнула три зубца, нацеленных на Фирату и проходы у реки и холмов. Как объяснил Иллар, посередине двигались отанчи и люди из Клана самого Коконаты – этих, правда, оказалось не слишком много; с севера наступали себры и кодауты, воинов же южного отряда Дженнак опознал сам. Хирты, полуголые, в охристой раскраске, с небольшими луками и колчанами, полными стрел! Издалека он не мог разглядеть их физиономий, но живо представил себе выбеленные щеки и лоб, черные круги вокруг рта и глазниц, что делали лица воинов подобными черепам. Прочие Кланы выглядели не так ужасающе и были лучше вооружены: у всех щиты, копья и бумеранги, у некоторых – одеяние вроде одиссарской туники, но не из простеганной хлопковой ткани, а из бычьей кожи. Шлемов не носил никто, но над головами приближавшихся всадников развевались перья. Перьями и бронзовыми бляхами была убрана и упряжь их скакунов – огромных, мохнатых, устрашающих.
За тремя колоннами, в которых насчитывалось тысяч десять воинов, двигалась остальная часть орды; за ней – море волокуш и возов на гигантских колесах, стада быков и верховые погонщики. Обоз занимал вдвое больше места, чем все воинство, и, оглядев его, Дженнак решил, что тасситы изготовились к долгому походу. Судя по всему, они не собирались разбивать лагерь до первой попытки штурма и все необходимое для атаки приготовили заранее. Он видел, что по бокам среднего, самого крупного, отряда неторопливо тащутся открытые телеги с лестницами, помостами и мешками с землей; на некоторых были навалены большие кожаные щиты, способные прикрыть сразу троих.
Разглядев эти возы, Квамма протяжно свистнул и ухмыльнулся:
– Не сесть ли нам на циновку трапез, мое счастье? – сказал ягуар обезьяне. Я – с краю, а ты – в почетном месте, посередине, на блюде… – Он повернулся к Аскаре. – Ну, что будем делать, старый койот? С блюда нам, кажется, не слезть!
Аскара, пребывавший последние дни в непрестанном возбуждении, теперь успокоился; похоже, вид врага был для него лучшим лекарством.
– План прежний, – сказал он, лаская потертую рукоять меча.
– У твоих людей большие самострелы, значит, будете прикрывать фланги. Ты – с юга, а этот твой Орри – с севера. Его кентиога знатные стрелки; вот пусть и стреляют, и чтобы ни один из дерьмодавов не ушел! Со мной будет три сотни человек, у тебя и у Орри – по полторы, а сотню оставим в запасе… – Аскара нерешительно взглянул на Дженнака: – Может быть, мой наком, ты примешь команду над резервным отрядом?
Дженнак оторвался от созерцания вражеских орд. На этот раз он был облачен в полный доспех: плотная куртка, панцирь с шипастыми наплечниками, набедренники и высокие сапоги с остриями на носке и пятке. Костяной шлем, упрочненный широкими стальными полосками и увенчанный головкой сокола, казался отлитым из серебра; предплечья охватывали боевые браслеты, пояс из гладких стальных пластин стягивал талию. В этом снаряжении Дженнак походил на статую из кости и железа – как и Грхаб, стоявший рядом.
Вытянув руку, он коснулся плеча Аскары:
– Боец в доспехе стоит десяти воинов, а здесь всего двое таких – я и мой наставник. Мы будем биться на валу, санрат.
– Но…
– Хайя! Я сказал! – В голосе его проскользнули властные отцовские нотки, и Аскара склонил голову.
– Тогда больше не о чем толковать, – буркнул он, ожидающе поглядывая на своего накома.
– Внезапно Дженнак сообразил, что тут, в Фирате, он – старший, и воины ждут напутственного слова от потомка богов. Клинки его будто бы сами собой вылетели из ножен, и с губ сорвалось:
– Одисс! Одисс! Во имя Шестерых!
– Да свершится их воля! Да будет с нами их милость! – прошелестело над маленькой крепостью.
Квамма сбежал с вала, свистом и движениями рук направляя дополнительные тарколы к южной и северной стене. Сотня копейщиков осталась у цистерны и колодца, на маленькой площади, куда выходили дверные проемы четырех бараков; Дженнак разглядел и трех солдат, что охраняли Вианну. Свидятся ли они сегодня? – мелькнула мысль. Затем он повернулся к шеренгам наступавших тасситов и забыл о девушке.
Средний отряд продвигался к крепости неторопливо и был еще недосягаем для стрел; над фланговыми же колоннами вдруг прокатился знакомый протяжный клич – «Хар-ра! Хар-ра!» – и тысячи всадников сорвались с места. Дженнаку почудилось, что под ударами раздвоенных бычьих копыт загудела земля; два бурых мохнатых потока накатывались справа и слева, будто мутные воды из болот Серанны в сезон дождей. Огромные головы скакунов были опущены, рога уставлены вперед, бока, покрытые клочьями свисавшей до земли шерсти, вздувались, подобно кузнечным мехам, широкие лбы таранили воздух. В них, в этих огромных и яростных чудишах, самых крупных из тварей Срединных Земель, не было ничего величественного, благородного, внушающего восхищение или восторг; одна сокрушительная мощь, покорная детям Мейтассы. Бурым ураганом мчались они по равнине, подминали кустарник, вытаптывали травы, и казалось, что эту лавину не остановят ни реки, ни горы, ни крутой склон насыпи.
«Почему Провидец дал им эту злую силу? – мелькнуло в голове у Дженнака. – Лучше бы научил копать колодцы, сеять маис и разводить сады…» Но, быть может, не все находилось во власти бога, даже такого мудрого, как Мейтасса. И боги вынуждены применяться к обстоятельствам… Дженнак припомнил побасенку Унгир-Брена – о том, как Одисс Хитроумный искушал вождей кентиога, – и покачал головой.
Хирты – не меньше двух тысяч всадников – ворвались в проход меж речным берегом и южной стеной форта. Теперь Дженнак слышал низкий глухой непрекращдющийся бычий рев – первые скакуны поранили ноги и бока о колючки тоаче и теперь оседали вниз, на крупы, или вертелись волчком, не слушаясь понуканий наездников. Вдруг к этим громыхающим звукам добавилось жужжание стрел, и рев стал еще яростней; мудрый Квамма распорядился целить не в воинов, а в бычьи ляжки, лбы и шеи. Умелый солдат мог выпустить стрелу из арбалета за время трех вздохов, а люди Кваммы были достаточно опытны и хладнокровны – и, вдобавок, вооружены большими самострелами. Снаряд, выпущенный из такого оружия, не терял убойной силы на расстоянии четырехсот шагов, а в двухстах пробивал насквозь толстые бычьи черепа, которые и топором не всякому под силу расколоть. Вскоре от южного вала до реки громоздились бурые туши, неподвижные или бешено молотившие воздух ногами; одних быков поразили стрелы, другие корчились, подыхая от яда колючих кактусов. Пробраться сквозь этот заслон верхом было совершенно немыслимо, и уцелевшие хирты, остановившись, с гневным воем принялись пускать стрелы.
Что творится на севере, Дженнак не мог разглядеть – как и во время первого нападения, он выбрал позицию около юго-западной вышки. Северный проход был чуть поуже, зато и нападающие казались более искусными воинами – они скакали по двое на гигантских быках, первый всадник правил и прикрывался большим кожаным щитом, второй стрелял. У них были высокие прически и пышные уборы из перьев степных коршунов, но к какому Клану относятся эти бойцы, к себрам или кодаутам, Дженнак не знал. Иллар, лазутчик, который мог бы разъяснить сей вопрос, остался с Аскарой в противоположном углу маленького укрепления и сейчас, очевидно, состязался в меткости с Орри Стрелком.
Но главное было впереди. Хоть воинский опыт Дженнака измерялся немногими днями, он понимал, что тасситы жаждут не только прорваться в долину, к тракту, ведущему на восток, но и сковать боем часть гарнизона Фираты. Сейчас добрая половина ее защитников, не жалея сил, пыталась удержать проходы, и он надеялся, что искусные стрелки Кваммы справятся с этим, положив среди зарослей кактуса и хиртов, и кодаутов с себрами, и их рогатых скакунов. На вершине рукотворного холма, за бревенчатой изгородью, люди Кваммы были почти неуязвимы для тасситских стрел и бумерангов – и совершенно бесполезны, когда в атаку на западный склон ринется самый крупный из вражеских отрядов.
До отанчей и их повозок оставалось уже не более трехсот шагов, и, повинуясь команде Аскары, стрелки принялись за дело. Над стеной теперь царили вкрадчивый шорох шерстяных рукавиц, скользивших по упругим стержням, отрывистые стоны тетив и визг метательных снарядов; иногда раздавались крики и ругань тарколов, подбодрявших своих бойцов. Барабан на сигнальной вышке перестал греметь – видно, донесение было окончено, – и за спиной Дженнака слышался лишь негромкий металлический перезвон и гул голосов: топтавшиеся у колодца воины резерва обменивались впечатлениями.
Тасситский отряд перешел на рысь, потом в галоп, не слишком быстрый, чтобы телеги поспевали за всадниками. Стрелы одиссарцев производили изрядное опустошение в их рядах, но атакующих было слишком много; пестрой волной они прихлынули к краю рва, забрасывая его мешками с землей. Затем поверх легли сколоченные из досок помосты, передние воины спешились и, прикрываясь большими щитами, выставив вперед лестницы, бросились к валу. Не менее трех тысяч, прикинул Дженнак; и еще столько же остались в седлах, забрасывая защитников крепости потоком стрел. Он обнажил клинки; их тяжесть и холодный блеск вселяли уверенность.
Справа раздался голос Аскары:
– Горшки! Разом! Бросайте, помет койота!
Через два вздоха под стеной взметнулся огонь, взлетели вверх объятые пламенем обломки лестниц, изувеченные человеческие тела, обгоревшие пучки травы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78