Оттащили в сторону, передали мужу и родне и, получив знак от Невского, начали торопливо засыпать могилы. В течение пары минут все было кончено. На свежие песчаные холмики положили цветы и венки с траурными лентами, у изголовья воткнули деревянные лакированые кресты и поставили фотографии. На месте крестов через две недели должны быть установлены заказанные Вишней огромные обелиски из черного гранита, с портретами Антона и Кости. По две тысячи баксов за штуку.
Ну, вот и все. В последний раз взглянув на места вечного упокоения Индейца и Слона, Влад закурил, сунул руки в карманы куртки и вслед за участниками церемонии направился к выходу с кладбища. Рядом, глотая сигаретный дым, молча шли угрюмые и задумчивые Марат, Гарик, Вишня и Медведь. Не было видно лишь Сокола, то ли замешкавшегося где-то сзади, у могил, то ли ушедшего далеко вперед.
И тут вдруг жахнуло. Мощно, ярко, сокрушительно. И, как всегда – совершенно неожиданно. Почти под самыми ногами идущих вдоль помпезных захоронений центральной аллеи Витька, Вишни и Гарика. Сильнейшей взрывной волной Влада отбросило в сторону, метров на пять. Последнее, что успел запомнить и почувствовать Рэмбо, прежде чем потерял сознание от удара головой о бетонные плиты, – это дрогнувшая, явственно покачнувшаяся под ногами земля, острая боль в левом боку, подпаливший волосы и левую щеку огонь и пролетевшая прямо перед глазами чья-то оторванная нога. В следующий миг его череп соприкоснулся с тротуаром, раздался глухой звук – бум! – и наступила тишина. Но не абсолютная, как четыре дня назад в Сыктывкаре, а рваная, словно старая половая тряпка, то и дело нарушаемая доносящимися снаружи звуками, в которых преобладал истошный крик, и длившаяся, слава богу, не очень долго. От силы минуту, как чуть позже сказал ожививший бригадира посредством пощечин Сокол.
Когда приведенный в чувство Невский открыл глаза, сел на пятую точку и, морщась от боли в ребрах и голове, огляделся, его замутненному взору предстала удручающая картина. Вокруг все кричали, плакали, бегали, суетились, на бетонных плитах корчились раненые. Там, где только что шли Вишня и Гарик, зияла воронка, шириной метра два и глубиной с полметра – бомба была заложена у самого края дорожки, идущей вдоль аллеи. Скорее всего в мусорнике. Все пространство вокруг места взрыва было залито кровью, усеяно фрагментами тел и тлеющими обрывками одежды. Изуродованные до неузнаваемости, свежим фаршем лежащие неподалеку трупы Вишни и Гарика представляли из себя страшное и тошнотворное зрелище. Насколько мог видеть Влад, кроме них двоих, оказавшихся ближе всего к месту закладки, мгновенно погибли еще четыре человека – шедший чуть позади старших Зуб, посланец от «тамбовцев», проломленная осколком бетонной плиты голова которого с вытекающими наружу мозгами не оставляла никаких иллюзий, молодой парнишка, кажется родственник Антохи, один из бойцов Сокола, несших гроб Слона, и… неизвестно как оказавшаяся рядом с братками сестра Кости, Наташа. Девушка лежала на спине, ее стеклянные, не живые глаза были широко открыты, словно от удивления, а из приоткрытого рта двумя тонкими ручейками стекали на подбородок и щеку струйки крови. Все остальные, кто лежал, ползал, сидел, стоял и бродил вокруг, были лишь ранены. Кто-то сильно, кто-то терпимо, кто-то незначительно. Но оптимизма сей факт, что из сотни присутствующих на похоронах людей при взрыве бомбы погибли только шестеро, не внушал ни малейшего.
– Как ты, босс?! – перед глазами мелькнуло перекошенное лицо стоящего на коленях Сокола. – Сильно ранен?!
– Я… нормально… – Невский застонал, стиснул зубы. Тронул ладонью попахивающую горелым волосом обожженную щеку и опустил взгляд на ноющий левый бок. На безнадежно испорченной кожаной куртке, рядом с сердцем, зияла глубокая и обширная рваная дыра, в которой застрял рифленый кусок железа толщиной с мизинец, то ли болт без шляпки, то ли обрезок арматуры. Такими «сюрпризами» чеченские боевики начиняют свои адские фугасы, для большего поражающего эффекта. Попади такая хреновина в голову или незащищенный торс – и абзац. Без вариантов. Если не сдохнешь сразу, так истечешь кровью, один хрен. Но Владу повезло. Кевларовый бронежилет он утром не надел, банально забыв в утренней запарке. Вспомнил о нем только в джипе и решил не возвращаться – плохая примета. А вот поди ж ты! Нашлась броня не хуже. От неминуемой смерти его спасли лежащие в нагрудном кармане тугие пачки денег, взятых из банковского сейфа. Триста стодолларовых купюр с портретом Бенджамина Франклина погасили скорость и силу смертоносного осколка, оказавшись для него непреодолимой преградой и не дав сделать свое черное дело.
«Спасибо тебе, Антоха, – подрагивающими пальцами коснувшись намертво засевшего в бумажной пачке ржавого болта, подумал Невский. – Спасибо, братишка. Видишь, вот и пригодилась доля. На все сто процентов пригодилась. Ты ведь этими деньгами мне жизнь только что спас, старик. С того света дотянулся ».
– Надо уходить, Влад! – хватая Невского под мышки и дергая вверх, заполошно кричал Сокол. – Они могут ждать где-то рядом! Заряд с дистанционкой был максимум сто метров радиус! Значит, кто-то нас вел, и на кнопку жал, когда вы мимо проходили! Буля, мать твою, па-ца-ны! Сюда, быстрее! Босс ранен!
– Да не кричи ты так, – поморщился Рэмбо, крепко обхватив рукой шею Сокола, бульдозером прущего сквозь толпу к выходу с кладбища. Влад с трудом передвигал ноги и держал в вертикальном положении норовящее сложиться в коленях и пояснице ватное тело. Перед глазами все качалось, в голове шумело.
– Падлы. Я знаю, кто… – договорить Невский не успел. Подбежавшие братки, человек пять, подняли его на руки и бегом понесли к стоянке. Когда Влада буквально затолкали на заднее сиденье тотчас сорвавшегося с места «Чероки», за рулем которого сидел живой и почти невредимый, если не считать царапины на виске и измазанной кровью куртки, Фрол, где-то вдали, с восточной стороны шоссе, уже слышался вой милицейского наряда. Видимо – вызванного сразу после взрыва соглядатаями из притулившейся на краю площади серой «Волги». Ни братва, ни даже журналюги на таких неповоротливых, вечно ломающихся совковых рыдванах никогда не ездят. Это – контора. Ослиные уши Большого Дома. К гадалке не ходи. Впрочем, для Рэмбо это не имело значения и расклада не меняло. Максимум, чем могли напрячь его легавые – это снятием показаний, как с потерпевшего. Главное в другом – он жив и, вопреки планам ублюдка, приказавшего заложить бомбу на кладбище, способен врубить ответку по полной программе. Знать бы еще наверняка, где паскуду затихарившуюся искать? Где?!
Шикарные поминки с концертом легенд русского рока, понятное дело, не состоялись. До вечера, пока менты работали на месте взрыва, собирали улики, снимали показания с потерпевших и очевидцев, Невский пролежал дома, приходя в чувства под охраной целой группы вооруженных бойцов, дежуривших как снаружи, на улице и в подъезде, так и внутри квартиры. Срочно вызванный доктор – тот самый профессор из армейского госпиталя – осмотрел Влада, поджав губы повертел в руках продырявленную пачку баксов с застрявшим внутри болтом, обработал ссадины, наложил тугую повязку на превратившуюся в один сплошной синяк грудь. Сказал, что за его более чем двадцатилетнюю практику две взрывные травмы в течение недели у одного и того же пациента случались лишь в Афганистане и Приднестровье, но никак не на мирной гражданке, сделал Рэмбо обезболивающий укол, выписал рецепт на снотворное и ноотропил, стимулирующий деятельность головного мозга после травмы, и настоятельно посоветовал Невскому, если тот не хочет загреметь в больницу всерьез и надолго, соблюдать строгий режим и полный покой в течение минимум трех недель. А лучше – уехать из города куда-нибудь в тихий уголок и провести это время в окружении берез и сосенок, журчащей водички и прочего недоступного в мегаполисе благолепия целительной матушки-природы. Уходя, полковник резюмировал:
– Никаких стрессов, никаких волнений, никакой физической активности и тем более – алкоголя и наркотиков, даже легких! Ясно вам? Иначе я отказываюсь от денег и умываю руки. Лечитесь сами! Меньше курить. Здоровое питание, крепкий ночной сон, прогулки на чистом воздухе и таблетка снотворного на ночь. Если вдруг станет хуже – не ждите меня, сразу звоните в неотложку. Вопросы есть?
– Да, доктор, – лежащий на кровати Влад чуть заметно растянул уголки рта. – Есть… один.
– Слушаю вас, – профессор кончиком пальца поправил очки.
– А трахаться можно? – глаза Рэмбо тускло блеснули. – Я так долго без секса не смогу. – Влад пытался казаться бодрым и невозмутимым, но выходило с трудом. Наигранность была заметна даже не отличающемуся интеллектом, маячащему на пороге спальни Буле.
– Лучше дрочи, если прижмет, – без малейшего намека на улыбку посоветовал доктор. – Меньше эмоций, меньше расхода энергии, простая физиологическая разгрузка. Иногда очень даже полезно. Как это делать, думаю, тебя учить не нужно? – полковник чуть усмехнулся. – А то есть, понимаешь, такие умники, которые даже врачам пытаются доказывать, что ни разу в жизни не онанировали. В общем, если понадоблюсь – я всегда на связи. В любое время дня и ночи. Всего хорошего, Владислав Александрович. Выздоравливайте. И, настоятельно советую, подумайте о полноценном отдыхе! Со здоровьем шутки плохи. Тем более с головой…
– Спасибо, Дмитрий Борисович. Я учту ваши пожелания, – пообещал Невский.
Уже на пороге квартиры военврач получил от Були бумажку в сто баксов. Стандартную таксу за экстренный вызов.
Не успел профессор уехать, как на пороге появился мент, представившийся капитаном Петровым. Пришлось впустить. Надолго он, впрочем, не задержался – в планы Влада исповедь легавому не входила. Капитан оказался служакой опытным, быстро всосал тему, сляпал необходимый для уголовного дела протокол, дал Владу подмахнуть, спрятал в папку и направился к выходу, напоследок ехидно пожелав бригадиру, второй раз подряд обманувшему старуху с косой, дожить как минимум до завтрашнего утра. На что Рэмбо, во время беседы заметивший на руке капитана новенькое, блестящее, без единой царапинки обручальное кольцо, ответил:
– Засунь свои пожелания себе в очко, красный. Я еще на твоих похоронах вальс Бостон станцую. С молодой безутешной вдовушкой. И не надо на меня так зыркалы пялить, пукнешь от напряжения! Проветривай потом квартиру, дезодорантами брызгай. Так ведь все равно без противогаза не обойтись, знаю я вас, вонючек. Три дня глаза резать будет.
– Я это запомню, инвалид. И ты меня, Невский, тоже хорошо запомни. На всякий случай. Чтобы знать, кого в кошмарных снах видеть, а днем – за километр обходить, – оглянувшись на лыбящегося Булю, процедил наливающийся краской мент. – Потому что сегодня утром мой рапорт о переводе в РУБОП подписан. И что-то мне подсказывает, что очень скоро мы с тобой снова встретимся, только не в столь комфортных условиях, – пообещал капитан, уже наверняка жалеющий, что так не вовремя и, главное, не с тем визави решил блеснуть остроумием.
– Уговорил. Такого засранца, как ты, я буду обходить за три километра, – осклабился Влад. – А теперь пошел вон из моей квартиры. И вот еще что: не забудь носки на ночь постирать. Мухи дохнут.
Вечером, когда стемнело, проведать бригадира приехали уставшие и злые на весь белый свет Сокол, Медведь и Марат. Видя состояние пацанов, Влад приказал Буле принести из холодильника бутылку водки и закусь. Выпили, помянув скопом всех погибших при двух взрывах, потом Невский рассказал браткам о посмертном письме Индейца, дал прочесть и спросил, что они думают по этому поводу.
– Чалый, сука! Он! Больше некому, – буквально взорвался Марат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Ну, вот и все. В последний раз взглянув на места вечного упокоения Индейца и Слона, Влад закурил, сунул руки в карманы куртки и вслед за участниками церемонии направился к выходу с кладбища. Рядом, глотая сигаретный дым, молча шли угрюмые и задумчивые Марат, Гарик, Вишня и Медведь. Не было видно лишь Сокола, то ли замешкавшегося где-то сзади, у могил, то ли ушедшего далеко вперед.
И тут вдруг жахнуло. Мощно, ярко, сокрушительно. И, как всегда – совершенно неожиданно. Почти под самыми ногами идущих вдоль помпезных захоронений центральной аллеи Витька, Вишни и Гарика. Сильнейшей взрывной волной Влада отбросило в сторону, метров на пять. Последнее, что успел запомнить и почувствовать Рэмбо, прежде чем потерял сознание от удара головой о бетонные плиты, – это дрогнувшая, явственно покачнувшаяся под ногами земля, острая боль в левом боку, подпаливший волосы и левую щеку огонь и пролетевшая прямо перед глазами чья-то оторванная нога. В следующий миг его череп соприкоснулся с тротуаром, раздался глухой звук – бум! – и наступила тишина. Но не абсолютная, как четыре дня назад в Сыктывкаре, а рваная, словно старая половая тряпка, то и дело нарушаемая доносящимися снаружи звуками, в которых преобладал истошный крик, и длившаяся, слава богу, не очень долго. От силы минуту, как чуть позже сказал ожививший бригадира посредством пощечин Сокол.
Когда приведенный в чувство Невский открыл глаза, сел на пятую точку и, морщась от боли в ребрах и голове, огляделся, его замутненному взору предстала удручающая картина. Вокруг все кричали, плакали, бегали, суетились, на бетонных плитах корчились раненые. Там, где только что шли Вишня и Гарик, зияла воронка, шириной метра два и глубиной с полметра – бомба была заложена у самого края дорожки, идущей вдоль аллеи. Скорее всего в мусорнике. Все пространство вокруг места взрыва было залито кровью, усеяно фрагментами тел и тлеющими обрывками одежды. Изуродованные до неузнаваемости, свежим фаршем лежащие неподалеку трупы Вишни и Гарика представляли из себя страшное и тошнотворное зрелище. Насколько мог видеть Влад, кроме них двоих, оказавшихся ближе всего к месту закладки, мгновенно погибли еще четыре человека – шедший чуть позади старших Зуб, посланец от «тамбовцев», проломленная осколком бетонной плиты голова которого с вытекающими наружу мозгами не оставляла никаких иллюзий, молодой парнишка, кажется родственник Антохи, один из бойцов Сокола, несших гроб Слона, и… неизвестно как оказавшаяся рядом с братками сестра Кости, Наташа. Девушка лежала на спине, ее стеклянные, не живые глаза были широко открыты, словно от удивления, а из приоткрытого рта двумя тонкими ручейками стекали на подбородок и щеку струйки крови. Все остальные, кто лежал, ползал, сидел, стоял и бродил вокруг, были лишь ранены. Кто-то сильно, кто-то терпимо, кто-то незначительно. Но оптимизма сей факт, что из сотни присутствующих на похоронах людей при взрыве бомбы погибли только шестеро, не внушал ни малейшего.
– Как ты, босс?! – перед глазами мелькнуло перекошенное лицо стоящего на коленях Сокола. – Сильно ранен?!
– Я… нормально… – Невский застонал, стиснул зубы. Тронул ладонью попахивающую горелым волосом обожженную щеку и опустил взгляд на ноющий левый бок. На безнадежно испорченной кожаной куртке, рядом с сердцем, зияла глубокая и обширная рваная дыра, в которой застрял рифленый кусок железа толщиной с мизинец, то ли болт без шляпки, то ли обрезок арматуры. Такими «сюрпризами» чеченские боевики начиняют свои адские фугасы, для большего поражающего эффекта. Попади такая хреновина в голову или незащищенный торс – и абзац. Без вариантов. Если не сдохнешь сразу, так истечешь кровью, один хрен. Но Владу повезло. Кевларовый бронежилет он утром не надел, банально забыв в утренней запарке. Вспомнил о нем только в джипе и решил не возвращаться – плохая примета. А вот поди ж ты! Нашлась броня не хуже. От неминуемой смерти его спасли лежащие в нагрудном кармане тугие пачки денег, взятых из банковского сейфа. Триста стодолларовых купюр с портретом Бенджамина Франклина погасили скорость и силу смертоносного осколка, оказавшись для него непреодолимой преградой и не дав сделать свое черное дело.
«Спасибо тебе, Антоха, – подрагивающими пальцами коснувшись намертво засевшего в бумажной пачке ржавого болта, подумал Невский. – Спасибо, братишка. Видишь, вот и пригодилась доля. На все сто процентов пригодилась. Ты ведь этими деньгами мне жизнь только что спас, старик. С того света дотянулся ».
– Надо уходить, Влад! – хватая Невского под мышки и дергая вверх, заполошно кричал Сокол. – Они могут ждать где-то рядом! Заряд с дистанционкой был максимум сто метров радиус! Значит, кто-то нас вел, и на кнопку жал, когда вы мимо проходили! Буля, мать твою, па-ца-ны! Сюда, быстрее! Босс ранен!
– Да не кричи ты так, – поморщился Рэмбо, крепко обхватив рукой шею Сокола, бульдозером прущего сквозь толпу к выходу с кладбища. Влад с трудом передвигал ноги и держал в вертикальном положении норовящее сложиться в коленях и пояснице ватное тело. Перед глазами все качалось, в голове шумело.
– Падлы. Я знаю, кто… – договорить Невский не успел. Подбежавшие братки, человек пять, подняли его на руки и бегом понесли к стоянке. Когда Влада буквально затолкали на заднее сиденье тотчас сорвавшегося с места «Чероки», за рулем которого сидел живой и почти невредимый, если не считать царапины на виске и измазанной кровью куртки, Фрол, где-то вдали, с восточной стороны шоссе, уже слышался вой милицейского наряда. Видимо – вызванного сразу после взрыва соглядатаями из притулившейся на краю площади серой «Волги». Ни братва, ни даже журналюги на таких неповоротливых, вечно ломающихся совковых рыдванах никогда не ездят. Это – контора. Ослиные уши Большого Дома. К гадалке не ходи. Впрочем, для Рэмбо это не имело значения и расклада не меняло. Максимум, чем могли напрячь его легавые – это снятием показаний, как с потерпевшего. Главное в другом – он жив и, вопреки планам ублюдка, приказавшего заложить бомбу на кладбище, способен врубить ответку по полной программе. Знать бы еще наверняка, где паскуду затихарившуюся искать? Где?!
Шикарные поминки с концертом легенд русского рока, понятное дело, не состоялись. До вечера, пока менты работали на месте взрыва, собирали улики, снимали показания с потерпевших и очевидцев, Невский пролежал дома, приходя в чувства под охраной целой группы вооруженных бойцов, дежуривших как снаружи, на улице и в подъезде, так и внутри квартиры. Срочно вызванный доктор – тот самый профессор из армейского госпиталя – осмотрел Влада, поджав губы повертел в руках продырявленную пачку баксов с застрявшим внутри болтом, обработал ссадины, наложил тугую повязку на превратившуюся в один сплошной синяк грудь. Сказал, что за его более чем двадцатилетнюю практику две взрывные травмы в течение недели у одного и того же пациента случались лишь в Афганистане и Приднестровье, но никак не на мирной гражданке, сделал Рэмбо обезболивающий укол, выписал рецепт на снотворное и ноотропил, стимулирующий деятельность головного мозга после травмы, и настоятельно посоветовал Невскому, если тот не хочет загреметь в больницу всерьез и надолго, соблюдать строгий режим и полный покой в течение минимум трех недель. А лучше – уехать из города куда-нибудь в тихий уголок и провести это время в окружении берез и сосенок, журчащей водички и прочего недоступного в мегаполисе благолепия целительной матушки-природы. Уходя, полковник резюмировал:
– Никаких стрессов, никаких волнений, никакой физической активности и тем более – алкоголя и наркотиков, даже легких! Ясно вам? Иначе я отказываюсь от денег и умываю руки. Лечитесь сами! Меньше курить. Здоровое питание, крепкий ночной сон, прогулки на чистом воздухе и таблетка снотворного на ночь. Если вдруг станет хуже – не ждите меня, сразу звоните в неотложку. Вопросы есть?
– Да, доктор, – лежащий на кровати Влад чуть заметно растянул уголки рта. – Есть… один.
– Слушаю вас, – профессор кончиком пальца поправил очки.
– А трахаться можно? – глаза Рэмбо тускло блеснули. – Я так долго без секса не смогу. – Влад пытался казаться бодрым и невозмутимым, но выходило с трудом. Наигранность была заметна даже не отличающемуся интеллектом, маячащему на пороге спальни Буле.
– Лучше дрочи, если прижмет, – без малейшего намека на улыбку посоветовал доктор. – Меньше эмоций, меньше расхода энергии, простая физиологическая разгрузка. Иногда очень даже полезно. Как это делать, думаю, тебя учить не нужно? – полковник чуть усмехнулся. – А то есть, понимаешь, такие умники, которые даже врачам пытаются доказывать, что ни разу в жизни не онанировали. В общем, если понадоблюсь – я всегда на связи. В любое время дня и ночи. Всего хорошего, Владислав Александрович. Выздоравливайте. И, настоятельно советую, подумайте о полноценном отдыхе! Со здоровьем шутки плохи. Тем более с головой…
– Спасибо, Дмитрий Борисович. Я учту ваши пожелания, – пообещал Невский.
Уже на пороге квартиры военврач получил от Були бумажку в сто баксов. Стандартную таксу за экстренный вызов.
Не успел профессор уехать, как на пороге появился мент, представившийся капитаном Петровым. Пришлось впустить. Надолго он, впрочем, не задержался – в планы Влада исповедь легавому не входила. Капитан оказался служакой опытным, быстро всосал тему, сляпал необходимый для уголовного дела протокол, дал Владу подмахнуть, спрятал в папку и направился к выходу, напоследок ехидно пожелав бригадиру, второй раз подряд обманувшему старуху с косой, дожить как минимум до завтрашнего утра. На что Рэмбо, во время беседы заметивший на руке капитана новенькое, блестящее, без единой царапинки обручальное кольцо, ответил:
– Засунь свои пожелания себе в очко, красный. Я еще на твоих похоронах вальс Бостон станцую. С молодой безутешной вдовушкой. И не надо на меня так зыркалы пялить, пукнешь от напряжения! Проветривай потом квартиру, дезодорантами брызгай. Так ведь все равно без противогаза не обойтись, знаю я вас, вонючек. Три дня глаза резать будет.
– Я это запомню, инвалид. И ты меня, Невский, тоже хорошо запомни. На всякий случай. Чтобы знать, кого в кошмарных снах видеть, а днем – за километр обходить, – оглянувшись на лыбящегося Булю, процедил наливающийся краской мент. – Потому что сегодня утром мой рапорт о переводе в РУБОП подписан. И что-то мне подсказывает, что очень скоро мы с тобой снова встретимся, только не в столь комфортных условиях, – пообещал капитан, уже наверняка жалеющий, что так не вовремя и, главное, не с тем визави решил блеснуть остроумием.
– Уговорил. Такого засранца, как ты, я буду обходить за три километра, – осклабился Влад. – А теперь пошел вон из моей квартиры. И вот еще что: не забудь носки на ночь постирать. Мухи дохнут.
Вечером, когда стемнело, проведать бригадира приехали уставшие и злые на весь белый свет Сокол, Медведь и Марат. Видя состояние пацанов, Влад приказал Буле принести из холодильника бутылку водки и закусь. Выпили, помянув скопом всех погибших при двух взрывах, потом Невский рассказал браткам о посмертном письме Индейца, дал прочесть и спросил, что они думают по этому поводу.
– Чалый, сука! Он! Больше некому, – буквально взорвался Марат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45