Но они, дубины, говорил себе Шерман, решили вместо этого сами с ним поговорить.
Но у него еще оставался шанс. Ему удалось убедить Догерти подождать до следующего дня, и он надеялся до этого времени сыграть свою игру, если только Догерти сдержит обещание, а предполагать обратное не было никаких причин.
Он ускорил шаг и на Двадцать третьей улице сел в вагон надземки.
Через пятнадцать минут он опустился на стул в приемной одной организации. Окна помещения выходили на лабиринт улиц у Бруклинского моста и Ист-Ривер.
Вошел один из сотрудников:
- Он готов вас принять немедленно, сэр.
Шерман поднялся и прошел за пригласившим его служащим в кабинет. В нем не было ковра, и всю обстановку составляли два деревянных стула, массивный стальной сейф и шведское бюро с выдвижной крышкой. На одном из стульев, перед бюро, сидел массивный краснолицый человек с морковного цвета волосами. Перед тем как начать разговор с Шерманом, он коротким кивком отпустил своего подчиненного.
- Ну, что у тебя на этот раз, Билли?
Шерман, понимавший, что имеет дело с очень занятым человеком, как мог кратко рассказал ему то, что уже знает читатель о Джоне Ноултоне. Хозяин кабинета с бесстрастным выражением лица дослушал до конца.
- Ты говоришь, что вчера вечером видел его с Рыжим Тимом? - спросил он, когда Шерман закончил.
- Да. В кафе Маркса на углу Двадцать восьмой улицы и Бродвея.
- И у Рыжего Тима была пачка купюр! Какой идиот за ним наблюдал? Почему не арестовал?
- Частный детектив. Он работает на меня. Он боялся спугнуть Ноултона.
- О! Ты его держишь на прицеле?
- Ну и что, если так? Есть разница?
- Е-есть, - протянул хозяин кабинета.. - Но я не вижу, как мы можем его зацепить. Какие у нас доказательства? Рыжего Тима не найти. Ты говоришь, Ноултон вчера вечером отказался взять пакет. Конечно, если бы он его взял и носил бы теперь с собой…
- В этом нет необходимости, - прервал его Шерман. - Почему бы не арестовать его сегодня вечером?
Ведь он уже наделал дел. Запачкался по самую макушку.
Взгляни-ка сюда. - Он вытащил бумажник и достал из него пачку купюр. - Это его. Я забрал - не важно как.
- Все десятки, да? - пробормотал его собеседник, забирая купюры. - И новенькие. - Он внимательно их осмотрел. - Но как мы докажем, что они принадлежат ему?
- Я могу поклясться, - сказал Шерман. - Но это еще не все. Конечно, они у него есть и сейчас. У него дома наверняка полно фальшивых денег. Если вы его застанете врасплох, то доказательств найдется больше чем достаточно.
Человек за столом, судя по всему, никак не мог выйти из состояния задумчивости.
- Какой у него адрес? - спросил он наконец.
Шерман дал ему номер дома на Западной Тридцатой улице.
- Какой этаж?
- Второй.
- Ты знаешь что-нибудь о его привычках? Когда он возвращается?
- Обычно между семью и семью пятнадцатью по вечерам.
- Кто-нибудь с ним живет?
- Нет.
- Квартира записана на его имя?
- Да. Джон Ноултон.
Человек за столом достал из кармана автоматическую ручку и сделал запись в блокноте. Потом оторвал листок, положил его в ящик стола, сунул ручку обратно в карман и некоторое время задумчиво смотрел в окно.
Потом он повернулся к Шерману со словами:
- Мы арестуем мистера Ноултона сегодня вечером.
Глава 10
Сколько веревочке ни виться…
Шерман вышел из бильярдной «Ламартина», где собрались Странные Рыцари, испытывая некоторое удовольствие.
Наконец победа над Ноултоном близка. И это будет, как сказал Дженнингс, бескровная и заслуженная победа. Только Догерти был настроен по-прежнему скептически, и его приходилось убеждать.
- Мне это не нравится, - говорил бывший боксер. - Так мужчина с мужчиной не борется. Я человек прямой и лучше бы сказал ему все в лицо. А это мне не нравится.
- Никто и не собирается тебе угождать, - заметил Бут.
Догерти, ни обращая на него внимания, продолжил:
- А с другой стороны, почему это Шерман просит нас подождать до завтра? Это выглядит странно. Что он задумал?
В разговор вступил Дюмэн:
- Он что-то говорить о том детективе.
- Ну и что с того? Он сказал, что ему нужно отозвать этого детектива. Какой в этом смысл? Не вижу разницы - скажем мы что-то Ноултону или нет. Как-то все это странно.
- Но, может, у Шермана есть какие-то другие причины? - спросил Бут.
Догерти посмотрел на него.
- Ты сам все прекрасно понимаешь, - презрительно бросил он. - Ты знаешь, как Шерман неудачно пытался сделать нас стукачами. А когда увидел, что ему здесь ничего не светит, решил все сделать сам. А потом, чтобы получить необходимое время, заставил нас дать ему обещание оставить в покое Ноултона до завтра. Не хочу сказать, что он играет в свою игру, но что-то здесь нечисто. Эта его пустая болтовня о детективе…
Похоже, он и сам это понял, но не успел придумать ничего поубедительнее.
- Ладно, - сказал Дрискол, - и так все ясно. Надо только увидеть Ноултона сегодня.
- И чем скорее, тем лучше, - добавил Дженнингс. - Сорвать планы Шермана, если он и правда играет двойную игру.
- Я согласен, - важно кивнул коротышка Дюмэн.
Догерти спрыгнул с бильярдного стола, на котором сидел, посмотрел на часы и сказал:
- Без десяти двенадцать. Я вот думаю, не дома ли он сейчас.
- Может, еще в кровати, - подал голос Дрискол.
Догерти задумался.
- Я пойду к нему сразу после обеда, - наконец промолвил он. - И все устрою.
Они прошли в вестибюль, который в это время еще не был переполнен. Догерти и Дженнингс остановились у бюллетеня с информацией о скачках и стали вздыхать о старых добрых временах в Бруклине и Брайтоне. Дрискол расположился на диване с утренней газетой.
Дюмэн и Бут присоединились к группе поклонников красотки из табачного ларька, которые вежливо, но настойчиво убеждали ее в том, что новая прически ей необыкновенно идет. Она слушала, посмеиваясь, и ловкими маневрами держала их на расстоянии. В конце концов они купили у нее несколько сигар.
Дрискол, с хмурым видом сидевший в углу с газетой, в шестой раз подряд читал одну и тут же статью.
Накануне ночью ему пришлось заменить внезапно заболевшего шефа. И эта статья была явно не очень удачной.
Он говорил себе, тоже в шестой раз подряд, что ее написал идиот, обыватель, человек, который ничего не понимает в искусстве. Потом он отбросил в сторону газету, зевнул и оглядел вестибюль.
Неожиданно он выпрямился и устремил взгляд на телеграфный столик. Потом снова оглядел вестибюль, увидел Догерти, стоявшего у бюллетеня ипподрома, и подбежал к нему.
- Смотри! - шепнул он, положив одну руку на плечо Догерти и показывая другой себе за спину.
Бывший боксер, повернувшись и посмотрев в указанном направлении, увидел Ноултона, стоявшего у столика Лили и помогавшего ей надеть пальто.
- Вот твой шанс, - сказал Дрискол.
Когда Ноултон услышал свое имя и, повернувшись, увидел рядом Догерти, он непроизвольно нахмурился, а в глазах Лили мелькнуло удивление.
Увиденное ее испугало, она вспомнила, что ей говорил час или около того назад Дюмэн. Но Догерти вполне спокойно промолвил:
- Мне надо тебе сказать одно словечко. Отойдем на минутку?
Ноултон хотел было отказаться, и так бы и сделал, если бы просьба не исходила от Догерти.
После секундного колебания он извинился перед Лилей, сказав, что скоро вернется, и вместе с Догерти прошел к дивану в углу.
Догерти начал говорить о событиях прошедших трех месяцев, а Ноултон с трудом скрывал свое нетерпение.
Они сидели рядом на диване. Напротив, в отдалении, сидела Лиля, бесцельно барабаня пальцами по столу. Дрискол и Дженнингс присоединились к Дюмэну и Буту у табачного ларька. Они делали вид, что ведут оживленную беседу, а сами то и дело поглядывали на Догерти и Ноултона.
Вестибюль был полон курящих, смеющихся и разговаривающих людей, не подозревающих, какая драма разворачивается всего в дюжине футов от них.
- А теперь, - говорил Догерти, - ты остаешься один. Это не моя вина, но Дюмэн и Дрискол больше не на нашей стороне. Теперь и они против. Ты у нас на крючке, и игра закончена.
- Что же - еще один поединок на ринге? - осведомился Ноултон.
- Нет. И мне жаль, что нет. Мне все это не нравится не меньше, чем тебе. Вообще, такие дела так не делаются. - Догерти помялся и продолжил: - Но я обещал сказать все прямо, потому мы здесь и сидим.
Сделаем так: ты сегодня уезжаешь из Нью-Йорка и даешь слово оставить в покое мисс Уильямс, или, считай, ты сгорел. Это в наших силах. Ты распространяешь фальшивые деньги.
Ноултон даже не моргнул глазом. Он сидел молча и смотрел через вестибюль на профиль Лили, как будто ничего только что не слышал. Потом он повернул голову, встретился взглядом с Догерти и ровным голосом сказал:
- Все это не стоит выеденного яйца, Том. Вы ничего получше не могли придумать? У вас плохая фантазия.
Но Догерти покачал головой:
- Это бесполезно, Ноултон. Мы все знаем. Не важно откуда, но знаем достаточно, чтобы сказать, что тебе не следует доверять Рыжему Тиму. Мы знаем достаточно, чтобы прижать тебя к ногтю. Игра окончена.
Ноултон пристально посмотрел на своего собеседника, встретил его спокойный сочувственный взгляд и понял, что все так и есть. Увертки были бесполезны.
Игра окончена.
Несколько минут он сидел, пытаясь собраться с мыслями. Беззаботное спокойствие Догерти, непричастность к происходящему Лили, сидевшей всего в нескольких футах от них, веселье в вестибюле - все это вместе создавало атмосферу обыденности. Он никак не мог поверить, что произошла катастрофа и земля разверзлась у него под ногами.
Наконец он повернулся к Догерти:
- Что ж, ладно. Вы и правда меня прижали. Но ты этого не сделаешь, Том. Это не в твоих правилах. Ты же не хочешь сказать, что и правда меня сдашь?
- Возможно, нет, - согласился бывший боксер. - Но я тут не один. Бесполезно это обсуждать, тебе ничего не остается, как признать: выход только один.
Это грязное дельце, и оно мне нравится не больше, чем тебе, но суть в том, что я это делаю для твоей же пользы. Остальные тоже все знают, они не остановятся ни перед чем, и если не я, то они это сделают.
Лицо Ноултона оставалось бесстрастным. Его глаза смотрели прямо на собеседника, и в них не было ни злобы, ни негодования, ни мольбы о пощаде. Но его пальцы крепко сжимали подлокотник дивана, а зубы скрипели от его усилия держать себя в руках.
Догерти продолжал говорить. Он объяснил условия, на которых они оставят Ноултона в покое, - он должен немедленно покинуть Нью-Йорк и дать слово не искать контактов с мисс Уильямс. И чем быстрее он уедет, тем лучше, потому что в их компании есть один человек, которому нельзя доверять. Нет необходимости, добавил бывший боксер, называть его имя.
В конце концов Ноултон согласился, спокойно признав, что он действительно прижат к стенке и у него нет выбора. Несмотря на все усилия, голос его звучал хрипло и дрожал, и Догерти пожалел о том, что согласился сыграть роль, которую ему навязали в этой истории. Ноултон пообещал не встречаться с Лилей и немедленно уехать из Нью-Йорка. Напоследок он сказал:
- Конечно, она узнает. И это хуже всего, Догерти.
Я не держу на тебя зла, полагаю, что ты ничего не мог поделать. Но вы все были большими идиотами, если думали, что она может совершить какой-то необдуманный поступок. Она никогда этого не делала и никогда не сделает. Я собирался с ней сегодня пообедать. Когда я думаю… но это бесполезно, полагаю, если бы я захотел ее увидеть… но теперь все равно. Ничего хорошего из этого не выйдет. Я бы мог много тебе сказать, Догерти, но это тоже будет бесполезно. Вы меня победили, и я не собираюсь скулить. Скажи за меня «гудбай» Дюмэну, он все сделал хорошо. Он отличный парень, этот маленький француз.
Ноултон поднялся.
- Она… она ждет тебя сейчас? - заикаясь, спросил Догерти, глядя на Лилю.
- Да. Когда я уйду, скажи ей, чтобы она больше меня не ждала.
Ноултон помедлил, как будто намереваясь сказать еще что-то, но потом передумал, резко повернулся и, не говоря ни слова, пересек вестибюль и вышел на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30