Миновав Тридцатую улицу, Ноултон повернул на запад. Задача преследователя осложнилась. Прохожих здесь, в отличие от Бродвея, было меньше, и он рисковал быть в любой момент обнаруженным. Ноултон дважды останавливался, и Шерман прятался в ближайших дверных проемах.
У Шестой авеню он проходил мимо припаркованного такси. Оно было пустым. Осененный внезапной идеей, Шерман распахнул дверцу и залез на заднее сиденье, подумав, что так риск быть разоблаченным уменьшится. Он показал водителю на Ноултона и попросил следовать за ним.
Таксист усмехнулся, резко развернул машину и поехал вдоль Тридцатой улицы.
Они пересекли Седьмую и Восьмую авеню, проехали мимо ряда респектабельных пятиэтажных жилых домов с отделанными коваными решетками подъездами. Вдали под зимним солнцем поблескивал Гудзон, сзади доносилось громыхание поездов надземки и несмолкающий шум большого города.
Ноултон быстро шагал вперед, пересек Девятую авеню. Такси медленно следовало за ним. Вдруг он повернул ко входу в один из жилых домов. Когда машина подъехала, он уже скрылся в парадном.
Шерман велел водителю остановиться напротив входа, а на его лице появилось выражение досады и разочарования.
«Ну, - подумалось ему, - я был уверен, что насадил его на крючок. А Ноултон просто пришел домой подремать».
- Привет, Шерман! - прозвучал голос откуда-то сверху.
Шерман, встрепенувшись, приоткрыл дверцу машины и посмотрел вверх. Ноултон с усмешкой глядел на него из окна второго этажа.
- Ты не поднимешься ко мне на чашечку чаю? - крикнул он.
Лицо Шермана побагровело от ярости.
- Нет, благодарю вас, мистер Джон Нортон, - отозвался он. Потом повернулся и велел водителю возвращаться. Он был повергнут в смятение и кипел от злости.
Шерман тоже заметил, что Л или отдает предпочтение Ноултону. В отличие от Дюмэна он сразу все понял, потому что был влюблен и, следовательно, обладал орлиной зоркостью. Ему было ясно, что соперничать с Ноултоном бесполезно, потому что на его стороне очевидные преимущества, но надеялся добиться своего, заставив соперника убраться восвояси.
Ему казалось, что он знает, как это сделать. Сначала он попытался блефануть, но Ноултон принял вызов, и он потерпел неудачу. Тогда он стал разными способами проверять свои подозрения, но ему не сразу удалось найти что-то стоящее.
Он связался со своими приятелями в Уортоне. Полученные сведения придали ему бодрости: основания для подозрений были, хоть и не слишком определенные. Требовались доказательства.
Тогда он стал тайком следить за Ноултоном, и, казалось, ему вот-вот улыбнется удача. Но ухватиться за ниточку никак не удавалось. В конце концов он почти потерял надежду и пришел к выводу, что все его попытки тщетны.
Шерман был полон досады и разочарования, близок к отчаянию, но, когда видел личико Лили, в нем вновь вспыхивало желание и появлялись силы к борьбе.
На этот раз, вернувшись в «Ламартин», он решил применить новую тактику. Он привлечет на свою сторону Странных Рыцарей, не раскрывая перед ними всех своих карт.
«В любом случае это шайка болванов, - рассуждал Шерман. - А малыша француза я смогу обвести вокруг пальца».
Решив так, он зашел в «Ламартин» и отозвал Дюмэна в сторонку.
- Хочу поговорить с тобой о Ноултоне.
- Что поговорить? - резко спросил Дюмэн.
- Я кое-что обнаружил, и, думаю, тебе это будет интересно, - кое-что не в его пользу.
Дюмэн насторожился и многозначительно промолвил:
- Ноультон мой друг. Так что поумерь пыл, Шерман.
- Если это все, что ты можешь сказать, я лучше помолчу, - пожал плечами Шерман. Только я считал тебя другом мисс Уильямс.
Дюмэн окинул его быстрым взглядом.
- Так и есть, - заявил он. - Но какой тут связь?
- Только такая: тот, кто считает себя другом мисс Уильямс, не может быть другом Джона Ноултона.
- Пошему это?
- Потому что… э-э… я не думаю, что он собирается на ней жениться.
- Mon Dieu! - У Дюмэна перехватило дыхание. - Неужели он посмель…
- Нет. Пока нет. Но обязательно посмеет. Она уже выказывает ему расположение. Ты заметил, что она делает с его розами? А знаешь, как она провожает его глазами, когда он идет по вестибюлю?
- Ну?
- Ну, ты понимаешь, что это означает. Это означает, что Ноултон может делать с ней все, что хочет. Если не сейчас, то в ближайшем будущем. И он ее погубит.
Ты знаешь что-нибудь о нем? Ну так слушай. Его настоящее имя - Нортон. Год назад он работал кассиром в банке небольшого городка в Огайо. Однажды утром обнаружилось, что в банке совершено ограбление - взорван сейф. Доказать вину Ноултона не удалось, но все знали, что он приложил к этому руку. Он сбежал в Нью-Йорк. Вот откуда у него деньги. Теперь ты все знаешь. Разве можно допустить, чтобы такой человек крутился около мисс Уильямс?
Француз вздохнул и философски произнес:
- Кто из нас не иметь греха?
- О, дьявол! - в отчаянии воскликнул Шерман. - Наверное, никто. Думаю, ни ты, ни я не захотели бы публиковать свои дневники. Но сейчас не в этом дело.
Короче говоря, я случайно узнал, что мисс Уильямс влюблена в Ноултона, и он не преминет этим воспользоваться. Ты понимаешь, что это означает?
Дюмэн продолжал тупо на него смотреть.
- Ну и что же мы делать? - наконец спросил он.
- То же, что мы сделали с дюжиной таких, как он.
- Но этот Ноультон не запугать.
- Нас же шестеро, - со значением сказал Шерман.
Дюмэн решительно поднялся с кресла.
- Я поговорю Догерти и Дрискол, - сказал он и, развернувшись, зашагал по вестибюлю.
Шерман проводил его взглядом.
- Идиот! - процедил он сквозь зубы. Потом обернулся и посмотрел в сторону Лили.
Увидев ее лицо, он покраснел от охватившего его желания быть с нею, а в глазах его появился хищный, как у змеи, блеск. Его переполняла мстительная радость. Затем, взяв себя в руки, он подошел к ее столу, остановился в нерешительности и, наконец, протянул руку за бланком телеграммы.
- Решили одарить меня вниманием? - улыбнулась Лиля.
- Да, - ответил Шерман. - Только не в завуалированной форме.
Щеки Лили расцвели румянцем, она сердито отвернулась, и у Шермана сердце замерло от ревности. Он положил бланк телеграммы на верхнюю крышку стола и после минутного раздумья написал:
«Мистеру Джеральду Гамильтону, президенту Национального банка, Уортон, Огайо.
Если хотите найти Джона Нортона, загляните отель «Ламартин», Нью-Йорк. Б.Ш.».
Лиля прочитала и улыбнулась.
- Вы, газетчики, любите всякие тайны, - заметила она. Потом вдруг слегка побледнела и вскинула на него глаза.
«Она заметила созвучие фамилий», - подумал Шерман.
- Разве? - спросил он вслух. - Что же тут таинственного?
- Это похоже на поиски без вести пропавшего наследника или… растратчика.
- К сожалению, не могу пролить свет на этот вопрос.
- О, я этого от вас и не жду. Наверное, вы переполнены очень важными и ужасными секретами.
- Возможно. - Шерман на секунду замялся, потом добавил: - Но только один секрет я считаю действительно важным.
Лиля ничего не ответила.
- Он касается вас, - продолжил Шерман.
- Меня? - удивилась Лиля.
- Вас, - повторил Шерман. Он понизил голос и со значением добавил: - И меня.
Подлинный смысл его слов нельзя было не понять.
Лиля на секунду опустила глаза, потом подняла голову и твердым голосом сказала:
- Мистер Шерман, я хочу, чтобы вы больше не говорили со мной таким… таким образом.
- Ничего не могу поделать. Вы не можете этого не понимать. Я люблю вас. - Голос Шермана дрожал от вожделения.
- Должна ли я говорить вам, что мне это надоело? - спросила Лиля, вставая из-за стола.
Шерман начал терять над собой контроль.
- Мистеру Джону Ноултону вы бы этого не сказали, - презрительно бросил он. - Но придет время, и вы не сможете сказать это и мне. Я хочу вас. Взгляните на меня. Разве я похож на человека, который не способен добиться того, чего он хочет? Вы будете, вы должны стать моей.
Это было так неожиданно, что лицо Лили залила краска. Потом она вдруг побледнела, и на несколько мгновений у нее отнялся язык. Они молчали; Шерман не успел произнести последнее слово, как уже пожалел о своем грубоватом по форме и слишком поспешном признании. Лиля первой пришла в себя.
- Мистер Шерман, - тихо сказала она, - если вы еще хоть раз будете разговаривать со мной таким образом, я поставлю об этом в известность мистера Догерти и мистера Дрискола. А теперь уходите.
И Шерман ушел.
Глава 4
Опасность
До того как начать действовать в соответствии с тем, что он узнал о Ноултоне, Дюмэн решил немного пораскинуть мозгами.
Дюмэну всегда казалось, что выяснять чью-то подноготную - значит совать нос куда не следует. У него могли быть на то свои причины, но давайте будем к нему снисходительными. Бродвей не единственное место на земле, где принято считать, что прошлое человека касается только его самого и нечего в нем копаться.
Кроме того, и Шерман признавал, что Ноултон лишь находится под подозрением. Никаких доказательств его вины не обнаружилось, он был, как и все, свободным гражданином. Дюмэн не хотел сгоряча нанести удар по невинному человеку, ведь тому придется носить клеймо позора, хотя его причастность к преступлению вовсе не доказана.
Но Дюмэн помнил и о Лиле. Ее надо было защитить любой ценой. А сам он разве не заметил ее повышенного интереса к Ноултону? Что, если она и на самом деле в него влюблена?
Вдруг Ноултон и правда такой, каким его представил Шерман? Тогда он точно погубит Лилю - бродвейские знатоки жизни считали, что любящая женщина для своего избранника сделает все. Поразмыслив, Дюмэн на следующий день рано утром - рано для него - решил принять меры предосторожности.
Сперва он поговорил с Догерти. Бывший боксер был очень удивлен.
- Ноултон мне нравится, - заявил он, - и, по-моему, ты напрасна его подозреваешь. Но ты знаешь, как я отношусь к мисс Уильямс. Она слишком многое для всех нас значит, потому любые случайности нужно исключить. Надо сказать Ноултону, что он здесь персона абсолютно нежелательная.
- Вот и я думать тошно так же, - согласился Дюмэн.
Он встретил Догерти на Бродвее, они разговаривали по дороге к отелю и вместе вошли в вестибюль. Швейцар кивнул им, как старым знакомым. Мисс Хьюджес проворковала «Доброе утро», а Лиля мило улыбнулась, когда они проходили мимо ее стола. В вестибюле никого не было, за исключением двух или трех незнакомых им людей, возможно коммивояжеров, которые сидели и читали газеты.
- Так и сделаем, - продолжил разговор Догерти. - Когда ты собираешься ему это сказать?
- Том! - опешил Дюмэн. - Ты и правда ждешь, что это я ему поговорю?
- А почему нет?
- Да ты что! Как я могу? Здесь есть такие факты:
Ноультон весит сто восемьдесят фунтов. Я вешу сто двадцать. Это абсурд. По-моему, я не трус, но хотель бы прожить еще год или два.
Догерти рассмеялся:
- Ладно. Я это сделаю. Скажу ему, что он плохо себя ведет, - без особой охоты добавил он. - Ноултон мне нравится.
Через несколько минут в вестибюль вошел Ноултон.
Он направился прямо к столу Лили, чтобы отправить телеграмму. Догерти и Дюмэн стояли всего в нескольких футах и слышали их разговор.
- Вы сегодня рано, - проворковала Лиля, пока Ноултон вытаскивал из своего пухлого бумажника купюру.
Он посмотрел на часы:
- Рано? Уже полдвенадцатого.
- Знаю. Но это рано для вас.
- Возможно, рановато, - согласился Ноултон. - А как вы поживаете этим приятным морозным утром?
- Хорошо, благодарю вас, - улыбнулась Лиля.
Ноултон повернулся и отошел от телеграфа.
- Господи, да что тут такого? - буркнул Догерти.
- Нишего, - согласился Дюмэн. - Но дело решенное. Никогда нельзя менять своих намерений. Он твой, иди за ним.
Экс-боксер пошел через вестибюль.
Ноултон окликнул его:
- Привет, Том!
- Доброе утро! - Догерти чувствовал себя неуютно.
- Как насчет партии в бильярд?
- Нет. - Догерти переступил с ноги на ногу. - Тут вот какое дело, Ноултон. Надо нам с тобой поговорить.
- Разговор будет долгий?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30