Первая - у нее ни отца, ни матери. Она совсем одна. Такие дела. Любая мать делает вот что: если вокруг ее дочери начинает нарезать круги какой-нибудь парень, она его спрашивает: «Кто ты и что ты и какие у тебя намерения?» Вот нам и показалось, что кому-то надо это спрашивать. И мы теперь вроде как ее мамаши.
- Но у меня нет никаких намерений.
- В том-то и фокус, что у тебя нет намерений. Значит, и делу конец.
Игроки в бильярд о чем-то заспорили, и Догерти посмотрел в их сторону. Когда он повернулся обратно, Дрискол стоял рядом и протягивал ему руку.
- Ты - парень что надо, - сказал он. - Держи пять.
- А ты - настоящий джентльмен, - ответил Догерти, пожимая ему руку.
- А теперь - не представишь меня мисс Уильямс?
Догерти немного смутился.
- Хочу перед ней извиниться, - объяснил Дрискол.
- Ну да. Конечно. Я совсем забыл. Пошли.
На полпути к дверям к ним подошел Дюмэн.
- Ну? - спросил он.
- Все в порядке, - успокоил его Догерти. - Дрискол - джентльмен.
- Mon Dieu! - воскликнул коротышка-француз. - Это меня не удивлять. Потому что этот маленький мадемуазель Уильямс - неприступный.
Он вернулся к бильярду, а Догерти и Дрискол прошли в вестибюль отеля.
В нем, по сравнению с бильярдной, было много хорошей мебели и всевозможных украшений. В то же время это был обычный вестибюль. На этот раз Дрискол осмотрел его более внимательно.
В нем было два входа: один с Бродвея и боковая дверь, выходившая на улочку неподалеку от Мэдисон-сквер. Справа от главного входа располагались стойка администратора и табачный ларек, за ним был проход в бар и бильярдную. Дальше находились столик с телеграфным аппаратом и лифты. Вдоль всей противоположной стены стояли кожаные кресла и стулья, их ряд разрывала боковая дверь.
Когда-то «Ламартин» был тихим, фешенебельным и дорогим. Теперь его двери были широко распахнуты для всех, в нем царила суета. Словно не замечая произошедших перемен, потолок вестибюля по-прежнему подпирали мраморные колонны, на узорчатом полу там и сям стояли в величественных позах статуи, указывая изящно вылепленными пальчиками на фрески и орнамент стен. На смену пышности и роскоши пришла респектабельность, все было вроде то же, но краски слегка потускнели.
Вместе с внешним обликом и репутацией изменился и персонал отеля. Его служащие держались самоуверенно и говорили громкими голосами, мальчики-посыльные выполняли поручения не спеша, словно умудренные жизненным опытом старцы, а красотка в табачном ларьке была именно красоткой, иначе ее и назвать было нельзя.
А что же девушка за телеграфом? Она и правда выпадала из общего ряда. И именно к ней направились Дрискол и Догерти, выйдя из бильярдной.
Когда Лиля Уильямс увидела их перед собой, ее щеки зарумянились, и она смущенно потупилась. Пока Догерти готовился произнести первое слово, Дрискол присмотрелся к девушке повнимательнее, с учетом того, что только что о ней услышал.
Она была стройной, среднего роста; тонкая, почти прозрачная шейка гордо несла маленькую, словно птичью, совершенной формы головку. Полураскрытые губки, казалось, трепетали, и в них была какая-то неизъяснимая сладость от осознания ею заключенной в ней тайны - тайны божественной женственности.
Ее руки, лежавшие на столе, были бледными и, возможно, слишком худыми, густые каштановые волосы она стянула в тугой узел на затылке.
«В общем-то я не ошибся, - подумал Дрискол. - Она точно как персик».
- Мисс Уильямс, - сказал Догерти, - позвольте вам представить моего друга. Мистер Дрискол - мисс Уильямс.
Лиля с улыбкой протянула руку.
- Я вел себя самонадеянно и глупо. Хочу попросить у вас прощения. Знаю, что извинения я не заслужил, но тем не менее… - Он запнулся, увидев, что Лиля его не слушает. Она смотрела на Догерти, как показалось Дрисколу, с легкой тревогой.
- О! - вдруг воскликнула она. - Мистер Догерти!
Джентльмены испуганно вздрогнули.
- Что такое?
- Вы… у вас… что случилось с вашим носом?
- С моим носом? - озадаченно повторил Догерти, схватился за эту самую приметную часть своего лица, тут же отдернул руку и скривился от боли. Потом вспомнил. - О, - промолвил он безмятежно, - ничего особенного. Просто упал. И ударился о бильярдный стол.
Дрискол изо всех сил старался сохранять невозмутимое выражение лица.
- Мистер Догерти, - нахмурилась Лиля и выразительно погрозила ему пальчиком, - говорите правду.
Вы подрались.
Экс-чемпион и завсегдатай Бродвея покраснел, как школьник, и попытался сосредоточиться, как перед атакой боксера-тяжеловеса.
- Да ну, - отмахнулся он с показной бравадой. - И что с того, что я дрался?
- Вы обещали мне этого не делать, - напомнила Лиля. - То есть вы сказали, что не будете драться ни с кем, кто меня беспокоит.
- Он ни в чем не виноват, мисс Уильямс, - поспешил на помощь приятелю Дрискол. - Все дело во мне, и это я должен извиниться. Не могу передать, как мне жаль, что так получилось. Надеюсь, что вы меня простите, и если кто-нибудь… то есть я хочу сказать… - Но тут Дрискол смешался под пристальным взглядом ее карих глаз. - В любом случае, - спотыкаясь на каждом слове, закончил он, - я готов за него поручиться. Больше это не повторится.
- Эй, парень, ты много на себя берешь! - воскликнул Догерти, который окончательно пришел в себя, пока говорил Дрискол. - Не надо за меня поручаться. Мисс Уильямс, мне очень жаль, что я когда-то дал вам это обещание. Забираю его назад. Все равно сегодняшнее происшествие доказывает, что я не смогу его сдержать.
- Но вы должны его сдержать, - сказала Лиля.
- Не могу.
- Мистер Догерти!
- Ну, я постараюсь, - уступил Догерти. - Обещаю постараться. Но иногда я не могу с собой справиться.
Такое случается со всеми нами. Так уж мы устроены.
Мы знаем, что не очень вам нравимся, и не виним вас.
Ведь всякий, кто встречается с вашим взглядом, словно видит звезды, - и, поверьте, это не комплимент.
Лиля хотела было что-то возразить, но тут появился клиент, попросивший отправить телеграмму, и девушке пришлось ограничиться тяжелым неодобрительным вздохом.
Дрискол дернул экс-боксера за рукав и сказал:
- Догерти, хватит сотрясать воздух, мы мешаем человеку работать. Ради бога, пошли и сделаем что-нибудь с твоим носом.
Догерти позволил себя увести.
Глава 2
Новичок
Через три или четыре дня, вскоре после полудня, Пьер Дюмэн и Боб Дрискол сидели в вестибюле «Ламартина», и тут произошло такое, от чего они тут же лишились дара речи.
В отель со стороны Бродвея вошел Том Догерти, и в руках у него был большой букет роз - красных роз.
Он нес их открыто, без бумажной упаковки, словно выставляя напоказ и ничуть не стыдясь. Бывший чемпион средь бела дня шел по Бродвею с розами!
- «Мама, мама, мама, приколи мне розу», - напевал он в такт шагам.
На приятелей он даже не посмотрел, небрежно кивнул швейцару - тот лучезарно улыбнулся ему в ответ - и решительным шагом направился к центру вестибюля, провожаемый удивленными взглядами.
Он остановился у телеграфного столика и подозвал мальчика-посыльного. Лили не было, она ушла обедать.
- Есть тут ваза? - спросил Догерти.
Мальчик зевнул, вопрос поставил его в тупик.
Ты что, не знаешь, что такое ваза? - саркастически спросил Догерти. В-а-з-а. Найди хоть одну.
- Да тут их нет.
- Так найди хоть одну! - прорычал Догерти, извлекая долларовую бумажку. - Сбегай к Адлеру. У него там вазы на любой вкус. Купи получше.
Мальчик убежал и вернулся через несколько минут с огромной безвкусной стеклянной вазой цвета опавших листьев. Во время его отсутствия Догерти стоял, демонстративно повернувшись спиной к Дюмэну и Дрисколу и не реагируя на их язвительные замечания.
- Налей в нее воды, - велел Догерти.
Мальчик повиновался.
- А теперь, - сказал Догерти, ставя цветы в вазу и водружая ее на Лилин стол, - вали отсюда. И не вздумай сказать что-то мисс Уильямс. Если она спросит, откуда они, ты ничего не знаешь. Понял?
Мальчик энергично закивал. Догерти отступил на пару шагов, с заметным удовольствием посмотрел на розы и направился в угол вестибюля, где сидели его приятели.
- Ты знаешь, кто это такой? - заговорщически прошептал Дрискол, когда к ним приблизился экс-боксер.
- Нет, а кто он есть?
- Берта, девочка-цветочница, - серьезно промолвил Дрискол.
- Слушай, заткнись! - прорычал Догерти. - Обойдемся без сантиментов.
Дюмэн откинулся назад в своем кресле и расхохотался.
- Santiments! - задыхался он от смеха. - Догерти говорит о santiments! - Потом он вдруг посерьезнел. - В любом случае ты прав. Давно надо было давать эти розы мадемуазель Уильямс. Они как будто для нее. Только, ты знаешь, вот что я скажу, - этот неправильный.
Мы не можем тебе разрешать.
- Как? Как это вы не можете разрешить?
- Определенно нет, - вступил в разговор Дрискол. - Многовато на себя берешь, дружище. Чуть-чуть принаглел. Представь себя на нашем месте.
От этих слов у Догерти подкосились ноги. Он молча сел и впал в задумчивость. Дюмэн и Дрискол пытались его расшевелить, отпуская едкие комментарии, но, поняв, что все их усилия напрасны, пошли к табачному киоску поиграть с мисс Хьюджес в кости на сигары. И эта леди, большая ловкачка, через несколько минут легко и непринужденно освободила их от двух или трех долларов.
От дальнейших потерь их спас Догерти, приблизившийся прыжками, грациозными, как у танцующего носорога.
- Придумал! - торжествующе воскликнул он.
- Тогда выкладывай, - буркнул Дрискол, швыряя кубики обратно в коробку на прилавке. - Что ты придумал?
- Насчет этих роз. Слушайте, мисс Уильямс должна их получить. Так и Дюмэн сказал. Ну и почему бы нам не установить очередь? То есть каждый день мы будем наполнять вазу цветами, по очереди. И мисс Уильямс никогда не узнает, откуда они берутся. Присоединяетесь?
- С удовольствием, - согласился Дюмэн. - Я передам Буту, Шерману и остальным. Надо их тоже взять в долю.
- В другом случае я бы отказался, - заявил Дрискол. - Будучи актером - и, думаю, могу добавить, настоящим артистом, - обычно я такой ерундой не занимаюсь. Но сейчас меня это тоже увлекло. Я присоединяюсь.
На том и порешили.
Лиля, пообедав, с удивлением обнаружила у себя на столе сверкавший как пламя маяка букет цветов. Она не могла оторвать от него глаз, снимая пальто и шляпку, а когда на секунду подняла взор, служащий отеля многозначительно ей подмигнул. Потом она заметила украдкой посматривавших на нее трех заговорщиков, усиленно делавших вид, что они тут ни при чем. Она одарила их улыбкой, подошла к вазе и склонилась над шелковистыми лепестками. Затем отодвинула вазу, села за стол и взялась за свою книгу.
- Господи! - восторженно воскликнул Догерти. - Она поцеловала! Их! Видели? А заметили, как порозовели ее щечки?
- Дружище, - опустил его на землю Дрискол, - ничего подобного не может быть. Это все твои поэтические фантазии.
- Ну и что тут такого? - Догерти прикурил сигарету от свечи у табачного ларька. - Разве бывший боксер-чемпион не может быть поэтом?
- Если речь идет о поэзии движения и моциона - да. Но это поэзия эмоций.
Мисс Хьюджес, красотка из табачного ларька, хихикнула:
- Шутники вы, странные рыцари. Кто это купил розы?
- Мы - кто? - спросил Догерти, пропустив ее вопрос мимо ушей. - Какие мы рыцари?
- Странные.
- Она хочет сказать - странствующие, - вставил словечко Дрискол.
- Нет, не хочу, - возразила мисс Хьюджес.
- Это игра слов. Странные рыцари.
- Ну а почему бы и нет? - вдохновился Догерти. - Мне такой титул нравится.
И этот титул был утвержден. Завсегдатаи вестибюля отеля «Ламартин», поставщики роз, почитатели и защитники мисс Уильямс, отныне будут именоваться так.
Они составили весьма забавное общество единомышленников. Можно только догадываться, как каждому из них удавалось сдерживать пыл других. Все вместе они были абсолютно безобидны, по отдельности же были кем угодно.
Пьер Дюмэн - хиромант и ясновидящий, владелец офиса на углу Двадцать третьей улицы, маленький говорливый француз, всегда при деньгах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30