На второй двери слева значилось:
«Джон Ноултон».
Несколько секунд она поколебалась, осознавая безрассудность и неприличие того, что делает.
Потом решительно нажала на кнопку звонка.
Глава 11
Глас закона
Замок щелкнул, она вошла и поднялась по ступенькам.
В проеме открытой двери слева, в полумраке коридора, стоял мужчина. Это был Ноултон. Позади него в комнате было темно.
Всю тревогу Лили моментально как рукой сняло, и она вдруг почувствовала ужасное смущение. Она стояла на верхней ступеньке, не сводя с него глаз, не в силах вымолвить ни слова и не двигаясь.
Ноултон перешагнул порог и спросил:
- Кто это?
Лиля ничего не ответила, и он повторил свой вопрос.
Потом сделал еще один шаг вперед:
- Что вам угодно… о… нет… мисс Уильямс! В чем дело? Почему ты пришла? Скажи… объясни мне…
- Я… я не знаю. - Лиля заикалась от волнения. - Я подумала… они сказали мне… что ты уехал.
Она стояла, держась одной рукой за перила и прерывисто дыша.
Ноултон с большим трудом овладел собой.
- Не надо было этого делать. Сейчас же иди домой! - Он взял ее за руку.
Лиля покачала головой:
- Я хочу с тобой поговорить. Я должна. Ты хочешь сказать, что мне не следует к тебе заходить? Но… я ведь тебе доверяю, и этого достаточно…
Удивленный, Ноултон пытался настаивать, но Лиля отказывалась что-либо слушать. Наконец, отчаявшись, он пригласил ее к себе. Он зажег свет и подвинул к ней кресло, а сам сел на чемодан, который уже полностью собрал.
Лиля посмотрела на него:
- Так, значит, они сказали правду. Ты собираешься уехать.
Ноултон попытался отшутиться:
- Да, я хочу продать несколько участков в этом болоте своим старым друзьям. Хотя ты должна признать, что я ни разу не пытался всучить какой-нибудь участок тебе.
- И ты уезжаешь даже не попрощавшись?
- Я… я должен был… Но все так быстро получилось. У меня не было времени.
Лиля покраснела, потом сильно побледнела. Она не могла знать, каких усилий стоило Ноултону играть его роль, легкость, с которой он говорил, казалась ей вполне естественной. Она неуверенно поднялась.
- Не знаю, зачем я пришла, - еле слышно промолвила она. - Хотя нет, знаю. Но теперь жалею об этом. Не могу передать, как мне стыдно и как я об этом жалею. - Ее губы дрожали, но в глазах и голосе была решимость. - Мистер Дюмэн сказал, что у тебя неприятности, но я была слишком самоуверенной, и… и я сожалею…
Она сделала шаг к двери.
В такие минуты и при таких обстоятельствах мужчины забывают обо всех обещаниях и об опасности и теряют всякую осмотрительность.
Ноултон вскочил и бросился к ней:
- Лиля!
Она остановилась, ее била дрожь. Все, что она слышала, - это его голос, полный муки, мольбы и любви.
И теперь, когда все преграды рухнули, он больше не сдерживал себя.
- Лиля! Ради бога, не уходи так! Я не могу этого вынести - не могу! О, каким жалким трусом я был!
В следующее мгновение она была рядом с ним, в его объятиях, смеясь и плача одновременно и закрывая руками его рот, чтобы он не называл себя трусом.
- Нет, нет, нет! - твердила она, пока он прижимал ее к себе все крепче и крепче и покрывал ее руки поцелуями.
- Лиля! Скажи мне, моя дорогая, ты меня любишь?
Она кивнула.
- Ты правда любишь меня?
- Да.
- Повтори еще раз.
- Я. Люблю. Тебя.
- И я, о, моя дорогая девочка, обожаю тебя. Ты знаешь, ты должна знать, но я хочу повторять тебе это снова и снова. И ты любишь меня! Это не может быть правдой. Скажи мне еще раз!
- Я люблю тебя, - шепнула Лиля. И - о, как прекрасен был в этот момент изгиб ее губ, и блеск ее глаз, и тепло обвивших его шею рук!
Ноултон целовал ее волосы, говоря:
- Посмотри на меня! Моя маленькая девочка… - Он поднял ее на руки и отнес в кресло, потом встал перед ней на колени, без устали повторяя: - Моя маленькая девочка! - Он был словно пьяный.
Глаза Лили увлажнились от счастья. Она теребила его волосы и с восторгом и смущением произносила его имя и заставляла его сказать ей, как долго он ее любит.
- Всегда, я всегда тебя любил! - воскликнул он и, наконец, был за это вознагражден.
Они замолчали, глядя друг другу в глаза. Потом Лиля вздохнула и показала на чемодан.
- А теперь… что с этим делать?
Ноултон резко повернулся и пришел в себя. Он поднялся на ноги:
- Боже мой! Я совсем забыл! Это… сумасшествие!
О! Ты не знаешь - а я такой трус!
Лиля сказала просто:
- Мне все известно.
Ноултон уставился на нее.
- Мистер Дюмэн рассказал мне, почему ты собираешься уехать, - продолжила она. - Ты думал, что я не знаю? А я… я ждала, что ты сам мне все расскажешь… - Она замолчала, покраснев.
Ноултон издал стон отчаяния и, сделав над собой усилие, произнес слова, которые шокировали его самого:
- Я - фальшивомонетчик.
- Мне это известно, - улыбнулась Лиля.
Ноултон все еще то ли не мог в это поверить, то ли не мог это принять. Он конвульсивно сжимал и разжимал руки, а его глаза сузились от боли. Он снова заставил себя заговорить, и каждое слово давалось ему с трудом.
- Но… ты не понимаешь. Я - преступник. Я спасаюсь бегством.
Лиля при этих его словах непроизвольно поежилась, но на ее лице по-прежнему была улыбка, и она сказала:
- Я люблю тебя.
Ноултон схватился за голову:
- Но, Лиля, ты всего не знаешь! С самого первого дня, когда я тебя увидел, я был с тобой честен. Одному Господу известно, как я стремился все уладить. А ты унижала меня, ничего не спрашивая! Ты думаешь, у меня нет этому никаких объяснений? Ты меня даже не спрашиваешь - почему!
- Я думала, что в любви нет никаких «почему», - промолвила Лиля.
- Но есть в других вопросах. - Ноултон пододвинулся поближе к ней и заговорил неторопливо и серьезно: - Ты помнишь, как я прошлым вечером пообещал кое-что сказать тебе сегодня? Так вот - я хотел предложить тебе выйти за меня замуж. Я отдал бы тебе руку и сердце, оставив тайну своего прошлого за семью замками. Но теперь, раз ты знаешь часть моей тайны, тебе следует узнать и все остальное.
- Нет! - воскликнула Лиля. - Не надо. Я хочу знать о будущем, но не о прошлом. Какое это сейчас имеет значение?
Но Ноултон продолжал настаивать:
- Нет, я должен все рассказать. Я хочу, чтобы ты это знала. Это не значит, что я ищу извинений, - их просто не может быть. Но ты должна знать о моей слабости и глупости. И если после этого ты сможешь мне доверять… - Он поднялся и принялся нервно ходить по комнате. - Во-первых, мое имя не Ноултон. Я - Джон Нортон. Мой отец - богатейший человек в городе под названием Уортон, в Огайо. Я - его единственный сын. Моя мать умерла десять лет назад. Отец сколотил капитал производством товаров и каждый свой цент действительно заработал. Всю свою жизнь он вкалывал как каторжный. Помню, когда я был совсем маленьким, он возвращался домой очень поздно и полностью измочаленный. Он заходил в мою комнату и целовал меня перед сном. На упреки моей матери он всегда отвечал: «Это ради него». Он хотел, чтобы я стал джентльменом - в лучшем смысле этого слова. И я старался изо всех сил. Вовсе не был лентяем. Старательно учился в колледже, и так же отличался на занятиях в классе, как и в спортивном зале. Получив диплом, я два года путешествовал по свету и вернулся в Уортон двадцатичетырехлетним мальчишкой с немного преувеличенным мнением о своих достижениях и достоинствах и множеством разных теорий и идей.
Лиля, слушая, подалась вперед, губы ее полураскрылись, а глаза поблескивали. Ноултон перестал мерить комнату шагами и остановился перед девушкой.
- Но мой отец был, без всяких преувеличений, дураком. Его самым страстным желанием было, чтобы его богатство приумножалось и сберегалось моими усилиями так же, как и его трудами, и он не хотел, чтобы я бездельничал. Ему очень хотелось, чтобы я получил какую-нибудь профессию, а так как ни юриспруденция, ни медицина меня не привлекали, он оставил это на мое усмотрение. Я выбрал банковское дело, и он пришел в восторг, заявил, что ничего лучше нельзя было и придумать. Он был одним из совладельцев Уортонского национального банка, и однажды я стал его сотрудником. Через шесть месяцев меня перевели на должность кассира, а в конце первого года работы я был уже вице-президентом. Конечно, особой похвалы за свои успехи я не заслуживал, потому что работа мне нравилась и все давалось легко. Но отец был очень доволен и, заявив, что хочет быть до конца уверенным в моем безоблачном будущем, начал настаивать на одной вещи, которая через несколько месяцев стала для нас яблоком раздора.
- Он захотел, чтобы ты на ком-то женился, - прервала его Лиля.
Ноултон посмотрел на нее с удивлением:
- Откуда ты узнала?..
- Я не знала, - улыбнулась Лиля. - Просто почувствовала. Теперь ты понимаешь, что не можешь ничего от меня скрыть. Кто… кто она?
Когда Ноултон продолжил, на его лице все еще было написано удивление.
- Мисс Шерман. Она была дочерью старого друга моего отца, и наши родители уже давно решили, что нам следует по достижении соответствующего возраста пожениться. Но хотя я ничего особенного против нее не имел, она меня совсем не привлекала, и я не был ее горячим поклонником. Мой отец частенько пытался меня убедить, что я недостаточно ценю ее обаяние.
- Как она выглядела? - требовательным тоном спросила Лиля.
- О, как все девушки! У нее были волосы, глаза…
- Как у меня?
- В мире нет никого, похожего на тебя, - заявил Ноултон, но, как только Лиля начала подниматься, запротестовал: - Нет, пожалуйста, позволь мне закончить.
Когда меня выбрали вице-президентом банка, отец стал настаивать, чтобы я немедленно женился. Я возражал.
Мы долго и горячо спорили, и наконец я совсем отказался жениться на мисс Шерман. Естественно, отец был сильно разочарован и разозлен, но, если бы не мисс Шерман, все бы вскорости улеглось и забылось. Она неожиданно заупрямилась и объявила, что я связан соглашением с ее отцом, который умер несколько лет назад.
Вдобавок ко всему примерно в это время объявился ее братец. Ему за три года до этого пришлось уехать из Уортона в связи с некоторыми юношескими грешками, и у него была весьма неважная репутация. Он уехал на восток - говорят, что в Нью-Йорк, - и о нем ничего не слышно было до того самого времени, о котором я рассказываю. Он немедленно начал грозить мне всеми карами господними, если я не женюсь на мисс Шерман. Не знаю, делалось ли это по настоянию или с одобрения его сестры. Я в этом сомневаюсь, потому что сама она была не способна на такое унижение. Шерман действовал как змея. Я его никогда не видел, но он засыпал меня письмами и телеграммами, пока я не решил либо устроить ему публичную выволочку, либо искать спасения в суде.
Лиля резко прервала его:
- Этот человек - мистер Шерман, ее брат, - не он ли…
- Мистер Шерман из Странных Рыцарей? Думаю, да. Действительно, я почти в этом уверен, хотя, как я уже говорил, никогда не видел его в Уортоне. Но он сразу меня узнал, как только я появился в «Ламартине», так что сомнений почти нет.
Лиля слушала его затаив дыхание.
- Так продолжалось два или три месяца. Отец безоговорочно перешел на мою сторону. Мисс Шерман готовилась подать иск в связи с нарушением обязательства, а ее братец вел себя настолько предосудительно, насколько это вообще возможно. Он распространял обо мне по городу сплетни и делал все, что только могло подсказать ему воспаленное воображение. Однажды вечером - а я никогда не забуду ту среду - я работал в банке один. До того я два или три дня отсутствовал, и за это время накопилось много дел. К тому же в тот проклятый день мы получили крупную сумму денег с востока, и я должен был их пересчитать и поместить в хранилище. Я уже почти закончил этим заниматься, но еще не закрыл хранилище - было около одиннадцати часов, - когда услышал, что кто-то барабанит во входную дверь. Я спросил, кто это, и женский голос, к моему удивлению, произнес: «Альма Шерман». Не зная, что еще можно сделать, я отодвинул тяжелые стальные засовы, и она вошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
«Джон Ноултон».
Несколько секунд она поколебалась, осознавая безрассудность и неприличие того, что делает.
Потом решительно нажала на кнопку звонка.
Глава 11
Глас закона
Замок щелкнул, она вошла и поднялась по ступенькам.
В проеме открытой двери слева, в полумраке коридора, стоял мужчина. Это был Ноултон. Позади него в комнате было темно.
Всю тревогу Лили моментально как рукой сняло, и она вдруг почувствовала ужасное смущение. Она стояла на верхней ступеньке, не сводя с него глаз, не в силах вымолвить ни слова и не двигаясь.
Ноултон перешагнул порог и спросил:
- Кто это?
Лиля ничего не ответила, и он повторил свой вопрос.
Потом сделал еще один шаг вперед:
- Что вам угодно… о… нет… мисс Уильямс! В чем дело? Почему ты пришла? Скажи… объясни мне…
- Я… я не знаю. - Лиля заикалась от волнения. - Я подумала… они сказали мне… что ты уехал.
Она стояла, держась одной рукой за перила и прерывисто дыша.
Ноултон с большим трудом овладел собой.
- Не надо было этого делать. Сейчас же иди домой! - Он взял ее за руку.
Лиля покачала головой:
- Я хочу с тобой поговорить. Я должна. Ты хочешь сказать, что мне не следует к тебе заходить? Но… я ведь тебе доверяю, и этого достаточно…
Удивленный, Ноултон пытался настаивать, но Лиля отказывалась что-либо слушать. Наконец, отчаявшись, он пригласил ее к себе. Он зажег свет и подвинул к ней кресло, а сам сел на чемодан, который уже полностью собрал.
Лиля посмотрела на него:
- Так, значит, они сказали правду. Ты собираешься уехать.
Ноултон попытался отшутиться:
- Да, я хочу продать несколько участков в этом болоте своим старым друзьям. Хотя ты должна признать, что я ни разу не пытался всучить какой-нибудь участок тебе.
- И ты уезжаешь даже не попрощавшись?
- Я… я должен был… Но все так быстро получилось. У меня не было времени.
Лиля покраснела, потом сильно побледнела. Она не могла знать, каких усилий стоило Ноултону играть его роль, легкость, с которой он говорил, казалась ей вполне естественной. Она неуверенно поднялась.
- Не знаю, зачем я пришла, - еле слышно промолвила она. - Хотя нет, знаю. Но теперь жалею об этом. Не могу передать, как мне стыдно и как я об этом жалею. - Ее губы дрожали, но в глазах и голосе была решимость. - Мистер Дюмэн сказал, что у тебя неприятности, но я была слишком самоуверенной, и… и я сожалею…
Она сделала шаг к двери.
В такие минуты и при таких обстоятельствах мужчины забывают обо всех обещаниях и об опасности и теряют всякую осмотрительность.
Ноултон вскочил и бросился к ней:
- Лиля!
Она остановилась, ее била дрожь. Все, что она слышала, - это его голос, полный муки, мольбы и любви.
И теперь, когда все преграды рухнули, он больше не сдерживал себя.
- Лиля! Ради бога, не уходи так! Я не могу этого вынести - не могу! О, каким жалким трусом я был!
В следующее мгновение она была рядом с ним, в его объятиях, смеясь и плача одновременно и закрывая руками его рот, чтобы он не называл себя трусом.
- Нет, нет, нет! - твердила она, пока он прижимал ее к себе все крепче и крепче и покрывал ее руки поцелуями.
- Лиля! Скажи мне, моя дорогая, ты меня любишь?
Она кивнула.
- Ты правда любишь меня?
- Да.
- Повтори еще раз.
- Я. Люблю. Тебя.
- И я, о, моя дорогая девочка, обожаю тебя. Ты знаешь, ты должна знать, но я хочу повторять тебе это снова и снова. И ты любишь меня! Это не может быть правдой. Скажи мне еще раз!
- Я люблю тебя, - шепнула Лиля. И - о, как прекрасен был в этот момент изгиб ее губ, и блеск ее глаз, и тепло обвивших его шею рук!
Ноултон целовал ее волосы, говоря:
- Посмотри на меня! Моя маленькая девочка… - Он поднял ее на руки и отнес в кресло, потом встал перед ней на колени, без устали повторяя: - Моя маленькая девочка! - Он был словно пьяный.
Глаза Лили увлажнились от счастья. Она теребила его волосы и с восторгом и смущением произносила его имя и заставляла его сказать ей, как долго он ее любит.
- Всегда, я всегда тебя любил! - воскликнул он и, наконец, был за это вознагражден.
Они замолчали, глядя друг другу в глаза. Потом Лиля вздохнула и показала на чемодан.
- А теперь… что с этим делать?
Ноултон резко повернулся и пришел в себя. Он поднялся на ноги:
- Боже мой! Я совсем забыл! Это… сумасшествие!
О! Ты не знаешь - а я такой трус!
Лиля сказала просто:
- Мне все известно.
Ноултон уставился на нее.
- Мистер Дюмэн рассказал мне, почему ты собираешься уехать, - продолжила она. - Ты думал, что я не знаю? А я… я ждала, что ты сам мне все расскажешь… - Она замолчала, покраснев.
Ноултон издал стон отчаяния и, сделав над собой усилие, произнес слова, которые шокировали его самого:
- Я - фальшивомонетчик.
- Мне это известно, - улыбнулась Лиля.
Ноултон все еще то ли не мог в это поверить, то ли не мог это принять. Он конвульсивно сжимал и разжимал руки, а его глаза сузились от боли. Он снова заставил себя заговорить, и каждое слово давалось ему с трудом.
- Но… ты не понимаешь. Я - преступник. Я спасаюсь бегством.
Лиля при этих его словах непроизвольно поежилась, но на ее лице по-прежнему была улыбка, и она сказала:
- Я люблю тебя.
Ноултон схватился за голову:
- Но, Лиля, ты всего не знаешь! С самого первого дня, когда я тебя увидел, я был с тобой честен. Одному Господу известно, как я стремился все уладить. А ты унижала меня, ничего не спрашивая! Ты думаешь, у меня нет этому никаких объяснений? Ты меня даже не спрашиваешь - почему!
- Я думала, что в любви нет никаких «почему», - промолвила Лиля.
- Но есть в других вопросах. - Ноултон пододвинулся поближе к ней и заговорил неторопливо и серьезно: - Ты помнишь, как я прошлым вечером пообещал кое-что сказать тебе сегодня? Так вот - я хотел предложить тебе выйти за меня замуж. Я отдал бы тебе руку и сердце, оставив тайну своего прошлого за семью замками. Но теперь, раз ты знаешь часть моей тайны, тебе следует узнать и все остальное.
- Нет! - воскликнула Лиля. - Не надо. Я хочу знать о будущем, но не о прошлом. Какое это сейчас имеет значение?
Но Ноултон продолжал настаивать:
- Нет, я должен все рассказать. Я хочу, чтобы ты это знала. Это не значит, что я ищу извинений, - их просто не может быть. Но ты должна знать о моей слабости и глупости. И если после этого ты сможешь мне доверять… - Он поднялся и принялся нервно ходить по комнате. - Во-первых, мое имя не Ноултон. Я - Джон Нортон. Мой отец - богатейший человек в городе под названием Уортон, в Огайо. Я - его единственный сын. Моя мать умерла десять лет назад. Отец сколотил капитал производством товаров и каждый свой цент действительно заработал. Всю свою жизнь он вкалывал как каторжный. Помню, когда я был совсем маленьким, он возвращался домой очень поздно и полностью измочаленный. Он заходил в мою комнату и целовал меня перед сном. На упреки моей матери он всегда отвечал: «Это ради него». Он хотел, чтобы я стал джентльменом - в лучшем смысле этого слова. И я старался изо всех сил. Вовсе не был лентяем. Старательно учился в колледже, и так же отличался на занятиях в классе, как и в спортивном зале. Получив диплом, я два года путешествовал по свету и вернулся в Уортон двадцатичетырехлетним мальчишкой с немного преувеличенным мнением о своих достижениях и достоинствах и множеством разных теорий и идей.
Лиля, слушая, подалась вперед, губы ее полураскрылись, а глаза поблескивали. Ноултон перестал мерить комнату шагами и остановился перед девушкой.
- Но мой отец был, без всяких преувеличений, дураком. Его самым страстным желанием было, чтобы его богатство приумножалось и сберегалось моими усилиями так же, как и его трудами, и он не хотел, чтобы я бездельничал. Ему очень хотелось, чтобы я получил какую-нибудь профессию, а так как ни юриспруденция, ни медицина меня не привлекали, он оставил это на мое усмотрение. Я выбрал банковское дело, и он пришел в восторг, заявил, что ничего лучше нельзя было и придумать. Он был одним из совладельцев Уортонского национального банка, и однажды я стал его сотрудником. Через шесть месяцев меня перевели на должность кассира, а в конце первого года работы я был уже вице-президентом. Конечно, особой похвалы за свои успехи я не заслуживал, потому что работа мне нравилась и все давалось легко. Но отец был очень доволен и, заявив, что хочет быть до конца уверенным в моем безоблачном будущем, начал настаивать на одной вещи, которая через несколько месяцев стала для нас яблоком раздора.
- Он захотел, чтобы ты на ком-то женился, - прервала его Лиля.
Ноултон посмотрел на нее с удивлением:
- Откуда ты узнала?..
- Я не знала, - улыбнулась Лиля. - Просто почувствовала. Теперь ты понимаешь, что не можешь ничего от меня скрыть. Кто… кто она?
Когда Ноултон продолжил, на его лице все еще было написано удивление.
- Мисс Шерман. Она была дочерью старого друга моего отца, и наши родители уже давно решили, что нам следует по достижении соответствующего возраста пожениться. Но хотя я ничего особенного против нее не имел, она меня совсем не привлекала, и я не был ее горячим поклонником. Мой отец частенько пытался меня убедить, что я недостаточно ценю ее обаяние.
- Как она выглядела? - требовательным тоном спросила Лиля.
- О, как все девушки! У нее были волосы, глаза…
- Как у меня?
- В мире нет никого, похожего на тебя, - заявил Ноултон, но, как только Лиля начала подниматься, запротестовал: - Нет, пожалуйста, позволь мне закончить.
Когда меня выбрали вице-президентом банка, отец стал настаивать, чтобы я немедленно женился. Я возражал.
Мы долго и горячо спорили, и наконец я совсем отказался жениться на мисс Шерман. Естественно, отец был сильно разочарован и разозлен, но, если бы не мисс Шерман, все бы вскорости улеглось и забылось. Она неожиданно заупрямилась и объявила, что я связан соглашением с ее отцом, который умер несколько лет назад.
Вдобавок ко всему примерно в это время объявился ее братец. Ему за три года до этого пришлось уехать из Уортона в связи с некоторыми юношескими грешками, и у него была весьма неважная репутация. Он уехал на восток - говорят, что в Нью-Йорк, - и о нем ничего не слышно было до того самого времени, о котором я рассказываю. Он немедленно начал грозить мне всеми карами господними, если я не женюсь на мисс Шерман. Не знаю, делалось ли это по настоянию или с одобрения его сестры. Я в этом сомневаюсь, потому что сама она была не способна на такое унижение. Шерман действовал как змея. Я его никогда не видел, но он засыпал меня письмами и телеграммами, пока я не решил либо устроить ему публичную выволочку, либо искать спасения в суде.
Лиля резко прервала его:
- Этот человек - мистер Шерман, ее брат, - не он ли…
- Мистер Шерман из Странных Рыцарей? Думаю, да. Действительно, я почти в этом уверен, хотя, как я уже говорил, никогда не видел его в Уортоне. Но он сразу меня узнал, как только я появился в «Ламартине», так что сомнений почти нет.
Лиля слушала его затаив дыхание.
- Так продолжалось два или три месяца. Отец безоговорочно перешел на мою сторону. Мисс Шерман готовилась подать иск в связи с нарушением обязательства, а ее братец вел себя настолько предосудительно, насколько это вообще возможно. Он распространял обо мне по городу сплетни и делал все, что только могло подсказать ему воспаленное воображение. Однажды вечером - а я никогда не забуду ту среду - я работал в банке один. До того я два или три дня отсутствовал, и за это время накопилось много дел. К тому же в тот проклятый день мы получили крупную сумму денег с востока, и я должен был их пересчитать и поместить в хранилище. Я уже почти закончил этим заниматься, но еще не закрыл хранилище - было около одиннадцати часов, - когда услышал, что кто-то барабанит во входную дверь. Я спросил, кто это, и женский голос, к моему удивлению, произнес: «Альма Шерман». Не зная, что еще можно сделать, я отодвинул тяжелые стальные засовы, и она вошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30