– Э! – вскрикивает он. – Я нормальный! Это вы не в своем уме!.. Караул!
– Дядя Миша, не разводи гласность! – И молодчики в белых халатах волокут его в машину.
– Бандиты! – в отчаянии вопит дядя Миша. – Помо­гите же!
В сторонке стоит побитый Боря из дискотеки, фило­софски наблюдает происходящее: н-да, такова жизнь.
Те же молодчики – уже на обычной «Волге» – подъез­жают к небольшому двухэтажному, стоящему особняком дому с вывеской, на которой значится какое-то «КСИБЗ-6». Выходят, соблюдая синхронность движений, как в парном катании.
Обмениваются приветственными жестами с вахтером в форме военизированной охраны, поднимаются по ведущей на второй этаж лестнице с ковровой дорожкой, прихваченной медными прутьями.
Стучатся в дверь с цифрой «2».
Это кабинет Хомутовой, где, кроме положенного минимума обстановки, стоят в ряд три сейфа и холодиль­ник. На стене – увеличенная фотография то ли мальчика, то ли юноши со странным одутловатым лицом.
– Сделано, Любовь Николавна, – докладывают ей по-свойски, но уважительно.
Хомутова раздергивает шторки, скрывающие черно-белую схему Москвы и области, на которой выделяются десятка два красных кружков.
– Котельническая, да? – переспрашивает она и жир­но перечеркивает крест-накрест соответствующий кру­жок, с удовлетворением приговаривая: – Основной по­ставщик дискотек… И где он?
– По справедливости в Москву-реку на корм рыбам пошел.
– Чистый несчастный случай.
– Спасибо, мальчики, отдыхайте, – ласково улыба­ется она, вынимает для них три пачки купюр из сейфа, раздает. – Кто у нас следующий? – прикинув по схеме, опускает палец на кружок в районе ВДНХ. – Пусть будет вот этот, который обслуживает гостиницы.
Томин экзаменует своего стажера Всеволода Сажина.
– Как называется пойло из мака?
– Кокнар.
– Курьеры, которые возят наркотики?
– Мулы, верблюды.
– Цена килограмма гашиша?
– Тысяча рублей.
– Опия?
– Тридцать тысяч. Дорожает с увеличением расстоя­ния от места сбора.
– Наркоман тебе предлагает укол. Как будешь выкру­чиваться?
– Варианты ответов: уже укололся. Деловое свида­ние, нельзя балдеть. Я за рулем. Уколюсь позже со своей бабой.
– Молодец. Еще неплохо: никогда не колюсь чужими иглами. Чистюля такой.
– Ага, СПИДом брезгую.
Звонит телефон, Томин снимает трубку.
– Да, Паша, приветствую… – берет ручку, что-то записывает под диктовку Знаменского. – Ясно… Да вот парня из Академии подкинули, натаскиваю… И тебе?.. Нет, мы, похоже, нашли язык…
Его прерывает городской телефон. Томин говорит:
– Минутку, – и прижимает трубку ко второму уху. – Томин… Что? Подробнее!.. – Чей-то короткий доклад вызывает у него ярость: – У, дьявол! – Он разъединяет городской телефон и сообщает Знаменскому: – Дядя Миша на встречу с курьером не пришел! Тот ищет другого покупателя!.. Не могли мы спугнуть, мы около него дышать боялись!.. Да, за курьером присматривают. Пока.
Томин делает крут по кабинету, жалуется Сажину:
– Видал?! Полтора месяца готовили задержание, и все кошке под хвост!
Неподалеку от станции автозаправки, рядом с уце­левшим массивом двухэтажных немецких коттеджей, что на Беговой улице, в машине Томин и Сажин. Перед ними вделан в панель небольшой телевизионный экран, на котором изображение человека, быстро идущего между коттеджами. Это Снегирев.
Ту же картинку наблюдает Знаменский, сидящий в дежурной части МУРа перед пультом, и слышит голос Томина:
– Сева, обрати внимание на походку. Идет стреми­тельно, очень широким шагом. Паш, видишь? – обраща­ется он к Пал Палычу по рации.
– Вижу-вижу, – подтверждает тот.
– Спешит на важную встречу, – предполагает стажер за рулем.
– Еще бы! – отзывается Томин. – Он всегда спешит, всегда при деле. Характерная походка потребителя героина.
Снегирев выходит на улицу, ловит такси и уезжает. Две машины угрозыска (без опознавательных знаков) трогаются следом…
…Такси тормозит возле телефонов-автоматов. Снеги­рев расплачивается с шофером, направляется к будке.
– Вася, показывай крупно! – кричит Томин.
Пока идет укрупнение на экране, Снегирев опускает монету, прижимает трубку плечом и набирает номер, левой рукой снимает какую-то бумажку, которая была прикреплена к потолку. Стремительно выходит и удаля­ется.
– Что там было? Что он взял? – требует Знаменский.
– А пес его знает, не удалось рассмотреть!
…Следуя за Снегиревым, машины приближаются к Казанскому вокзалу.
Снегирев входит в помещение с табличкой «Выдача багажа».
– Вася, ведете его? – спрашивает Томин. – И что он?.. Ага! Паш, это была багажная квитанция, он получил чемодан!
Все так же размашисто и целеустремленно шагая, появляется Снегирев с чемоданом.
– Посмотрим, кому отнесет, – слышим мы за кад­ром голос Знаменского.
– А ведь он у нас числился в простых наркоманах. Правда, с неизвестными источниками доходов, – голос Томина.
Снегирев между тем спешит к Ярославскому вокзалу, и вскоре уже понятно, куда именно.
– Паш, гляди, куда чешет! – восклицает голос То­мина. – К автоматическим камерам хранения!
– Сдаст – и чистенький! – волнуется и Сажин.
– Будем брать, – решает Знаменский. – Есть основа­ния познакомиться. Еду к вам.
И вот Снегирев на допросе у Знаменского в ближай­шем отделении милиции. Рядом на стуле раскрыт чемо­дан. Под сдвинутыми вбок мужскими сорочками видны целлофановые пакеты, заклеенные пластырем и напол­ненные зеленоватым порошком.
– Ваша фамилия не Сысоев. Раньше вы судились как Снегирев.
– Так это когда было – в годы застоя, – изображает тот простачка.
– Вещи ваши?
– Я уже говорил, начальник. Случайный это чемодан!
– Странный случай. Здесь, – кивает Пал Палыч на пакеты, – восемь килограммов наркотического вещества.
– Вот подлец мужик, подставил меня, а?! – всплес­кивает руками Снегирев. – Так его и берите, я при чем?
– Какой мужик?
– Такой рыжеватый, костюм в клеточку…
– В разбитом пенсне? – ехидничает Пал Палыч.
– Зачем в пенсне? Чего вы меня путаете, начальник? Я стараюсь, вспоминаю, чего могу… Подошел ко мне на площади, дал квитанцию и четвертак за работу. Получи, говорит…
– В каком месте площади?
– У киоска с мороженым. Возьми, говорит, и неси сюда. Я, говорит, от бабы сбег, она меня там дожидает.
– Снегирев, у вас высшее гуманитарное образование. Давайте разговаривать нормально.
– Пожалуйста. Полагаете, так для вас лучше?
– Мы знаем, с вами вел переговоры человек из Ка­захстана, которому не удалось встретиться с покупателем по кличке дядя Миша. Знаем, что никакого рыжеватого в клеточку не было!
– Откуда вы можете знать?
– Я вас сам вел от Беговой до камеры хранения! – взрывается Томин. – Квитанцию взяли в телефонной будке на Красносельской улице!
– Как все-таки приятно, что у нас не буржуазная демократия, – мечтательным тоном произносит Снеги­рев. – Это у них там полицейский поднял руку в суде: клянусь, мол, – и присяжные ему верят. А у нас кому ваши байки нужны? Мало ли что менты наболтают, наш закон плевать на вас хотел! Обвинение надо доказы­вать, – оборачивается он к Знаменскому.
– В следующий раз сказкой не отделаетесь. До встречи. Подпиши ему пропуск, – говорит Пал Палыч Томину.
Поздний вечер. Широкая пустынная улица. Неподале­ку от перехода стоит машина с работающим двигателем. В ней «мальчики» Хомутовой.
От светящейся вывески гостиницы идет одинокий прохожий. Сходит с тротуара на проезжую часть, чтобы пересечь улицу.
– Вот он! – говорят в машине, она рвет с места и мчится на прохожего.
В последний миг тот оборачивается, видно молодое лицо и в беззвучном крике раскрытый рот.
Рука Хомутовой вычеркивает на схеме намеченный в прошлый раз кружок.
– Чисто прошло? – спрашивает она, всегда привет­ливая со своими.
– Все путем.
Она отпирает сейф, выплачивает деньги.
Утро. Проводница собирает стаканы из-под чая. Ко­валь с полотенцем через плечо скрывается в туалете. Его спутники, как всегда, поблизости.
Ардабьев у окна.
– Покурим? – говорил он, завидя направляющегося назад Коваля.
Коваль бросает полотенце в купе.
– Не курю.
Ардабьев прячет сигареты.
– Подъезжаем… даже не верится…
– Как зовут вашу жену?
– Вероника. Вера. Ника.
Ковалю просто хотелось напоследок увидеть игру сча­стья на этом лице, но ответ задевает и в нем самом что-то дорогое.
Помолчав, спрашивает:
– Пока были вместе, она не имела той цены. Верно?
Ардабьев поражен.
– Да… А теперь… Будто вчера влюбился! – признает­ся он.
Между тем пассажиры спешно собирают вещи. За Коваля это делает один из спутников. Второй уже который раз изучает расписание на стене. Ардабьевский то­щий рюкзачок давно готов.
Вечно напевающее поездное радио умолкает. Бод­рый голос объявляет: «Товарищи пассажиры, наш по­езд прибывает в столицу нашей Родины – город-герой Москву. Обслуживающая вас бригада желает вам всего доброго!»
За окном медленно-медленно тянется перрон.
Коваль на отрывном листочке блокнота пишет для Ардабьева телефон.
– Если что не заладится – звоните. Скажите, попут­чик из Хабаровска, я предупрежу.
Парни за спиной Коваля встревожено и вопроси­тельно переглядываются.
– Спасибо, но… – Ардабьеву неловко.
– У меня есть возможности, – Коваль сует листок в карман пиджака Ардабьева. – Желаю удачи!
Переглядка парней кончается тем, что один из них изображает хватательное движение.
И Коваль направляется к выходу, предводительствуе­мый первым парнем, раздвигающим пассажиров, вылез­ших в коридор с узлами и корзинами. Второй задержива­ется около Ардабьева.
– Извиняюсь! – извлекает записку Коваля, забирает себе.
На перроне Коваля встречает Хомутова. Деловое руко­пожатие, кивок мальчикам…
– Как съездил?
– На поезде, – отвечает Коваль, и Хомутова понима­ет: недоволен.
Все четверо устремляются к вокзалу и дальше на улицу, «мальчики» по-прежнему впереди и сзади.
Возле машин Хомутова спрашивает:
– В контору?
– Сначала к маме. Надоели мне твои псы.
– Заменю.
«Мальчики» понимают ее с полувзгляда. Те, что со­провождали Коваля в поезде, усаживаются к Хомутовой, а прибывшие с ней занимают их место подле Коваля.
Хомутова первой успевает к воротам кладбища и по­купает ворох цветов, пока Коваль паркуется.
– Люба, это подхалимаж. Мама любила три цветка, – он выдергивает из букета три цветка и уходит внутрь.
В это время «мальчики» передают Хомутовой ту за­писку с номером телефона, которую Коваль оставил Ардабьеву.
– Да вы сбрендили! – ахает Хомутова. – Вы должны Олега Иваныча охранять! А не решать, что ему можно, а что нельзя! Не ваше собачье дело!
Она мелко рвет бумажку и ссыпает в урну.
На обратном пути Коваль садится в машину с Хому­товой.
– Все здоровы, все работают, – рассказывает она. – Только Матвей непрерывно на игле. И тут такой темный случай был. Верный человек передал, что Матвей взял у приезжего гашиш, восемь кэгэ. Взял мимо нас, и кому сбывает – неизвестно.
– М-да… – роняет Коваль.
– Ну что с ним будешь делать! – расстроенно вос­клицает Хомутова.
Коваль отвечает взглядом. Она застывает, оторопев­шая. И после паузы говорит уже в прошедшем времени:
– Пел он хорошо…
Ардабьев с рюкзаком через плечо и букетом астр входит в дом, поднимается на свой этаж. Сердце замирает и руки не слушаются – ощупью, словно вслепую, находит кнопку звонка и на вопрос «Кто там?» отзывается глухим задыхающимся голосом.
Вероника отворяет с заминкой: надо собраться с духом перед встречей.
Наконец щелкает замок, в двери образуется щель, которая медленно расширяется, и Ардабьев видит жену.
Смотрит как завороженный.
– Здравствуй, Володя.
Ардабьев переступает порог, бросает рюкзак, обни­мает ее и целует, целует, в своем счастливом угаре не замечая, что жена уклоняется от ласк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12