Здесь, в столице, коллеги организовали для Самойленко компьютерное обследование в Институте травматологии, и даже эта всевидящая машина не нашла у него сколько-нибудь серьезных отклонений в функционировании внутренних органов.
Словом, все бы было прекрасно, если бы не странные отношения, которые сложились у Самойленко во время лечения с местной милицией.
Николая все время не оставляло ощущение, что и инспектор ГАИ, проводивший расследование, и оперативники из районного отдела уголовного розыска, искавшие тот злополучный «КамАЗ», разговаривают с ним с нескрываемым злорадством.
Это чувство укрепил последний допрос, проведенный инспектором ГАИ прямо в больничной палате перед самой выпиской Николая.
– Следствие закончено, – сообщил ему тогда гаишник. – К сожалению, установить второго участника дорожно-транспортного происшествия, повлекшего последствия средней тяжести, ни нам, ни угрозыску так и не удалось...
– Что, так трудно было отыскать того алкоголика на «КамАЗе»? – удивленно перебил инспектора Николай. – Он же с проселочной выруливал, не иначе – местный. Неужели во всех колхозах в округе так много «КамАЗов», что вам трудно все их проверить? Неужели на сцепке той машины, даже если водитель и бросил полуприцеп, не осталось никаких следов после удара?
– Вы, гражданин Самойленко, будете нас учить, как проводить следственные действия?
– Нет, но...
– Мы тщательно проверили все, что могли. Отработали несколько версий. Но машины, участвовавшей в дорожно-транспортном происшествии, в котором вы пострадали, не обнаружили. Ни в нашем районе, ни во всей области. А мы, поверьте, работать умеем. Гораздо лучше, чем вы думаете.
– Я это вижу, – Самойленко только и осталось, что с сарказмом бросить эту фразу. Но и она здорово задела милиционера.
– Что ты видишь? – прошипел он, зло сверля Николая взглядом. – Что превысил скорость? Что носился на своей «БМВ» как угорелый?.. Думаешь, раз ты писака из Минска, то тебе все можно? Купил, видите ли, крутую тачку! А ведь нужно еще в налоговой спросить, за какие такие «бабки» тебе эта машина досталась.
– Кончай, лейтенант.
– Это ты кончай! Небось машину купил на денежки от рекламы, что в свои передачи насовывал. Думаешь, мы такие темные, что не знаем и не догадываемся, как вы, журналисты, «бабки» зарабатываете?
– Да заткнешься ты наконец когда-нибудь или нет?! – Николаю этот инспектор уже порядком надоел, и, разучившись за время болезни контролировать свои эмоции, он угрожающе стал приподниматься на кровати, сжимая кулаки.
– Что, может, ударить хочешь? Давай, бей, что же ты! – лейтенант тотчас вскочил, по-петушиному тряхнув смешной аккуратной челочкой, прижатой жестким козырьком милицейской фуражки.
– Да нужен ты мне! – успокоившись и снова устраиваясь на кровати, бросил Самойленко. – Ты анекдот про говно, которое по реке плыло, знаешь?
– Нет, – по своей простодушности невольно поддался на подколку инспектор, не врубившись сразу, при чем тут какой-то анекдот.
– Не знаешь?! Тогда слушай. Плывет как-то по реке говно, а по берегу идет милиционер – навроде тебя. «Привет, коллега!» – вдруг кричит ему говно. «Привет, конечно, – отвечает милиционер. – Только какой же я тебе коллега?» Удивилось говно: «Ну, как же! Ты же из органов?» – «Из органов». – «Из внутренних?» – «Из внутренних,» – отвечает милиционер. «Ну, вот видишь! Я же и говорю – привет, коллега!»
– Ну ты, козел! – завопил лейтенант, снова вскакивая с табуретки. Его лицо даже побагровело от ярости. – Да я тебя... За оскорбление при исполнении служебных обязанностей...
– Чего? На пятнадцать суток меня посадишь за мелкое хулиганство? И тебе не будет стыдно – больного человека прямо, можно сказать, с больничной койки – в вашу вонючую кутузку?!
– Ну, ты и гад, Самойленко!
– Ладно, лейтенант, не обижайся, – Николай, почувствовав, что морально вконец добил этого простофилю, окончательно успокоился. – Не кипятись. Поспорили мы с тобой немного – и хватит. Да и вообще, ты сам попросил анекдот рассказать, теперь сможешь всем своим коллегам пересказывать... Ну ты понял, конечно, что я имел в виду тех твоих коллег, что обычно по берегу ходят.
Коля не преминул подколоть мента еще разочек, но на этот раз тот среагировал почти мгновенно:
– Твою мать!
– Все, все, лейтенант. Спокойно. Что ты, в самом деле, шуток не понимаешь?
– Ладно, шутник, теперь моя очередь шутить. Посмотрим, как ты смеяться будешь.
– Ну и чем ты меня напугать собрался?
– Как я уже говорил, гражданин Самойленко, – снова резко перешел на официальный тон инспектор, – следствие по вашему делу закончено. И хотя второго участника дорожно-транспортного происшествия установить не удалось, следствие пришло к выводу, что в столкновении виноваты именно вы. Управляя вашей личной автомашиной «БМВ-318» белого цвета, государственный регистрационный номер...
– Ладно, хорош мне рассказывать, какой номер у моей тачки был, – мрачно перебил его Николай, закуривая прямо в палате, где проходил допрос. – Про номер я и без тебя все знаю, лейтенант.
– Так вот, управляя этой автомашиной, вы, гражданин Самойленко, не только не правильно выбрали скорость, потому что не учли наледи, покрывающей асфальт, которая удлинила тормозной путь автомобиля почти втрое...
– Ну-ну! – Коля с самого начала понял, к чему сведется вся тирада гаишника, – ...но и вообще превысили установленную правилами скорость движения по загородным автодорогам. В результате вы, конечно же, не смогли вовремя затормозить, внезапно увидев на дороге препятствие.
– Ни черта себе препятствие! У нас что, повсюду на дорогах прицепы валяются?
– Следствием, между прочим, так и не установлено, был ли вообще второй участник дорожно-транспортного происшествия. Свидетельских показаний, кроме ваших, о каком-то «КамАЗе» в нашем распоряжении нет. А значит, нет и доказательств, что какой-то там «КамАЗ» вообще существует в природе. Вам это понятно, гражданин Самойленко?
– Вот те раз! А прицеп тогда откуда взялся? С неба свалился, что ли?
– Да он мог там до вас трое суток стоять, – развел руками милиционер. Жест, надо отдать ему должное, получился почти театральным. – И никому, кроме вас, особо не мешал. То есть мешал, конечно, но все его спокойно объезжали, потому что не летали как угорелые, не замечая никого вокруг, а спокойно ехали, строго соблюдая правила и выбирая скорость согласно условиям движения и состоянию дорожного полотна.
– Лейтенант, если честно, то на все то, что ты мне сейчас наговорил, я хрен положил. Ты только не обижайся, а скажи откровенно – ты хоть сам во всю эту галиматью веришь? Или тебе это для отписки нужно? Чтобы мое дело побыстрее закрыть – и с плеч долой.
– А вы не волнуйтесь так, гражданин Самойленко, – теперь уже лейтенант говорил с нескрываемой издевкой. – Если когда-нибудь выяснится, что указанный вами «КамАз» все-таки был, и если мы когда-нибудь все же найдем его водителя, он, естественно, ответит по закону. За то, что скрылся с места происшествия, не оказав помощь пострадавшему в дорожно-транспортном происшествии.
– Конечно!
– Ты ж там вообще мог сдохнуть, как собака. Или от потери крови, или от переохлаждения. Хорошо еще, что твоя тачка не загорелась, надежно немцы делают.
– Ага, давай им на фирму в Баварию благодарность пошлем – мол, инспектор дорожной милиции Пупкин и злостный нарушитель правил дорожного движения Самойленко очень рады за вашу продукцию...
– Короче, слушать эту твою туфту у меня времени нет. Подпишите, гражданин Самойленко, вот здесь и вот здесь. Больше я надеюсь вас не увидеть.
– Взаимно, – мрачно бросил ему Николай, расписываясь под протоколом допроса и даже не пытаясь читать, какую там галиматью настрогал инспектор.
Лейтенант сложил бумаги в старый потертый «дипломат» и, поднявшись, направился к выходу, но на пороге вдруг остановился и обернулся к Самойленко, подмигнув:
– Совсем забыл. Новость у меня есть для тебя – оч-ч-чень приятная.
– Что еще?
– Из Минска приезжал страховой агент. Из той фирмы, где застрахована твоя тачка.
– Ну.
– Мы с ним пришли к однозначному выводу, что виноват в аварии ты, а значит, по условиям твоего контракта с фирмой, страховку ты хрен получишь.
– Ну и черт с ней. Ты все сказал?
– Нет, еще не все. Я не советую тебе, Самойленко, если вдруг ты снова купишь «бээмвуху» на ворованные за рекламу деньги, когда-нибудь еще вздумать появиться в нашем районе. Ты через него теперь никогда спокойно не проедешь, это уж я тебе гарантирую, родной.
– Да пошел ты! – Коля схватился за ножку табуретки, намереваясь запустить ее в этого придурка в милицейской форме; но в последний момент все же сдержался, логично решив не связываться с этим вонючим «продуктом внутренних органов». А потому лишь яростно стрельнул ему вслед окурком сигареты, стараясь попасть поточнее.
Но дверь палаты за инспектором уже закрылась...
II
Дверь за Кашицкой уже давно закрылась, а Самойленко все сидел за столом в своем кабинете, боясь поверить в удачу и одновременно с ужасом представляя, какая сложная работа теперь его ожидает.
Да, в том, что материалы, предоставленные Пелагеей Брониславовной, на самом деле сенсационны, можно было не сомневаться. Но...
Пожалуй, только во времена «перестройки и гласности» журналист, получив доступ к желанной информации, мог тут же садиться за пишущую машинку и «рожать» очередное бессмертно-скандальное произведение. Чиновный люд, напуганный странным поведением высшего руководства страны и не отвыкший еще от грозной реакции ЦК на любой негатив в советской прессе, с душевным содроганием раскрывал каждое утро свежие газеты, выискивал в ровных столбиках газетных колонок свои фамилии и... тихонько молчал в тряпочку, ожидая неминуемой расправы над собой сверху.
Но сверху никто в основном никого не трогал, и постепенно журналистская настырность все сильнее стала надоедать «героям» критических заметок и разоблачительных статей. Вскоре все громче зазвучали голоса о журналистской ответственности перед обществом, а еще через некоторое время состоялись первые судебные процессы о возмещении морального ущерба потерпевшим от излишнего внимания прессы. Постепенно аппетиты «униженных и оскорбленных» средствами массовой информации росли, и очень скоро моральный ущерб, который в материальном выражении поначалу исчислялся в скромных сотнях рублей, достиг тысячных и даже миллионных сумм.
О, сколько судебных процессов было проиграно в то время отдельными журналистами и целыми редакционными коллективами! Сколько денег выплачено в качестве компенсаций! А в некоторых странах так называемого ближнего зарубежья кое-кому из журналистской братии довелось даже похлебать тюремной баланды.
Но не зря говорят, что за одного битого двух небитых дают. Пообтершиеся в бесчисленных судебных процессах писаки изучили законы не хуже некоторых адвокатов, наученные горьким опытом редакции обзавелись целыми отделами юридического обслуживания и теперь выверяли каждое слово, подтверждая каждый факт неопровержимыми документальными доказательствами.
И как закономерный итог этого процесса – бороться с прессой обиженным становилось с каждым днем все труднее и труднее.
Самойленко, слава Богу, не первый день работал в газете. Он уже был «битым», и не единожды. Он успел стать за эти годы настоящим профессионалом. И теперь, нисколько не усомнившись в сенсационности и важности рассказанного Пелагеей Брониславовной, сомневался только в одном – удастся ли собрать факты, документы, свидетельства с той тщательностью, чтобы каждое слово, которое он напишет об этом деле, звучало не менее весомо, чем заключительное обвинение прокурора в суде.
Чтобы достичь желаемого, нужно было составить четкий план, продумать каждую мелочь предстоящего расследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44