А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— Нинон сладко зевнула, запахнула халат и поплыла на кухню. Наталья двинулась за ней.
Поставив чайник на газ, Нинон села против Натальи и подперла подбородок кулаком.
— Ну, а он кто? — спросила она.
— Не поняла?
— Тот, с которым ты сегодня трахалась? Пардон, была близка…
— С чего ты взяла? — Прозорливость Нинон показалась Наталье почти мистической.
— Вижу.
— Нинон, тебе нужно вести программу «Про это», честное слово! Как ты догадалась?
— А чего тут догадываться? Ты свою морду в зеркале лицезрела? В каждом зрачке по отборному члену.
Стыд и срам. И потом, когда ты была у меня последний раз?
Последний раз Наталья выбиралась в Веселый поселок, когда в ее жизни появился Джава.
— Сдаюсь!
— Ну, так что твой новый кекс?
— Собственно, это не мой кекс. Это кекс хозяйки квартиры.
— Какой еще хозяйки?
— Просыпайся, Нинон! Той самой квартиры, в которой я сейчас живу. Собачьей квартиры, Нинон.
Вот теперь Нинон проснулась окончательно: она забегала по маленькой кухне, норовя задеть крутыми бедрами незамысловатую кухонную утварь.
— Ты с ума сошла! Ты все еще там?
— Все еще.
— Даже после того, как нашла эти дурацкие билеты и эти дурацкие документы?! Даже после того, как этого банкира убили?
— Ну, его же не в доме убили. И не на кухне зарезали, — резонно заметила Наталья.
— Откуда ты знаешь?
— Я не могу бросить собаку.
— Хорошо, — Нинон прижала руки к груди. — Хорошо. Пусть хоть кто-то из нас будет умнее. Тащи сюда свою собаку.
Замечательный выход. Нужно сказать об этом Воронову: пусть введет в ткань повествования лучшую подругу — наперсницу и дуэнью. С такими же мягкими, как у Нинон, хлебобулочными грудями.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что, если это единственная причина, по которой ты упорно не желаешь отказаться от этой проклятой квартиры, тащи ее сюда!
— А что скажет Владик?
— А при чем здесь Владик? Если уж я бывшего муженька здесь поселила, с его вонючими носками и вонючим одеколоном, то собака особо воздух не испортит.
— Я подумаю. Это, конечно, очень любезно с твоей стороны. Но у собаки может быть стресс.
— Ты бы лучше о себе позаботилась.
— Я забочусь.
— Я вижу. Где ты его подцепила?
— Он все время названивал, — честно призналась Наталья. — А потом назначил встречу в кабаке.
— Кому? Тебе, что ли?
— Ей. Но поскольку она так и не появилась…
— То на встречу поплелась ты.
— Мне хотелось увидеть его. Не чужой ведь человек. — Рассказ о манипуляциях с записной книжкой Наталья решила опустить: детективам Нинон предпочитала любовные романы, а сложные ходы, если это не касалось мужчин, утомляли ее.
— А как ты объяснила свое присутствие?
— Никак. Сделала вид, что я — случайный посетитель.
— Ну и?
— Мы переспали. Вот и все. Мне понравилось.
— Ты будешь гореть в аду.
— Может быть…
— Если этот кекс тебя при жизни не зажарит. Как, кстати, его зовут?
— Денис.
— Я не поняла. Он что, подбивал к тебе клинья?
— В общем, да, — призналась Наталья.
— Хорош. Безутешный молодой человек, ничего не скажешь. А что, если он сам в этом замешан?
— В чем?
— В убийстве. Ведь хозяйка квартиры пропала, и это объективный факт, от которого ты не можешь отмахнуться. Хозяйка пропала, а ее нового любовника нашли убитым, если я правильно понимаю ситуацию…
Наталья сжала виски пальцами: а что, если Нинон права и респектабельный сотрудник компьютерной студии имеет самое непосредственное отношение к исчезновению Дарьи Литвиновой? Все преступления питает страсть: к кому-либо или к чему-либо. А у Дениса поводов более чем достаточно…
— Не говори чуши. Он милейший парень.
— Ты, конечно, извини, но у тебя вместо мозгов гигиенические прокладки. Привози собаку и выметайся оттуда. Пока не поздно. Учти, если с тобой что-нибудь случится, я даже на опознание не приеду.
— Ну, положим, на опознание ты приедешь. Никуда не денешься. Ладно, поговорили. Я пойду.
— А чай?
— Передумала. Я просто хотела сказать… Мне было очень хорошо сегодня ночью. Нинон грустно улыбнулась.
— Именно это меня и пугает, девочка моя. Именно это меня и пугает. Ты крадешь все, что под руку попадется. Ты воровка, Наталья. Клептоманка, ей-богу!
— Как ты думаешь, Нинон, как быстро можно забыть старую любовь? — спросила Наталья. Неужели она надеется на продолжение отношений с Денисом?
— А как быстро ты забыла Джаву? Не нужно жить чужой жизнью, Наташка… Так можно и на чужую смерть наступить. Нечаянно…
Нинон застыла посреди кухни, а потом метнулась к столу и что-то быстро записала на листке отрывного календаря.
— Отлично! Цитата дня. Обязательно вставлю в какую-нибудь статью.
— Ты неисправима, Нинон!
— Вот что, душа моя. Сегодня я в свободном графике, работаю дома, так что часам к четырем-пяти привози свою злобную доберманиху. Только помни, что это — порыв, а порывы характеризуются сиюминутностью.
— Я поняла. Ловлю момент.
…Ничего хорошего из визита к Нинон не вышло. Стоило тащиться на другой конец города, чтобы выслушивать проповеди сумасшедшей журналистки. Которая к тому же усомнилась в Денисе. Конечно, Нинон в чем-то права. Нужно уехать, залечь на дно, максимально абстрагироваться от квартиры, вообще попытаться забыть о ней. И убедить себя в том, что встреча с Денисом в «Дирижабле Нобиле» была случайной. Почему бы и нет, огромная масса праздношатающихся людей знакомится в барах, пьет шерри, опаздывает на метро и принимает приглашение выпить коллекционного вина. Ничего предосудительного, никакой предыстории, чистый лист, табула раза… Единственное утешение во всей этой истории — Тума наконец-то будет пристроена. Хотя бы на некоторое время. До выяснения, так сказать, оперативной обстановки…
…Лифт снова не работал, и она потащилась на шестой этаж пешком. А между третьим и четвертым этажами столкнулась с Марголисом. Семен сиял, как хорошо надраенная пряжка офицерского ремня, и, чудовищно перевирая мелодию, насвистывал арию Хозе из «Кармен». Увидев Наталью, он широко раскинул руки и заключил ее в объятия: Наталья даже пикнуть не успела, как оказалась погребенной под массивной головогрудью литагента.
— Рад видеть вас, спасительница мира! — промурлыкал Марголис.
— Как поживаете, Семен?
— Да как — перебиваюсь с хлеба на коньяк, вот и все дела. А вот вы благотворно влияете на гения, Дашенька. Строчит и строчит. Почти сутки от машинки не отходит. Даже от завтрака отказался. Придется эту книгу посвятить вам.
— Я рада.
— Зайдите к нему. Я думаю, он тоже будет рад. С сожалением выпустив Наталью из своих объятий, Марголис помчался вниз.
— Зайдите к нему! — еще раз крикнул он, подняв голову к пролетам.
— Хорошо.
Почему бы не зайти, в самом деле?
Несколько мгновений потоптавшись у вороновской Двери, Наталья решительно нажала на кнопку звонка. Воронов открыл не сразу: целую минуту он злобно гремел замками. А когда дверь открылась, еще минуту злобно разглядывал Наталью.
— Подождите. Я сейчас повязку надену.
— Какую?
— Марлевую. По радиоточке передали, что в городе эпидемия гриппа. Модифицированный вирус. Идет к нам с Запада, как и все прочее дерьмо…
— Хорошо. Я подожду.
Наконец дверь распахнулась окончательно, и Воронов предстал перед ней в марлевой повязке, над которой сумрачным светом горели воспаленные от бессонной ночи глаза.
— Добрый день, — примирительно сказала она.
— Вы думаете, он добрый?
— Хотелось бы верить.
— Сильно в этом сомневаюсь.
— А что, произошло что-нибудь экстраординарное? — забеспокоилась Наталья.
— Произошло.
— Что?!
— Войдите. Не будем стоять на сквозняке. — Воронов посторонился и пропустил ее в квартиру. Но ни сесть, ни раздеться не предложил. — Вы не пришли вчера вечером, ну, да бог с вами. Дело не в вас, глаза бы мои вас не видели. Дело не в вас, а в вашей героине. Ну, в той самой, которую я имел неосторожность сделать главной.
— И что же с ней случилось?
— Идемте. Только снимите ботинки и хорошо вытрите ноги…
Когда она вошла в комнату, Воронов уже оседлал стул и хмуро смотрел на нее, сжимая в руках несколько листков.
— Ну? — поощрила писателя Наталья.
— Я пошел на поводу у вас и у Семена, это правда. История показалась мне интересной, и я за нее взялся. Изменил себе, можно сказать. Наплевал на своего собственного героя, который никогда… никогда, меня не подводил. А вы знаете, что устроила ваша героиня? Она провела с ним ночь!
— Провела ночь? — До Натальи с трудом доходил смысл сказанного Вороновым.
— Ну, переспала, как теперь выражаются…
— Да с кем же?
— Помните, мы говорили о том, что ей все время звонит бывший приятель хозяйки квартиры. Что он настаивает на встрече в каком-то кафе. Вы же сами это предложили…
— Да, я помню.
— Так вот, этой, с позволения сказать, даме полусвета просто не хватило терпения. Она отправилась проследить за ним в это кафе. Присмотреться. Продумать тактику поведения. А парень, который действительно торчал в кафе, подсел к ней.
— Почему?
— Какая разница, почему? Да потому, что свободных мест за столиками не было, оставались только места у стойки. А это самый верный способ столкнуть персонажей лицом к лицу, не вызывая никаких подозрений: ни у них, ни у читателя. И я их познакомил. Я заказал им по сто грамм коньяка и познакомил…
Марлевая повязка, перекроившая всю физиономию Воронова, показалась Наталье белым флагом, который автор всегда выбрасывает перед действительностью. И только несколькими мгновениями позже до нее дошло, что именно хотел сказать Воронов. Героиня будущей книги поступала точно так же, как поступила бы и она сама… Да нет же, она сама и была главной героиней. Воронов, чье наитие и вдохновение, похоже, не зависели от него самого, развил ситуацию только потому, что пошел за героиней. И принял все условия, которые она ему навязала. И может быть, заглянул чуть дальше, чем она сама… Но как можно было добиться такого пугающего совпадения событий? И — главное — что будет дальше?
— Вы их познакомили?
— Ну да… Парень вдруг стал проявлять неожиданный интерес к соседке по стойке, заказал ей выпивку. То да се, пара комплиментов, «мне нравится разрез ваших глаз, мне нравится излом ваших губ, почему я раньше вас здесь не видел» — словом, весь набор соблазнителя.
— А она?
Воронов дернул себя за ухо.
— А она не очень-то сопротивлялась. И страницу с телефоном заготовила заранее, и открыла ее вовремя. Ей, правда, хватило ума сказать, что пропавшую девицу она не видела.
— Да?
— Иначе не разгрестись. За телефон парень зацепился сразу. Да вы почитайте…
Воронов бросил ей на колени листы с отпечатанным текстом. «Ундервуд» оказался самым отвратительным инструментом, который только можно было представить: буква "и" пропечатывалась скверно, "р", напротив, пробивала бумагу насквозь, да и качество ленты оставляло желать лучшего. Кроме того, Воронов забивал целые абзацы и тотчас же с середины листа начинал новые. Описание кабака, в который попала героиня, выглядело довольно поверхностным; ясно, что Воронов предпочитает сумрачному эротическому великолепию ночных заведений свою собственную кухню с пригоревшим молоком на плите и остатками кукурузных хлопьев в миске. Но все остальное!.. Все остальное было восхитительно и абсолютно логично. Диалоги на грани фола (о, если бы она сама могла запастись ими заранее!), двойные и тройные смыслы в каждом повороте головы, в каждом случайном прикосновении. А сам объект рокового влечения, меланхоличный яппи с перстнем (!!!) на мизинце был убийственно похож на Дениса.
Описание постельной сцены Воронов целомудренно пропустил, сосредоточившись на переживаниях героини. И даже о презервативах чертов писатель не забыл! В сознании Натальиного книжного двойника резиновое изделие возвысилось до символа и вполне могло конкурировать с традиционными перчатками злодея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61