У нее они и остались.
Репутация Гатти была безупречна. Ни единого черного пятнышка, прямо святая Екатерина Сиенская с крестом и лилией, да и только. Общую благостную картину портил лишь один прошлогодний инцидент. Одна из манекенщиц Гатти — Марина Бушнева — была задержана пулковской таможней при попытке провоза героина. Впрочем, масса изъятого наркотика была незначительной, а сама девушка призналась, что вот уже год сидит на игле.
Гатти наняла лучших адвокатов, которые построили защиту на том, что девушка только принимала зелье и совсем не собиралась его продавать. От тюрьмы Марину Бушневу отмазали, но из агентства она исчезла. И не появилась ни в одном другом, хотя прошла курс лечения от наркомании.
Гатти умела быть жестокой, если дело касалось ее репутации.
Впрочем, отнюдь не репутация директора «Калипсо» волновала Лелю. Почему роскошная стерва Ксения Никольская намекнула ему на Гатти? И какое отношение имеет Радзивилл к агентству «Калипсо»? Впрочем, с Никольской все было более или менее ясно: некоторое время она проработала у Гатти, но ушла из «Калипсо» с большим скандалом. Справедливости ради нужно отметить, что Никольская была единственной, кто ушел. Подоплеку скандала обе враждующие стороны держали в тайне, что давало простор для самых разных версий — от банальной дележки мужчины до отнюдь не банальной дележки денег.
И все же имена Гатти и Радзивилла пересеклись. Один-единственный раз. В 1994 году оба они были в жюри одного из многочисленных конкурсов красоты.
С этого можно было начинать.
Но перед тем, как отправиться в «Калипсо», Леля еще раз решил поговорить с Никольской. Тем более что девушка была не так проста, как хотела казаться: несколько лет назад она училась в Московском физико-техническом институте и ушла только с третьего курса. А по утверждению Сани Гусалова, МФТИ был одним из самых серьезных институтов в стране.
Когда Гусалов вывалил Леле сведения, касающиеся вздорной модели, стойкая недоверчивая симпатия к Никольской переросла в такое же стойкое недоверчивое уважение. Он уже слышал о том, как влияет Московский физико-технический на нетвердые юношеские умы: сын Лелиного приятеля по юрфаку, имевший неосторожность влезть в эту математическую мышеловку, благополучно сошел с ума в самом конце второго курса. Вместе с еще пятью такими же счастливчиками с одного потока.
Но Ксения Никольская, похоже, только укрепила свои умственные способности. И похоже, к этой девице стоит приглядеться повнимательнее.
Чтобы не травмировать девушку повестками и вызовами в управление, Леля решил встретиться с Никольской на нейтральной территории. Никольская отнеслась к просьбе Лели по-взрослому, кобениться не стала и назначила старшему следователю встречу в кафе «Гейша» на Лиговке.
Леля пришел в «Гейшу» за полчаса до назначенного времени и сразу же понял, что проклятая девка решила его опустить. И указать ему, Леле, на его место в жизненной иерархии. Цены в «Гейше» были запредельными, к тому же практиковалась японская кухня, в которой Леля не смыслил ни уха ни рыла. Во всей ситуации, оказался только один плюс — Никольская не опоздала. Она как вихрь ворвалась в кафе и с ходу предупредила Лелю, что у нее есть только полчаса: «У меня съемки, так что по возможности конкретизируем беседу, дорогой мой!»
Не глядя на Лелю, Никольская заказала себе похлебку и рисовые пирожные. И только потом обратилась к следователю:
— А вы что будете?
Леля внутренне содрогнулся: любое из этих блюд| оставило бы его без штанов.
— Я не голоден.
— Возьмите зашими, — не унималась она. — Это блюдо из рыбы. Вкус незабываемый!
— Думаю, не стоит. Никольская перегнулась через стол, подмигнула Леле и прошептала:
— Что, средств не хватает? Бросьте жаться. Я угощаю. Только этого не хватало!
— Давайте перейдем к делу, — отбрил манекенщицу Леля. — И, как вы выразились, конкретизируем беседу.
— Слушаю вас.
— Когда вы узнали о смерти Радзивилла?
— Когда вы мне об этом сообщили, — совершенно спокойно произнесла Ксения и отправила в рот кусок пирожного.
— Как долго вы пробыли в Гамбурге?
— Это имеет какое-то отношение к убийству? — насторожилась Никольская. — Четыре дня… С шестого по десятое февраля, если быть совсем точной.
— Значит, третьего…
— Да бросьте вы, — Никольская сосредоточенно болтала в миске палочками. — Третьего я была в городе… И вполне могу быть причастной к убийству, вы это хотите сказать?
Леля почувствовал, что может взять реванш за блюдо под дурацким названием «зашими».
— Убийство произошло между полуночью и нулем пятнадцатью четвертого февраля. Мне бы очень хотелось знать, что вы делали в это время.
— Спала.
— Разве фотомодели ложатся так рано?
— Если ложатся не одни, — Никольская показала Леле идеально ровные рекламные зубы.
— Значит, во время убийства…
— Я находилась в постели с молодым человеком. Устраивает вас такой вариант?
— И он может это засвидетельствовать?
— Сможет, когда вернется из Австрии. Он выехал туда по делам.
— Зачем же ждать, когда он вернется? Мы можем связаться с ним по телефону.
Никольская закатила глаза и вздохнула:
— Играете в свои игры, господин следователь? Только меня этим не запугать. Как говорится, «Рrobasti me , Domine, et cognovisti».
Леля почувствовал тупой удар в затылок: именно эта изысканная латынь сверкала на рукоятке кнута в комнате Агнешки Радзивилл. Сверхъестественное совпадение!
— Что вы сказали?!
— Это латынь, дорогой мой! — Надо же, сколько презрения в голосе у обворожительной стервы! — «Господи, ты испытал меня и знаешь». В том плане, что плевать я хотела на все ваши сомнительные угрозы и домыслы. Просто так вы меня не возьмете, даже если алиби в моей постели и не ночевало.
А ночевал сластолюбец с австрийскими корнями, мысленно закончил Леля. А она уверена в себе, эта соплюшка-фотомодель. Как может быть уверенным в себе невиновный человек. Или хорошо подготовившийся преступник.
— Я не спрашиваю вас об алиби, — сразу же дал задний ход Леля. — Пока. Лучше расскажите мне о двоюродной сестре покойного.
— Об Агнешке? — несказанно удивилась Никольская. — Да я и видела-то ее два раза в жизни — один при вечернем освещении, а другой — при утреннем. И оба раза она была отвратительна.
— И все-таки… Вы кажетесь мне наблюдательным человеком. И неплохим психологом.
— Льстите? Ну хорошо. «Ego me Christo sponsam tradidi».
— Снова латынь? — обреченно вздохнул Леля.
— Именно. «Я вверила себя Христу, как невеста».! Думаю, это и есть ее жизненное кредо. А Христос, соответственно, скрывается под псевдонимом «Радзивилл». Я понятно выражаюсь?
Куда уж понятнее! Примерно то же самое думал Леля, покидая глициниевую келью эмигрантки из Трускавца.
— Корчит из себя святошу, а на самом деле сгорает от преступной страсти к брату. Возможно даже, что умерщвляет плоть… По ночам.
Леля, как зачарованный, следил за лицом Никольской: для фотомодели она неприлично, непристойно, разнузданно умна. И эта чертова латынь, которой она так свободно оперирует. Неужели и этому учат в физико-техническом?
— Страшную картинку вы нарисовали, Ксения.
— Вы же сами просили меня рассказать, что я думаю по этому поводу. Я ночевала у Германа только один раз, но этого мне хватило, поверьте. Там просто невозможно находиться. Все заполнено запахами ее любви и ненависти. Любви к нему и ненависти ко всем остальным. Лично я физически это ощущала. Думаю, теперь она успокоится. Мертвый Радзивилл принадлежит ей безраздельно.
Принадлежать безраздельно — чем не мотив? Леля вздохнул.
— Как вы думаете, кто мог убить Радзивилла? — Самое время задать именно этот вопрос.
— Я вовсе не хочу сказать, что это она.
— И все же?
— Вы у меня спрашиваете? — искренне удивилась Никольская. — Откуда я могу знать? У людей, которые ворочают такими деньгами, множество врагов.
— Это понятно. Но, видите ли, преступления подобного рода… Они проходят по несколько иной схеме.
— Я не разбираюсь в этом.
— Я понимаю.
Никольская вынула из сумочки сигареты и закурила. И снова, как и в первое их свидание, Леля поразился тому, как элегантно она выпускает кольца.
— Вы занятная девушка.
— Поговорим об этом, когда вы будете находиться не при исполнении, — отрезала Никольская.
Леля сник, но тотчас же снова взял себя в руки.
— Вы не знаете никого из близких знакомых Радзивилла? — наконец решился спросить он. — Мир моделей довольно узок, как мне представляется. А покойный банкир, судя по всему, предпочитал именно моделей.
— Во-первых, мы не очень любим друг друга. Это правда. — Никольская показывала чудеса откровенности. — А во-вторых, пообщайтесь с Гатти. Я говорила вам о ней.
— Но вы не сказали, что не так давно ушли из ее агентства и громко хлопнули дверью.
— К смерти Радзивилла это не имеет никакого отношения. Скажем так: я была не согласна с некоторыми методами ее работы. Вот и все.
— Какими именно?
— Это допрос? Тогда пришлите мне повестку, — Никольская откровенно издевалась над Лелей.
Конечно, он в состоянии прислать повестку и пригласить Никольскую в управление, «к старшему следователю Леле». И можно только представить, как изогнутся в презрительной улыбке ее губы. Проклятая фамилия, тащится с ним по жизни, путается под ногами, но ни потерять, ни выбросить ее невозможно.
— Вы хотите сказать… — Леля с трудом направил мысли в нужное русло. — Вы хотите сказать, что кто-то из ваших коллег мог…
— Поговорите с Виолеттой Сергеевной, — отрезала Никольская. — И всего доброго. Мне действительно пора.
— Знаете что, Ксения… Вы позволите вас так называть?
— Как я могу не позволить? Ради бога.
— Вы кажетесь мне толковым человеком. И довольно трезвым.
— Если бы!..
— Вы не оставите мне номер Вашего сотового? Чтобы я мог с вами связаться, так сказать, в любое интересующее меня время.
— Вы меня удивляете. Что-что, а мой номер телефона вы наверняка знаете. И откуда только такая деликатность у работников правоохранительных органов?
Леля беспомощно улыбнулся: не всех работников правоохранительных органов нужно стричь под одну гребенку.
— Ну хорошо, — снизошла манекенщица и что-то быстро написала на салфетке. — Это мой сотовый. Но учтите, в городе я еще три дня. Потом улетаю.
— Снова в Гамбург? — неожиданно спросил Леля.
— Да нет. В Лииц. Это Австрия. У меня там небольшой контракт. Ну, все. Теперь мне действительно пора.
— Я провожу вас, — вырвалось у Лели, и даже он сам опешил от такого экстравагантного предложения.
Никольская улыбнулась ему всем арсеналом безупречных зубов.
— Только до машины, дорогой мой!
Когда джип Никольской отъехал от «Гейши», Леля сплюнул себе под ноги. Ни разу в жизни он не был еще в таком унизительном положении. Но девчонка! Всего лишь двадцать три года, а такая уверенность в себе. И такие психологические характеристики. И такая латынь. И такие ноги, мать их… Такие ноги знают, что делают. Такие ноги понимают, что красота — скоропортящийся товар, такие ноги уже заработали себе на престижную иномарку и заработают еще не на одну. Но почему все-таки она ушла из агентства? Туманные намеки на некоторые методы работы Гатти… Самое первое, что может прийти в голову, — директор «Калипсо» поставляла своих девочек состоятельным людям, такое практикуется. И именно на это прозрачно намекала Никольская. Слишком уж прозрачно, черт возьми. А что, если это просто месть? Самая немудреная месть? Радзивилл мертв, и в подобной ситуации можно воспользоваться им как поводом для сведения счетов. Но ноги, мать их…
Ноги чертовой девки вызывали самые низменные желания. Почему именно ноги — Леля так и не смог объяснить себе. Никольская была неприлично хороша в принципе: копна светлых волос; светлые, немного холодные глаза;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Репутация Гатти была безупречна. Ни единого черного пятнышка, прямо святая Екатерина Сиенская с крестом и лилией, да и только. Общую благостную картину портил лишь один прошлогодний инцидент. Одна из манекенщиц Гатти — Марина Бушнева — была задержана пулковской таможней при попытке провоза героина. Впрочем, масса изъятого наркотика была незначительной, а сама девушка призналась, что вот уже год сидит на игле.
Гатти наняла лучших адвокатов, которые построили защиту на том, что девушка только принимала зелье и совсем не собиралась его продавать. От тюрьмы Марину Бушневу отмазали, но из агентства она исчезла. И не появилась ни в одном другом, хотя прошла курс лечения от наркомании.
Гатти умела быть жестокой, если дело касалось ее репутации.
Впрочем, отнюдь не репутация директора «Калипсо» волновала Лелю. Почему роскошная стерва Ксения Никольская намекнула ему на Гатти? И какое отношение имеет Радзивилл к агентству «Калипсо»? Впрочем, с Никольской все было более или менее ясно: некоторое время она проработала у Гатти, но ушла из «Калипсо» с большим скандалом. Справедливости ради нужно отметить, что Никольская была единственной, кто ушел. Подоплеку скандала обе враждующие стороны держали в тайне, что давало простор для самых разных версий — от банальной дележки мужчины до отнюдь не банальной дележки денег.
И все же имена Гатти и Радзивилла пересеклись. Один-единственный раз. В 1994 году оба они были в жюри одного из многочисленных конкурсов красоты.
С этого можно было начинать.
Но перед тем, как отправиться в «Калипсо», Леля еще раз решил поговорить с Никольской. Тем более что девушка была не так проста, как хотела казаться: несколько лет назад она училась в Московском физико-техническом институте и ушла только с третьего курса. А по утверждению Сани Гусалова, МФТИ был одним из самых серьезных институтов в стране.
Когда Гусалов вывалил Леле сведения, касающиеся вздорной модели, стойкая недоверчивая симпатия к Никольской переросла в такое же стойкое недоверчивое уважение. Он уже слышал о том, как влияет Московский физико-технический на нетвердые юношеские умы: сын Лелиного приятеля по юрфаку, имевший неосторожность влезть в эту математическую мышеловку, благополучно сошел с ума в самом конце второго курса. Вместе с еще пятью такими же счастливчиками с одного потока.
Но Ксения Никольская, похоже, только укрепила свои умственные способности. И похоже, к этой девице стоит приглядеться повнимательнее.
Чтобы не травмировать девушку повестками и вызовами в управление, Леля решил встретиться с Никольской на нейтральной территории. Никольская отнеслась к просьбе Лели по-взрослому, кобениться не стала и назначила старшему следователю встречу в кафе «Гейша» на Лиговке.
Леля пришел в «Гейшу» за полчаса до назначенного времени и сразу же понял, что проклятая девка решила его опустить. И указать ему, Леле, на его место в жизненной иерархии. Цены в «Гейше» были запредельными, к тому же практиковалась японская кухня, в которой Леля не смыслил ни уха ни рыла. Во всей ситуации, оказался только один плюс — Никольская не опоздала. Она как вихрь ворвалась в кафе и с ходу предупредила Лелю, что у нее есть только полчаса: «У меня съемки, так что по возможности конкретизируем беседу, дорогой мой!»
Не глядя на Лелю, Никольская заказала себе похлебку и рисовые пирожные. И только потом обратилась к следователю:
— А вы что будете?
Леля внутренне содрогнулся: любое из этих блюд| оставило бы его без штанов.
— Я не голоден.
— Возьмите зашими, — не унималась она. — Это блюдо из рыбы. Вкус незабываемый!
— Думаю, не стоит. Никольская перегнулась через стол, подмигнула Леле и прошептала:
— Что, средств не хватает? Бросьте жаться. Я угощаю. Только этого не хватало!
— Давайте перейдем к делу, — отбрил манекенщицу Леля. — И, как вы выразились, конкретизируем беседу.
— Слушаю вас.
— Когда вы узнали о смерти Радзивилла?
— Когда вы мне об этом сообщили, — совершенно спокойно произнесла Ксения и отправила в рот кусок пирожного.
— Как долго вы пробыли в Гамбурге?
— Это имеет какое-то отношение к убийству? — насторожилась Никольская. — Четыре дня… С шестого по десятое февраля, если быть совсем точной.
— Значит, третьего…
— Да бросьте вы, — Никольская сосредоточенно болтала в миске палочками. — Третьего я была в городе… И вполне могу быть причастной к убийству, вы это хотите сказать?
Леля почувствовал, что может взять реванш за блюдо под дурацким названием «зашими».
— Убийство произошло между полуночью и нулем пятнадцатью четвертого февраля. Мне бы очень хотелось знать, что вы делали в это время.
— Спала.
— Разве фотомодели ложатся так рано?
— Если ложатся не одни, — Никольская показала Леле идеально ровные рекламные зубы.
— Значит, во время убийства…
— Я находилась в постели с молодым человеком. Устраивает вас такой вариант?
— И он может это засвидетельствовать?
— Сможет, когда вернется из Австрии. Он выехал туда по делам.
— Зачем же ждать, когда он вернется? Мы можем связаться с ним по телефону.
Никольская закатила глаза и вздохнула:
— Играете в свои игры, господин следователь? Только меня этим не запугать. Как говорится, «Рrobasti me , Domine, et cognovisti».
Леля почувствовал тупой удар в затылок: именно эта изысканная латынь сверкала на рукоятке кнута в комнате Агнешки Радзивилл. Сверхъестественное совпадение!
— Что вы сказали?!
— Это латынь, дорогой мой! — Надо же, сколько презрения в голосе у обворожительной стервы! — «Господи, ты испытал меня и знаешь». В том плане, что плевать я хотела на все ваши сомнительные угрозы и домыслы. Просто так вы меня не возьмете, даже если алиби в моей постели и не ночевало.
А ночевал сластолюбец с австрийскими корнями, мысленно закончил Леля. А она уверена в себе, эта соплюшка-фотомодель. Как может быть уверенным в себе невиновный человек. Или хорошо подготовившийся преступник.
— Я не спрашиваю вас об алиби, — сразу же дал задний ход Леля. — Пока. Лучше расскажите мне о двоюродной сестре покойного.
— Об Агнешке? — несказанно удивилась Никольская. — Да я и видела-то ее два раза в жизни — один при вечернем освещении, а другой — при утреннем. И оба раза она была отвратительна.
— И все-таки… Вы кажетесь мне наблюдательным человеком. И неплохим психологом.
— Льстите? Ну хорошо. «Ego me Christo sponsam tradidi».
— Снова латынь? — обреченно вздохнул Леля.
— Именно. «Я вверила себя Христу, как невеста».! Думаю, это и есть ее жизненное кредо. А Христос, соответственно, скрывается под псевдонимом «Радзивилл». Я понятно выражаюсь?
Куда уж понятнее! Примерно то же самое думал Леля, покидая глициниевую келью эмигрантки из Трускавца.
— Корчит из себя святошу, а на самом деле сгорает от преступной страсти к брату. Возможно даже, что умерщвляет плоть… По ночам.
Леля, как зачарованный, следил за лицом Никольской: для фотомодели она неприлично, непристойно, разнузданно умна. И эта чертова латынь, которой она так свободно оперирует. Неужели и этому учат в физико-техническом?
— Страшную картинку вы нарисовали, Ксения.
— Вы же сами просили меня рассказать, что я думаю по этому поводу. Я ночевала у Германа только один раз, но этого мне хватило, поверьте. Там просто невозможно находиться. Все заполнено запахами ее любви и ненависти. Любви к нему и ненависти ко всем остальным. Лично я физически это ощущала. Думаю, теперь она успокоится. Мертвый Радзивилл принадлежит ей безраздельно.
Принадлежать безраздельно — чем не мотив? Леля вздохнул.
— Как вы думаете, кто мог убить Радзивилла? — Самое время задать именно этот вопрос.
— Я вовсе не хочу сказать, что это она.
— И все же?
— Вы у меня спрашиваете? — искренне удивилась Никольская. — Откуда я могу знать? У людей, которые ворочают такими деньгами, множество врагов.
— Это понятно. Но, видите ли, преступления подобного рода… Они проходят по несколько иной схеме.
— Я не разбираюсь в этом.
— Я понимаю.
Никольская вынула из сумочки сигареты и закурила. И снова, как и в первое их свидание, Леля поразился тому, как элегантно она выпускает кольца.
— Вы занятная девушка.
— Поговорим об этом, когда вы будете находиться не при исполнении, — отрезала Никольская.
Леля сник, но тотчас же снова взял себя в руки.
— Вы не знаете никого из близких знакомых Радзивилла? — наконец решился спросить он. — Мир моделей довольно узок, как мне представляется. А покойный банкир, судя по всему, предпочитал именно моделей.
— Во-первых, мы не очень любим друг друга. Это правда. — Никольская показывала чудеса откровенности. — А во-вторых, пообщайтесь с Гатти. Я говорила вам о ней.
— Но вы не сказали, что не так давно ушли из ее агентства и громко хлопнули дверью.
— К смерти Радзивилла это не имеет никакого отношения. Скажем так: я была не согласна с некоторыми методами ее работы. Вот и все.
— Какими именно?
— Это допрос? Тогда пришлите мне повестку, — Никольская откровенно издевалась над Лелей.
Конечно, он в состоянии прислать повестку и пригласить Никольскую в управление, «к старшему следователю Леле». И можно только представить, как изогнутся в презрительной улыбке ее губы. Проклятая фамилия, тащится с ним по жизни, путается под ногами, но ни потерять, ни выбросить ее невозможно.
— Вы хотите сказать… — Леля с трудом направил мысли в нужное русло. — Вы хотите сказать, что кто-то из ваших коллег мог…
— Поговорите с Виолеттой Сергеевной, — отрезала Никольская. — И всего доброго. Мне действительно пора.
— Знаете что, Ксения… Вы позволите вас так называть?
— Как я могу не позволить? Ради бога.
— Вы кажетесь мне толковым человеком. И довольно трезвым.
— Если бы!..
— Вы не оставите мне номер Вашего сотового? Чтобы я мог с вами связаться, так сказать, в любое интересующее меня время.
— Вы меня удивляете. Что-что, а мой номер телефона вы наверняка знаете. И откуда только такая деликатность у работников правоохранительных органов?
Леля беспомощно улыбнулся: не всех работников правоохранительных органов нужно стричь под одну гребенку.
— Ну хорошо, — снизошла манекенщица и что-то быстро написала на салфетке. — Это мой сотовый. Но учтите, в городе я еще три дня. Потом улетаю.
— Снова в Гамбург? — неожиданно спросил Леля.
— Да нет. В Лииц. Это Австрия. У меня там небольшой контракт. Ну, все. Теперь мне действительно пора.
— Я провожу вас, — вырвалось у Лели, и даже он сам опешил от такого экстравагантного предложения.
Никольская улыбнулась ему всем арсеналом безупречных зубов.
— Только до машины, дорогой мой!
Когда джип Никольской отъехал от «Гейши», Леля сплюнул себе под ноги. Ни разу в жизни он не был еще в таком унизительном положении. Но девчонка! Всего лишь двадцать три года, а такая уверенность в себе. И такие психологические характеристики. И такая латынь. И такие ноги, мать их… Такие ноги знают, что делают. Такие ноги понимают, что красота — скоропортящийся товар, такие ноги уже заработали себе на престижную иномарку и заработают еще не на одну. Но почему все-таки она ушла из агентства? Туманные намеки на некоторые методы работы Гатти… Самое первое, что может прийти в голову, — директор «Калипсо» поставляла своих девочек состоятельным людям, такое практикуется. И именно на это прозрачно намекала Никольская. Слишком уж прозрачно, черт возьми. А что, если это просто месть? Самая немудреная месть? Радзивилл мертв, и в подобной ситуации можно воспользоваться им как поводом для сведения счетов. Но ноги, мать их…
Ноги чертовой девки вызывали самые низменные желания. Почему именно ноги — Леля так и не смог объяснить себе. Никольская была неприлично хороша в принципе: копна светлых волос; светлые, немного холодные глаза;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61