Будь осторожна, девочка, меланхоличный яппи не любит оставлять следов и всегда уничтожает улики. Даже если это его собственная сперма.
— Что скажете? — спросил Воронов, когда Наталья наконец закончила чтение.
— Лихо, — только и смогла выговорить она. — Особенно то место, где героиня пытается убедить себя в том, что он не причастен к исчезновению. А он действительно не причастен, вы как думаете?
— Не знаю.
Спящий Денис, остатки вина в бокалах, поцелуй в висок, неповоротливый грубый свитер, в котором она запуталась; неповоротливый грубый свитер, в котором запутался он. И первые ласки под разудалую оркестровую медь «Андеграунда». Умопомрачительные сербы знают толк в духовых и струнных. А она должна знать ответ.
— И все-таки?
— Вы знаете первое правило детектива?
— Нет.
— Сыщик ни при каких обстоятельствах не должен быть убийцей. Есть еще несколько правил. Например: романтический влюбленный вполне подходит на роль злодея.
— Вы думаете? — У Натальи упало сердце.
— Но со страстью в детективе, как и с прочими маньяческими фобиями, нужно быть предельно осторожными. Страсть способна на все, она не брезгует ничем, она постоянно нарушает правила, а это лишает классическую схему элегантности.
— Значит, он может что-то знать и просто удачно маскироваться? — не унималась Наталья.
— Да подождите вы! Ни один человек не появляется в детективе случайно.
— Это я уже поняла…
— Так вот, он принимает сторону либо сыщика, либо злодея. Либо должен просто озвучить какой-нибудь предмет, обратить внимание на какое-то незначительное обстоятельство, произнести проходную реплику, из которой можно будет впоследствии высечь разгадку. Наконец, любое новое лицо — это потенциальный преступник. В этом нет ничего предосудительного. Все равно сыщик обнюхает каждого и вынесет свой вердикт. А теперь возвратимся к нашим баранам. Брошенный любовник, который постоянно звонит по телефону и не дает о себе забыть, черт бы его подрал. Зачем он появился?
Действительно, зачем? Только ли для того, чтобы коснуться кончиками пальцев Натальиного лица? Только ли для того, чтобы сообщить, что Литвинова работала фотомоделью?
— Так зачем? — Воронов уставился на Наталью.
— Ну, хотя бы затем, чтобы она узнала, что пропавшая была манекенщицей.
— Допустим. Я даже могу вставить это в текст. А что? Манекенщица — прелестная профессия, прыгает по кроватям состоятельных мужчин, у которых имеются такие же состоятельные тайны. Вы молодец, — снизошел Воронов до похвалы. — Принимается. Итак, он сообщает героине, что его бывшая девушка работала фотомоделью. На каком-то из показов или презентаций познакомилась с влиятельным банкиром и бросила несчастного с его крошечной фирмой по продаже фильтров для воды.
— Со студией компьютерной графики, — педантично поправила Наталья. — Он занимается компьютерной графикой.
— Это не принципиально. Хотя… Хотя из компьютерной графики тоже можно кое-что извлечь для сюжета. Если вы не возражаете, я подумаю об этом.
— Я не возражаю.
— Хорошо, пусть он был не особенно разговорчив и сообщил героине только это. Но зачем она поплелась с ним в постель?
— Вы у меня спрашиваете? — Наталья покраснела, как будто ее застали за использованием вибратора. — Вы же сами это написали!
— Написал. Действительно. Но так пошла рука, понимаете? Вот, к примеру, вы… Если бы вы оказались на месте героини, вы бы переспали?
— Я?!
— Вы.
Бедный Воронов, последний форпост целибата, если бы ты только знал, что я уже это сделала! И ни секунды об этом не пожалела. И сейчас не жалею.
— Не знаю. Это зависит от многих обстоятельств. — Сейчас, сидя в безопасной и патриархальной квартире Воронова, она запоздало принялась анализировать вечер в «Дирижабле Нобиле». И последовавшую за этим ночь. — Возможно, было много выпито. Возможно, они понравились друг другу…
— Не забывайте, у него уже есть девушка.
— Была. Девушка — была. Разве вы не верите во внезапное влечение? В неожиданно вспыхнувшую страсть?
— Страсть на уровне гениталий? — уточнил Воронов. — Для этого героиня должна быть как минимум сексапильной. Как максимум — Катрин Денев периода «Шербургских зонтиков». Не думаю, чтобы наша девица из зачуханной коммуналки соответствовала этой тарификации.
От крови, прилившей к вискам, Наталье едва не стало дурно. Воронов нравился ей все меньше и меньше. И эта дурацкая марлевая повязка на физиономии: он хочет защититься не только от бактерий и дурацких гипотетических вирусов. Он хочет защититься от реальной жизни, с ее потом, спермой, морщинами под глазами, сбитыми коленями, обкусанными ногтями. Да мало ли что ему еще не нравится… Пережаренное мясо, например, если он вообще употребляет мясо.
— Вы вегетарианец, Владимир Владимирович?
— Да. А какое это имеет отношение?..
— Думаю, вегетарианцам не стоит писать книги. Вкусовые ощущения притупляются. Займитесь лучше выращиванием шпината.
Спутанные волосы Воронова, которые всегда первыми реагировали на неприятности, угрожающе поднялись и затрещали. Он стянул с себя повязку и выдохнул искаженным от ярости ртом:
— Вон! Вы еще будете указывать, чем мне заниматься?! Вон из моей квартиры, и забудьте сюда дорогу, хамка!..
— Ради бога.
Пятясь задом, Наталья выскочила из комнаты и, на ходу подхватив ботинки и куртку, ухватилась за дверь. Чертовы замки никак не хотели поддаваться, а прибегнуть к помощи оставшегося в кабинете Воронова было совсем уж унизительно.
Он появился в прихожей, когда взмокшая от напряжения Наталья билась за обретение свободы с последним по счету — третьим — замком.
— Вы еще здесь? — холодно спросил Воронов.
— Не могу открыть ваши треклятые запоры!
— Отойдите.
Открыв замок, Воронов скептически оглядел Наталью: она так и не удосужилась обуться.
— Что, бежите из обители беллетриста, на ходу теряя обувь?
— Ничего другого мне не остается.
— Я пришлю вам книгу.
— Обязательно сделайте ссылку на то, что сюжет принадлежит другому человеку.
— Обсудите этот вопрос с моим литагентом. Всего доброго.
Дверь за Натальей глухо и бесповоротно захлопнулась.
— Дурак, — громко сказала она, поджимая моментально озябшие пальцы. — Неврастеник. Пророк в мягкой обложке.
Теперь понятно, почему знающие себе цену женщины предпочитают жить с кем угодно, только не с писателями. Писатели капризны, как дети, тщеславны, редко моются, совсем не расчесываются, мелочны и чересчур впечатлительны. А если добавить к этому мизантропию, нетерпимость и стремление всех поучать…
Б-р-р… Даже общество диковатой доберманихи Тумы выглядит предпочтительнее.
Она больше никогда не купит ни одной его книжки.
…Наталья по инерции спустилась вниз и застыла от неожиданности: почтовый ящик квартиры № 48 был взломан — самым варварским способом. Но версия о мелких хулиганах была отвергнута Натальей сразу же; содержимое ящика не пострадало: несколько светлых прямоугольников — счет за квартиру, счет за свет, бумажка с междугородними переговорами и плотный конверт с напечатанным на машинке текстом: «СПБ. В.О. БОЛЬШОЙ ПРОСПЕКТ, 62/3, КВ. 48. ЛИТВИНОВОЙ Д.А.» — оказались нетронутыми. Наталья сразу же ухватилась за конверт: место подробного адреса отправителя занимала большая квадратная печать со смазанными реквизитами какой-то фирмы.
Двойная открытка, белое поле, тисненное золотом: «ПРИГЛАШЕНИЕ». Похоже, ты всем нужна, Дарья. Ты всем жизненно необходима.
Госпожу Литвинову Д.А. приглашали на открытие выставки новых телекоммуникационных систем, компьютерных технологий и средств связи. Мероприятие с последующим банкетом должно было состояться шестнадцатого февраля, а сам билет был выписан на два лица. Интересно, какое отношение имеет фотомодель Дарья Литвинова к новым телекоммуникационным системам?
Именно об этом размышляла Наталья, поднимаясь на шестой этаж. И уже возле квартиры поняла, что сюрпризы не кончились. Железная дверь была осквернена следами от чьей-то грязной обуви: похоже, что бесчувственное железо долго пинали. А под дверь была просунута записка. Писали наспех, не особенно заботясь о каллиграфии: «Где ты пропадаешь, черт возьми?! Денис».
Наталья едва удержалась на ногах.
Ночное приключение ничего не значит, с мыслью о небритом компьютерщике можно расстаться навсегда. А сам он не пересекся с Натальей только чудом. То-то была бы картинка!
И в то же время… В записке ничего не было сказано о безумной любви. Она вдруг поймала себя на мысли: а что, если он просто приходил забрать свои вещи? Такое ведь тоже нельзя исключать. Нет, она просто обманывает сама себя…
Наталья пустила горячую воду, заправила ее тонко пахнущей пеной и, по-королевски сбросив вещи прямо на пол (откуда что взялось?), плюхнулась в ванну. Интересно, как долго продлятся ее римские каникулы? Как долго она не будет слышать гневное сопение соседей за дверью своей комнаты? Как долго она не будет видеть их потускневшие от постоянной борьбы за выживание лица? И старая гиена Ядвига Брониславовна, которая с маниакальным упорством жарит на общей кухне старое сало… Как долго Наталья безнаказанно будет открывать чужим ключом чужую дверь? И когда вернется Литвинова?
А если она не вернется? Наталья нырнула под воду и закрыла глаза. Если она не вернется?
Ведь у паспортов, которые и сейчас лежат в литвиновском ярко-рыжем рюкзаке, должна быть предыстория. Не терпящий нюансов Воронов поместил пропавшую хозяйку Тумы в черно-белую систему координат: «преступник-жертва». И сделал Литвинову жертвой. А жертвы не возвращаются. И преступники не возвращаются. Они заперты в этой своей черно-белой системе координат, тут Воронов попал в точку. И это почти виртуальная реальность.
И три тысячи долларов…
Жертве не нужны деньги. Деньги нужны преступнику. Но сейчас они просто лежат в рюкзаке и ждут своего часа. Они притихли, они зависли в воздухе, они решили схорониться до лучших времен. А если никто не придет за деньгами? Если вообще никто не придет?
Почему бы ей не стать Хранительницей Квартиры? Не навсегда, только на время…
Пора выбираться наружу, от недостатка воздуха сужаются сосуды и в голову валом валят ленивые, черные, преступные мысли!
Наталья с шумом выскочила из-под воды и отдышалась. В зеркальной панели отразилось лицо мелкой мошенницы: бегающие глазки, лживый разлет бровей, порочная линия губ и ноздри, мечтающие заполучить всю эту обширную территорию.
Если Дарья Литвинова не вернется… Сначала ей еще будут звонить и присылать приглашения; будут возмущаться на французском и взывать к совести на русском непечатном. С ней будут искать встреч, ей будут назначать свидания, ей будут сбрасывать письма по электронной почте и оставлять под дверью букеты. А потом… Потом все это сойдет на нет — люди так непостоянны, они ненавидят надменное молчание. И им плевать, чем вызвано это молчание. Да и дом начнет медленно умирать, если она, Наталья, не позаботится о нем.
Она позаботится.
Наталья тряхнула мокрыми волосами и уперлась лбом в холодное зеркало. Это зеркало видело сначала Дарью Литвинову и было снисходительно к ней. Теперь оно снисходительно к Наталье. Зеркало всегда чем-то заполнено, меняются только линии и силуэты, не более того. Сейчас она встанет, вытрется полотенцем другой женщины, наденет халат другой женщины и сунет ноги в тапочки другой женщины. Она вытянется на простынях другой женщины, она покормит собаку другой женщины, но никогда не станет другой женщиной.
Наталья грустно улыбнулась и щелкнула по носу свое собственное отражение: ты никогда не станешь другой женщиной. Ты никогда не станешь Дарьей Литвиновой.
Ты — нелегалка. И торчишь в подполье, несмотря на шестой этаж и наличие лифта.
Вернувшись в комнату, Наталья устроилась в кресле перед компьютером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61