— спросил он.
— У нас есть надувные спасательные плоты, — предложил Эвери.
Еще не было шести вечера, когда они приземлились в Нассау. Им удалось застать Макаллистера на месте. Это был полный ирландец с вьющимися темными волосами и сигарой во рту, обходительный и любезный, как добившийся успеха политик. Ингрем развернул на столе карту и объяснил ситуацию.
— Вы уверены, что это то самое судно? — спросил Макаллистер. — На карте здесь нет песчаного бара.
— Это ничего не значит. Описание Багамской отмели сделано довольно приблизительно, а все эти мели и бары появляются и исчезают с каждым штормом. Мы отмечали курс, когда летели туда, так что теперь легко найдем нужное место.
— А там нет скал или коралловых рифов близко к поверхности воды? Эвери покачал головой:
— Нет. К западу от песчаной косы воды предостаточно. Рано утром, до того как поднимется бриз, я вполне смогу обойти мелкие места и продержаться с подветренной стороны, пока они будут на борту.
— О'кей, — согласился Макаллистер, — если вы считаете, что мероприятие безопасно, я согласен. Когда рассчитываете вылететь? — спросил он Ингрема.
— Чем раньше, тем лучше. Я думаю, с рассветом.
— Прекрасно. Мы загрузим в самолет один из дополнительных спасательных плотов и будем ждать вас.
Ингрем забрал из служебного помещения багаж, и они отправились ловить такси до центра города. Едва машина тронулась, миссис Осборн засыпала его вопросами:
— Как вы считаете, что могло случиться? И что с командой?
— Представления не имею.
— А есть ли шанс, что кто-то остался на борту?
— Нет. В этом случае они предприняли бы какие-либо попытки снять судно с мели. Если бы запускали мотор, подняли бы песок со дна и взбаламутили воду, или мы бы заметили за кормой стоп-анкер. Нет, яхту бросили еще до того, как она отдрейфовала на мель.
— Но как это произошло? И почему? Ингрем недоуменно покачал головой:
— Не знаю, что и предположить. Плохой погоды не было, да и признаков повреждений не заметно. Холлистер не мог вести яхту туда в одиночку, ему нужна была помощь. На данный момент мы только и знаем, что у них не было даже второго ялика, чтобы на чем-то покинуть яхту, если бы они захотели. Вся эта история совершенно необъяснима.
— А что могло случиться с Холлистером?
— Вполне возможно, что он мертв. Помолчав, миссис Осборн спросила:
— Почему вы так думаете?
— Что-то заставило его снять одежду и часы, чтобы войти в воду, а обратно в ялик он не вернулся, поэтому, если его не окажется и на борту “Дракона”, то иных предположений нет.
— Понимаю, — коротко проговорила миссис Осборн.
Ингрем взглянул на нее, но женщина, отвернувшись к другому окну такси, упорно смотрела в него. Она так и не проронила ни слова, пока они ехали по городу. Ингрем предложил остановиться в Пайлот-Хаус-Клаб, и она согласилась. Вдруг, когда такси въехало в центральную деловую часть города, миссис Осборн попросила водителя остановиться и вышла.
— Мне надо кое-что купить, возьмите мой чемодан и бинокль и закажите комнату, я скоро приеду, — попросила она Ингрема.
Побрившись и приняв душ, капитан пообедал в одиночестве во внутреннем дворике у бассейна. Миссис Осборн так и не появилась. Ингрем пошел через дорогу в гавань для яхт. Никого из знакомых шкиперов там не оказалось, и он, не зная, как убить время, отправился в центр города, выпил несколько бутылок пива в баре Карлтон-Хаус. “Старею, — подумал он, — где я только не побывал, теперь уж не припомню с какой целью”. Снова и снова возвращаясь в одно и то же место, легко сосчитать прошедшие годы, дивясь, куда же утекло время. Просыпаешься утром, а за окном говорят по-испански, значит, это опять Мексика, тут же вспоминаешь, как перевозил на лихтерах бананы по реке Грихальва, как натужно ревел бензиновый мотор буксира, тянущего за собой цепочку старых барж, — то была пора безрассудной неуемной молодости. А потом приходят воспоминания о спасательных работах на реке Пануко, под Тампико, когда танкер сел на южный мол, потому что шкипер не стал ждать лоцмана, а сам не знал, что при северном ветре обстановка в южной части входного фарватера становится сложной. И вдруг осознаешь, что эти два события разделены одиннадцатью годами, и в этот промежуток времени была война, и несколько других стран, и здоровый кусок западной части Тихого океана. И Нассау...
Ах, какими счастливыми были те семь лет с Френсис и “Кансьоном”. Он встретил Френсис в 1948 году, когда она в компании еще четырех учительниц из Майами наняла яхту для недельного путешествия в Элевтеру. Они поженились в том же году и жили прямо на борту кеча в особом, принадлежащем только им двоим мире, где царило счастье. Он выполнял обязанности шкипера, она — его помощника. Они совершали чартерные рейсы вдоль побережья Новой Англии летом и вокруг Багамских островов зимой, это продолжалось до 1955 года. В тот год Френсис полетела домой в Сиэтл навестить мать и собиралась ехать в Чикаго с друзьями, чтобы сесть там на самолет до Майами. Жизнь остановилась в тот бесконечный яркий ноябрьский день, когда он услышал роковое сообщение по радио, а на островах Берри дул и дул северный ветер и воздух был прозрачен и чист. Френсис погибла в автокатастрофе в местечке Манхэттен, штат Монтана. Ингрем, оцепенев, стоял, держа в руках радиотелефон и ожидая, когда пройдет потрясение и он обретет способность мыслить и сможет вычленить, найти самый важный вопрос, ответ на который все объяснит. “Странно, — думал он, — куда только меня не заносило, а то единственное, с чем вряд ли смогу справиться, случилось в местечке, о котором я и не слышал”.
Ты, братец, перебрал пива или слишком много думаешь, когда пьян, решил Ингрем. Он вышел из бара и отправился назад в отель, куда добрался уже после одиннадцати. Дежурная за конторкой передала, что миссис Осборн звонила ему несколько раз в течение последнего часа.
— Спасибо, — поблагодарил Ингрем. Он поднялся в свою комнату, взглянул на телефон и пожал плечами. К черту миссис Осборн, надо ложиться спать. Телефон зазвонил, когда Ингрем расстегивал рубашку. Он игнорировал звонки, пока не сообразил: дежурная сказала ей, что он вернулся. Пришлось снять трубку.
— Мне надо с вами поговорить, — объявила миссис Осборн слегка заплетающимся языком.
— Я собирался ложиться спать.
— Это в одиннадцать-то часов? Вы что, хотите заслужить награду за благонравие?
— А до завтра с этим разговором подождать нельзя?
— Нет. Приходите ко мне, а то я сама приду.
Непробиваемая особа, подумал он. Лучше ее успокоить, а то начнет ломиться в дверь.
— Хорошо, приду.
Ингрем положил телефонную трубку и спустился в холл.
Глава 4
Дверь номера была приоткрыта. Когда Ингрем постучал, раздалось короткое:
— Входите.
Так он и сделал. Одетая в голубой халат миссис Осборн сидела на диване, положив ноги в прозрачных чулках на кофейный столик. Рядом на полу стояли бутылка “бакарди”, опустошенная на одну треть, две или три открытых бутылки с кока-колой, ведерко для льда и валялся дешевый детективчик. В руке она держала стакан.
Миссис Осборн презрительно оглядела капитана и недовольно фыркнула:
— Хорошо бы закрыть дверь. В случае чего, вы всегда можете закричать.
Впервые Ингрем уловил в ее речи южный акцент. Возможно, он слышался и раньше, но капитан не обратил внимания. Ингрем родился на юге, в Техасе, и, хотя не был там настолько долго, что потерял какой-либо акцент, обычно различал его у других. Дамочка не столько была пьяна, сколько вызывающе вела себя. Пышная копна золотистых волос была аккуратно уложена, губы накрашены. Но это ничего не значит, кто знает, что ей взбредет на ум. Ничего более непредсказуемого на свете, чем напившаяся женщина, он не встречал. Ингрем задал себе вопрос, без особого, правда, интереса, часто ли миссис Осборн напивается. Это было бы обидно, ведь она хороша собой, но ей уже за тридцать, а в этом возрасте приверженность к спиртному сказывается на внешности.
— Что вы так осуждающе смотрите, я и сама прекрасно знаю, — накинулась на него миссис Осборн.
— Что именно?
— То, что мои ноги лежат на кофейном столике.
— Los pies de la Senora Osborne estan en lamesa, — произнес он с монотонной интонацией говорящего попугая.
Она нахмурилась:
— И что это значит?
— Ноги миссис Осборн лежат на столе. Надо полагать, фраза из разговорника. А что, если мы потолкуем о ваших ногах утром?
— Капитан, мне кажется, вы меня не одобряете, не так ли?
— Я об этом не думал, а что, это имеет значение?
— Конечно имеет. Вы разве не понимаете, что я могу перерезать себе вены от отчаяния?
Ингрем ничего не ответил, подумав, что глупее разговора представить невозможно. Дамочка не так уж напилась, чтобы все вокруг ломать и крушить, поэтому, если она немного проветрится, ему удастся уйти без скандала и отель не будет разнесен. Вряд ли стоит гадать, с чего это ее так разобрало. Может, он не уловил намека, когда она попросила заказать им места в отеле, но ему и в голову не пришло, в чем тут дело. Если этой красотке захотелось, так сказать, немножко поразвлечься, она могла бы найти кого-нибудь и получше, при ее-то внешности. В таком городе, как Нассау, полно более молодых и привлекательных мужчин. Скорее всего, дамочка ожидала, что он станет ее домогаться, а она ему даст от ворот поворот. Но у него и мысли такой не возникло. “Да, старею”, — подумал Ингрем. Или, как она его упрекнула, он ее не одобряет. Что ж, действительно, она ему не очень нравится. Наверное, в этом-то и разгадка: женщина почувствовала его неприязнь и обиделась, хотя трудно понять почему. Эта зеленоглазая красотка выглядит весьма самоуверенной и не производит впечатление особы, придающей значение мнению окружающих.
Миссис Осборн молчала, уйдя в свои мысли, казалось позабыв о его присутствии.
— Зачем вы хотели меня видеть? — спросил Ингрем.
Она плеснула еще рому в стакан:
— По поводу Холлистера. Капитан задумчиво прищурился:
— А в чем дело?
— Мне надо вас кое о чем спросить. Когда Холлистер нанимал вас для этой якобы работы, то ничего не говорил о том, что он врач?
— Нет.
— Вы уверены?
— Вполне.
— Только наплел, что он президент фирмы по производству лекарств? Да, все это вполне укладывается в схему.
Подозрения Ингрема, что женщина не настолько пьяна, как кажется, подтвердились.
— О чем это вы?
— Да все о медицине, — пробормотала миссис Осборн, как будто говорила сама с собой. — Его мамашу наверняка напугал тест на беременность.
— Вы его знаете, не так ли?
— С чего это вы взяли?
— Вы потратили больше тысячи долларов, чтобы пролететь с биноклем над “Драконом”, высматривая его.
— А может быть, я просто хотела что-то разузнать?
— Как вы считаете, кем был этот человек?
— Вас это не касается.
— Меня — нет, но вполне может заинтересовать полицию, вы об этом подумали?
— Плевала я на полицию. Если я лично должна заниматься поисками собственной яхты, пусть сидят и помалкивают. Говорю вам, у меня есть только кое-какие предположения.
— У него были похожие часы?
— Да, но это ничего не доказывает. Конечно, они необычные, но существуют не в единственном экземпляре.
— А как насчет моего описания внешности Холлистера?
— Подходит, как и к множеству других людей. Но есть одна деталь, которая кажется мне более важной, чем все остальное. Вы, наверное, удивились, почему он не захотел сам осмотреть яхту, а послал вас?
— Конечно.
— Дело в том, что его мог узнать старик Танго. Холлистер уже был на борту “Дракона”.
Ингрем согласно кивнул:
— Это резонно. Но зачем ему понадобилось его красть?
— Представления не имею.
— Кто он?
— Просто человек, с которым я была знакома. Его зовут Патрик Айве. Если, конечно, мои предположения верны.
— Он понимал что-нибудь в мореплавании?
— Кажется, немного. Мне известно, что он ходил на маленьких яхтах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— У нас есть надувные спасательные плоты, — предложил Эвери.
Еще не было шести вечера, когда они приземлились в Нассау. Им удалось застать Макаллистера на месте. Это был полный ирландец с вьющимися темными волосами и сигарой во рту, обходительный и любезный, как добившийся успеха политик. Ингрем развернул на столе карту и объяснил ситуацию.
— Вы уверены, что это то самое судно? — спросил Макаллистер. — На карте здесь нет песчаного бара.
— Это ничего не значит. Описание Багамской отмели сделано довольно приблизительно, а все эти мели и бары появляются и исчезают с каждым штормом. Мы отмечали курс, когда летели туда, так что теперь легко найдем нужное место.
— А там нет скал или коралловых рифов близко к поверхности воды? Эвери покачал головой:
— Нет. К западу от песчаной косы воды предостаточно. Рано утром, до того как поднимется бриз, я вполне смогу обойти мелкие места и продержаться с подветренной стороны, пока они будут на борту.
— О'кей, — согласился Макаллистер, — если вы считаете, что мероприятие безопасно, я согласен. Когда рассчитываете вылететь? — спросил он Ингрема.
— Чем раньше, тем лучше. Я думаю, с рассветом.
— Прекрасно. Мы загрузим в самолет один из дополнительных спасательных плотов и будем ждать вас.
Ингрем забрал из служебного помещения багаж, и они отправились ловить такси до центра города. Едва машина тронулась, миссис Осборн засыпала его вопросами:
— Как вы считаете, что могло случиться? И что с командой?
— Представления не имею.
— А есть ли шанс, что кто-то остался на борту?
— Нет. В этом случае они предприняли бы какие-либо попытки снять судно с мели. Если бы запускали мотор, подняли бы песок со дна и взбаламутили воду, или мы бы заметили за кормой стоп-анкер. Нет, яхту бросили еще до того, как она отдрейфовала на мель.
— Но как это произошло? И почему? Ингрем недоуменно покачал головой:
— Не знаю, что и предположить. Плохой погоды не было, да и признаков повреждений не заметно. Холлистер не мог вести яхту туда в одиночку, ему нужна была помощь. На данный момент мы только и знаем, что у них не было даже второго ялика, чтобы на чем-то покинуть яхту, если бы они захотели. Вся эта история совершенно необъяснима.
— А что могло случиться с Холлистером?
— Вполне возможно, что он мертв. Помолчав, миссис Осборн спросила:
— Почему вы так думаете?
— Что-то заставило его снять одежду и часы, чтобы войти в воду, а обратно в ялик он не вернулся, поэтому, если его не окажется и на борту “Дракона”, то иных предположений нет.
— Понимаю, — коротко проговорила миссис Осборн.
Ингрем взглянул на нее, но женщина, отвернувшись к другому окну такси, упорно смотрела в него. Она так и не проронила ни слова, пока они ехали по городу. Ингрем предложил остановиться в Пайлот-Хаус-Клаб, и она согласилась. Вдруг, когда такси въехало в центральную деловую часть города, миссис Осборн попросила водителя остановиться и вышла.
— Мне надо кое-что купить, возьмите мой чемодан и бинокль и закажите комнату, я скоро приеду, — попросила она Ингрема.
Побрившись и приняв душ, капитан пообедал в одиночестве во внутреннем дворике у бассейна. Миссис Осборн так и не появилась. Ингрем пошел через дорогу в гавань для яхт. Никого из знакомых шкиперов там не оказалось, и он, не зная, как убить время, отправился в центр города, выпил несколько бутылок пива в баре Карлтон-Хаус. “Старею, — подумал он, — где я только не побывал, теперь уж не припомню с какой целью”. Снова и снова возвращаясь в одно и то же место, легко сосчитать прошедшие годы, дивясь, куда же утекло время. Просыпаешься утром, а за окном говорят по-испански, значит, это опять Мексика, тут же вспоминаешь, как перевозил на лихтерах бананы по реке Грихальва, как натужно ревел бензиновый мотор буксира, тянущего за собой цепочку старых барж, — то была пора безрассудной неуемной молодости. А потом приходят воспоминания о спасательных работах на реке Пануко, под Тампико, когда танкер сел на южный мол, потому что шкипер не стал ждать лоцмана, а сам не знал, что при северном ветре обстановка в южной части входного фарватера становится сложной. И вдруг осознаешь, что эти два события разделены одиннадцатью годами, и в этот промежуток времени была война, и несколько других стран, и здоровый кусок западной части Тихого океана. И Нассау...
Ах, какими счастливыми были те семь лет с Френсис и “Кансьоном”. Он встретил Френсис в 1948 году, когда она в компании еще четырех учительниц из Майами наняла яхту для недельного путешествия в Элевтеру. Они поженились в том же году и жили прямо на борту кеча в особом, принадлежащем только им двоим мире, где царило счастье. Он выполнял обязанности шкипера, она — его помощника. Они совершали чартерные рейсы вдоль побережья Новой Англии летом и вокруг Багамских островов зимой, это продолжалось до 1955 года. В тот год Френсис полетела домой в Сиэтл навестить мать и собиралась ехать в Чикаго с друзьями, чтобы сесть там на самолет до Майами. Жизнь остановилась в тот бесконечный яркий ноябрьский день, когда он услышал роковое сообщение по радио, а на островах Берри дул и дул северный ветер и воздух был прозрачен и чист. Френсис погибла в автокатастрофе в местечке Манхэттен, штат Монтана. Ингрем, оцепенев, стоял, держа в руках радиотелефон и ожидая, когда пройдет потрясение и он обретет способность мыслить и сможет вычленить, найти самый важный вопрос, ответ на который все объяснит. “Странно, — думал он, — куда только меня не заносило, а то единственное, с чем вряд ли смогу справиться, случилось в местечке, о котором я и не слышал”.
Ты, братец, перебрал пива или слишком много думаешь, когда пьян, решил Ингрем. Он вышел из бара и отправился назад в отель, куда добрался уже после одиннадцати. Дежурная за конторкой передала, что миссис Осборн звонила ему несколько раз в течение последнего часа.
— Спасибо, — поблагодарил Ингрем. Он поднялся в свою комнату, взглянул на телефон и пожал плечами. К черту миссис Осборн, надо ложиться спать. Телефон зазвонил, когда Ингрем расстегивал рубашку. Он игнорировал звонки, пока не сообразил: дежурная сказала ей, что он вернулся. Пришлось снять трубку.
— Мне надо с вами поговорить, — объявила миссис Осборн слегка заплетающимся языком.
— Я собирался ложиться спать.
— Это в одиннадцать-то часов? Вы что, хотите заслужить награду за благонравие?
— А до завтра с этим разговором подождать нельзя?
— Нет. Приходите ко мне, а то я сама приду.
Непробиваемая особа, подумал он. Лучше ее успокоить, а то начнет ломиться в дверь.
— Хорошо, приду.
Ингрем положил телефонную трубку и спустился в холл.
Глава 4
Дверь номера была приоткрыта. Когда Ингрем постучал, раздалось короткое:
— Входите.
Так он и сделал. Одетая в голубой халат миссис Осборн сидела на диване, положив ноги в прозрачных чулках на кофейный столик. Рядом на полу стояли бутылка “бакарди”, опустошенная на одну треть, две или три открытых бутылки с кока-колой, ведерко для льда и валялся дешевый детективчик. В руке она держала стакан.
Миссис Осборн презрительно оглядела капитана и недовольно фыркнула:
— Хорошо бы закрыть дверь. В случае чего, вы всегда можете закричать.
Впервые Ингрем уловил в ее речи южный акцент. Возможно, он слышался и раньше, но капитан не обратил внимания. Ингрем родился на юге, в Техасе, и, хотя не был там настолько долго, что потерял какой-либо акцент, обычно различал его у других. Дамочка не столько была пьяна, сколько вызывающе вела себя. Пышная копна золотистых волос была аккуратно уложена, губы накрашены. Но это ничего не значит, кто знает, что ей взбредет на ум. Ничего более непредсказуемого на свете, чем напившаяся женщина, он не встречал. Ингрем задал себе вопрос, без особого, правда, интереса, часто ли миссис Осборн напивается. Это было бы обидно, ведь она хороша собой, но ей уже за тридцать, а в этом возрасте приверженность к спиртному сказывается на внешности.
— Что вы так осуждающе смотрите, я и сама прекрасно знаю, — накинулась на него миссис Осборн.
— Что именно?
— То, что мои ноги лежат на кофейном столике.
— Los pies de la Senora Osborne estan en lamesa, — произнес он с монотонной интонацией говорящего попугая.
Она нахмурилась:
— И что это значит?
— Ноги миссис Осборн лежат на столе. Надо полагать, фраза из разговорника. А что, если мы потолкуем о ваших ногах утром?
— Капитан, мне кажется, вы меня не одобряете, не так ли?
— Я об этом не думал, а что, это имеет значение?
— Конечно имеет. Вы разве не понимаете, что я могу перерезать себе вены от отчаяния?
Ингрем ничего не ответил, подумав, что глупее разговора представить невозможно. Дамочка не так уж напилась, чтобы все вокруг ломать и крушить, поэтому, если она немного проветрится, ему удастся уйти без скандала и отель не будет разнесен. Вряд ли стоит гадать, с чего это ее так разобрало. Может, он не уловил намека, когда она попросила заказать им места в отеле, но ему и в голову не пришло, в чем тут дело. Если этой красотке захотелось, так сказать, немножко поразвлечься, она могла бы найти кого-нибудь и получше, при ее-то внешности. В таком городе, как Нассау, полно более молодых и привлекательных мужчин. Скорее всего, дамочка ожидала, что он станет ее домогаться, а она ему даст от ворот поворот. Но у него и мысли такой не возникло. “Да, старею”, — подумал Ингрем. Или, как она его упрекнула, он ее не одобряет. Что ж, действительно, она ему не очень нравится. Наверное, в этом-то и разгадка: женщина почувствовала его неприязнь и обиделась, хотя трудно понять почему. Эта зеленоглазая красотка выглядит весьма самоуверенной и не производит впечатление особы, придающей значение мнению окружающих.
Миссис Осборн молчала, уйдя в свои мысли, казалось позабыв о его присутствии.
— Зачем вы хотели меня видеть? — спросил Ингрем.
Она плеснула еще рому в стакан:
— По поводу Холлистера. Капитан задумчиво прищурился:
— А в чем дело?
— Мне надо вас кое о чем спросить. Когда Холлистер нанимал вас для этой якобы работы, то ничего не говорил о том, что он врач?
— Нет.
— Вы уверены?
— Вполне.
— Только наплел, что он президент фирмы по производству лекарств? Да, все это вполне укладывается в схему.
Подозрения Ингрема, что женщина не настолько пьяна, как кажется, подтвердились.
— О чем это вы?
— Да все о медицине, — пробормотала миссис Осборн, как будто говорила сама с собой. — Его мамашу наверняка напугал тест на беременность.
— Вы его знаете, не так ли?
— С чего это вы взяли?
— Вы потратили больше тысячи долларов, чтобы пролететь с биноклем над “Драконом”, высматривая его.
— А может быть, я просто хотела что-то разузнать?
— Как вы считаете, кем был этот человек?
— Вас это не касается.
— Меня — нет, но вполне может заинтересовать полицию, вы об этом подумали?
— Плевала я на полицию. Если я лично должна заниматься поисками собственной яхты, пусть сидят и помалкивают. Говорю вам, у меня есть только кое-какие предположения.
— У него были похожие часы?
— Да, но это ничего не доказывает. Конечно, они необычные, но существуют не в единственном экземпляре.
— А как насчет моего описания внешности Холлистера?
— Подходит, как и к множеству других людей. Но есть одна деталь, которая кажется мне более важной, чем все остальное. Вы, наверное, удивились, почему он не захотел сам осмотреть яхту, а послал вас?
— Конечно.
— Дело в том, что его мог узнать старик Танго. Холлистер уже был на борту “Дракона”.
Ингрем согласно кивнул:
— Это резонно. Но зачем ему понадобилось его красть?
— Представления не имею.
— Кто он?
— Просто человек, с которым я была знакома. Его зовут Патрик Айве. Если, конечно, мои предположения верны.
— Он понимал что-нибудь в мореплавании?
— Кажется, немного. Мне известно, что он ходил на маленьких яхтах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23