А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Магомед. А я все же за то, чтобы что-нибудь изменить в этом колесе…
Иисус. Ну что ж… Давайте попробуем всех людей сделать на йоту умнее. Думаю, нам втроем это будет под силу, если мы объединим свои устремления…
Будда. Хорошо, думаю, вреда от этого особого не будет…
Магомед. Иншалла! Вот и порешили.
Занавес.

Действие второе
Сцена 4
Декорации изображают вершину высочайшей горы в мире – Джомолунгмы.
Однако на сцене по-прежнему стоят пять кроватей, расставленные полукругом к зрителям. На четвертой кровати по-прежнему кто-то лежит, укрывшись с головой. В центре образовавшегося круга стоят Будда, Магомед и Иисус, одетыеcответственно своим каноническим образам. Ветер колышет их одеяния.
Будда. Добро пожаловать на крышу мира… Точнее, на ее самый что ни на есть шпиль… Когда у мира едет крыша, это особенно заметно здесь. Джомолунгма ведь в переводе с тибетского означает Божественная гора… А все, что божественно, неизбежно притягивает к себе нас, Его посланников…
Магомет (обращаясь к Будде ). Извини, позволь спросить, почтеннейший! Я давно уже не пытаюсь делать различий между галлюцинациями и прозрениями, но все-таки скажи, эти кровати мне только привиделись, или они действительно здесь стоят?
Будда. Да, я решил, что стоит их прихватить… Вдруг мы притомимся, всегда есть где прилечь.
Магомет с облегчением садится на кровать.
Иисус (обращаясь к Магомеду ). А кстати, как ты пытался отличить галлюцинации от истинных пророческих видений? А главное, как тебе удалось убедиться, что они от Бога, а не от Сатаны? (При этих словах лежащий на четвертой кровати начинает нервно ворочаться и охать. Все трое оглядываются на него. После краткой паузы Иисус продолжает. ) Ведь именно в этом и заключается главная сложность профессии пророка. Важно даже не доказать всем, что ты пророк, а прежде всего доказать самому себе, что ты не псих, то есть не простой умалишенный с хорошо сформированным бредом, а настоящий пророк, и только доказав себе, ты можешь попытаться возвестить об этом миру…
Магомед. Ах, Иса, не говори… После первых моих видений дни и ночи не покидали меня мучительная неуверенность и тревога. Идея, что сам Бог явился ко мне, была мной отвергнута, как явно противоречащая сложившимся у меня представлениям о сущности Бога. В то, что это просто порождения моего больного сознания, я не верил. Был у меня тайный знак, который давал мне уверенность в том, что это не бред. Оставалось выяснить, ангел это или демон…
Однажды я лежал без сна. Рядом спала одна из моих жен, и тут ночной гость вновь пришел в мою спальню. Я разбудил Хадиджу. «Он пришел, – сказал я ей», – но сколько Хадиджа ни всматривалась в темноту, она никого не видела, – для нее комната была пуста. Тогда незаметно для меня, не спускавшего глаз с места, где находилась эта таинственная фигура, Хадиджа сбросила с себя одеяло. «Видишь ли ты его теперь?» – спросила она. «Нет», – ответил я, ибо фигура мгновенно и бесшумно исчезла. «О, сын моего дяди, – воскликнула мудрая Хадиджа, – возрадуйся и успокойся! Слава Богу, он ангел, а не дьявол: только целомудренный ангел, это дитя света, не мог остаться в комнате после моего бесстыдного поступка. Дьявол и не подумал бы удалиться при виде моей наготы!». Так сказала мудрая Хадиджа…
Будда. Ну что ж, весьма убедительно.
Иисус. Да, тут не поспоришь! А ты рассказывал Главврачу про этот эксперимент?
Будда. Ведь это же бесспорное доказательство!
Магомед. Конечно, рассказывал. Этот безумец ничего и слышать не хочет. Говорит: «Мы тебя вылечим…» Он вылечит!
Иисус. Да, Главврач у нас явно не в себе. Где это видано, чтобы пророков пытались исцелить? То, что пророки исцеляют, это ясно, но пытаться исцелить пророка – это абсурд.
Магомед. Для пророка нет исцеления, потому что пророк не болен. Самонадеянный индюк этот Главврач. Порази его безумием, Аллах! Пусть вполне вкусит всю прелесть душных объятий безумства!
Иисус. Не будь жесток к нему, Магомед, он лишь заблудшая овца…
Магомед. Заблудшая овца – обед для волка. Я ведь тебе не предводитель пастухов табуреток! Я знаю, как обращаться со скотом…
Иисус. Я вовсе не высказывал никаких сомнений по этому поводу! Я просто подумал, что если мы попросим Отца сделать всех людей немного умнее, то и Главврач тоже поумнеет и, возможно, передумает делать нам эту жестокую операцию.
Будда. Тогда довольно терять время. Давайте совершим то, для чего мы взошли на этот высочайший на земле пик!
Все трое берутся за руки и начинают водить хоровод повторяя:
Бог великий! Бог людей!
Сделай их чуть-чуть умней!
Бог великий! Бог людей!
Сделай их чуть-чуть умней!
Бог великий! Бог людей!
Сделай их чуть-чуть умней!
На небе громыхает гром и блестит молния.
Будда. Кажется, сработало!
Все трое рассаживаются по своим кроватям.
Иисус. Как же это замечательно. Теперь если я – Иисус Христос – явлюсь к ним, поумневшим, никто больше не станет меня распинать! Меня пригласят к обеду, выслушают…
Магомед (перебивает ). …и от души посмеются!
Иисус. Это жестоко. Пожалуйста, не надо так говорить…
Магомед. А что? Я ничего… Умные ли люди, глупые ли – нет разницы. Только мечом их можно убедить… только мечом…
Иисус. А я говорю – словом и любовью!
Магомед. А я говорю – только мечом…
Иисус. А я говорю – терпением и милосердием…
Будда. Не ссорьтесь! Вы ведь оба правы… Только припугнув, можно действительно добиться внимания… Но только по-настоящему испугать человека нечем. Лет через двести после моего рождения кто-то хорошо сказал в эпосе Бхагавадгида… «Кто думает, что он убивает, или кто полагает, что убить его можно, оба они не знают: не убивает он сам и не бывает убитым. Он никогда не рождается, не умирает, не возникая, он никогда не возникнет…
Рожденный, однако, неизбежно умрет, умерший неизбежно родится…» Но все это только тело, жалкая временная оболочка. Так что людям ни твоего, Магомед, меча не должно быть страшно, ни твоего, Иисус, милосердия не нужно…
Иисус. Может быть, то, что ты говоришь, и верно, да только от этого страдания людские не меньше! И милосердие страждущим необходимо!
Магомед. А я говорю: только мечом… Пусть оболочка. Пусть прах. Но человек должен добиваться своего! Без этого нет смысла в жизни земной, да и вообще нет смысла! Если мы будем слизняками бессловесными, тлями бестелесными, тогда смысл мира не стоит и дорожной пыли, оседающей после того, как прошел усталый караван.
Иисус. Ну, так или иначе, мы скоро сможем убедиться, насколько мир станет лучше, если люди станут хоть на йоту умнее.
Будда (вторит ему ). Не будет войн, не будет голода, не будет несправедливости, ведь все это от глупости неизбывной.
Магомед (мечтательно ). И бедных слонов люди перестанут жечь огнем…
Иисус. И нас отпустят на все четыре стороны. И мы будем свободно проповедовать. Ты, Магомед, научишь людей решительности, твердости и смелости, ты, Будда, – спокойствию и самосозерцанию, а я – любви и доброте. Кстати, разве в этом и не будет заключаться наше второе и последнее пришествие? Разве не опустится на землю Царство Божье?
Магомед (прослезившись ). Иногда, когда я тебя слушаю, Иса, мне хочется сменить белого верблюда на белую ослицу… Аллах ведь милосердный! Прежде всего милосердный! Я-рахман! Я-рахман!
Будда. Ребята, а вам не кажется, что мы друг друга прекрасно дополняем! Может, выпьем за это? (Достает из-за пазухи початую бутылку водки. )
Магомед (немного раздраженно ). Будда, ну к чему эта клоунада? Ты же знаешь, что я не пью… Кстати, ты ведь тоже не пил. С чего это тебя так на водку потянуло?
Будда. Да приучили. Меня спрашивают мужики: «А ты буда?», я отвечаю: «Будда!» А они мне наливают! (Предлагает водку Иисусу. Тот жестом отказывается .)
Будда (немного разочарованно ). Ну, не хотите, как хотите… А могли бы организовать эдакий исламо-христо-буддизм…
Магомед. Давно пора! Только, чур, все принимают нашу веру… Ну, как положено. Торжественно говорят: Бог – Един, а Мухаммед его пророк!
Будда. Можно и так … Главное, перестань быть таким сердитым!
Магомед. Я – не сердитый. Я – целеустремленный.
Иисус. А не пора ли нам возвращаться в больницу? (Подергивает плечами от холода .) Я как-то не по погоде одет. Здесь хоть воздух и свежий, но высокогорный… Дышится тяжело и холодно. Да и этот товарищ на койке (показывает на четвертую кровать ) совсем от холода окочурился.
Магомед. А зачем, Будда, ты его сюда приволок? Зачем нам лишние свидетели, да еще такие?
Будда. Я его не приволакивал. Он сам приволокся. Он ведь как кот – ходит сам по себе…
Иисус. Ну да, падший ангел… Свободный дух!
Магомед. Знаете что? Прежде чем возвращаться… Надо бы проверить, как там они… люди… поумнели. А то мало ли что!
Будда. Ну, давайте для пробы кого-нибудь сюда призовем!
Иисус. Главврача?
Будда. Он не показатель…
Магомед. Он вообще умопомешанный…
Иисус. А может быть, Санитарку?
Будда. Понравилось, как она тебе поклоны отбивает…
Иисус. Не завидуй.
Будда. Я не завидую.
Магомед. Я не против. Заодно пусть и обед принесет. Иншалла! (Колдует себе в нос .)
Сцена 5
Те же и Санитарка. Тележки с обедом при ней нет.
Санитарка (тяжело дыша ). Вот вы куда, миленькие, забрались…
Иисус. Да, матушка, да, милая. Вот решили мы человечество умнее сделать, ну, хоть чуть-чуть. Как там, внизу?
Санитарка (торжественно обращаясь к Иисусу ).
Отдаваясь немому и юному соло
Побелевшего неба в расщельях домов,
По привычке взгрустнув по кресту и рассолу,
Мы внезапно постигнем нелепое: Он –
Тот, которого ждали по ветреным стойлам
Позабытых, но вряд ли прощенных эпох,
Тот, который, любя, терпким потчевал пойлом,
Охраняя всю жизнь каждый стебель, чтоб не сдох,
Тот, которого нам выдавали по каплям
Нерешенные скопом загадки времен,
Тот, за кем мы ступали по пяткам, по пяткам,
Пятясь вспять, понимая, что это не Он,
Тот, с которым мы пели, мучительно тужась,
Выводя ту небесную скатерть хоров,
Тот, которому следовал, следовал ужас

Вслед за томною вязью волхвов и даров,
За которым вполне, сколько следует нищим
То ли духом, то ль именно нищим вообще,
Мы царапали камни израненным днищем
Скорбных дней и не дней, распыленных вотще,
Тот, за кем мы успели едва ли, увы ли,
Тот, о ком мы не плакали даже крестясь,
Тот, о ком мы по рытвинам жалостно выли,
Вынимая руками из рытвины грязь,
Он, пришедший, молчит среди нас не нарочно,
Не припрятанный вящею Библией слов,
Он реальный, живой, так что сладко и тошно,
Проживает средь нас, как в пучине веков.
Не ищите, не ждите, что надо – свершилось,
Только крепче сомкните свои голоса,
Эта правда придет сквозь мирскую замшелость,
Эта правда придет, о себе голося!
Все трое доброжелательно аплодируют Санитарке. Когда аплодисменты умолкают, становится слышно, что четвертый больной тоже аплодирует под одеялом.
Сатана (из-под одеяла, приглушенно ). Браво, няня! Браво, няня!
Все трое удивленно смотрят на четвертую кровать. Ведь это первые слова, произнесенные четвертым больным.
Иисус. Гляди, матушка, как ты его пробрала…
Магомед. А, что, он искусство любит…
Санитарка (гордо кланяясь ). Спасибо…
Будда. Сама сочинила или заучила из какого-нибудь автора? Память-то улучшилась? Голова не болит? Мысли не давят?
Санитарка (гордо ). Это экспромт…
Иисус. Недурно!
Магомед. А все же, где обед, мудрая женщина? Ведь сейчас у нас не Рамадан, чтобы голодом морить!
Санитарка (невозмутимо ). А обеда не будет… Людям больше не нужна еда. Неедение – это состояние или образ жизни, находясь в котором человек долгое время – например, годы или даже всю жизнь – не нуждается в пище, при этом его тело нормально функционирует. Неедящий – это человек, который полностью достиг неедения, а потому способен не есть и не пить, так как его организму это не нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48