Это теперь, в общем-то, модно.
– Дурацкая мода! Глядеть противно, – махнула костлявой рукой старуха. – Он и носит такие штаны. У него вообще на каждый вечер новый костюм. И чего он только не надевает! Но я вам скажу, что этим утречком он вышел в «дудочках». Брючки такие еще во времена царя Гороха носили. Я-то помню! Славненькое было времечко! Да… Вышел он, говорю вам, в узеньких брючках, до косточек. И носки бордовые видны были. Значит, потом не он это был. Значит, краля эта и заходила. Сперва к Ваське. А потом – шмыг к соседу. Ключик у нее всегда при себе имеется. Уж я-то знаю!
– Ну, бабушка, спасибо за ценную информацию, – торжественно произнес Вано, сообразив, что все, что можно, мы уже вытянули из бабули. Он крепко пожал руку ей, да, видно, не рассчитал силы. Бабуля восприняла это как величайший знак почестей.
– Ну, куда вы так спешите, милки? Может, еще по рюмашечке? За рюмашечкой и разговор поскладнее будет.
– Нет, бабуля, – уже более строго ответил Вано, – нас ждут дела.
– Понимаю, понимаю, – хитро подмигнула она красным глазом. – Я-то сразу скумекала, из милиции вы.
Мы удивленно переглянулись.
– Да не пугайтесь вы так. Я милицию, ох, как уважаю. Поэтому все вам без утайки и выложила. От чистого сердца. К тому же не по вкусу мне этот тип и его краля. Я-то свое пожила. Уж знаю, что в этой квартирке что-то нечисто. Так что на меня можете рассчитывать. Уж теперь я постараюсь побольше увидеть. И дырочку в дверях поболее сделаю. Где вас-то найти, когда будет важная информация?
– Где? – Вано откашлялся. – Мы сами, если надо, вас разыщем, бабушка. Но вы не переусердствуйте, пожалуйста. Живите, как и жили, понятно?
– А как же! Чтоб не спугнуть злодеев. Мне все понятно. Конспирация, так, милки? – И, вновь хитренько подмигнув, она исчезла за своей дверью.
А мы еще некоторое время чувствовали, как из дверной щелочки смотрят на нас круглые любопытные глазки, поэтому поспешили скрыться в квартире Васи, чтобы как следует переварить информацию.
Мы сидели на Васином диване. Пили Васин кофе. И молчали. А за Васиным окном светило тоже, наверно, Васино солнце. Осень нам дарила последнее тепло, от этого становилось еще грустнее. Мне очень не хватало девушки, но я понимал, что печальные мысли надо запрятать глубоко-глубоко. И сосредоточиться на фактах, которые могут привести к истине.
– Да-а-а, – нарушил молчание мой друг. – Старуха хоть и пьяница, но не принимать во внимание то, что она нам рассказала, нельзя. Без сомнения, хотели украсть эту скульптуру. И это наверняка был сосед. Или его девица. Но, скорее, они вместе запланировали кражу. Думаю, теперь не важно, кто именно ударил тебя по голове, он или она. Главное – дождаться этого типа.
– Если он работает по ночам, мы можем прождать его до рассвета. Не проще ли сходить в домоуправление и узнать, кто здесь проживает?
– Не думаю, что нам с радостью начнут выкладывать информацию, – возразил Вано. – Мы же не из милиции, которую так боготворит бабуля. К тому же не хотелось бы спугнуть этого парня.
– В таком случае, Вано, ты можешь здесь торчать до утра. Но мне это не светит. Я должен отнести Васе кое-какие вещи. А до этого переговорить с Оксаной.
Я собрал вещи по списку и направился к выходу. Вано последовал за мной. Открыв дверь, мы моментально поняли, что опять повезло: к нам спиной стоял высокий стройный человек в брюках-«дудочках», из-под которых выглядывали бордовые носки. Его волосы были тщательно смазаны гелем. Он неторопливо открывал свою дверь ключом. На звук наших шагов он резко повернул голову и, потрясенный, вскрикнул:
– Вы?
Мы, в свою очередь, не менее удивленно уставились на него. Вообще этим утром мы все делали одновременно и были чертовски похожи на сиамских близнецов.
– Да уж, – первым нашелся Вано, – вот так сюрприз. А я и не знал, что вы, господин Толмачевский, сосед Василисы.
Толмачевский явно нервничал, пощипывая свои тоненькие усики.
– Собственно говоря, что вы тут делаете? – некстати сказал он. – Насколько мне известно, Василисы в данное время нет. И, возможно, еще долго не будет.
– А вот это – как сказать, – ответил я. – Думаю, с вашей помощью нам удастся освободить ее из тюрьмы.
– С моей помощью? – Он удивленно вскинул черные густые брови. – Что вы этим хотите сказать, Ник?
Мне вообще-то хотелось не говорить, а просто врезать по этой физиономии. Я уже понимал, что он играет не последнюю роль в этой криминальной драме. Но ни говорить, ни бить его мне не пришлось, потому что я почувствовал легкий шорох за дверью и вспомнил, что мы не одни: бабуля, вообразив себя великим сыщиком, неотступно следит за движениями наших ног, и ее зоркий глаз прилип к глазной скважине. Мне это не совсем нравилось, поэтому я предложил продолжить беседу в квартире управляющего «КОСА». Он некоторое время колебался, но отказ пригласить нас оказался бы не в его пользу. И он, широко распахнув дверь, предложил нам войти.
Я вовсе не удивился, что он жил именно так, а не иначе. Меньше всего я представлял его живущим в убогой хижине и довольствующимся картошкой и чаем. Его квартира была отделана на западный манер. Интерьер создавал впечатление роскошного простора и одновременно изысканной простоты. Типичная эстетская стильность. Безупречное чувство пропорций. Даже дверные ручки были не просто ручками, а непременно в форме листа. А стены в прихожей были непременно белыми, тем самым создавая иллюзию большого пространства. Зеркало в коридоре отражало гостиную. Сама гостиная выглядела нарочито «холодной», и эту строгость подчеркивала черная мебель: легкие стулья, один овальный и два маленьких круглых стола. Белые жалюзи, длинный белый светильник и небольшая коллекция работ современных художников, чья абстрактная живопись, несомненно, повлияла на стиль всей квартиры.
А еще в интерьер неожиданно вписалось покрывало на диван, сделанное из белого льна с фетровыми аппликациями. Здесь не было ничего лишнего и ничего дешевого, начиная от сделанных из африканских масок светильников в прихожей и напольных ваз, расписанных восточными узорами. Заканчивая коллекцией картин и старых икон.
Я, конечно, понимал, что управляющий ночного клуба, где нас до отвала бесплатно кормили самыми деликатесными блюдами и поили до умопомрачения самыми изысканными винами, не может жить иначе. И все же… Я чувствовал, что это не все имеющиеся ценности и Толмачевский намеренно ютится в скромненьком доме, путь и в центре столицы. Еще я чувствовал, что количество денег, сосредоточенных в руках администрации «КОСА», достигает космических размеров, и, без сомнений, следствие нужно вести именно в этом направлении. Разгадка – в «КОСА».
Толмачевский достал из стеклянного бара бутылку неизвестного нам напитка и улыбнулся, и даже причмокнул языком.
– Это ратафия. Не слыхали? Иначе – сладкая водка. Мне приготовили ее по старинному рецепту. Замечательный вкус! Не откажите, попробуйте.
Мы с Вано сидели, как круглые болваны, не зная, как себя вести. Но на всякий случай решили не отказываться от выпивки, чтобы почувствовать себя свободнее в этих хоромах. Васин жалкий коньячок, от которого все время першило в горле, не шел ни в какое сравнение. Мягкое, нежное тепло сразу разлилось по телу, и мои глаза наполнились слезами.
– Удивительный напиток, не правда ли? – продолжал Толмачевский, желая протянуть время. – И делается ратафия из толченых персиковых косточек. Представляете, как просто! Ими нужно наполнить штоф до половины, залить (по горлышко) старой французской водкой, поставить на солнце недели на четыре или пять, потом слить и на бутылку этой водки всыпать один фунт сахара. А пить ратафию лучше всего из таких вот рюмочек, сделанных из тончайшего богемского стекла, чтобы хорошо был виден золотисто-янтарный цвет напитка. Не правда, ли, здорово?
Мы с Вано пили молча. Мы не были приучены к ратафиям, но наслаждались чудной водкой не меньше Толмачевского, при этом отлично помня, что вовсе не за этим сюда явились.
А Игорь Олегович уже совершенно взял себя в руки и стал предельно спокоен. Пожалуй, это спокойствие вернулось к нему именно в его роскошном доме. Поглядывая на нас, людей сомнительной внешности, он понял, что ему нечего бояться: деньги и власть всегда сумеют его защитить. Я же, изучая его холеную внешность, его безупречный интерьер, поклялся, что наказания на сей раз ему не удастся избежать.
– Ратафия действительно прекрасна, – сухо сказал я, – но нас прежде всего интересует, что вы делали сегодня утром, между одиннадцатью тридцатью и двенадцатью тридцатью.
Он удивленно вскинул брови, а потом неожиданно рассмеялся во весь голос.
– Ник! Не будьте смешным! На такие вопросы я вам отвечать не обязан. Или у вас имеется лицензия на содержание частного сыскного агентства?
– Не имеется, – в тон ему ответил Вано, – и, безусловно, на этот вопрос вы будете отвечать в прокуратуре, после того как мы там расскажем, что сегодня в указанное время кто-то проник в квартиру Василисы Вороновой, кстати, вашей ближайшей соседки. Проник с целью кражи и покушался на жизнь Задорова, по необходимости оказавшегося в этой квартире.
На сей раз этот красавчик Толмачевский не на шутку встревожился: его широкие, восточного типа скулы напряглись, а восточного типа, узкие глаза расширились.
Казалось, он действительно удивлен.
– Ник, на вас покушались? О Боже! Неужели! Здесь! Но кто? Зачем? Я не понимаю… Какой смысл?
– Это мы и хотим выяснить.
Толмачевский закурил длинную тонкую сигару, после чего вновь взял себя в руки.
– Странно одно, что все это вы почему-то желаете выяснить у меня. Смею вас заверить, господа, что в указанный вами промежуток времени я отсутствовал.
– Хорошо, допустим, – кивнул Вано, – вас не было. Тогда, скажите, Игорь Олегович, кто в это время имел возможность открыть дверь вашим ключом? Есть неоспоримые доказательства, что в эту квартиру заходили.
Толмачевский вплеснул руками. И на указательном пальце блеснул перстень с рубином.
– Это исключено! Ключ имеется только у меня. И у моей дамы.
– Кто она?
– На этот вопрос я не обязан отвечать. Это сугубо интимные вещи. Но в любом случае в это время она не могла присутствовать в этой квартире, поскольку я лично встречался с ней в отдаленном от этого дома месте.
Мы переглянулись. Это становилось любопытным. Они, видимо, решили состряпать друг другу железное алиби. Что ж, достойная попытка заморочить наши головы.
– И где вы встречались? Наверняка в загородном лесу, где ни души. И вас, без сомнений, никто не видел.
– Напротив. – Толмачевский в упор смотрел на меня. И на его лице не дрогнул ни один мускул. – Напротив, Ник. Мы встречались в самом многолюдном месте, в ресторане «Плаза». Не думаю, что вы там бывали, – язвительно добавил он, – но смею вас уверить, что там всегда полно интуристов и «новых русских».
При словосочетании «новые русские» я невольно заскрежетал зубами. Я терпеть не мог этого определения. Подобных Толмачевскому я всегда причислял к неким неполноценным гибридам, которые ни к России, ни к Западу не имеют никакого отношения. Они старательно делали вид, что возрождают Россию, жалко копируя Запад, начиная с трусов и кончая идеями. В итоге превращаясь в уродов, по несчастливой случайности родившихся в нашей стране и, к счастью для заграницы, туда не смотавшихся.
Я не мог понять, откуда они появились, каким дьяволом рождены, какой чудовищной мыслью выкормлены. Продавшие Россию. Крикливо молящиеся за нее и одновременно пьющие из нее кровь. Такого мерзкого цинизма, пожалуй, не знала ни одна страна. И ни одна страна не позволила бы себя так опозорить, заплевав свое прошлое и настоящее.
После таких гладковыбритых рож «западного образца», после таких гладковымытых блестящих квартир «западного образца» мне всегда хотелось сбежать в чисто поле, встретить на пути какого-нибудь старичка, старого русского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58