– О’кей.
– Вторую часть я всю отхронометрировал. Что вы хотите знать?
– Когда он отключился?
Купер кисло взглянул на листок бумаги в своей руке и сказал:
– Фольклорные певцы закончили в восемь тридцать семь. Стэн шел сразу за ними. С голливудским типом он провел перед камерой две минуты и двенадцать секунд. Когда гость ушел со сцены, Стэн сам исполнил сцену для рекламы кофе. Он немного перебрал оплаченную минуту, на самом деле реклама длилась минуту и сорок секунд. Пантомиму свою он начал в восемь сорок одну минуту пятьдесят две секунды. Он вел миманс две минуты и пятьдесят пять секунд до того момента, как отключился. Это значит, что он был в эфире семь минут и семнадцать секунд подряд. Он потерял сознание в восемь часов сорок четыре минуты семнадцать секунд.
– Спасибо, – сказал Мейер, – вы мне очень помогли. – Он направился к двери, которая вела вниз. Купер загородил ему дорогу. Он встретился взглядом с Мейером, глаза его смотрели изучающе.
– Его отравили, да? – спросил он.
– Почему вы так думаете, мистер Купер?
– Все об этом говорят.
– Это не значит, что так оно и есть, верно?
– Доктор Нелсон говорит, что вы будете настаивать на вскрытии.
– Это верно.
– Тогда вы действительно думаете, что его отравили.
Мейер пожал плечами.
– Я еще ничего не думаю, мистер Купер.
– Послушайте, – сказал Купер и снизил голос до шепота. – Послушайте, я... я никому не хочу доставить неприятности, но... до эфира сегодня вечером, когда мы репетировали... – Он резко замолчал. Потом бросил взгляд на студию. К коридору подходил мужчина в спортивной куртке, вынимая из кармана сигареты.
– Продолжайте, мистер Купер, – сказал Мейер.
– Да ладно, – ответил Купер и быстро ушел прочь.
Мужчина в спортивной куртке вышел в коридор. Едва кивнув Мейеру, он сунул сигарету в рот, оперся о стену и чиркнул спичкой. Мейер вынул из кармана свою сигарету, а затем обратился к мужчине:
– Простите. Вы не дадите мне прикурить?
– Конечно, – сказал мужчина. Это был небольшой человек с пронзительным взглядом голубых глаз и короткой стрижкой, которая делала его лицо почти треугольным. Он зажег спичку для Мейера, потом затушил ее быстрым движением руки и снова оперся о стену.
– Спасибо, – сказал Мейер.
– Не за что.
Мейер подошел к тому месту, где стояли Крэнтц, Нелсон и больничный врач. Больничный врач был явно озадачен. Он приехал по срочному вызову, а сейчас никто не знал, что ему делать с телом умершего. Он повернулся к Мейеру с надеждой, что хоть кто-то возьмет на себя ответственность.
– Вы можете забрать тело, – сказал Мейер. – Отвезите его в морг на вскрытие. Скажите там вашим людям, что вскоре туда приедет один из наших детективов. Его зовут Карелла.
Врач скрылся так быстро, словно боялся, что кто-то изменит это решение. Мейер посмотрел в сторону коридора, где мужчина в спортивной куртке все еще курил, прислонясь к стене.
– Кто это там в коридоре? – спросил он.
– Арт Уэзерли, – ответил Крэнтц. – Один из наших авторов.
– Он сегодня вечером был здесь?
– Конечно, – сказал Крэнтц.
– Хорошо. Кто еще связан с шоу?
– С кого мне начинать?
– Я хочу знать, кто сегодня был здесь, вот и все.
– Зачем?
– О, мистер Крэнтц, прошу вас. Джиффорд мог, конечно, умереть и от здешнего шума, ну, а вдруг его отравили? Так кто был сегодня здесь?
– Ладно. Здесь был я. И мой секретарь. Мой компаньон – продюсер и его секретарь. Директор студии и его секретарь. И...
– Здесь что, секретарь есть у каждого?
– Не у каждого.
– Давайте послушаем дальше.
Крэнтц сложил руки, а затем стал перечислять по памяти:
– Режиссер и помощник режиссера. Две голливудские звезды и фольклорные певцы. Два художника, художник по костюмам, агент, отвечающий за приглашения, хормейстер, хор – семнадцать человек, – дирижер оркестра, два аранжировщика, тридцать три музыканта, пять авторов, четыре библиотекаря и копировальщика, музыкальный антрепренер, аккомпаниатор, хореограф, шесть танцоров, пианист для репетиций, художник по свету, звукорежиссер, два распорядителя, двадцать девять инженеров, двадцать семь электриков и рабочих сцены, три полицейских телевизионной компании, тридцать пять посыльных, три гримера, парикмахер, девять кастелянш, четыре представителя спонсоров и шесть гостей. – Крэнтц удовлетворенно кивнул. – Вот кто был сегодня здесь.
– Что вы тут собирались сотворить? – спросил Мейер. – Начать третью мировую войну?
* * *
Пол Блейни, младший медицинский эксперт, никогда еще не производил вскрытия знаменитостей. Бирка на запястье трупа, а также Мейер и Карелла, которые ждали в коридоре, подтверждали, что человек, лежащий перед ним на столе из нержавеющей стали, был не кто иной, как Стэн Джиффорд, телевизионный комик. Блейни пожал плечами. Труп есть труп, но Блейни был счастлив тем, что труп этот не был изуродован в автомобильной катастрофе. Сам он никогда не смотрел телевизор. Он взял в руки скальпель.
Ему не нравилось, что в коридоре болтаются два детектива. Глядишь, в следующий раз они придут в прозекторскую и будут подсказывать, как ему держать щипцы. Кроме того, ему претила мысль, что какому-нибудь трупу, пусть даже и трупу знаменитости, оказывалось предпочтение. Что это такое, вызывать человека в середине ночи для вскрытия. Конечно, Мейер терпеливо объяснил, что случай этот необычный и, скорее всего, привлечет большое общественное внимание. И, чего уж говорить, симптомы отравления налицо. Но Блейни все равно это не нравилось.
Он не любил, чтобы на него давили. Человек должен иметь возможность спокойно рассмотреть печень и почки. Без того, чтобы ему в затылок не дышали полицейские. Обычно процедура состояла в том, что он делал вскрытие, писал отчет, а затем отсылал его ведущим следствие детективам. Если речь шла об убийстве, то иногда требовались дополнительные отчеты, которые иногда Блейни делал, а чаще всего нет. Их отсылали в Северный и Южный отделы расследования убийств, шефу полиции, начальнику детективного управления, районному шерифу и в техническую полицейскую лабораторию. Иногда, когда Блейни пребывал в особо благостном расположении духа, он звонил участковому детективу и диктовал ему отчет о вскрытии. Но полицейских в его коридоре никогда ранее не было. Ему это не нравилось. Совсем не нравилось.
Он зло сделал первый надрез.
А в коридоре Мейер сел на скамью, стоящую вдоль зеленой стены, и наблюдал за Кареллой, который ходил перед ним взад-вперед, словно ожидал рождения собственного ребенка. Голова Мейера послушно делала медленный поворот, следя за продвижением Кареллы в один конец короткого коридора и обратно. Мейер был почти одного роста с высоким Кареллой, но крепче сбит, поэтому казался ниже и толще, особенно когда сидел.
– Как приняла это известие миссис Джиффорд? – спросил Карелла.
– Вскрытие никому не нравится, – сказал Мейер. – Но я приехал к ней сам и объяснил, для чего это делается, так что она смирилась с неизбежным.
– Что она за женщина?
– Не понял.
– Если его отравили...
– Ей лет тридцать восемь-тридцать девять, высокая, привлекательная. Впрочем, тут трудно сказать наверняка. Косметика размазана слезами по всему лицу. – Мейер помолчал. – Кроме того, ее не было в студии, если это говорит о чем-либо.
– Кто был в студии? – спросил Карелла.
– Я попросил Дженеро записать все имена, прежде чем отпустить их. – Мейер помолчал. – Если честно, Стив, я надеюсь, вскрытие покажет, что он умер естественной смертью.
– Сколько человек было в студии? – спросил Карелла.
– Я думаю, мы можем не принимать во внимание студийную аудиторию, согласен?
– Согласен. Сколько их было в этой аудитории?
– Пятьсот шестьдесят.
– Ладно, забудем о них.
– Остаются те, кто связан с шоу и был там сегодня вечером.
– А этих сколько? – поинтересовался Карелла. – Пара дюжин?
– Двести двенадцать человек, – сказал Мейер.
Дверь прозекторской отворилась, и в коридор вышел Пол Блейни, стягивая с рук резиновые перчатки. Он посмотрел на Мейера и Кареллу кисло, с явным неудовольствием и спросил:
– Ну, так что же вы хотите знать?
– Причину смерти, – сказал Мейер.
– Острое отравление, – ответил Блейни.
– Каким ядом?
– Он лечился от болезни сердца?
– Его врач говорит, что нет.
– М-м-м, – промычал Блейни.
– Ну? – сказал Карелла.
– Это очень странно... он отравился строфантином. Я нашел его в тонком кишечнике и решил...
– Что такое строфантин?
– Это лекарство, похожее на дигиталис, но гораздо сильнее.
– А почему вы спросили о сердечном заболевании?
– Дело в том, что оба лекарства используются в терапевтическом лечении сердечных заболеваний. Дигиталис – перорально, строфантин – внутримышечно и внутривенно. Обычная доза очень мала.
– Вы говорите о строфантине?
– Да.
– А он применяется в таблетках или капсулах?
– Сомневаюсь. Несколько лет назад его выпускали в таблетках, но с тех пор его заменили другими лекарствами. Честно говоря, не знаю врачей, которые прописывали бы его сейчас.
– Что вы имеете в виду?
– При ритмических или структурных нарушениях сердечной мышцы обычно прописывают дигиталис. Но строфантин... – Блейни покачал головой.
– А почему не строфантин?
– Я не говорю, что он никогда не используется. Я говорю, он используется редко. Больничная аптека получает на него заказ один раз в пять лет. Врач пропишет его, только если он хочет немедленного результата. Он действует гораздо быстрее дигиталиса. – Блейни помолчал. – Вы уверены, что у этого человека сердце не болело?
– Абсолютно. – Карелла поколебался немного, а затем сказал: – В каком виде строфантин выпускают сейчас?
– Как правило, в ампулах.
– В жидком?
– Да, в готовом для инъекций. Вы видели пенициллин в ампулах? Похоже на это.
– А в виде порошка его выпускают?
– Возможно, да.
– Какого порошка?
– Белого кристаллического. Но я сомневаюсь, что какая-либо аптека, даже больничная аптека, держит этот порошок. Он может найтись в одной или двух, но очень редко.
– Какова смертельная доза? – спросил Карелла.
– Количество свыше миллиграмма считается опасным. Это одна тысячная грамма. Сравните со смертельной дозой дигиталиса, равной двум с половиной граммов, и вы поймете, что я имею в виду, когда говорю о порошке.
– Какую дозу получил Джиффорд?
– Точно сказать не могу. Большая часть его, конечно, уже впиталась, иначе бы он не умер. Нелегко извлечь строфантин из организма. Он очень быстро впитывается и легко разрушается. Я могу только предположить.
– Пожалуйста, – сказал Мейер.
– Судя по результатам количественного анализа я думаю, он проглотил не менее двух гранов.
– Это много? – спросил Мейер.
– Это в сто тридцать раз больше смертельной дозы.
– Что?
– Симптомы должны были проявиться немедленно, – сказал Блейни. – Тошнота, рвота и, в конце концов, судороги.
В коридоре на несколько мгновений наступила тишина. Затем Карелла спросил:
– Что вы имеете в виду под словом “немедленно”?
Блейни удивленно переспросил:
– Немедленно? Что еще значит немедленно, кроме немедленно? Если предположить, что яд был введен...
– Он был перед камерой, видимо, минут десять, – сказал Карелла, – и камера ни на секунду не теряла его из поля зрения. Он, естественно, не...
– Это было в точности семь минут и семнадцать секунд, – поправил его Мейер.
– Сколько бы ни было, укола строфантина он не получал.
Блейни пожал плечами.
– Тогда, может быть, яд был проглочен.
– Как?
– Ну... – Блейни колебался. – Предположим, что он разбил ампулу и выпил содержимое.
– Нет, этого не было. Он все время был на виду. А вы сказали, что после такой дозы симптомы проявляются немедленно.
– Может, и не столь мгновенно, если он проглотил лекарство. Мы не слишком много знаем о пероральных дозах. В опыте с кроликами сорок внутримышечных и восемьдесят внутривенных доз смертельны при приеме внутрь через рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23