– Ты какой-то странный? – говорит Анжела, а я стараюсь не слышать ее слов, иначе мы точно перевернемся на скорости 170 км/час.
– Ты можешь ехать помедленнее? – опять говорит она, а мне слышится: ты можешь делать это помедленнее?
Порноактрисы такие странные, должен заметить. Почему всех так возбуждают эти здоровенные груди, накачанные силиконом, и пошлые рты в форме буквы «О»? Я ведь такой же, как и остальные, меня тоже это все возбуждает, особенно после коньяка. Единственное оставшееся – это давить на газ и надеяться, что сегодня звезды сошлись удачно. Мимо проносятся встречные машины, а я забыл, левостороннее или правостороннее движение в России. Сергей не отстает, но уже не мигает. Как бы мне хотелось сейчас оказаться в городе под названием Рейкьявик. Там зеленая трава, огромные луга и спокойствие. Можно целыми днями сидеть на крыльце деревенского домика и курить трубку. Можно часами ходить по склонам в поисках неизведанных никем мест и прекрасных заливных полей. Можно прижаться щекой к скале и слушать пение природы. Но вместо этого я вынужден со свистом шин парковаться перед «Троекуровым», ударившись бампером о ступеньки крыльца, и бежать изо всех сил внутрь, чтобы не завалить Анжелу прямо в машине.
На входе стоит Маша Кокаинщица и говорит:
– Саша, ты чего?
Ее туманный взгляд приводит меня в чувство. Спустя две минуты я, уже сидя за столом, смеюсь над своим поведением. Вот ведь дурак, а? Сергей, расположившийся слева, соглашается. По его мнению, мне не следовало садиться за руль в таком состоянии. Я обещаю, что подобное больше не повторится, но есть одна проблема: Анжела решила сесть справа, и ее рука уже лежит у меня на ноге. Надеюсь, это незаметно остальным.
Кто-то говорит, что Суриков был верным другом. Мы выпиваем первую рюмку. Потом кто-то говорит, что Суриков умер слишком рано. Мы выпиваем вторую рюмку. Потом кто-то говорит, что Суриков был отличным семьянином (рука Анжелы все еще на мне). Мы выпиваем третью рюмку. Потом кто-то говорит, что Суриков навсегда остался в наших сердцах веселым и умным человеком. Мы выпиваем четвертую рюмку. Потом кто-то говорит, что неплохо было бы услышать речь Сергея, раз он обещал. Мы выпиваем пятую рюмку, и он поднимается.
Анжела, тем временем, шепчет мне на ухо:
– Я хочу тебя, – и клянусь, что вместо этих слов я предпочел бы сейчас услышать детальное доказательство теоремы Пифагора или хотя бы декларацию независимости США.
Рука Анжелы движется вверх по моей ноге, а Сергей начинает свою речь:
– Итак, я подписываюсь под всем, что тут уже было сказано, но также хочу добавить и кое-что от себя.
Я стараюсь не замечать движений, которые происходят в районе моего паха, но это ой как сложно сделать. Все завязано на инстинктах и рефлексах – с ними невозможно бороться. Зато можно убить потенцию алкоголем, поэтому я, не дожидаясь окончания речи Сергея, выпиваю шестую рюмку. Не помогает.
– Аркаша был одним из лучших, – продолжает Сергей. – Он всегда все понимал, всем помогал. Я не знаю человека открытее, чем наш общий друг. Да, я готов мириться со всей несправедливостью в мире, но только не с этой.
Черт возьми, а он неплохо подготовился! Все выпивают шестую рюмку, а я – седьмую, и тут же следом восьмую и девятую. Никто не замечает моего рвения слечь от алкогольного токсикоза, кроме Анжелы. Она сильно обеспокоена этим фактом и говорит:
– Много не пей, – и, сжимая мне яйца: иначе ничего не получится.
– Мы только что похоронили Аркашу, – говорю наконец я. – Как ты можешь? Я не собираюсь предавать друга!
Подумать только, я пытаюсь взывать к совести бывшей порноактрисы, которая сквозь брюки массирует мой член.
– Мне очень плохо без него, – с грустью шепчет мне на ухо Анжела. – Мне так больно, Саша. Ты понимаешь, у меня убили мужа…
И тут я действительно все понимаю. Бывшей порноактрисе Анжеле, которая большую часть жизни провела, стоя раком перед камерой, проще утопить горечь утраты в сексе, чем в чем-то еще. Поэтому я сдаюсь, ведь стоит иногда жертвовать собой ради блага других.
15
Мы спинами выбиваем входную дверь и валимся на пол прихожей. Я плохо понимаю, где нахожусь, но, должно быть, это дом Сурикова. Анжела сказала, что Сонечка ночует у бабушки, поэтому мы можем приехать сюда. Все видели, что именно я увожу вдову Сурикова с поминок, также они видели ее руку, крепко сжимающую мою задницу, но водка была выпита вся, так что никто ничего не запомнит, ручаюсь. Я бы тоже хотел все забыть и оказаться в Тибете. Сидеть на огромных ступенях какого-нибудь величественного храма, созерцать себя изнутри.
Я слышал очень много рассказов об этом удивительном месте, Тибете. Именно там находится гора Джомолунгма (другое название – Эверест). Люди, посетившие эту страну, в один голос хвалят главную национальную пищу Тибета, обжаренную ячменную муку цампу и тибетское пиво – чай с солью и маслом. Вся фауна Тибета исключительно уникальная: тибетская антилопа, тибетский аргали, голубая овца, тибетская газель, красная панда, красная утка, большая хохлатая поганка. Тибет – это одна из наших самых больших иллюзий. Думая об этой стране, мы подразумеваем просвещение, умиротворение, но совсем забываем о нескольких миллионах умирающих с голоду крестьян. Да, я бы хотел сидеть на берегу Цонгонпо или Намцо – это два крупнейших тибетских озера – и держать за руку одну из этих милых красных панд. Нам было бы о чем поговорить.
Анжела говорит, что надо закрыть дверь, и я послушно это делаю. Она, тем временем, ползком перебирается в соседнюю комнату – ту, в которой нашли мертвого Сурикова. Мы не можем ходить, в наших желудках в общей сложности булькает около полутора литров водки. Я удивляюсь, как вообще смог доехать сюда на машине, а затем ползу следом, вспоминая, что меня немного привела в чувство жирная дорога кокаина из сумочки Маши Кокаинщицы. Вот такие они современные поминки, черт возьми!
Включается музыка, что-то из Моцарта. Я хватаю Анжелу за ляжку, а перед глазами развивается национальный флаг Тибета: гора с двумя снежными львами, шестью красными и шестью синими лучами, расходящимися от солнца. Я вижу в этом определенный символизм и облизываю ногу своей партнерши. Мы словно два снежных льва падаем в объятия друг друга, срывая одежду и оставляя на телах засосы.
Вдруг на меня накатывает волна мальчишеского сумасбродства: я думаю, а почему бы теперь не жениться на Анжеле. У нее такие умелые руки, она так приятно ими гладит мою спину, что в ту же секунду слышен мой голос:
– Анжела, ты выйдешь за меня?
Она смеется в ответ и стягивает с меня рубашку. А я продолжаю нести чушь:
– Вам ведь с Соней нужен мужчина, который бы о вас заботился и оберегал.
Я чувствую, как руки Анжелы пальпируют мне брюшную область, и она говорит:
– Не будь дураком, я все еще люблю Аркашу, – начинает бороться с мои ремнем и продолжает: это только на одну ночь, так что не сбивай меня с настроя.
Да, не будь дураком, Саша. У тебя ведь уже есть жена, и тебе ее вполне хватает. Но так приятно иногда поддаться еще оставшемуся где-то на окраинах души задору романтизма. Мои руки мнут крепкую задницу Анжелы, а я не перестаю думать о стремительной, как время до расстрела, реке Брахмапутра, которая несет меня к красному закату и пурпурным облакам Тибета. Я снова говорю, уж не знаю и зачем:
– Анжела, ты выйдешь за меня?
Ремень повержен, и теперь мягкая рука Анжелы яростно массирует мой член. Кажется, что она собирается оскопить меня и говорит:
– Да, если это тебя возбудит, и мы наконец займемся делом.
В этом нет никакой необходимости, думаю, я и так похож на солдатика с оловянным. За окном раздается раскат грома, хотя ранней весной еще не бывает гроз. Это лишь мое воображение добавляет драматизма в (и без того, замечу) инфернальную сцену соития. Я разрываю платье Анжелы, обнажая ее огромную грудь. Она покачивается вверх-вниз, словно резиновая. В таком ракурсе моя партнерша походит больше на куклу Барби для взрослых. Я бы никогда не взял ее с собой в Тибет, бесполезно.
Анжела говорит:
– Давай стоя, – она стонет и добавляет: возьми меня у стены.
Я не способен ни на что большее, чем классическая миссионерская позиция, и говорю об этом Анжеле. Та в ответ:
– Плевать! Давай уже начинай!
Не так быстро, моя дорогая. Вначале я вдоволь налижусь твоей груди, бедер, живота, шеи, а уж потом мы сольемся, если, конечно, к этому моменту я не усну. Это был бы идеальный вариант: не смочь по причине усталости. Но твой указательный палец в моем анусе не дает мне закрыть глаза даже на мгновение. Слышится второй раскат грома – это мое воображение рисует масляными красками любовную сцену из бразильского сериала, и тут я вспоминаю, что лежу на том самом месте, где несколько дней назад рубили финским топориком моего друга. Будь чуть трезвее, я бы испугался недоброй приметы: не спи с женой покойника на месте его смерти, – но в данный момент единственное, чем я могу заниматься, – это искать рукой трусики под платьем Анжелы.
Тибет находится между Индией, Непалом, Бирмой и Китаем, а я нахожусь между двумя длинными ногами Анжелы. Мой член уперся в ее каменную лобковую кость, и я пытаюсь попасть в цель. С третьего раза мне это удается. Я слышу стон.
– Давай, – командует Анжела, и, признаюсь, у меня нет другого выхода. Внутри Анжела такая же приятная, как и снаружи, хотя это лишь мое предположение, так как алкоголь не дает мне возможности почувствовать хоть что-то. Он лишь водит мной туда-сюда. Анжеле лучше: она постоянно стонет и изредка покрикивает. Предполагаю, что такое поведение может оказаться имитацией, но мне приятно осознавать, что я вынуждаю бывшую порноактрису издавать хоть какие-то звуки.
– Быстрее, – продолжает говорить Анжела, но я и так делаю все, что могу.
Одновременно у меня начинают болеть внутренние органы. На Тибете считают, что причины всех явлений, в том числе и болезней, связаны с умом: почки болят от страха, печень – от раздражения, легкие – от тоски – вот они чувства, которые сейчас гложут меня, как будто я – куриная кость.
Музыка Моцарта нагнетает давление на меня, а я нагнетаю давление на Анжелу, и в этот момент все меркнет. Я хлопаю глазами и не понимаю, что происходит. Это как нанюхаться клея: проваливаешься в черную пустоту, из которой выхода нет. Я сейчас похож на рыбу, когда жадно глотаю ртом воздух, но даже он отсутствует в этой пустоте. Она кажется приятной, но только не на слух. Вокруг абсолютно тихо: не слышно ни музыки Моцарта, не стонов и вздохов Анжелы, ни хлюпанья наших половых органов – все исчезло. Никто не знает, что такое абсолютная тишина. Ее просто не существует в природе, но тем не менее она сейчас рядом со мной, а я в ней.
Неужели я умер, думается мне. Вполне возможно, кокаин, смешавшийся с алкоголем и сексом, помог сердцу остановиться. Так умирали многие известные люди, даже не собираюсь перечислять – список очень длинный. Где-то наверняка есть мир, куда отправляются все погибшие от наркотиков рок-звезды. Диснейленд – очень подходящее название для такого места. Несложно представить, как оба Джимми – Хендрикс и Моррисон – с белыми носами гоняют на американских горках и выкрикивают слоган нового времени: «Only Coca!». Они похожи на белых медведей из рекламы газированного прохладительного напитка. Я видел такую карикатуру в Интернете.
Пустота становится объемной, обнимает меня за плечи. Я пытаюсь схватить ее, выбрасываю руки вперед. Сквозь черное ничто начинают просачиваться крики Анжелы:
– Давай, давай, давай!
Оказывается, все это время я не прекращал своих движений телом и практически довел ее до оргазма. Я чувствую, как кожа на моей спине лопается от острых ногтей Анжелы. Не хочу, чтобы Татьяна увидела следы сегодняшней оргии, и пытаюсь сказать:
– Только не царапай спину, – но, находясь в пустоте, я не могу произнести и слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35