А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Прончатов лежит на небольшой кушетке, думает о разной разности, так как всего несколько минут назад говорил по телефону с заведующим промышленным отделом обкома Цыцарем.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СКАЗА О НАСТОЯЩЕМ…
Олег Олегович поднялся наконец с кушетки, вяло подошел к дверям, взявшись за ручку, замер. Прошло несколько секунд, не более, — стоял у порога кабинета другой Прончатов. Он негнущейся рукой рванул дверь, энергичным шагом вышел в кабинет, небрежно — мизинцем — надавил белую кнопку.
— Было три звонка, — доложила Людмила Яковлевна. — Звонил Пиковский леспромхоз, второй секретарь райкома Гудкин и Поляков.
— Чаусова, да поскорее! В район…
Через десять минут у крыльца стояла тройка, запряженная в легкую тележку. Гошка Чаусов в кожаных рукавицах, натягивая вожжи, зычно кричал: «Не балуй!» Лежал на тележке цветной ковер, на лошадях разноцветилась праздничная сбруя, под дугой у коренника ждал своего времени колокольчик. Полуденное солнце цеплялось за маковку церкви, белесое небо было покрыто сиреневыми точечками и вращающимися бордовыми кругами.
— Пошел! — выдохнул Прончатов.
IX
Нигде не сбавляя иноходной рыси, прогрохотав досками мостика, тройка выскочила на взлобок горушки, сглотнула четыре километра по прямой, потом, загибая крутую дугу, обежала травянистый холм, и на седьмом километре открылся деревянный город Пашево. Перво-наперво стояла на краю деревянная тюрьма, похожая из-за решетчатых наоконников и башенок на замок; за тюрьмой пошли белые особнячки, за ними начали изгибаться по профилю дороги двухэтажные брусчатые дома образца тридцатых годов, а уж за ними бешеные колеса торжествующе застучали по деревянной мостовой, на двух сторонах которой локоть в локоть, лицо в лицо стояли районные учреждения: райфо, райсельхозуправление, райпотребсоюз, райисполком, райзаготконтора, райплан, райком и так далее.
Тройка совершила последний головокружительный разворот по торцовой мостовой, остановленная могучими руками Гошки Чаусова, замерла у зеленого липового островка, живущего обособленно от города и окружающего пейзажа. Хотя липы стояли густо, сквозь них все равно просвечивал белый двухэтажный дом — Пашевский райком партии. К нему вела асфальтовая дорожка, по сторонам ее стояли парковые зеленые скамейки, вход в райком был увит северным плющом, похожим на виноград; мало того, среди лип можно было заметить южные кустики с малиновыми цветами.
Постукивая каблуками по асфальту, с наслаждением прислушиваясь к этому цивилизованному звуку, Прончатов поднялся на зеленое крыльцо, с которого попал в прохладный коридор, ведущий прямо к дверям приемной первого и второго секретарей. Ни на секундочку не задержавшись, он проник в уютную приемную, остановившись в дверях, шутливо покашлял.
— Олег Олегович! — вскрикнула сидящая здесь женщина и оживленно поднялась. — Олег!
Звали ее Тамара Нехамова, была она третьей дочерью знаменитого старика и когда-то училась вместе с Прончатовым, которому сейчас так обрадовалась, точно не видела его много лет.
— Здорово, Тамара! — дружески ответил Олег Олегович.
Они оглядывали друг друга с той бесцеремонностью и простотой, которая свойственна друзьям детства. Таких близких людей, как Тамара Нехамова, в Тагаре оставалось уж немного, и Прончатов испытывал удовольствие оттого, что стоял подле женщины. Она знала Олега с младых ногтей, никаких тайн в Прончатове для Тамары не было, и он сделался на ее глазах таким, каким бывал в молодые годы. Если бы сейчас кто-нибудь посторонний посмотрел на Олега Олеговича, то увидел бы незамысловатого деревенского парня — так он помолодел и опростился.
— Ты к Сердюку или к Леониду? — спросила Тамара Нехамова. — Оба у себя.
Она назвала второго секретаря райкома Гудкина по имени потому, что в десятом классе будущий райкомовский секретарь сидел за соседней партой, отставая в литературе, пользовался Тамариными сочинениями, а Тамара списывала у него задачи. Позади них посиживал Олег Прончатов, пускал бумажных голубей и списывал у обоих: он был довольно ленив в школе.
— К Леониду! — ответил Олег Олегович и спросил: — Ты чего?
Не отвечая на вопрос Прончатова, Тамара показала пальцем на свой стол, понизив голос, интимно шепнула:
— Прочти!
На бумаге с грифом «Пашевский райком КПСС» было напечатано письмо первого секретаря райкома Сердюка к первому секретарю обкома. Черным по белому было написано, что Пашевский районный комитет КПСС считает возможным назначить директором Тагарской сплавной конторы Прончатова Олега Олеговича, исходя из того объективного положения, что Прончатов Олег Олегович обладает большими организаторскими способностями, имея высшее образование, работая на должности главного инженера, активно способствовал дальнейшему развитию технического прогресса, будучи уроженцем Тагара, прекрасно знает местные условия, а также энергичен, работоспособен, принимает активное участие в деятельности партийной организации.
В следующих абзацах высказывалась мысль о том, что, выполняя решения XX съезда КПСС, надо смелее выдвигать на руководящие должности молодых специалистов. А еще ниже было сказано: «Проводя серьезную работу с руководящими кадрами районных предприятий, учреждений, строек, колхозов и совхозов, Пашевский райком КПСС, рекомендуя на должность директора Тагарской сплавной конторы Прончатова О.О., собирается и впредь вести с ним большую воспитательную работу, направленную на укрепление личной дисциплины и ликвидацию таких недостатков в характере, как самолюбование, зазнайство, поспешность в принятии некоторых решений. Пашевский райком недостатки в характере Прончатова О. О. считает недостатками роста и примет все меры для того, чтобы новый директор работал в тесном контакте с партийной и профсоюзной организациями, чтобы все важные решения принимались на основе коллегиальности».
— Лихо! — сказал Прончатов. — Сегодня отправляешь?
— Отправляю! — ответила Тамара и опять шепнула: — Отец приезжал в райком! Прошел к Сердюку и грохнул кулаком по столу: «Надо в директора Прончатова!» Чем ты купил папаню, Олежка?
Переглядываясь с Прончатовым, радуясь его приходу, Тамара Нехамова меж тем подошла к дверям кабинета, хотела уж было открыть их, как остановилась, и что-то изменилось в ее лице. Оно вдруг приобрело грустное выражение, глаза стали по-матерински тревожными; Тамара уже глядела на Прончатова исподлобья, руки деревенским движением сложила под грудью. Потом она покачала головой и бабьим грудным голосом сказала:
— Ну, иди, иди к Леониду…
Пока она говорила это, Прончатов уже успел открыть дверь в кабинет второго секретаря, занес ногу за двойной порог, и потому у него не было времени разобраться в том, что произошло с Тамарой Нехамовой. Будь бы у него свободная минута, он бы насторожился, но времени не было, так как секретарь райкома Гудкин уже поднимался навстречу. И Прончатов быстро подошел к нему, дружески хлопнув ладонью по плечу, сказал:
— Здорово, Ленька!
Узнав Прончатова, секретарь райкома недовольно поморщился, почувствовав удар по плечу, по-заячьи нервно дернул верхней губой. У Леонида Гудкина было все, что требовалось секретарю райкома: высокий лоб с залысинами, представительная фигура, твердые губы; и все это сейчас было направлено против Прончатова. Лоб нахмурился, губы скривились, фигура выражала негодование.
— Остолоп! — с ненавистью сказал Гудкин. — Мы добиваемся твоего назначения директором, Сердюк час назад схлестнулся с Цыцарем, скоро приезжает Цукасов, а ты разводишь шашни! — Он засопел. — Мы заботимся о тебе, а все Пашево и Тагар болтают о твоем романе с племянницей Полякова.
— Ленька! — тихо сказал Прончатов. — Слушай, Ленька…
Под ногами Прончатова цвел экзотическими цветами китайский ковер, бил ему в глаза солнечный зайчик от книжного шкафа, гордая прядь на лбу распрямилась, перестав быть колечком.
— Ты чего? — удивленно спросил Гудкин, стараясь заглянуть в склоненное прончатовское лицо. — Врут, что ли?
— Конечно! — совсем тихо ответил Прончатов. — Я эту племянницу только издалека два раза видел…
Он хотел еще что-то добавить, но раздумал и только огорченно махнул рукой, словно хотел сказать: «Словами не поможешь!»
Потом он мягко посмотрел на секретаря райкома.
— Какая же сволочь набрехала? — зло сказал Гудкин. — Слушай, Олег, если найти источник дезинформации… — Он тоже не договорил, а только выругался: — Ач, черт побери! Вот мне небось не припишут племянницу… никто не поверит.
Олег Олегович поднял голову, покусав нижнюю губу, стал глядеть, как по липовому саду, прихрамывая, идет старик с метлой. Звали его Касьяныч, много лет назад он бригадирствовал в колхозе прончатовского отца, потом пошел на войну, потерял руку, охромел на левую ногу. «Надо как-нибудь зайти к нему», — подумал Олег Олегович и вздохнул.
— Ты прав, Гудок! — сказал он. — Тебе племянницу не припишут. От тебя всегда ладаном пахло, а я… — Он опустил голову. — Я давно руководил бы трестом, если бы походил на старика Касьяныча.
— Не хвастайся!
— Я не хвастаюсь, Гудок! — опять грустно сказал Прончатов. — Ты же знаешь, что я привязан к Ленке, не желаю себе лучшей жены, проживу с ней, банально выражаясь, до гробовой доски.
Старик Касьяныч начал подметать асфальтовую дорожку. Единственной своей рукой он обвил черешок метлы, деревянную ногу выставил вперед, зрячий глаз искоса навел на асфальт — и пошла писать губерния! Словно постукивающий и шуршащий механизм, состоящий сплошь из шарнирных соединений, Касьяныч споро продвигался вперед, оставляя за собой вычищенный до блеска асфальт. Железно шуршала метла, методично постукивала деревяшка, бренчали неснимаемые медали на груди…
— Черт с тобой, Олег, живи как хочешь! — опять обозлился Гудкин. — Что у тебя произошло с Цыцарем?
Милая ты моя деревня, родной ты мой Пашевский район! Двух часов не прошло с той минуты, как Прончатов разговаривал по телефону с заведующим отделом обкома, а Гудкин уже знает о ссоре. Ну хоть связывай руки, зашивай рот…
— Поругался! — задумчиво сказал Прончатов. — Решил ускорить события!
— Идиот!
Гудкин выругался, но лицо у него оставалось спокойным. Мало того, секретарь райкома неторопливо положил подбородок на руки, прищурившись, стал глядеть на стол с таким видом, точно перед ним была шахматная доска, а он разыгрывал труднейшую партию. У него действительно был громадный лоб, мудрый изгиб губ. Гудкин напряженно молчал, а Прончатов терпеливо ждал. «На Леньку можно положиться!» — мирно размышлял Олег Олегович.
Минут через пять Гудкин как бы очнулся — он потряс головой, хлопнув ладонью по столу, удовлетворенно ухмыльнулся.
— Ты прав, Олег! — сказал он. — Пора объявлять Цыцарю войну!
Гудкин энергично вышел из-за стола, Прончатов тоже поднялся; они подошли к окну, раскуривая папиросы, обменялись многозначительными взглядами. Затем Прончатов сквозь зубы спросил:
— Вишняков написал жалобу на меня?
— Ого-го какую!
Они стояли друг против друга; даже со стороны было видно, как они дружны, крепко-накрепко связаны одной судьбой и одной работой, как они уверены в обоюдной дружбе. Им для общения требовалось очень мало слов, порой хватало взгляда, движения, жеста. Еще через несколько секунд они сдержанно улыбнулись друг другу, затем, не сговариваясь, вернулись к столу.
— Вишняков бьет хитро, — безмятежно сказал Гудкин. — О сплетне ни слова, зато две страницы о коллегиальности. Нужно отдать ему должное — факт с партийным собранием хорош! Кстати, почему ты не выполнил решение?
— Глупейшее решение! — тоже спокойно ответил Прончатов. — Вишняков хотел, чтобы на рейде ежесуточно дежурили молодые инженеры. А мне от них нужна мозговая работа…
— Тем не менее факт играет… — Гудкин вдруг засмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38